Сиротам свойственно привязываться к людям, которые проявили к ним хоть толику участия Елена Малиновская «Найти кукловода»
Наконец-то в Стамбул пришла настоящая весна. Череда дождей закончилась, сырая земля, щедро политая потоками мощных ливней, постепенно высыхала, но такой обильной влаги ей хватило бы на все последующие жаркие дни. Подпитанные деревья будто стали зеленее и смело распустили к небу яркие кроны, словно хвастались друг перед другом, чьё убранство выглядит роскошнее и богаче. Солнце больше не пряталось и настойчиво, даже немного грубо ласкало землю тёплыми лучами, делая её горячей и сухой. Эта сухость вскоре поднималась в воздух, отравляя его и уничтожая свежесть, принесённую с моря прибрежными бризами. Лес благоухал, полностью довольный бесценными дарами природы, позволяющими ему показать себя во всей своей красе. А вот для города наступающая жара признавалась чуть ли не концом света, настолько безжалостно она порой обходилась с жителями столицы. Хоть местные уже давно привыкли к знойному лету и палящему солнцу, находились и те, кто был крайне недоволен такими изменениями в погоде. Рыночная площадь, конечно, из-за этого не опустела, с утра до вечера по ней по-прежнему блуждало множество людей. Всё-таки коренные жители Стамбула, знающие вдоль и поперёк все особенности его климата, больше радовались теплу и солнцу, чем холодной и снежной зиме. Город снова наводнился оживлёнными толпами торговцев и ремесленников, которые иногда покидали свои дома с первыми лучами зари, а возвращались в поздних сумерках. Эстер, последовав примеру большинства жителей столицы, прогуливалась по освещённому солнцем Стамбулу вот уже два или три часа подряд. Проснувшись на рассвете под мелодичные трели шаловливых птиц, она ушла из дома с целью провести весь день в городе и насладиться его щедрым теплом. Армин с восторгом поддержала эту идею, заявив, что если бы не домашние заботы, она бы не задумываясь присоединилась к дочери. Прошло чуть больше половины месяца с окончания похода, перевернувшего жизнь юной Эстер, и Армин наконец сумела справиться с горем и приняла испытания, возложенные справедливым Аллахом на её хрупкие плечи. Мать так же горячо и искренне любила свою единственную дочь, и даже слепота не могла очернить её светлое материнское сердце. Прежде, чем снова бродить по хитросплетениям улиц Стамбула и при этом не теряться в этих лабиринтах, Эстер потратила довольно много времени на изучение родной столицы и на то, чтобы восстановить в памяти знакомые с детства дороги. Начиная с малого, она посещала места, по которым так любила гулять будучи ребёнком, и словно на подсознательном уровне ступала туда, куда вела её память. Перед глазами у Эстер мелькали картины из прошлого, и она точно видела наяву каждый дом, каждый поворот переулков, где она провела практически всю свою детскую пору. Работа ей предстояла трудная и требующая огромного терпения, так что девушка готовилась затратить на это не один месяц, если вообще не целый год. Упрямая натура Эстер и её непоколебимое желание во что бы то ни стало довести дело до конца позволили ей исходить весь Стамбул от края до края всего за пару-тройку недель. Не обошлось и без неудач, потерпев которые Эстер нередко падала духом и даже всерьёз задумывалась над тем, чтобы пустить всё на самотёк. Многочисленные ушибы и ранки на различных местах её тела говорили о неизбежных падениях и столкновениях, но всё же она поддерживала себя как могла, убеждала и утешала, обещая, что ни за что не сдатся. Для неё было действительно важно доказать в первую очередь самой себе, что слепота не лишила её жизни, а наоборот подарила новую, более разнообразную и полную неизведанных прежде чувств. И её терпение было вознаграждено. Теперь, по прошествии всех этих тяжёлых и трудных недель, Эстер свободно расхаживала по городу среди обычных зрячих людей, особо не задумываясь, что происходит у неё под ногами, и нисколько не заботясь о любопытных взглядах, до сих пор иногда прожигающих огнём её спину. Ещё долго ей предстояло чувствовать гордость за себя и за своё упорство, получая несметное удовольствие от беззаботных гуляний по улицам столицы. Любой шаг Эстер был полон дерзкой уверенности, ни одна стена, внезапно выросшая у неё на пути, отныне не испугала бы её. Пусть перед глазами она лицезрела лишь тёмную пустоту, в голове у неё кипела настоящая жизнь из образов и пейзажей Стамбула, не забытых ею со времён невинного