Жизнь слишком коротка, чтобы обнимать нелюбимых... Автор неизвестен
Заря уже загоралась над верхушками спящих деревьев, а лучи насыщенно-жёлтого солнца простирались по горизонту, прогоняя последние тени предрассветных сумерек. Постепенно крыши лежащих в низине домов окрашивались бледным золотом, безмятежные воды далёкого моря отражали слабый свет небесного светила множеством бликов. Тьма торопливо отступала, и скоро все окрестности Стамбула и величественного Топкапы утопали в сиянии солнца. Прекрасный вид, открывшийся Эстер с высоты просторной террасы, так и остался незамеченным ею, но она всё равно получала удовольствие от того, как проводила своё свободное время. Лёгкий прибрежный ветерок, долетающий до её чутких ушей шумом накатываемых на гальку волн, приятно теребил волосы девушки, охлаждал разгорячённое лицо. Гладкая мраморная поверхность перил балкона, на которые опирались руки Эстер, встречала её ладони колющим льдом, словно в ней заключалось какое-то волшебство. Она была уверена, что с террасы Дворца можно увидеть незабываемую красоту и впервые за прошедшие недели пожалела, что ей так и не суждено полюбоваться окружающим её миром. Возможно, людям просто необходимо хотя бы на день превратиться в слепых, чтобы начать ценить всё то прекрасное, что существует на свете. Первый месяц лета запомнился жителям столицы удушающей жарой и палящим солнцем, что и следовало ожидать после такой тёплой весны. Разумеется, ни для кого это не стало чем-то необычным или прежде невиданным, но иногда нестерпимый зной вынуждал некоторых горожан прятаться в своих домах, совсем как во времена морозной зимы. А Эстер предпочитала неизменно посещать тренировки с Матракчи и довольно часто наведывалась в Топкапы, чтобы повидаться с Михримах и поболтать с ней о всяких пустяках. С тех пор, как Эстер спасла госпожу от разбойников, рискуя собственной жизнью, между ними завязались вполне доверительные отношения, которым наверняка предстояло окрепнуть и перерасти в нечто большее. Теперь, когда Мехмед уехал в санджак, Эстер почти всегда чувствовала себя тоскливо и уныло, и только беспечные разговоры с Михримах Султан помогали ей утешить изнывающее от любви и печали сердце. Ей становилось дурно при одной лишь мысли о том, что где-то далеко Мехмед делит ложе со своими наложницами и развлекается с ними, пока она не находит себе места от тревоги. Вдруг шехзаде уже и вовсе забыл Эстер и полюбил другую, какую-нибудь иностранную рабыню? Что, если он никогда больше не захочет видеть её? Кроме Мехмеда, занимающего большую часть её сознания, она никак не могла выбросить из головы ту маленькую девочку, которая потеряла свою мать на злополучной площади и вот уже два месяца жила в местном приюте. За это время Эстер ни разу не навестила её, потому что не хотела пугать малышку своим пустым взглядом. Но волнение, острыми когтями терзающее ей сердце, преследовало девушку даже во сне, и то и дело она просыпалась посреди ночи, услышав мучительный плач осиротевшей девочки. Постепенно Эстер склонялась в идее, что надо бы сходить в приют и проведать малышку, посмотреть, как она устроилась и хорошо ли живёт. Она чувствовала за собой неоплаченный долг перед этой крошкой и всё ещё была готова исполнять обещание, данное когда-то несчастной Курбан. Среди бесконечных переживаний и плотной завесы необъяснимой боли, окутавшей Эстер без шансов на освобождение, у неё всё-таки находился повод для радости. Как девушка и пообещала Рустему, она набралась смелости и рискнула поговорить с повелителем, чтобы попробовать убедить его, что Рустем достоин большего, нежели звания простого конюха. Сперва Сулейман недоумевал, ссылаясь на травму бывшего визиря, сделавшего его калекой, однако Эстер твёрдо стояла на своём. Упрашивая султана оказать её другу милость и позволить вернуться к прежней службе, она ставила в пример свою слепоту, заверяя, что её недуг гораздо серьёзнее, чем у Рустема. В конце концов настойчивость