Есть события, пережив которые нельзя не проникнуться друг к другу симпатией Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень»
Бледнолицая луна уже взобралась на верхушку тёмного неба, заливая своим сиянием деревянный пол комнаты и отбрасывая на стены длинные тени. Призрачный свет украдкой пробирался в распахнутое настежь окно, освещал царивший в помещении полумрак, придавая комнате таинственности и прогоняя остатки густой тьмы в самые дальние углы. Время близилось к девяти вечера, а Эстер всё сидела на кровати перед открытым окном, подставив лицо свежему ветерку и позволяя ему играть с её идеально уложенными волосами. Луна проказливо щекотала её щёки белыми лапами, будто побуждала девушку наконец подняться или хотя бы сменить позу. Эстер действительно провела сидя на кровати последние два часа, но ни разу не пошевелилась и даже не думала о сне. Всё ещё одетая в простое белое платье, она не отрываясь смотрела на усыпанное звёздами небо незрячими глазами, не имея в голове ни единой мысли. Опираясь босыми ногами на тёплый пол, девушка чувствовала какую-то суету на первом этаже, слышала топот множества ног и приглушённые женские голоса. Ярко-красное платье, отделанное золотыми нитями, лежало в стороне нетронутым, а серебристые украшения наряда заманчивое блестели в свете луны. Ночь хны должна была начаться с минуты на минуту, и будущая невеста терпеливо ждала в своей комнате, когда завершатся последние приготовления. Ей бы уже следовало облачиться в традиционный свадебный наряд, но она нарочно медлила, так как не могла заставить себя добровольно пойти под венец рука об руку с тем, к кому никогда не испытывала сильных чувств. Но наступил последний обряд никяха перед тем, как Эстер предстоит разделить ложе с новоиспечённым мужем и навсегда расстаться с родным домом. В последний раз она сидит в своей родной комнате, в последний раз укрывается под знакомой с детства крышей. Следующий день станет для неё началом новой, совершенно чужой и безрадостной жизни, которую она обречена провести рядом с Рустемом. Эстер отлично знала обычаи Ночи хны, однако даже сейчас прекрасно понимала, что вопреки установленным правилам не сумеет проронить ни слезинки. Вся боль давным-давно оставила её, уступив место равнодушию и слепой покорности. Дверь противно заскрипела, сообщая о том, что кто-то вошёл. Эстер не шелохнулась и отчётливо различила раздавшиеся по комнате тихие шаги, точно пришелец боязливо подкрадывался к ней. Прежде, чем девушка успела окликнуть его, он сам подал голос, развеяв её сомнения. — Ты ещё не оделась? — изумилась Михримах, переводя удивлённый взгляд с невесты на приготовленное специально для неё красное платье. — Поторопись, обряд вот-вот начнётся. Усилием воли Эстер вынудила себя вздохнуть, чтобы подруга не подумала, что она и вовсе окаменела. С лёгким недоумением она осознала, что все эти томительные часы почти не дышала. — Поможешь мне? — попросила она госпожу, с трудом узнав в этом надтреснутом тоне собственный голос. Михримах не пришлось просить дважды. Она молча прошла по комнате к платью и бережно подняла его, внимательно осмотрев. Эстер нехотя встала с кровати и медленно расстегнула пуговицы своей одежды, после чего одним движением стянула её с себя и бросила прямо на пол. Внезапный порыв вечернего ветра охладил её обнажённое тело, но девушка не ощущала ни озноба, ни стеснения. Ей было всё равно, в каком виде она предстанет перед госпожой и смотрит ли на неё кто-то посторонний, украдкой поглядывая в окно. Всё так же не проронив ни слова, Михримах помогла Эстер натянуть наряд через голову, придерживая её завитые локоны, чтобы те не запутались в драгоценной отделке. Затем госпожа застегнула крупные пуговицы карсета и расправила сморщенную ткань, проводя пальцами по вышитым на ней золотым узорам. — Ты просто красавица, — улыбнулась Михримах, любуясь сверкающим при луне платьем. Как ни старалась Эстер, у неё так и не получилось выдавить из себя подобие улыбки. Алый шёлк плотно облегал её стройную фигуру, прилипая к чистой коже