Война закончена лишь тогда, когда похоронен последний солдат Александр Суворов
Позолоченные листья приломляли тусклый солнечный свет, не пропуская лучей и не позволяя им касаться земли. Редкая крона почти облысевших деревьев плотной завесой укрывала остывающий камень городских дорог, лишь бледные пятна дрожащего солнца кое-где проскальзывали и радовали земляную поверхность пусть слабым, но всё-таки теплом. Прожившие свой недолгий век листья, чьи дни были отмерены благоухающей весной и бурным летом, смиренно отправлялись в последний полёт, чтобы затем обрести покой под ногами суетливых прохожих. Яркий ковёр, багряный и огненно-жёлтый, заботливо устилал пустую землю там, где когда-то росла сочная трава. В голубоватые тона безмятежного неба постепенно примешивался оттенок мрачной серости, предвестник скорой бури и череды проливных дождей. Всё вокруг трепетало и резвилось под порывами окрепшего ветра, в воздухе отчётливо чувствовалось приближение лютых холодов, бегущие с севера тучи несли в себе частички первого снега, но так никогда и не выплёскивали на притихший город ни единой снежинки. Иногда ещё можно было порадоваться уходящему теплу, но чуткая природа уже готовилась к долгому сну, словно предчувствуя наступление ранней зимы. Густая тень, отброшенная редкими листьями старой осины, хранила в себе свежесть и приятную влагу, заискивающе лаская загорелую кожу Эстер, нагретую слабым солнцем. Неугомонный ветер быстро набирал силу, и это послужило для девушки причиной беспокоиться, что она не успеет вернуться во Дворец до начала обещанного шторма. Полупрозрачная изумрудного цвета чадра надёжно защищала обнажённые плечи Эстер от ощутимого дыхания незаметно пришедшего холода, усыпанная мелким гравием дорожка умиротворяюще шуршала у неё под ногами, когда она то и дело переступала на месте от нетерпения. Времени у девушки оставалось не так уж и много, но она не могла отправиться в путь, не повидавшись напоследок со своей маленькой подругой. Тяжёлые двери детского дома наконец распахнулись, и целая толпа наперебой кричащих и смеющихся детей высыпала во двор, наводнив его подобно стае голодных голубей. Резкое появления столь громкого шума вынудило Эстер поморщиться и втянуть голову в плечи, чтобы хоть немного поберечь свои бедные уши. Предвкушении предстоящей встречи неистово забилось в её груди на месте недавно спокойного сердца, заполняя сладостной дробью всю грудную клетку, так что почти не осталось места, чтобы сделать новый вдох. Было ли то результатом естественного волнения перед будущим походом, или же панический страх расставаться со своей девочкой так надолго, Эстер до сих пор гадала, но зато точно убедилась, что просто обязана любой ценой вернуться домой. Ей не было резона вглядываться в толпу разношёрстных ребят, но если бы она имела возможность внимательно наблюдать за ними, то без труда обнаружила бы именно того, кого вот уже несколько минут ждала под защитой крайнего дерева, скрытая от посторонних глаз. Красавица Муджизе с течением времени всё больше походила на свою покойную мать, приобретая особенности её внешности и присущие ей черты. С минувшего лета малышка заметно подросла, её стройное тельце вытянулось и стало чуть угловатым из-за природного строения некоторых костей в плечевом поясе. Тёмные волосы свободно струились по тонким плечам и ровной спине, доставая до самой поясницы, и посветлели, тронутые едва различимой рыжинкой, которая особенно выделялась при лучах солнца. Броские синие глаза, по-прежнему напоминающие сапфир, глядели с несвойственной детям проницательностью и всегда полыхали резвым огнём. Постепенно Муджизе привыкла к обществу других ребят, но остерегалась водить с кем-либо особо близкую дружбу, предпочитая оставаться независимой и одинокой. Но приход Эстер