девушки сломила упрямство Сулеймана, и повелитель великодушно разрешил Рустему продолжить карьеру воина и участвовать в будущих военных походах. Пост визиря, однако, конюху не вернули, но он нисколько не опечалился из-за этого. Эстер искренне радовалась за своего друга и жутко гордилась тем, что сумела помочь ему. Вдохнув полной грудью божественные ароматы наступившего лета, Эстер расплылась в довольно улыбке и подумала, что, наверное, ещё никогда не испытывала подобного счастья. Мысли о Мехмеде не давали ей покоя, но она всё меньше сомневалась в том, что шехзаде способен предать её, и уповала на милосердие Аллаха, чтобы он не позволил Мехмеду поддаться какому-либо искушению. Сейчас девушке хотелось блаженства и умиротворения, поэтому она постаралась вспоминать возлюбленного только с хорошей стороны и раз за разом прокручивала в голове их первый поцелуй. Это в самом деле помогало, и Эстер вскоре успокоилась окончательно, молчаливо поклявшись Мехмеду, что будет ждать его возвращения, где бы он ни был. Из омута светлых раздумий её вывели раздавшиеся за спиной равномерное шаги, чьё эхо разбивалось о высокий потолок и мраморные колонны, растворяясь в гулкой тишине. Эту непоколебимую походку с намёком на гордыню, известную, судя по всему, лишь ей одной, Эстер узнала сразу же, но не обернулась, ожидая, когда пришелец заговорит. — Как хорошо, что ты здесь, — наконец произнёс Бали-бей, и его глубокий тембр поселил в груди Эстер какую-то тревожность. — Ты искал меня? — невзначай поинтересовалась девушка, разворачиваясь к отцу и склоняя голову к плечу. — Зачем? Тщательно прислушавшись к своим ощущениям, она осознала, что пол под ногами Бали-бея едва заметно подрагивает, будто его тело скованно напряжением, или его одолевает нервозность. Сердце Эстер невольно пропустило удар, и она мгновенно предположила самое страшное. Что могло так взволновать отца? Что он скрывает от неё? Какие-то плохие вести о Мехмеде? — Ну говори же, я сейчас с ума сойду! — потеряв терпение, воскликнула Эстер и топнула ногой. — Случилось что-то плохое? — Нет, — покачал головой Бали-бей, на удивление сохраняя невозмутимость. Это напрягло девушку ещё больше и только возбудило в ней новые подозрения. — У меня есть для тебя одна новость. — Хорошая, я надеюсь? — на всякий случай уточнила Эстер, не зная, куда себя деть от тревоги. Отец выдержал странную паузу, словно хотел поиграть с нервами дочери, а затем его взгляд потеплел. — Хорошая, Эстер, хорошая, — кивнул он и снова ненадолго замолчал. — Дело в том, что ты уже достаточно взрослая, чтобы строить свою жизнь. У Эстер отлегло от сердца, и она еле поборола облегчённый вздох, чтобы Бали-бей ничего не заподозрил. Девушка самодовольно вскинула голову, прикрыв незрячие глаза. — Наконец-то ты понял, — хмыкнула она. — К чему же ты ведёшь? — К тому, что тебе пора подыскать подходящего претендента на роль будущего супруга, — ответил отец, и его тёмные глаза выразительно сверкнули. Его слова настолько обескуражили Эстер, что сначала она даже не знала, как реагировать на подобное заявление. Вот уж о чём она точно не мыслила, так это о браке. Всё её юное сердце, успевшее познать тяжесть и негу любви, целиком и полностью принадлежало Мехмеду, но Эстер прекрасно осозновала, что их любовь так и обречена остаться тайной. Повелитель ни за что не допустит, чтобы шехзаде совершил обряд никяха с дочерью одного из его самых лучших воинов, ведь это противоречит всем правилам Империи. Может быть, Мехмед признался Сулейману в своих чувствах к Эстер, и султан дал разрешение на свадьбу? В таком случае, почему Мехмед ни словом не обмолвился ей об этом? «Если и выходить замуж, то только за Мехмеда, — заявила про себя девушка. — Кроме него мне никто не нужен». Пытаясь выглядеть невозмутимо, Эстер самым безразличным тоном, на какой была способна при обуревавших её противоречивых чувствах, произнесла: — Ну хорошо. Дай мне немного времени, я должна подумать. В