По Сиреневому полю

Месть — это слабых душ наследство, В груди достойного ему не место Карл Теодор Кёрнер

      Небо с самого утра было затянуто плотными тучами, предвещая скорый ливень. Недавно царившее в Стамбуле тепло наступившей весны затмила собой череда бесконечных дождей. Грозовые облака, словно ущимлённые странники, держали в плену солнце, даже с первой зарёй не позволяя его лучам коснуться сухой земли. Серый горизонт отливал золотом, подсвеченный скрытым за тучами ясным светилом, и иногда дрожал от бушующей где-то в его глубине неистовой бури. Гроза собиралась уже несколько дней, далёкими раскатами грома сотрясая небо, но пока что над городом проливался только безобидный дождь. Всю последнюю неделю тяжёлые капли непрерывно стучали по крышам домов, заливали улицы, собираясь в огромные лужи. Крайняя часть столицы, находившаяся в самой низине, была почти полностью затоплена.       К дождю Эстер относилась менее пренебрежительно, чем к снегу и холоду, но всё равно не особо обрадовалась такой перемене в погоде. Зачастую ливни шли с утра до вечера, так что возможность потренироваться с Матракчи в Дворцовом саду раз за разом отпадала. Вдобавок она не могла посещать конюшню, чтобы пообщаться с Рустемом, чьё одиночество до боли в груди сжимало ей сердце и заставляло чувствовать непонятную тоску. Бали-бею Эстер никак не обмолвилась о сложившихся между ней и конюхом отношениях, но не сомневалась, что отец наверняка обо всём знает без неё. После его жестокого предательства девушка не горела желанием даже видеть его, а разговаривать так тем более. Отец сам уничтожил взаимное доверие между ними, и Эстер не упускала шанса напомнить ему об этом, чтобы вынудить его испытывать хотя бы муки совести. Однако Бали-бей держался с присущей ему уверенностью и без всякого стыда смотрел ей в глаза, чем вызывал у неё ещё больше презрения.       Всё-таки выдался один ясный день, когда дождя не было, но на небе по-прежнему висели несущие бурю облака. Эстер с ранья отправилась в сад, не теряя ни минуты драгоценного времени, и то и дело с беспокойством поглядывала вверх, опасаясь, как бы внезапный ливень не застал её врасплох. К счастью, сегодня погода благоволила ей, поэтому земля оставалась сухой до полудня, а тучи не пролили ни капли. Вместе с Матракчи Эстер наконец-то сумела нормально позаниматься, с прежним восторгом размахивая саблей и совершенствуя свой новый талант. Наставник не без гордости отметил, что мастерство девушки растёт довольно быстро, и слепота нисколько не мешает ей сражаться наравне с обычными зрячими воинами. Мыслями Эстер всё чаще возвращалась к Рустему, который потерял свой пост из-за полученной когда-то травмы. За короткий промежуток времени она успела привязаться к скромному конюху и теперь напряжённо думала, каким образом она могла бы ему помочь. Первым делом ей необходимо поговорить с Сулейманом, уповая на его справедливость и великодушие. Может быть, повелитель захочет вновь видеть своего бывшего визиря подле себя, и Рустем заживёт как раньше. Но если ничего не получится, Эстер сделает всё сама, своими силами, чего бы ей это не стоило.       Вскоре после полудня Матракчи отпустил её домой, сопротивляясь настойчивым уговорам девушки задержаться на поляне подольше. Эстер пришлось смириться с излишней заботливостью наставника, беспокоющегося за то, что она рискует попасть под дождь и промокнуть до нитки. Разумеется, ей такой расклад тоже не особо нравился, и она уступила Матракчи, пообещав ему, что доберётся до дома прежде, чем первая капля коснётся земли.       Со скоростью ветра Эстер мчалась вниз по склону к городу навстречу штормовым порывам, немилосердно терзающим её одежду. Дорогу от столицы до Дворца она уже выучила и вовсе не тревожилась, что может споткнуться или куда-то врезаться. А вот лабиринты внутри самого Стамбула всё ещё представляли для неё сложность, поскольку чуть ли ни на каждом углу стоял чей-нибудь дом, а переулки сплетались между собой в такие дебри, что даже зрячий легко бы в них заблудился. Эстер искала толпу людей, идущих в одном направлении, и просто пристраивалась к ним, следуя общему потоку. Некоторые жители, замечающие её особенность, провожали девушку любопытными взглядами, кто-то предлагал ей свою бескорыстную помощь, но Эстер всегда отказывалась, предпочитая действовать в одиночку. Будучи в походе она привыкла передвигаться самостоятельно, независимо от чьей-либо поддержки. Пусть родной город отныне стал ей чужим, скоро Эстер обязательно научиться ориентироваться в нём, но для этого ей нужно преодолевать этот путь одной.       