превращался для неё в настоящий праздник, стоило малышке заметить стоящую неподалёку девушку, она стремглав неслась ей навстречу, чуть ли не сбивая её с ног своими жаркими объятиями. Благодаря терпению и искренней заботе Эстер заслужила доверие Муджизе и сильно привязалась к ней, а та просто души не чаяла в слепой девушке и при каждой встрече твердила ей, как скучно без неё жить в приюте, изо дня в день делая одно и то же. И тогда Эстер забирала девочку с собой до самого вечера, и вдвоём они гуляли по оживлённому Стамбулу и загадочному лесу, без конца болтая обо всём на свете. А потом наступал миг разлуки, и Эстер снова отводила Муджизе в приют, обещая непременно вернуться. Своё обещание она выполняла на протяжении четырёх месяцев и никогда не расстраивала свою малышку. «Что же будет теперь? Имею ли я право давать ей такую клятву? Одному Аллаху известно, суждено ли мне вернуться домой». Прыткий бег, похожий на стремительный галоп молодой лани, возвестил Эстер о том, что Муджизе заметила её и со всех ног неслась прямо к ней. Окутанное беспредельной любовью сердце с новой силой затрепыхало под решёткой рёбер, наровя вырваться на свободу, так что Эстер не выдержала и сама кинулась по направлению к девочке, готовая принять на себя её неистовые объятия. Вскоре тонкие ручонки Муджизе стиснули её талию, а детские пальцы вцепились в одежду, сминая в крепкой хватке ткань лёгкого платья. Аккуратная головка девочки устроилась у Эстер на груди, шелковистые волосы щекотали открытую вырезом декольте кожу, впитывая в неё аромат нового пергамента и какой-то вкусной сладости. По этим запахам Эстер догадалась, что Муджизе съела за завтраком немалое количество экзотической вкусняшки и всё утро провела за листом бумаги, изучая буквы. — Привет, моя хорошая, — проворковала Эстер, одновременно с малышкой разрывая их уединённые объятия. — Скучала? — Ещё бы! — согласно закивала Муджизе, нехотя отстраняясь от девушки и отпуская её смятую одежду. — Всё ждала, когда же ты придёшь! Ласково засмеявшись, Эстер потрепала девочку по голове и наклонилась к ней, заглядывая в ярко-синие глаза. — Как продвигается учёба? — участливо поинтересовалась она. — Стараешься? — Конечно! — с намёком на странную досаду ответила малышка и недовольно насупилась. — Но мне не нравится учиться. Это ужасно тоскливо! — Учиться необходимо, Муджизе, — строго, но при этом мягко заявила Эстер, бережно поправляя причёску девочки. — Если останешься безграмотной, никто не захочет с тобой общаться и дружить. Сморщенный носик малышки горделиво вздёрнулся вверх, и она раздражённо отвернулась. — Но у меня есть ты! — упрямо возразила Муджизе. — Ты же дружишь со мной несмотря ни на что, так ведь? — Разумеется, крошка, — с щемящей нежностью усмехнулась Эстер, не замечая, что её голос внезапно смягчился и приобрёл неизвестный ей прежде оттенок. — Я никогда тебя не брошу, потому что люблю тебя такой, какая ты есть. Напрочь позабыв о недавнем возмущении, Муджизе восторженно заулыбалась, показывая ряд белых зубов. Эстер прекрасно знала, что детям нравится, когда им признаются в любви, и часто пользовалась этим приёмом, чтобы подбодрить девочку, если у неё плохое настроение. Вот и на этот раз слова произвели нужный эффект, и Муджизе перестала сердиться. — Мы пойдём гулять? — вмиг повеселев, спросила девочка, подскакивая на месте в предвкушении очередной захватывающей прогулки в компании Эстер. Скрепя сердце девушка присела на корточки перед малышкой и взяла её маленькие пальчики в свои ладони. Ей совсем не хотелось огорчать Муджизе, но иначе она поступить не могла, поэтому подняла на неё открытый всем чувствам взгляд, до предела напрягая слепые глаза. — К сожалению, не сегодня, Муджизе, — с едва уловимой грустью в напряжённом голосе произнесла Эстер, и