многозначительном взгляде Бали-бея вновь промелькнул этот загадочный блеск, который непременно бы не понравился Эстер, если бы она смогла заметить его. — Не нужно, — всё тем же спокойным голосом отрезал отец. — Мы с повелителем уже приняли решение. — То есть, как? — с нарастающим негодованием перебила его девушка, не препятствуя закипающему в груди гневу. — Что значит, приняли решение? А моё мнение не хотите узнать? Похоже, явное недовольство дочери нисколько не смутило Бали-бея, и он по-прежнему окидывал её скучающим взором, словно не мог понять, почему она злится. — Твоё мнение особой роли не сыграет, — безжалостно заявил отец, и Эстер стиснула зубы, чтобы не сорваться и не накричать на него. — Я же сказал, повелитель принял решение. Ты выйдешь за Рустема. По сердцу девушки будто полоснули полчищем заточенных клинков, в груди что-то болезненно защемило, вынудив её сгорбить плечи. Дыхания стало не хватать, а все преисполненные ярости и возмущения слова застряли где-то в горле, так и не выплеснувшись наружу. Часто хватая ртом воздух, Эстер силилась осознать смысл услышанной фразы и при этом не лишиться чувств от нахлынувшей на неё боли. За Рустема? Но почему? Как она может обручиться с собственным другом? Как после этого посмотрит ему в глаза? — У нас с Рустемом нет никаких взаимных чувств, — с трудом сдерживая обиду, выдавила Эстер. Её тело мелко дрожало, выдавая охвативший её гнев. — Мы просто друзья, не более. Я не могу и не хочу выходить за него. — Это не обсуждается, — повысил голос Бали-бей, угрожающе нахмурившись. — Вы станете мужем и женой согласно решению повелителя. Вопрос закрыт. Истратив последнее самообладание, Эстер и опомниться не успела, как её глаза наполнились слезами. Но она не собиралась демонстрировать отцу свою слабость, поэтому тотчас сорвалась с места и бросилась прочь по коридору, подгоняемая желанием поскорее скрыться от посторонних глаз и остаться одной. Рыдания душили её, разбитое сердце разрывалось на части, превращаясь в груду осколков, которые равнодушно впивались ей в грудь изнутри и оставляли кровоточащие раны. В памяти всплыл мужественный образ Мехмеда, его добрые глаза, излучающие нежную ласку и способные одним своим взглядом излечить любую боль, и Эстер наконец дала волю слезам. Что она теперь скажет ему, как признается, что выходит замуж за другого? Да после такого предательства он её никогда в жизни не простит! Спотыкаясь и врезаясь плечами в каменные стены Дворца, Эстер неслась по мраморным полам, чья поверхность обращала каждый её шаг в гулкий стук. Отвращение к собственному отцу и досада на саму себя мчались за ней по пятам, равнодушные к её страданиям, но не упускающие возможности сделать ей как можно больнее. Она не помнила, каким образом оказалась на улице под испепеляющим солнцем, и не сопротивлялась, когда ноги сами понесли её к конюшне. Всё, чего желала Эстер, так это спрятать своё горе, вырвать его из умирающего сердца и бросить в море, пустить на самое его дно. И пусть это безнадёжное сердце тоже сгинет в морской пучине, тогда она избавится от коварной любви. Помещение конюшни встретило Эстер душным воздухом и запахом сухой древесины. Словно бы не чувствуя усталости, она привалилась к деревянной стене и сползла по ней на пол, позволив себе зайтись в отчаянном вопле. Слёзы потекли из её глаз, падая на одежду и впитываясь в ткань. Эстер надеялась, что вместе с этими слезами уйдёт и вся боль, но сколько бы она не рыдала, боль только крепчала, поглощая всё её существо. — Эстер? Казалось, внезапно прозвучавший над её головой голос должен был застать её врасплох, однако Эстер не почувствовала ничего, за исключением прилива надежды. Еле поднявшись на отказывающиеся держать её ноги, она повернулась к стоящему перед ней Рустему. — Великий Аллах, что с тобой? — обеспокоенно спросил воин, приближаясь к опечаленной девушке. — Кто тебя обидел? Вместо ожидаемого раздражения прерванным одиночеством Эстер вдруг