Казалось, прошла целая вечность, пока Эстер добиралась до дома. Переступив наконец порог, она почувствовала тяжёлую усталость, за последние дни ставушую её постоянным спутником. Тренировки и то не изматывали её так сильно, как прогулка от дома до Дворца и обратно. В ушах больше не появлялся надоедливый звон, вызванный большой нагрузкой на слух, но голова ужасно болела, будто Эстер получила оглушительный удар. В полном безмолвии она терпела, не смея жаловаться родителям или вообще подавать вид, что ей нездоровится. Бедная Армин и так едва не сошла с ума от горя, когда узнала о слепоте дочери, так что волновать её своими недугами девушка не собиралась.       Едва оказавшись в прихожей, Эстер услышала суетливые шаги матери по полу, перебегающие из одного угла в другой, словно она что-то искала. Настороженно нахмурившись, девушка немного постояла в коридоре, а потом всё-таки осмелилась войти. Шаги тут же стихли, и на неё уставилась пара карих, светящихся нежностью глаз.       — Эстер, милая, привет, — с щемящей лаской улыбнулась Армин, мгновенно окутав переливами своего голоса скованное напряжением тело Эстер. — Не ждала тебя так рано.       — Привет, мам, — через силу выдавила девушка, ощутив вставший поперёк горла ком. До сих пор разговор с матерью наедине давался ей с огромным трудом, хотя в поведении Армин ничего не изменилось. Она осталась всё такой же заботливой и мягкой, бесконечно любящей свою дочь. Вот только в её прежней любви Эстер начала сомневаться. — Так получилось. Надеюсь, я не помешала тебе.       Повисла мучительная пауза, в молчании которой Эстер отчётливо слышала каждый стук своего обливающегося кровью сердца. Она прекрасно понимала, что мать даже смотреть на неё не в силах, ведь внешний вид дочери беспощадно напоминает ей о произошедшей трагедии. Как долго Армин будет отправляться от этого сокрушительного удара судьбы? Сможет ли она когда-нибудь принять Эстер такой, какой она стала?       — Я хочу сходить на рынок, — поделилась с ней мать, разрушив пугающую пелену мрачных мыслей в сознании девушки. — А ты отдыхай, ладно?       — Я могу пойти с тобой, — в надежде предложила Эстер, не обращая внимание на то, что её натруженные мышцы протестующие взвыли.       Мать приблизилась к ней вплотную, так, что девушка поймала знакомый запах лаванды, и пригладила хрупкой ладонью её растрёпанные волосы.       — Не стоит, дорогая, — проворковала Армин, и её дребезжащий голос полоснул сердце Эстер больнее вражеского оружия. — Ты устала, едва на ногах держишься. Отдохни.       У неё отсутствовали и силы, и желание спорить с матерью, поэтому она лишь коротко кивнула и обошла её, устремляясь к лестнице. Любое слово, сказанное ей этим разбитым голосом, принадлежащим самому близкому для неё человеку, с лёгкостью было способно пробить её на невольные слёзы.       Дверь со скрипом захлопнулась за спиной ушедшей Армин, и дом погрузился в скорбную тишину. Однако Эстер всего-то выжидала подходящий момент, чтобы выбраться на улицу вслед за матерью и догнать её. Угрызения совести невыносимо терзали её и без того израненную душу, и единственным способом закончить страдания являлся откровенный диалог между ней и Армин. Что-то подсказывало Эстер, что она должна побороть необоснованный страх и объясниться, попросить прощение, если это поможет матери справиться с горем. Ради прежней, искренней улыбки Армин Эстер была готова на всё.       