детства. Вопреки собственным предрассудкам и сомнениям она превратила недостаток в преимущество, сделав слепоту частью себя. Набирающее силу солнце припекало голову, поэтому Эстер захватила с собой чадру и накрыла полупрозрачной тканью волосы, как только почувствовала жар. Она уже миновала рыночную площадь, оставив позади центр столицы, и продвигалась к закаулкам, в которых почти не бывала, но у неё были причины избегать тех мест. Северный конец Стамбула славился тем, что являлся убежищем для всяких воров и насильников, проворачивающих там свои грязные дела, пока их не настигнет справедливая кара. Простой люд старался по возможности избегать тёмных улиц, кишащих бандитами, особенно опасно было находиться там женщинам без сопровождения мужчин, поскольку они становились лёгкой добычей. Довольно часто в те места наведывались янычары и вылавливали всех, кто по неосторожности попадался им на пути. День судьбоносного визита всегда наступал внезапно, поэтому бродяги не успевали скрыться и в итоге оказывались запертыми в повозках, увозивших их прочь от Стамбула навстречу наказанию. В большинстве случаев осуждённых приговаривали к смертной казни. Сперва Эстер не очень понравилась мысль посетить переулки, где самовольно хозяйничали преступники. Страх оказался сильнее любопытства, к тому же, девушка не горела желанием быть схваченной каким-нибудь маньяком или, ещё хуже, подвергнуться ограблению. Пообещав себе, что взглянёт всего одним глазком, Эстер осторожно приблизилась к окраине злополучного места и остановилась у его границы. Несмотря на всевозможные попытки обуздать страх она содрогнулась, едва лишь ощутив разгорячённой кожей ледяное дуновение чего-то зловещего и тёмного. Казалось, даже испепеляющие лучи солнца не добираются до тех улиц, из-за чего там неизменно царили холод и тьма. Сегодня из загадочных переулков не доносились ни звука, в воздухе висела удушающая тишина, вынудившая Эстер думать, что кроме неё здесь никого нет. Однако этому затишью легко нашлось объяснение, когда девушка поборола себя и прошла пару улиц, так ни разу никем не знамеченная. Все бродяги просто попрятались куда-то, потому что в их обитель заявились янычары и принялись вершить свои порядки согласно закону. С облегчением выдохнув, Эстер перешла на бег и без прежней опаски помчалась по дорожкам, вслушиваясь в топот собственных каблуков по серому камню. Долго ей бежать не пришлось. Её привлёк шум оживлённой толпы, собравшейся на какой-то площади, и грозные окрики, прерываемые стонами и даже плачем. Испугавшись, как бы не случилось чего плохого, Эстер ускорилась и через несколько минут очутилась в самом центре событий. Пока что она не ведала, что происходит, да и на слух воспринимать стало сложновато, поскольку постоянный гул, исходивший от возмущённого народа, перекрывал мужские крики, которые девушка слышала ещё на пути сюда. Наконец Эстер решила пойти на крайние меры и нырнула в гущу толпы, схватив за плечо первого попавшегося человека. — Извините, эфенди, — начала она, догадавшись по крепкому строению плеча, что перед ней мучжина. — Вы случайно не знаете, что там происходит? Незнакомец смерил её подозрительным взглядом, и Эстер невольно поёжилась. — Преступников ловят, — ответил он, и его голос несмотря на недоброжелательный взор прозвучал весьма приветливо. — Эти бродяги нам всю жизнь отравляют своим разбоем. Хорошо, что султан заботится о нашей безопасности, храни его Аллах. Эстер кивнула и отошла, пропуская вперёд себя любопытных жителей. Вокруг неё сомкнулось так много людей, что она на миг потеряла доступ к свежему воздуху, а её нос ловил каждый встречный запах, из-за чего у неё закружилась голова. К счастью, девушке удалось быстро найти выход, и она поспешила выбраться из давки, пока её не затоптали. Поправив одежду, Эстер обвела пустым взглядом площадь, сосредоточившись на своих ощущениях. Чуть в стороне от угла, где собирались горожане, в самом деле стояла повозка, полностью закрытая металлическим корпусом, с одним-единственным окном, ограждённым решёткой, и дверью с тяжёлым замком. Если бы Эстер смогла увидеть это, то наверняка испытала бы шок. Однако вместо зрения у неё были слух и ноги, ничуть не хуже рассказавшие ей о происходящем. По откровенной тяжести, охватившей один кусок земли, Эстер обнаружила место расположения повозки. Она то и дело пошатывалась, когда в неё заталкивали новых людей, и оттуда раздавались горестные стенания и мольбы о прощении. Пойманных