ощутила непреодолимую тягу рассказать Рустему всё. В конце концов, это касается и его тоже, так что он имеет право знать. — Ты... Ты уже знаешь? — прохрипела она, проведя рукавом по мокрым глазам. Рустем помедлил с ответом, и от него Эстер поймала волну смятение, мгновенно подсказавшую ей, что ему всё известно. Он почему-то молчал, будто берёг её расшатанные нервы, и, подумав об этом, девушке захотелось закричать, чтобы он прекратил питать к ней жалость. — Просто скажи, да или нет?! — сорвалась она, даже не поморщившись от грубости своего голоса. — Да, я знаю, — выдавил из себя Рустем, отводя взгляд. Он выглядел не менее несчастным, чем сама Эстер, так что девушка немедленно пожалела о своей резкости. — Прости, что не рассказал раньше. Я подозревал, что эта новость расстроит тебя. — Что же мне теперь делать, Рустем? — в отчаянии простонала Эстер, с каждым словом ощущая себя покинутой и брошенной на произвол судьбы. — Я ведь не смогу обручиться с тобой, ты мой друг! Тяжёлый вздох, вырвавшийся из груди воина, опалил своим теплом мокрое от слёз лицо девушки. — Я тоже не хочу, чтобы ты вышла замуж вопреки своей любви, — признался Рустем и устремил на неё щемящий взгляд, точно пытался усмирить её печаль. — Но приказ повелителя — закон для всех нас. С этим ничего не поделать. Плохо владея собой от переполнявшего её горя Эстер схватила друга за его мощное плечо, смяв в пальцах шёлковую одежду. — Но должен быть какой-то выход! — с мольбой воскликнула она, заглядывая в мрачные глаза Рустема своим опустошённым взором. — Нужно что-нибудь придумать! — Положись на меня, Эстер, — слегка улыбнулся воин, дотронувшись мозолистой ладонью до её тонкого плеча. — Я найду выход, даю слово. Не позволю тебе стать несчастной. Эстер всей душой верила, что Рустем действительно отыщет способ спасти их обоих, но тень истомы прочно залегла у неё на сердце. Разве получится у них пойти против воли самого повелителя? Посмеют ли они заявить, что не согласны на объявленный брак? — Спасибо, Рустем, — искренне поблагодарила его Эстер и, вытянув шею, прижалась лбом к его плечу, роняя на него бесшумные слёзы. Он ничего не ответил и только крепче сжал ладонь на её руке. Тихое дыхание друга коснулось волос Эстер, заставив её кожу покрыться мурашками, и она закрыла глаза, не желая остраняться. Чувство безопасности и присутствие кого-то близкого, в котором она так нуждалась, на время приглушило боль, и Эстер снова была способна дышать. В груди у неё всё ещё билось сердце, а в нём по-прежнему жила любовь.***
Стоя на пороге приюта и вслушиваясь в детские крики и смех, Эстер невольно улыбнулась, на время позабыв об ужасах сегодняшнего дня. Покинув конюшню и попрощавшись с Рустемом, она сразу отправилась в детский дом на поиски девочки. Сейчас она видела в её невинной душе и чистом сердце своё спасение, безумно хотела поделиться с ней своей любовью. У этой малышки отняли мать, так что и она познала боль утраты несмотря на столь юные годы. Послышались чьи-то торопливые шаги, и через секунду скрипнула входная дверь. К Эстер вышла та же пожилая женщина и встретила её радостным возгласом. — Доброго дня, хатун, — приветливо поздаровалась она и посторонилась, приглашая девушку войти. — Прошу Вас, проходите. Потупив взгляд, Эстер переступила порог и очутилась в просторном здании, начисто убранном и переполненном детьми самых разных возрастов. Они бегали, смеялись, играли и веселились, так что пол под ногами девушки дрожал, словно при землетрясении. Она не могла подать хозяйке виду, что не выносит настолько громкого шума, поэтому поспешила последовать за ней. Старушка повела Эстер к лестнице и участливо помогла ей подняться на второй этаж. — Малышка сидит в общей комнате, — пояснила хозяйка, когда они миновали лестницу и направились вглубь этажа по тёмному коридору. — Она почти не выходит играть с другими детьми. Ни с кем не разговаривает, ни с кем не хочет дружить. Даже отказывается называть своё