Отсчитав про себя до тридцати, Эстер бросилась к двери и мгновение спустя очутилась на улице. Армин уже давно затерялась где-то в толпе, город как всегда переполнился торговцами и жителями, торопящимися закупиться необходимыми вещами, пока товар не исчез с прилавков. Уши девушки едва не свернулись в трубочку от навалившегося на них гула, но Эстер приказала себе терпеть и упрямо нырнула в самое полчище людей, смешавшись с толпой. Уверенность в том, что Армин находилась поблизости, овладела всем её существом и гнала вперёд, вынуждая врезаться в прохожих из-за лихорадочной спешки. Внезапно Эстер споткнулась об какой-то противный камень и налетела на идущего мимо человека, чуть не сбив его с ног.       — Простите, ради Аллаха, — протороторила девушка, мечтая провалиться сквозь землю от стыда. Щёки её пылали. — Я не хотела.       — Ох, детка, ничего страшного, — раздался рядом с ней знакомый хриплый голос, и Эстер узнала старую Гедже-хатун. — Куда ты так торопишься? Смотри, ещё упадёшь.       — Вы не видели мою маму? — с замиранием сердца осведомилась девушка, слишком поздно осознав, что её вопрос прозвучал так, словно она маленькая потерявшаяся девочка.       В глазах Гедже, окружённых глубокими морщинами, промелькнуло удивление, и она на миг замялась.       — Ты знаешь, да, — вдруг отозвалась хатун, и Эстер встрепенулась. — Я видела её возле рынка. Иди прямо, потом повернёшь налево и попадёшь в узкий переулок. По-моему, Армин пошла туда.       — Спасибо Вам, Гедже-хатун! — вне себя от радости воскликнула Эстер. От облегчения у неё затряслись руки. — Храни Вас Аллах!       — И тебя, Менекше!       Распрощавшись с пожилой торговкой, девушка побежала вперёд, а затем замерла возле первого поворота. В памяти начали проясняться детали этой дороги, и вот она уже вспомнила тот самый переулок, по которому Армин часто срезала путь, чтобы быстрее добраться до рынка. Под бешеный трепет своего сердца и сбитое дыхание Эстер свернула на узкую улицу и дальше пошла шагом во избежании внезапных столкновений с тесно прижимающимися друг к другу стенами домов. Здесь, вдали от шумных горожан и потока чужих шагов, она сумела сосредоточиться на ощущениях, пытаясь уловить невесомые переступания Армин. Сперва у Эстер ничего не вышло, но когда она прошла несколько метров, задевая плечами грязные стены, чётко почувствовала одинокие шаги матери, неспешно идущей где-то впереди. Шаги постепенно отдалялись, поэтому Эстер прибавила темп, боясь потерять их.       Предвкушение, смешанное с облегчением, приятным теплом разлилось по груди Эстер при мысли о том, что вот-вот она догонит мать и скажет ей обо всём, что лежит у неё на душе. Нетерпение затмило собой здравый разум, заглушило все чувства, кроме дроби чужих шагов в глубине сознания. Но вдруг что-то резко изменилось, и Эстер застыла на месте в недоумении. На переулок вышел кто-то ещё. Кто-то, чья надменная, но лёгкая походка возбудила внутри неё обжигающий гнев. Кто-то, кого не следовало подпускать близко к своей семье.       Похолодев от нехорошего предчувствия, Эстер стремглав помчалась по переулку, с трудом переставляя одервенелые ноги. Как только шаги Армин и идущего за ней незнакомца остановились, девушка тоже замерла и спряталась за углом ближайшего здания, приготовившись слушать.       Посреди узкого переулка друг против друга стояли испуганная Армин и разъярённая Михримах Султан с гневным огнём, пылающим в её зелёных глазах. Госпожа притеснила женщину к стене, смотря на её так, точно одним только взглядом хотела пригвоздить её к земле. Когда она заговорила, притаившаяся за углом Эстер без труда узнала голос дочери султана и поняла, что её догадки оправдались.       — Значит, ты и есть Армин, да? — зло прошипела Михримах, медленно наступая на застигнутую врасплох женщину. — Мерзкая тварь!       Армин прислонилась спиной к холодной стене и вжалась в неё, желая укрыться от пышущей гневом госпожи. Несмотря на охвативший её страх она встретила взор Михримах твёрдым взглядом.       — Придите в себя, хатун, — как можно спокойнее произнесла Армин, хотя в её тоне закипало негодование. — Вы не имеете права оскорблять меня.       