в этот день бродяг оставалось совсем мало, почти все из них уже сидели в повозке в ожидании скорой смерти. — Нет, нет, стойте! Только не мама, прошу! Не забирайте у меня маму! Детские рыдания, внезапно разнёсшиеся над шумящей площадью, заставили Эстер крупно вздрогнуть. Её сердце мгновенно сжалось от острой боли, когда она осознала, что среди воров и бандитов могли оказаться и дети, чьи юные, чистые души так рано зяпатнала жестокость яростного мира. Одному Аллаху известно, что заставило их ступить на путь разбоя и преступлений, но Эстер искренне жалела этих несчастных детей. Душераздирающий крик тем временем повторился снова, и девушка, не выдержав, посмотрела прямо туда, где застыла девочка. Маленькая девочка, лет девяти, в оборванных лохмотьях вместо одежды, с растрёпанными волосами и грязной, побледневшей кожей, обтягивающей её выпирающие кости. В глазах Эстер что-то больно защипало, и она, плохо владея своим телом, подошла ближе. Рассвирепевший янычар грубо поволок к повозке исхудавшую женщину, мёртвой хваткой вцепливаясь в её запястье. Женщина неистово извивалась, пытаясь освободиться, и всё оборачивалась на девочку, без конца повторяя: — Отпустите! Отпустите, слышите?! Моя малышка! Нет, не бросайте её! Она же умрёт здесь совсем одна! — Молчать, грязная шавка! — рявкнул на неё янычар и отвесил ей мощную пощёчину. Женщина покачнулась, едва не опрокинувшись на землю, и всхлипнула. — Скажи спасибо, что пощадили твой жалкий выродок! Если не перестанешь сопротивляться, я лично убью её на твоих глазах! Этой угрозы хватило, чтобы усмирить бедную мать. Она больше не дёргалась и позволила янычару довести её до повозки. Девочка плакала навзрыд, а сердце слышащей весь этот ужас Эстер обливалось кровью. Не в силах мириться с такой несправедливостью, девушка уверенным шагом приблизилась к солдату, хотя её колени подкашивались, а дыхание перехватило, словно это её вынуждают расстаться со своей дочерью. — В чём вина этой женщины? — требовательно спросила Эстер, стараясь спрятать откровенную дрожь, сотрясавшую её надломленный голос. Оценивающий взгляд янычара скользнул по её охваченному напряжением телу, задержавшись на её слепых глазах. Эстер не сомневалась, что он должен узнать её, ведь в армии повелителя она была единственной незрячей девушкой. И действительно, солдат вспомнил её и вежливо кивнул, на миг позабыв о своей пленнице. — Она воровка, — презрительно сплюнул он, с силой дёрнув несчастную за тонкое запястье, из-за чего та застонала. — Всем известно, чем карается воровство в нашей великой Империи. Она будет казнена. — Но ведь у неё дочь! — запротестовала Эстер, с трудом сдерживая всплеск эмоций. Непрошенные слёзы уже сжали ей горло, мешая вздохнуть. — Пощадите её, что вам стоит? Я позабочусь о том, чтобы она перестала воровать и обеспечила этой девочке счастливое детство. — Прости, Эстер-хатун, — с намёком на сожаление покачал головой янычар. — Закон есть закон. Её ждёт наказание. Что до девчонки, то она ещё слишком мала. Но если не одумается, то через пару лет разделит судьбу своей матери. Эстер открыла было рот, чтобы возразить, но вдруг осознала, что ей нечего сказать. Этот солдат по-своему был прав: за свои ошибки нужно платить. Как она спасёт бедную женщину, если не имеет власти над правосудием и не может перечить воле самого падишаха? Глубоко уйдя в свои мысли, Эстер напряжённо думала, что же ей предпринять, но внезапно на её предплечья опустилась чья-то пыльная, шершавая ладонь. — Не печальтесь, хатун, — с щемящей печалью произнесла женщина, заглядывая в её незрячие глаза своим затуманенным болью взглядом. — Мне уже не помочь. Прошу Вас, защитите мою дочь. Уберегите её от той же участи, что настигла меня. Пусть она живёт. — Как Вас зовут? — сипло осведомилась Эстер, чувствуя, как по щекам стекают жгучие слёзы. — Курбан, — ответила женщина и слегка улыбнулась. До последнего борясь с рвущимися наружу рыданиями, Эстер наклонилась к Курбан и прижалась своим лбом к её лбу. — Обещаю, Курбан, — горячо зашептала девушка, вкладывая в эти слова всю боль, что терзала её изнутри. — Я буду её беречь. Больше женщина не вымолвила ни слова, потому что янычар снова дёрнул её к повозке. Костлявая рука несчастной матери соскользнула с кожи Эстер, оставив после себя тепло на запястье в том месте, где лежала ладонь Курбан. Девушка не двигалась до тех пор, пока тяжёлая дверь повозки не захлопнулась на замок, а толпа зевак не начала