и стесняя движения, длинные рукава обтягивали тонкие руки, пышная юбка с пришитыми к ней драгоценностями при каждом шаге издавала грубое шуршание. Нет, для Эстер это платье не олицитворяло того волшебства предстоящей Ночи, не несло одухотворённости будущей невесте и не подчёркивало её целомудрие. В красном наряде Эстер была подобна запертой в неволе птице — тесный карсет мешал ей расправить крылья и как можно скорее выпорхнуть из этого дома, отравленного приближением нежеланного никяха. — Михримах, — почти шёпотом позвала она, глубоко вздыхая, чтобы впустить воздух в сдавленную грудь. — Неужели это конец? — Ну что ты такое говоришь, — мягко укорила её госпожа и взяла подругу за руки, пытаясь подбодрить. — Любое замужество — это начало. Я знаю, какая тяжесть лежит у тебя на сердце, но, Аллах свидетель, мы сделали всё, что могли. Я уверенна, Рустем будет заботливым и внимательным супругом, и когда-нибудь ты его полюбишь. Эстер хотела возразить, но не нашла в себе ни сил, ни оснований. Конечно, Михримах говорила правду, и теперь оставалось лишь надеяться на благополучную совместную жизнь. Она доверяла Рустему, чувствовала в нём свою будущую опору и нисколько не сомневалась, что при других обстоятельствах не задумываясь отдала бы ему своё сердце. Возможно, Эстер чересчур пренебрежительно относилась к бывшему визирю и даже не пыталась представить его в роли хорошего мужа. — Сегодняшняя ночь особенная, — продолжала Михримах, приводя в порядок платье невесты. — После прощания с отчим домом ты разделишь ложе с мужем, а завтра уедешь вместе с ним в ваше новое жильё. — Я не смогу последовать традиции, Михримах, — борясь с подступающим отчаянием, выпалила Эстер и вскинула на неё потерянный взгляд. — У меня не получится заплакать. Умелые пальцы госпожи, поправляющие очередной помятый участок ткани, на миг застыли в воздухе, а сама она непонимающе изогнула ровные брови. — Не придавай этому слишком большого значения, — посоветовала подруга будничным тоном. — Твоё лицо всё равно будет скрыто, никто не заметит. — Но я обязана показать, как мне грустно оставлять родное гнездо, — запротестовала Эстер. — Тебе ведь известно, таковы правила обряда. Что мне делать? Погрузившись в раздумья, Михримах что-то промычала себе под нос и отошла к дальней стене, где стояла низкая тумбочка. Эстер напряжённо вслушивалась в её равномерные шаги и мгновенно почувствовала себя одинокой и покинутой. Рядом с Михримах ей было легче переносить муки торжества, сравни для неё самым ужасным пыткам. — Пожалуй, есть одни способ, — чуть колеблясь, протянула госпожа, постукивая указательным пальцем по острому подбородку. — Но мне необходимо отлучиться. Не переживай, я скоро вернусь. Не дождавшись ответа, подруга метнулась к двери и в один миг исчезла за ней, погрузив тёмную комнату в пугающую тишину и гнетящее одиночество. Эстер развернулась к окну и с наслаждением втянула носом прелестный летний воздух, несущий в себе ароматы цветов, скошенной травы и табачного дыма. Только теперь она осознала, насколько дорого ей место, в котором она провела всю свою жизнь, и как тяжело ей будет привыкнуть к новому дому и новой семье. Старые друзья, беззаботные дни, полные детского веселья и беспричинного счастья, — всё останется позади, словно бы принадлежащее не ей, а прожитое кем-то чужим. Ступив на этот путь, назад она уже не вернётся. Михримах в самом деле вскоре появилась в комнате, немного запыхавшаяся, но сияющая восторженной улыбкой. — Вот, посмотри, — она подбежала к Эстер и протянула ей маленькую коробочку, размером чуть меньше её ладони. — Я достала луковый сок. Просто нанеси несколько капель под глаза и брови, и тебе сразу захочется плакать. — Луковый сок? — сморщила нос Эстер, уловив едва заметный запах лука. — Ты серьёзно? — Бери, — требовательно попросила госпожа. — Ты же хотела следовать традициям, верно? С трудом поборов поступающее отвращение, Эстер приняла коробочку из рук подруги и открыла её. Кисловатый запах стал более ощутимым, так что девушка невольно испугалась, как