сразу её окатило целой волной отчаяния, исходившей от девочки. — Я пришла попрощаться. — Попрощаться? — перебила её Муджизе, дёргая руки на себя. Крепкая хватка Эстер не позволила ей вырваться. — Ты уходишь? Но почему, куда? Я тебя чем-то обидела? Я исправлюсь, обещаю, только не уходи! От подступающих рыданий малышки, явно сопровождающих каждое её слово, у Эстер тоскливо сжалось сердце, а в груди что-то больно защемило. Она чувствовала, что чем дольше она здесь задерживается, тем труднее ей будет покинуть свою крошку и оставить её одну на продолжительные несколько месяцев. Постепенно она начинала жалеть, что решила проститься с Муджизе и тем самым нанести ей ужасную рану. Никто ведь не обещает, что она вернётся. — Я ухожу, но не навсегда, — успокоила девочку Эстер, поглаживая её трясущиеся руки. — Мы обязательно увидимся снова. Веди себя хорошо, договорились? — Ты не можешь остаться? — глухо всхлипнула Муджизе, с мольбой глядя на девушку мокрыми от проступивших слёз глазами, которые блестели на солнце, словно окраплённые дождём сапфиры. Наклонившись к ней, Эстер прижалась губами к лобику девочки и какое-то время просидела так, вслушиваясь в её бесшумные рыдания. — Прости, крошка, — печально улыбнулась девушка, неспеша отстраняясь. — Раз уж призвали в поход, надо идти. Зато, когда вернусь, расскажу тебе столько всего интересного, сколько ни в одной сказке не прочитаешь! Громко шмыгнув носом, Муджизе бросилась на плечи Эстер, и та мгновенно почувствовала на своей одежде её горькие слёзы. Тяжёлый вздох вырвался из её сдавленной болью груди, и она обхватила руками спинку девочки, желая впитать в себя как можно больше того невинного тепла, что излучало её доброе сердце. Оно убережёт Эстер от ошибок, будет защищать её от вражеских клинков лучше любого щита, не позволит ей забыть своё обещание и обязательно приведёт её назад целой и невидимой. Днями и ночами она будет молиться, чтобы вернуться к Муджизе и снова крепко её обнять. «Я прошу Аллаха, пусть он защитит моё чудо от бед и несчастий. Пусть даст ей силы пережить эту долгую разлуку. Пусть она дождётся меня и ни за что не забудет, как сильно я её люблю».***
Пестревшая когда-то сиреневыми фиалками клумба с наступлением осени неизбежно поредела, лишившись ярких красок и прежнего обаяния. Приближающиеся холода вынудили цветы попрятаться в землю, и напоследок они усыпали почву засохшими лепестками, как единственное напоминание о царившей здесь раньше красоте. Несмотря на оскудевшие богатства Дворцового сада Эстер продолжала часто наведываться туда, чтобы слушать заливистые трели птиц, шум ветра в кронах высоких деревьев и наслаждаться хрупким покоем, способным рухнуть от всякого лишнего звука. Ровно две весны назад Эстер впервые оказалась в саду, совершенно не представляя, что её ожидает в окружении прекрасных цветов, хранящих в себе столько воспоминаний. Неизвестно, в каком ключе развернулась бы её жизнь, не осмелься она тогда забраться на запретную территорию через старое дерево. В стенах этого сада она столкнулась с Мехмедом и встретила свою первую и самую настоящую любовь. Воздух всё ещё был пропитан волшебным ароматом фиалок, придающим ему нежную сладость и восхитительную свежесть. Словно завороженная, Эстер стояла перед пустой клумбой, вдыхая неповторимый запах своих любимых цветов, и горячо желала, чтобы он отпечатался в её памяти до следующей оживлённой весны. Погружённое в вечную тьму сознание отлично создавало в голове Эстер образ нежных фиалок, в честь которых она получила своё пожизненное прозвище, и девушка несказанно обрадовалась тому, что по-прежнему помнит все особенности этих цветов. — Кёр, ты вовремя! — раздался прямо позади неё бархатный голос Михримах, заставивший Эстер вздрогнуть от неожиданности. И снова она так