постепенно расходиться. Только тогда за спиной она различила всё тот же горький плач осиротевшей девочки. Сопротивляясь тяжести, подобно свинцу сковавшей её ноги, Эстер подошла к одинокой малышке, которая продолжала неудержимо рыдать. Ей необходимо было подобрать правильные слова, чтобы утешить девочку и при этом не травмировать её ещё больше. Но что она должна сказать? Разве есть на свете такие слова, способные залечить боль от потери матери? — Где моя мама? — сквозь слёзы выдавила малышка, утирая щёки тыльной стороной ладони. — Почему её увезли? Почему меня тоже не забрали? Я хочу к маме, отведите меня к маме! Мельком промокнув собственные слёзы тканью чадры, Эстер стянула её со своей головы и посмотрела девочке прямо в глаза. — Твоя мама больше не вернётся, — прохрипела она. — Но там, куда её забрали, тебе места нет. Пойдём со мной. Эстер протянула малышке руку, но та вдруг отшатнулась, испуганно сжавшись. Её судорожно дыхание на фоне звенящей тишины показалось девушке невероятно громким. — Ты... Ты Кёр! — в страхе пролепетала девочка, и её худенькое тельце затряслось, словно от холода. — Я никуда с тобой не пойду! Оставь меня! «Она боится меня», — с неожиданной ясностью поняла Эстер, чувствуя, как её грудь пронзает безнадёжная боль. Разумеется, она ожидала такой реакции со стороны ребёнка, но и представить не могла, что это настолько сильно ранит её. Малышка и так настрадалась, неудивительно, что внешний вид Эстер поверг её в ужас, и всё же девушка не собиралась бросать её на произвол судьбы. Она дала клятву её матери, что позаботиться о ней, а значит, сдержит своё слово любой ценой. — Ты осталась совсем одна, — заговорила Эстер, не опуская протянутой к девочке руки. — В одиночестве ты не выживешь, а твоя мама хотела бы, чтобы ты жила. Я помогу тебе, подарю новый дом, и ты не будешь ни в чём нуждаться, обещаю. Доверься мне. Истощённая, напуганная, сломленная горем девочка всё не шевелилась, часто моргая синими словно сапфиры глазками и не сводя с Эстер ошеломлённого взгляда. — Моя мама... Она больше не придёт за мной? — прохныкала она, делая осторожный шаг к девушке. — Она бросила меня? Но почему? Сцепив зубы, чтобы не дать волю отчаянному воплю, Эстер мягко взяла маленькую детскую ладошку в свои пальцы и ненавязчиво протянула малышку за собой. — Мама очень любит тебя, — через силу отозвалась она, и каждое слово подобно острому осколку стекла вонзалось ей в горло. — Просто есть вещи, над которыми никто не властен, кроме Аллаха. Небеса ниспослали нам с тобой страдания, но поверь, их можно пережить. Шмыгая носом и утирая слёзы, девочка всё-таки последовала за Эстер и больше не проронила ни звука. Девушка вела её в самую глубину Стамбула, в место, где осиротевшая малышка будет жить до тех пор, пока судьба не подарит ей семью. От чего-то будущее этой девочки тоскливым эхом отдавалось в груди Эстер, и ей безумно хотелось, чтобы она была счастлива.***
— Вы хотите отдать эту крошку в наш приют? — уточнила пожилая женщина, встретившая Эстер на пороге детского дома. — Верно, — отрешённо подтвердила она, из последних сил борясь с усталостью. Отыскать этот приют оказалось задачей не из лёгких, однако Эстер не теряла надежды. Малышка тоже порядком утомилась и к моменту окончания их пути замкнулась в себе, постоянно смотря в землю и отказываясь с кем-либо разговаривать. — Что же с ней случилось, с этой бедняжкой? — сочувственно запричитала старушка и с грубоватой нежностью взяла девочку за руку. — Где же она была, что так ужасно выглядит? Заплаканное, покрасневшее лицо сироты словно наяву возникло перед глазами Эстер, и она отвернулась, опасаясь, что снова не совладает с собой. Теперь, когда она сделала всё, что от неё зависело, она могла с чистой совестью отпустить девочку, но что-то мешало ей. Что-то потаённое, скрытое раньше от чужих глаз и от самой девушки, жаждало вырваться на свободу, прижать к груди невинное дитя и никогда больше не отпускать. Эстер будто отдавала кому-то частичку себя, и это чувство разрывало ей сердце. — Позаботьтесь о ней, — прошептала она, но никто её уже не услышал. Пожилая няня повела девочку в здание, воркуя над ней и хлопоча так, точно это была её собственная дочь. Что ж, может, оно и к лучшему. «О Курбан, где бы ты ни была сейчас, знай, что твоё сокровище в безопасности. Её глаза, её улыбка и милое лицо навсегда останутся с тобой, она не забудет тебя. А я буду рядом и сделаю всё, чтобы она обрела своё счастье».