бы вся её комната не пропиталась луком. Однако аромат довольно быстро ослаб и, видимо, выветрился через окно, поскольку никаких следов больше не чувствовалось. Решив не медлить, Эстер окунула два пальца в сок и нанесла его на кожу под глазами, из-за чего в уголках тут же собрались слёзы. — Кажется... Помогает, — всхлипнула девушка и помахала ладонью перед лицом, чтобы остудить жжение в глазах. — Ну и отлично, — удовлетворённо заключила Михримах, забирая у неё из рук коробочку с соком. — Думаю, до окончания обряда этого хватит. Прошло всего-то около десяти минут, и сердце Эстер против воли забилось чаще, будто заразилось всеобщим трепетом ожидающих внизу гостей. Михримах шепнула ей на ухо пару ободряющих слов, накрыла лицо красной фатой и вывела невесту из комнаты, придерживая её за руку. Слыша вокруг себя только собственное поверхностное дыхание и всем телом ощущая сгустившуюся тьму, Эстер послушно брела следом за госпожой, шаг за шагом преодолевая скрипучие ступеньки. Новобрачная и её сопроводительница оказались на первом этаже, место посреди зала было отведено для невесты, где ей предстояло сидеть в то время, пока остальные подруги и мать будут распевать печальные песни. Несколько пар изучающих глаз впились в Эстер со всех сторон, стоило Михримах отпустить её и отойти в сторону. Кроме госпожи, Шимшек, Дженнет, Шахин и Армин в доме больше никого не было, так как согласно обычаю Ночь хны проводилась в доме невесты в окружении её близких подруг. От чего-то Эстер изводилась непрошенным волнением, хотя рядом с ней находились дорогие ей люди. На негнущихся ногах она прошла в центр зала и опустилась на колени, едва не потеряв контроль над вмиг ослабевшим телом. Темноту помещения развеял вспыхнувший огонёк маленькой свечи, а потом стоящие вокруг невесты подруги в один голос затянули протяжную, горькую песню. Армин устремилась в обход дочери, держа в одной руке тарелку с разбавленной водой хной, а в другой — восковой столбик свечи. Песня наполнила дом гулким эхом, отдаваясь в ушах Эстер напряжённым звучанием, и смысл её был предельно ясен. Женщины пели о родном доме, о том, что молодой супруге предстоит покинуть его навсегда, и по традиции невесте полагалось плакать, выражая тем самым свою скорбь. Луковый сок действовал безотказно, так что Эстер не понадобилось напрягаться, чтобы выдавить правдоподобные слёзы. Неспешные шаги матери остановились прямо перед ней, и девушка без напоминаний протянула ей ладонь. Армин обмокнула палец в жидкую хну и начала наносить на руку дочери различные узоры, символизирующие счастливый брак и вечную любовь воссоединившихся супругов. Хна охлаждала кожу, крепко прилипая к ней и почти сразу засыхая, и несмотря на жар, исходивший от зажённой свечи, под платье Эстер пробрался цепкий холод. Она сцепила зубы, опасаясь, что не выдержит и зайдётся в отчаянном вопле. Эти рисунки не должны были появится на её руке, её невинная свобода не должна была прерваться вот так. Протестующее существо Эстер уже смирилось с тем, что свадебный обряд плавно превратится для неё в похоронный, и завтра её постигнет участь, по своей жестокости несравнимая со смертью. Среди чистых голосов подруг, по-прежнему содрогающих воздух безупречным пением, Эстер ясно различила бархатный тембр Михримах, которая как раз запевала последний куплет, и из её глаз невольно хлынули настоящие слёзы.***
Празднование длилось до поздней ночи, и лишь далеко за полночь Эстер доставили в Топкапы, где она наконец-то встретится с Рустемом и оставшееся до рассвета время проведёт в выделенных новобрачным покоях вместе с ним. Девушка смутно помнила, как ехала в карете по улицам оживлённого города, как её проводили во Дворец и оставили в одиночестве в заранее подготовленных апортоментах. Алого цвета фата, накинутая на лицо, мешала дышать, карсет традиционного наряда сдавил лёгкие так, что воздуха практически не хватало. Расположившись на роскошной кровати, Эстер мечтала только о том, чтобы весь этот кошмар закончился, а проклятая свадьба утонула в омуте неприятных