глубоко ушла в свои мысли, что усыпила собственную бдительность. Сгорая от нахлынувшего стыда, Эстер развернулась к подошедшей госпоже, надеясь, что она не обратила внимания на её реакцию. Облачённая в сверкающее мелкими блёстками платье Михримах лучезарно улыбалась подруге, украдкой скользя по ней оценивающим взглядом, от которого девушка невольно поёжилась. — Михримах, я как раз тебя искала, — поспешно выпалила она, чтобы сгладить возникшую неловкую паузу. — Мы скоро отправляемся, я хотела зайти и попрощаться. Тихий нежный огонёк заплясал на поверхности зелёных глаз госпожи, и она приблизилась к Эстер с раскинутыми в стороны руками, заключая её в бережные объятия. В упоении соприкасаясь с её женственным телом, Эстер устроила ладони на её спине, чуть проводя по ней пальцами и чувствуя шершавые блёстки на платье, прилипающие в рукам. Спустя мгновение подруги отстранились, и Михримах одарила девушку дружелюбным взглядом. — В добрый путь, Эстер, — напутствовал она, не пытаясь утаить тоску, зародившуюся в глубине её безупречного тембра. — Я буду молиться. Да будет твоя сабля остра, рука тверда, а разум — светел. — Аминь, — откликнулась Эстер, с благодарностью посмотрев на госпожу и признательно кивнув ей. — Если того пожелает Аллах, мы вернёмся с победой. — На всё воля Аллаха, — прикрывая ясные глаза, согласилась Михримах и легко похлопала Эстер по плечу, словно подгоняя её поскорее идти. — Хоть бы он возвратил домой тебя, отца и брата. Задержавшись перед госпожой в почтительном поклоне, Эстер резко сошла с места, устремляясь к выходу из Дворцового сада. Затылком она ещё долго чувствовала напряжённый взгляд взволнованный Михримах, чьи глаза пленил потаённый страх, а губы горячо нашёптывали прощальную молитву. Даже научившись держать свои чувства в узде, Эстер не могла не поддаться застывшей вокруг тревоге, и ледяные когти ужаса вскоре добрались и до её стойкого сердца, безжалостно атаковав его исподтишка. Что-то в недоступных никому недрах её души отчаянно просило Эстер не покидать родные места, не бросать на произвол судьбы дорогих сердцу людей, не заставлять их беспокоиться за её жизнь. Однако святой долг перед Империей требовал от воинов решительности и смелости, поэтому Эстер отбросила прочь непрошенный страх и отпустила от себя мысли о тех, кого ей приходилось оставить в столице на неопределённый срок. Биение её сердца сохранится в монотонном стуке дождя, в песнях лесных птиц, а верный ветер сохранит в своих порывах ритм её дыхания. Куда бы не забросила девушку судьба, душа её навсегда заключена здесь, в окрестностях великого Стамбула. В этом городе Эстер родилась и здесь же, когда придёт время, она испустит свой последний вздох.***
Подчиняясь сигналу интуиции, в любых ситуациях напоминающей затуманенному яростью разуму об очевидных вещах, Эстер успела пригнуться и этим спасла свою шею от неминуемого удара вражеской саблей. Крепче вцепившись в рукоять собственного оружия, девушка со всей силы размахнулась им и полоснула противника по беззащитному плечу, получая удовольствие от прокатившегося по поляне дикого вопля. Чужая кровь мгновенно окрасила зеркальное лезвие, запятнала пожухлую траву под ногами Эстер и осела на пыльной одежде, впитываясь в плотную ткань. Ослеплённая азартом битвы, девушка взметнула саблю над головой и нанесла врагу сокрушительный удар, поваливший его наземь и отобравший у него жизнь. Сырая почва неровно содрогалась от множества незнакомых шагов и топота лошадей, но иногда у Эстер получалось выхватывать твёрдую поступь Бали-бея, наседающего на вражеских воинов где-то совсем рядом, стремительную походку отважного Мехмеда и вселяющий благоговейный страх перестук копыт белоснежного Ангела, на чьей мощной спине восседал Сулейман. Их мнимое присутствие возрождало