Разумеется, Армин не могла знать, что разговаривает с самой дочерью повелителя, так как Михримах предусмотрительно переоделась в простую одежду, чтобы остаться незамеченной. Но Эстер была рядом и слышала каждое её слово, до последнего борясь с желанием накинуться на наглую девушку и задушить её собственными руками. Ей помешала непрошенная мысль о том, что Михримах сама того не ведая расскажет ей правду, и Эстер поймёт наконец, в чём кроется причина её неприязни.       Расчётливость Армин только сильнее взбесила госпожу, и она грубо схватила хатун за плечи, оторвав её от стены. Эстер болезненно поморщилась и впилась зубами в собственный кулак, сдерживая крик. До неё донёсся глухой стук тела о каменную поверхность, подсказавший девушке, что Михримах оттолкнула её мать от себя, а та врезалась в здание. По переулку разлетелся сдавленный стон Армин, от которого по телу Эстер пробежал зверский озноб.       — Прекратите, — почти с мольбой просипела её мать, поднимая на госпожу блестящие глаза. — Что я Вам сделала?       — Бесстыжая, ты ещё спрашиваешь! — рявкнула на неё Михримах, чей отравленный ненавистью голос напомнил Эстер дикий визг опасного хищника. — Это ты увела у меня Бали-бея, ты помешала ему полюбить меня! Ты забрала у меня моё счастье! Ты, порочное порождение преисподнии! Дьяволица!       Этого Эстер уже не собиралась терпеть. Она услышала всё, что хотела, теперь настало время платить по счетам.       Быстрее молнии она рванула к двум женщинам и неожиданно возникла прямо между ними как раз в тот момент, когда Михримах замахнулась рукой, намереваясь обрушить на беззащитную Армин мощную пощёчину. Эстер взметнула ладонь навстречу госпоже и остановила её руку, вцепившись мёртвой хваткой в её тонкое запястье. В спину ей ударил смертельный страх, исходивший от перепуганной матери, а в глазах защипало от едкой ярости и замешательства, излучаемого ошеломлённой Михримах. Обе не ожидали её появления, но если одна до безумия обрадовалась ему, то другая задохнулась от приступа злости.       — Ты! — презрительно выплюнула госпожа в непроницаемое лицо Эстер, но та и бровью не повела. — Тебя вообще не должно быть на этом свете, слышишь меня?! Бали-бей мой, он принадлежит мне!       Вопреки недавнему гневу, бушевавшему в её обожжённой огнём груди, Эстер не почувствовала ничего, за исключением ледяной ярости. Она смотрела в пустоту, туда, где подобно змеиным сверкали глаза Михримах, и всё больше понимала, что не может заставить себя злиться. Вместо этого она ощутила острую жалость.       — Вы заморались как никогда, госпожа моя, — холодно заговорила Эстер, удивляясь тому, настолько отстранённо прозвучал её голос. — Посмею дать Вам совет: держитесь подальше от меня и моей семьи. В противном случае, будете иметь дело со мной.       Михримах резко вывернула руку из цепкой хватки Эстер и несколько томительных секунд топталась на месте, прожигая её насквозь своим неистовым взором. Эстер знала, что госпожа больше не осмелится сказать что-либо в ответ, однако ошиблась. Прежде, чем сбежать, господская дочь бросила ей всего лишь одно слово:       — Кёр!       Удаляющиеся стремительные шаги Михримах вскоре расстаяли в воздухе, исчезнув среди манящей тишины переулка, а Эстер так и стояла, не шевелясь. Позади неё опасливо выдохнула Армин, всё это время напряжённо наблюдавшая за перепалкой дочери и госпожи. Вспомнив о матери, девушка часто заморгала, приводя себя в чувства, и медленно развернулась к Армин, стараясь удержаться от навернувшихся на глаза слёз.       — Мама, — почему-то надломленно прошелестела Эстер, не найдя в себе сил хоть как-то утешить напуганную мать. Горло сдавили рвущиеся наружу рыдания, не давая ей произнести ни звука.       Но Армин не нуждалась в объяснениях и молча обхватила руками плечи дочери, притягивая её к себе. Эстер не сопротивлялась и устало опустила голову на грудь матери, роняя бессшумные слёзы на её одежду. В голове всё звучало это позорное слово, которым нарекла её Михримах Султан. Что-то в сердце Эстер безнадёжно оборвалась, и в нём воцарилась пустота, такая же тёмная, как перед её слепыми глазами.       «Менекше больше нет. Она ушла навсегда и никогда не вернётся. Есть Кёр. Моё имя — Кёр».