воспоминаний и предалась забвению. Богато сделанные покои давили на девушку, вынуждая её горбить плечи и чувствовать слабость и беспомощность. Отсюда она никуда не денется, не сбежит, впредь она не отсрочит угатованную ей судьбу. Казалось, позолоченные стены апортоментов постепенно сужались, беспощадно напоминая Эстер о том, что отныне она навеки под замком. Она и её истинные чувства. Где-то в глубине её души ещё теплилась надежда на чудесное спасение, но в тот самый миг, когда рельефные двери покоев отворились, угасла и она. Чужие шаги, непривычно осторожные, но по-прежнему с припаданием на одну ногу, медленно проникли в комнату, вселяя в сердце Эстер одновременно облегчение и страх. Необъяснимая тяга побудила её подняться, но она не потрудилась поправить помятое платье и долго не поднимала головы, пока не убедилась, что будущий супруг замер прямо перед ней. Его пристальный взгляд, не выражающий ничего, кроме излишней мягкости, ненавязчиво скользнул по красному наряду, задержавшись на изящных руках его обладательницы, и наконец остановился на опущенных глазах. Тогда Эстер твёрдо решила не терять достоинство и встретить свою судьбу с присущим ей упрямством. Вздёрнув подбородок, она обратила на жениха пустынный взор сквозь алую фату, покорно ожидая начала брачной ночи. Рустем приблизился, однако до сих пор не предпринял попытки даже коснуться её. Потеряв терпение, Эстер чуть нахмурилась и сама сделала шаг к нему навстречу. — Чего же ты ждёшь? — резко спросила она дрогнувшим голосом. — Давай, приступай! Или ты не за этим сюда пришёл? Почти приказной тон девушки заставил Рустема отшатнуться, но он совладал с собой и только покачал головой. Эстер едва не поперхнулась от удивления, осознав, что он улыбается. — Неужели ты настолько плохо меня знаешь, Эстер? — с неприкрытым сожалением произнёс воин. — Думаешь, я способен сделать с тобой то, чего ты не хочешь? Окончательно запутавшись, Эстер склонила голову к плечу и воззрилась на Рустема обескураженным взглядом. Что он такое говорит? Может, что-то скрывает от неё? — Мы заключили брак, так ведь? — принялась рассуждать она, и воин согласно кивнул. — Эту ночь мы должны провести вдвоём, на нашем общем ложе. — Я не позволю тебе делить ложе с тем, к кому ты равнодушна, — прервал её Рустем, решительно сверкнув глазами. — Я не собираюсь обрекать тебя на вечные муки и боль от разбитого сердца. По мере того, как его слова словно очищающий дождь лились на измученную Эстер, она вникала в их смысл, повторяя про себя, что это не сон. Похоже, Рустем действительно отказывался проводить с ней брачную ночь, более того, он объявил об этом, ни разу не колеблясь и не испытывая чувства вины. Значит ли это, что он всё-таки нашёл выход? Но тогда почему он промолчал и сказал только сейчас? — Ты... Ты придумал, как нам избежать обручения? — с потаённой надеждой осведомилась девушка, не замечая, что её сердце начало безудержно трепетать. Она никак не могла поверить такому внезапному счастью. — Мы уже обручены, Эстер, — невесело усмехнулся Рустем, но прежде, чем Эстер сникла, добавил: — Но я знаю, как спасти тебя от нежеланного брака. Тревога стальными когтями стиснула грудь Эстер, на мгновение лишая её кислорода, и прыткой дрожью пробежалась по её напряжённым рукам. Всё это чудилось слишком простым, чтобы быть правдой. — Ты не можешь пойти против воли нашего повелителя, — возразила девушка, хотя внутри у неё запорхали мотыльки. — По его приказу нас поженили. Однако Рустем остался неприклонен, в его твёрдом взгляде не мелькнуло ни тени сомнений. — Если ты будешь счастлива, я пойму, что поступил правильно, — проговорил он, наклоняясь к ней и колыша своим тёплым дыханием прикрывающую её лицо фату. — Вот увидишь, завтра ты выйдешь из дверей этого Дворца свободной. Радость взяла своё, и Эстер, поддавшись порыву, неуверенно улыбнулась. Её верный друг исполнил данное ей слово и выведет её на тропу, которая вновь воссоединит её с Мехмедом. Её вера не была напрасной, а молитвы притворялись в реальность. Желая поделиться с Рустемом