в Эстер боевой дух, и она с нескончаемым остервенением кидалась на врагов, беспощадно убивая одного иранского воина за другим. Наводнивший округу стальной звон сабель, перебиваемый нечеловеческими криками боли и ненависти, приелся слуху девушки настолько, что она могла различать скрежет чужого лезвия от свиста лезвия товарищей, а мольбу о помощи — от стона умирающего солдата. Почти всё время Эстер находилась в движении, ни на минуту не позволяя себе замереть, и благодаря этому успевала помочь товарищам справиться с особенно серьёзными противниками или спасти их от настигающей смерти. Очутившись в плену жаркого сражения, она словно перестала ощущать слепоту, в её голове ни разу не промелькнуло мысли, что что-то может пойти не так. Для расправы над врагами глаза были ей ни к чему, вместо них она использовала слух и незаменимые чувства, сделавшие её более опасным соперником. По прошествии двух недель Османская армия заняла позицию вблизи ещё одного крупного города Ирана, не менее укреплённого, чем столица Тебриз. Первое сражение не заставило себя долго ждать, шах Тахмасп сразу высказал сопротивление завоевателям, горя желанием вернуть захваченные прошлой зимой владения. Теперь воины Империи чувствовали себя полноправными хозяевами Иранской территории и были полны решимости отобрать гораздо более полезные земли, лежащие ближе к югу и простирающиеся до самого сердца Ирана. Поход только начался, а бесстрашные Османы уже грезили о будущих победах и не упускали возможности показать, на что они способны. Благополучный исход этой битвы должен был надолго укрепить позиции Османской армии на территории Тахмаспа, и Эстер, отлично понимающая это, не жалела сил, чтобы приблизить необходимую победу. Её смертоносная сабля неукротимо разила врагов, щедро окрашиваясь дурной кровью, пыл битвы одумранил её и гнал наперерез противникам, так что даже будучи зрячей она бы не видела перед собой ничего, кроме чёткой цели. Земля постепенно покрывалась обездвиженными телами мёртвых бойцов, Эстер то и дело спотыкалась об них, прибывая во власти всеобщей суматохи. Внезапно очередной вражеский воин возник прямо перед ней, его лицо отражало непоколебимую уверенность, горящий взгляд пронзил девушку подобно остроконечной стреле, заставив её расстеряться. Медлительность привела бы к необратимым последствиям, поэтому Эстер не задумываясь замахнулась саблей и скользнула лезвием по груди неприятеля прежде, чем чья-то сильная рука схватила её за плечо и оттащила прочь. Тонкий свист над ухом подсказал девушке, что она едва не попала под вражеское оружие, и кто-то, похоже, её спас. — Осторожно, Эстер! — прозвучал возле неё тревожный голос Рустема. Его пальцы по-прежнему крепко держали её за руку. — Успел, слава Аллаху! Захлёбываясь частыми вздохами, Эстер обернулась на друга и признательно кивнула ему. — Спасибо, Рустем, — выдавила она, начиная приходить в себя. — Прости, отвлеклась. Хватка на её плече ослабла, и Рустем отпустил девушку, после чего снова бросился в кипевшую на поляне битву, теряясь среди врагов и товарищей. Эстер облегчённо выдохнула и тоже вернулась к бою, внутренне всё ещё переживая испуг. Только что она подпустила смерть слишком близко к себе, и если бы не вмешательство Рустема, случилось бы что-то очень плохое. Мысленно Эстер поклялась, что больше не заставит кого-либо спасать ей жизнь и сама будет заботиться о своей безопасности. В конце концов, это был всего лишь один из вражеских солдат, почему он вызвал у неё такое бурное смятение? Его боевые приёмы, сила выпада, ведение тактики показались девушке до боли знакомыми, однако в голове зияла пустота, как в бездонной пропасти, и она ничего так и не вспомнила. Вполне возможно, Эстер действительно проявила невнимательность, но она ещё имела шанс всё исправить и показать этому шакалу свою истинную силу. Однако, когда она попыталась вычеслить подлеца по известным ей приметам, то с удивлением и досадой обнаружила, что тот бесследно исчез.***