имя. Эстер задумчиво слушала, постепенно погружаясь в цепь своих размышлений. Видимо, тоска по матери так сильно сломила девочку, что она замкнулась в себе, отгородившись от мира, полного жестоких людей. Но если малышка и дальше продолжит отвергать других, то никогда не обретёт семью. — Вы пробовали общаться с ней? — спросила Эстер у своей спутницы. Комната уже показалась в другом конце коридора. — Разумеется, — кивнула пожилая женщина. Звук её шаркающих шагов нарушал царившую на этаже слепую тишину. — Но она молчит. Смотрит на всех исподлобья, словно на злейших врагов. Надеюсь, хотя бы Вы сумеете образумить её. Остановившись у двери комнаты, старушка приложила ухо к деревянной поверхности, после чего удовлетворительно кивнула сама себе. Затем она отворила дверь, пропуская Эстер внутрь. — Идите. Она так нуждается в любви. Отступать было поздно, и Эстер бесшумно вошла в комнату, проклиная бешеный стук своего сердца и предательскую дрожь в ногах. Почему она так нервничает? Боится снова напугать девочку? Судорожно сглотнув, она замерла у самого порога, не решаясь пойти дальше, так как оказалась в незнакомом помещении. Комната была заставлена двумя длинными рядами кроватей вдоль двух стен, аккуратно заправленные постели говорили о чистоплотности и прилежности живущих в приюте детей. Единственное окно располагалось в центральной стене, и как раз там, на низком подоконнике, сидела девочка и смотрела непроницаемым взглядом на улицу за стеклом. Когда скрипнула входная дверь, она даже не обернулась, будто прибывала в каком-то своём сером и тусклом мире. — Привет, малышка, — осмелилась произнести Эстер, хотя не представляла, где именно находится девочка. Сирота резко повернула голову к девушке, и та вздрогнула от её пронзительного взора, и рывком встала на ноги, попятившись к окну. — Это опять ты! — то ли испуганно, то ли гневно воскликнула она. — Зачем ты пришла? Что тебе нужно? Эстер пришлось побороть накатившую на неё робость и заставить себя улыбнуться. — Я пришла к тебе, — честно ответила она, передавая через свой надтреснутый голос всю нежность, которую испытывала к несчастной сироте. — Хотела узнать, как твои дела. — Ко мне? — удивлённо переспросила девочка, и в её взгляде проскачила заинтересованность. — Неужели тебе есть дело до моей жизни? — Твоя мама попросила меня оберегать тебя, — объяснила Эстер и переступила с ноги на ногу, чтобы смягчить скрутившую их боль. — А я пообещала ей. Я отлично понимаю, что ты чувствуешь. Со мной было то же самое, когда я потеряла зрение. Но ты не должна опускать руки, наоборот, найди в себе силы жить дальше. Найди своё счастье. По мере того, как Эстер воодушевлённо говорила, глаза девочки всё расширялись, пока не превратились в две огромные синие луны. — Но как мне это сделать? — жалобно проскулила она, делая несколько шагов прочь от окна. Ответ на этот вопрос у Эстер уже был готов, и она одарила девочку более широкой и ласковой улыбкой. — Я с радостью помогу тебе, если ты захочешь. Запомни, я твой друг и никогда не откажу тебе в помощи. Наверное, впервые сапфировые глазки девочки прояснились, и в них затеплилась надежда. Полностью довольная собой, Эстер нехотя отвернулась к двери и потянулась к ручке, чтобы открыть её. — Подожди! — ударил ей в спину громкий отклик малышки, вынудивший её замереть. — Тебя ведь зовут не Кёр, да? — Меня зовут Эстер, — кивнула девушка, не оборачиваясь. Она чувствовала, что если обернётся, то больше не сможет уйти. — Приходи ещё, Эстер, — с долей стеснения попросила девочка, и по её голосу девушке почудилось, будто малышка улыбнулась. — Я приду, крошка, вот увидишь. Обязательно приду. Дверь комнаты захлопнулась позади неё, но Эстер долго стояла не двигаясь и не в силах заставить себя уйти. Она уйдёт, и её вновь поглотит мучительная боль. Свою последнюю надежду на лучшее она оставила там, за дверью, подарив её несчастной сироте. И там же она оставила частичку своей разбитой любви.