переполнявшим её счастьем, Эстер без предупреждения обхватила руками его мощные плечи, прижимаясь дрожащим телом к его широкой груди. Воин явно оторопел от подобного выражения эмоций, но не отстранился и в ответ опустил ладони на ровную спину девушки, шурша пальцами по плотному шёлку её платья. — Спасибо тебе, Рустем, — в упоении зашептала Эстер, обследуя руками рельеф узоров на его праздничном кафтане. — Без тебя я бы пропала. Видимо, почувствовав себя немного неловко, Рустем нежно отпрянул от девушки, придерживая её за плечи, и широко улыбнулся. В его глазах светилось искреннее торжество. — Ты моя подруга, и ради тебя я готов на всё, — заявил он. Потом взялся пальцами за края фаты и слегка потянул их вверх. — Поднимать? Стремительным движением Эстер коснулась запястья воина, останавливая его. — Не надо. Я сама сниму её. Ведь у нас так и не состоится Особенной ночи. Как только рука Рустема послушно отпустила прозрачную ткань, девушка схватила фату и яростно стянула её со своей головы вместе с драгоценным ободком, вплетённым в её волосы. Украшение со звоном упало на пол, алмазы и рубины разлетелись по всей комнате, а красный платок плавно опустился к ногам невесты. В прикованном к ней взгляде Рустема читалось недоумение, но затем он одобрительно кивнул, с каким-то новым презрением покосившись на часть свадебного убранства. — Я хочу спать, — объявила Эстер, развернувшись к воину. — Я тоже, — Рустем подошёл к кровати и указал на неё, как бы приглашая девушку первой расположиться на их общем ложе. — Прошу, Эстер хатун. Эстер не стала спорить и опустилась на пружинистый матрас, запуская пальцы в дорогие простыни. Впервые с начала празднования свадьбы ею овладело долгожданное спокойствие, и она могла погрузиться в сон, полностью уверенная в завтрашнем дне. Платье она решила не снимать и прямо так устроилась на подушке, не обращая внимания на крупные пуговицы, впивающиеся ей в грудь при каждом неверном движении. Когда Эстер закрыла глаза, матрас возле неё запружинил, возвестив о том, что Рустем прилёг рядом, но остался на приличной дистанции. Эта ночь принадлежит лишь ей одной, как и все последующие, ровно до того момента, пока она не пойдёт под венец с тем, кого действительно любит.***
Настойчивый стук в дверь выдернул Эстер из пелены сноведений, и она распахнула глаза, заранее раздражаясь тому, что кто-то осмелился прервать её сон. Её окружали те же покои, в стенах которых было принято судьбоносное решение, но так как в них отсутствовали окна, ничего не сообщало о наступлении утра. Судорожно Эстер потянулась к своей груди и с облегчением осознала, что свадебное платье осталось нетронутым, а карсет по-прежнему наглухо застёгнут на все пуговицы. Сбоку безмятежно спал Рустем, почти неуловимо наполняя сухой воздух теплотой своего дыхания. Задержавшись на нём ласковым взглядом, Эстер медленно села, предательски шурша пышными краями наряда, и попыталась вспомнить, из-за чего ей приспичило проснуться. Точно отвечая на её мысленное недовольство, стук в дверь повторился. Наверное, прошло довольно много времени, раз обитатели Топкапы уже начали беспокоиться, куда же запропостились молодожёны. Протерев заспанные глаза, Эстер вяло и при этом грубо растолкала Рустема за плечо. — Вставай, — громко бросила она ему в ухо, и он слабо зашевелился. — Кто-то пришёл. Не менее раздражённый, чем сама девушка, воин нехотя поднялся, не сдерживая бесшумный зевок. Его кафтан помялся после долгого сна, а взгляд смотрел пусто и отстранённо, яснее всяких слов говоря о том, что он ещё не проснулся. — Я открою, — сообщила Эстер, не двусмысленно намекая Рустему на необходимость привести себя в порядок. Она знала, что сама выглядела не лучше, но ограничилась лишь тем, что мимолётно разгладила сморщенную ткань и убрала за уши пряди растрепавшихся волос. Пока Рустем поправлял свою одежду, девушка отошла от кровати и как можно более беспечно крикнула: — Войдите! Дверь тотчас же отворилась, и на пороге показался Бали-бей, чьё неожиданное появление заставило Эстер попятиться