— Давайте, быстрее! Плетётесь, как сонные мухи! Придержав Мотылёк у подножия холма, Эстер устало смахнула со лба капельки проступившего пота. Кто бы мог подумать, что даже осенью может быть так жарко? Сбоку затормозили чужие копыта, и запыхавшийся Мехмед верхом на гнедом Соболе замер подле подруги, тревожа лесной воздух своим загнанным дыханием, и какое-то время они молча стояли рядом, шумно дыша и восстанавливая силы. Рыжий Охотник ускакал далеко вперёд, а выкрикнутые слова Рустема быстро расстаяли среди звуков засыпающего леса. — Что он сказал? — пропыхтел Мехмед, переводя на Эстер затуманенный усталостью взгляд прищуренных глаз. — Сказал, что мы сонные мухи, — хмыкнула девушка и потрепала Мотылёк по золотистой шее. — Ладно, идём. А то ещё потеряемся. Одновременно они ступили на каменистую почву и дальше двинулись рысью, чтобы дать лошадям немного отдыха. Битва закончилась беспрекословной победой Османов, так что они могли себе позволить развеяться и прогуляться по лесу, охваченному самым разгаром осени. Опавшие листья приятно шуршали под копытами коней, вечерний ветерок освежал разгорячённую резвым галопом кожу, играясь с распущенными волосами Эстер. Рустем поджидал их на вершине холма и окинул отставших полунасмешливым взглядом. — Ну и где вы двое пропадали? — лениво осведомился он, обнажив зубы в хитром оскале. — Я успел состариться, пока ждал вас здесь! — Не ворчи, ради Аллаха, — рассмеялась Эстер, и они с Мехмедом многозначительно переглянулись. — Пойдём помедленее, ладно? Мотылёк утомилась. Освещённые вечерним солнцем глаза Рустема выразительно заблестели, но он не стал возражать, и лишь согласно кивнул. Мехмед первым направился вниз по склону, поднимая в воздух клубы пыли, следом пристроился Рустем, а Эстер нарочно отстала, чтобы поравняться с ним. Бывший визирь настороженно покосился на неё, будто предчувствовал, что она хочет поговорить. — Рустем, — робко начала Эстер, убедившись, что Мехмед не может их услышать. — Скажи, ты слышал что-нибудь о Сиреневом поле? Затаив дыхание она в упор смотрела на него в ожидании ответа и почему-то с каждой секундой его напряжённого молчания чувствовала нарастающее волнение. — Да, слыхал, — наконец произнёс Рустем задумчивым тоном, подозрительно сощурив один глаз. — Почему ты спрашиваешь? — Однажды Мехмед рассказал мне эту легенду, — принялась объяснять Эстер. — Тогда я поинтересовалась, существует ли это поле на самом деле. Он сказал, что всё это выдумки, и в них не стоит верить. Но я давно загорелась желанием отыскать его... — Я вот что тебе скажу, — вздохнул воин, останавливая Рыжика и обращая на девушку загадочный взгляд. Эстер последовала его примеру, изучая слепыми глазами его потдёрнутое тенью лицо. — Если ты чего-то не видел, не значит, что этого нет. Наш мир слишком непредсказуем, чтобы такая прекрасная и вселяющая страх легенда не могла оказаться правдой. Ищи, Менекше. И когда найдёшь, обретёшь свободу. Не проронив более ни слова, Рустем сорвался с места и бросился догонять Мехмеда, а топот копыт Рыжего Охотника отзывался по притихшему лесу глухим эхом. Изумлённая Эстер всё стояла посреди рощи, прокручивая в голове услышанное и пытаясь понять его смысл. Что значит, обретёшь свободу? Где искать это поле? И возможно ли его найти? Дёрнув повод уздечки, Эстер пустила Мотылёк в галоп, но бежала она вовсе не за друзьями и даже не к лагерю. Она следовала за своим трепещющем сердцем, которое словно откликалось на какой-то невидимый зов. Мехмеду и Бали-бею придётся немного потревожиться за неё, ибо Эстер не вернётся, пока не отыщет Сиреневое поле.