и на секунду потерять дар речи. Его твёрдые шаги невозможно было не узнать. Вот кого она точно не рассчитывала увидеть на следующий день после своей мнимой свадьбы! Как она объяснит отцу, что между ней и Рустемом ничего не было? Сердце заколотилось так сильно, что она испугалась, как бы Бали-бей не услышал признак её волнения. — Ч-что ты здесь делаешь? — через силу вымолвила Эстер, покосившись на изумлённого Рустема. — Зачем ты пришёл? — Вы слишком долго не выходите из покоев, — спокойно заметил отец, переводя оценивающий взгляд с дочери на её супруга. — Я зашёл узнать, не случилось ли чего-нибудь. Закончив поправлять кафтан, Рустем в два шага оказался возле Бали-бея, и Эстер отчётливо почувствовала исходившую от него решительность. Он держался с такой дерзкой уверенностью, что она даже подумала, будто он о чём-то умолчал и теперь готовился выплеснуть главную тайну в присутствии её отца. — Кое-что случилось, Бали-бей, — с отголоском досады отозвался Рустем. Бали-бей вперился в него своими тёмными глазами, в которых зародилось подозрение. — Дело в том, что я не намерен сохранять брак с твоей дочерью. Трудно было бы определить, кто растерялся больше. Конечно, Эстер догадывалась, что Рустем нашёл какую-нибудь лазейку, однако и представить не смела, что он заявит об этом так прямо. Для Бали-бея, ещё вчера прибывающего в полном удовлетворении, что его дочь успешно выдана замуж, эта новость разразилась громом среди ясного неба. — Что значит, не намерен?.. — не понял он, в смятении изучая воина таким пристальным взглядом, что вот-вот бы просверлил дырку на месте его глаз. Не удостоив его содержательные ответом, Рустем развернулся к Эстер, чья растерянность являлась такой же искренней. Под непроглядной завесой притворного пренебрежения, горевшего на поверхности потдёрнутых льдом глаз воина, пряталась умело скрытая нежность. И хотя, когда он заговорил, его голос прозвучал достаточно грубо, Эстер различила в нём согревающую сердце правду: — Развожусь. Развожусь. Развожусь. Обескураженный отец ожидал от неё как минимум возмущения, но Эстер сохранила непринуждение, стараясь не показывать охватившего её восторга. Она устремила взгляд в пол, опасаясь, что Бали-бей разглядит блеснувшее в нём торжество и догадается об истинной причине столь противоречивого решения. — Ты не имеешь права, — с тихой угрозой в голосе обратился к Рустему Бали-бей, сводя густые брови к переносице. — Повелитель свёл вас вместе, развестись — значит, пойти против него! — Что ж, — нисколько не стараясь приструнить рвущееся наружу ликование, вздохнула Эстер. — Я не стану перечить желанию моего бывшего супруга. Разве может брак быть счастливым, если в нём нет любви? — Одумайся, Эстер! — набросился на неё отец. — Замужество — ключ к твоей новой жизни! Но Эстер уже направлялась к двери, не особенно вслушиваясь в нотации всегда недовольного Бали-бея. — Прости, — просто пожала плечами она. — Я хочу выйти замуж по любви, как ты с мамой. Не волнуйся, повелителю я лично всё объясню. Бали-бей намеревался сказать куда больше нравоучительных слов, но, увидев, что его никто не слушает, вынужден был признать поражение. Довольная Эстер поравнялась с Рустемом, их плечи соприкоснулись, и девушка вытянула шею к его уху. — Спасибо, — одними губами прошелестела она, полной грудью вдыхая витающий вокруг него аромат ещё не выветрившихся духов. Дождавшись сдержанного кивка друга и его щемящей, но лёгкой улыбки, Эстер почти бегом добралась до двери и без промедления вылетела наружу. Оковы, стискивающие её тело все эти длительные и мучительные месяцы, с треском разрушились, и она вновь ощутила прилив утраченного счастья. Как и обещал Рустем, именно в этот день она обрела свободу. Эстер хотелось бегать и кричать, подняться в небеса подобно вольной птице и всему миру рассказать о благосклонности судьбы, но лишь одно обстоятельство помешало ей сделать это. Едва покинув душные и пропитанные духом недавнего замужества покои, она, к своему же изумлению, сразу налетела на стоящего под дверями Мехмеда.