Нет таких целей, ради которых можно было разбить сердце другого человека Ральф де Брикассар «Поющие в терновнике»
Утренняя заря боязливо прокралась по горизонту, вытесняя остатки густой тьмы, рваными клочьями повисшей над лесом меж стволов окутанных туманом деревьев. Несмелое солнце медленно выбиралось из своего ночного укрытия и восходило на посветлевшее небо, цепляясь протянутыми к земле лучами за обнажённые верхушки дубов и платанов. Окуная небосвод в розоватые и бледно-жёлтые краски, прогоняя прочь прозрачную завесу тумана, мягкие лучи дневного короля добирались до студённой почвы и заботливо проливали на неё слабые потоки исчезающего тепла. Стремительно собирались увесистые облака, скапливаясь в беспросветные тучи, низкой толпой бегущие по головам застывших деревьев. Следы близкого рассвета уже проникли и в погружённый в нерушимое спокойствие сна шатёр, назойливо напоминая о наступлении утра. Свободные ткани колыхал набирающий силу ветер, издавая при этом тяжёлый шелест, перебиваемый еле слышным завыванием где-то в невесомости. По какому-то неведомому сигналу глаза Эстер разомкнулись, сбрасывая с налитых свинцом век невидимые капли умиротворённого сновидения, и она вынырнула из тёмного мира ночи, впервые за долгое время чувствуя себя по-настоящему отдохнувшей. Первая мысль, что стрельнула у неё в голове, была, как ни странно, о Джигане. Покинул ли он уже запретную территорию или всё ещё блуждает поблизости? Какие чувства и эмоции одолевают его в эти мгновения? О чём он думает? На один сумасшедший миг Эстер безумно захотелось немедленно выйти из лагеря и навестить ту самую пещеру, чтобы рассеять сомнения и убедиться в своих думах. Однако почти сразу она поспешила избавится от этих грешных предубеждений, грозящих свести её с ума и толкнуть на совершение новой ошибки. Пусть в груди прочно поселилось навязчивое ощущение чего-то неполноценного, а сердце неудержимо трепехало от странного нехорошего предчувствия, Эстер осталась глуха к внутренней борьбе с самой собой и попыталась сосредоточиться на более важных делах. История с Джиганом навеки отправилась в безвозвратное прошлое, но как бы девушка не желала отмыться от мучавшего её душу угрызения совести, совершенно неоправданного и неуместного, этот воин теперь стал частью её жизни. Она могла забыть его и всё, что связывало их обоих, могла навсегда отрезать от своего тернистого пути и не возвращаться к нему даже мысленно. Но в одном Эстер была уверена: Джиган её точно ни за что не забудет и вряд ли сумеет простить себе, что так и не добился от неё прощения. Встряхнувшись, девушка свесила ноги с кровати и ступила на устланный иностранными коврами пол, с наслаждением зарываясь пальцами в их пушистую поверхность. Короткие ворсинки, напоминающие по ощущениям лёгкий флок, сохранили свежесть прохладной ночи и казались влажными, и Эстер невольно хмыкнула, почувствовав приятную щекотку. С некоторой неохотой она встала и на скорую руку переоделась в будничный наряд, не желая надолго задерживаться в шатре, пропитанном её недавними рассуждениями. Стоило ей высунуть голову наружу и по привычке навострить уши, как до её чуткого слуха мгновенно долетели оживлённые голоса и даже грозные крики, заполняющие собой чуть ли не весь лагерь. Было похоже, что солдаты чем-то взволнованны или удивлены, но пока что понять причину их суетливого настроения не представлялось возможным. Всё то же противное предчувствие без предупреждения вгрызлось в кожу Эстер у основания шеи и мурашками прокатились по спине, запуская под одежду цепкий озноб. Стало ясно, что случилось нечто важное, требующее незамедлительного внимания, однако ей самой совсем не хотелось участвовать в этом, какое бы значение это происшествие не несло. Вдруг Эстер вновь подумала о Джигане и ещё больше разволновалась, когда в голову закрались непрошенные мысли о том, что суета в лагере связана именно с ним. Не в силах более стоять на одном месте и наблюдать за всем издалека, полагаясь только на слух, Эстер отбросила нерешительность и смело шагнула в лагерь, навстречу порывам северного ветра. Её спутанные после сна волосы залегли за плечи, повинуясь движению воздушных потоков, а по лицу прошла отрезвляющая свежесть, смахнув с неё последние намёки на позднее пробуждение. Янычары заполонили центр лагеря, наперебой разговаривая друг с другом, и в каждом голосе Эстер различала недовольство, смешанное с презрением, или же замешательство, приправленное гневом. Определённо произошла какая-то непредвиденная ситуация, так что девушка в спешке нырнула в толпу, с прытью змеи проскальзывая в неприметные лазейки между чужими плечами, как вдруг кто-то несильно схватил её за руку и мягко дёрнул в сторону, останавливая. — Куда это ты торопишься, Менекше? — прозвучал возле неё невозмутимый тембр Матракчи, и Эстер расслабила напрягшиеся было плечи, позволив наставнику увести её подальше от мятежных солдат. — Хочу узнать, в чём дело, — ответила она, рассеянно высвобождая запястье из крепких пальцев Матракчи. — Ты случайно не в курсе, почему все так возбуждены? На поверхности добрых глаз наставника промелькнуло неприкрытое изумление, однако он быстро вернулся в прежнее состояние и неопределённо покачал головой. Эстер насторожилась, острый укол страха невольно кольнул её в самое сердце. — Сам не до конца понимаю, — честно признался Матракчи, кивнув куда-то в сторону. — Больше всего шума идёт оттуда. Едва дослушав его, Эстер сорвалась с места и широкими шагами устремилась туда, где слышала громкие возгласы вперемешку с яростными окриками. Упорно она отказывалась предполагать самое ужасное, но в любом случае должна была выяснить всё в мельчайших подробностях. Она уже подошла достаточно близко, и тут сгустившейся от напряжения воздух, в котором явно присутствовал намёк на тайную угрозу, прорезал преисполненный гнева вопль: — Оставьте! Я живым не дамся, слышите?! Содрогнувшись всем телом, Эстер резко замерла, тщетно стараясь убедить себя, что ей послышалось. Её словно окатило ледяной водой, в душу проник зверский холод и стиснул стальными когтями грудь, мешая вздохнуть. Земля ушла у неё из-под ног, и каким-то чудом Эстер удалось устоять и не повалиться навзничь, лишившись чувств. Сердце пропустило удар и с новой неведомой силой забилось в передавленном слепым страхом горле, отдаваясь пугающим эхом в ушах. «Нет... Нет, нет! — стучало у неё в голове. — Только не это... Джиган!» Теперь она наконец осознала причину оживления янычар и всеобщую тревогу, душный воздух больше не казался ей чем-то угнетающим, а пронзительный голос Джигана, который она надеялась предать забвению навсегда, снова и снова глухой болью раздавался в её помутнённом сознании. Он опоздал, его схватили. Всё кончено! Судорожно вцепившись руками в волосы, Эстер с нарастающим смятением понимала, что теряет последнее самообладание и вот-вот привлечёт лишнее внимание своим подозрительным поведением. Мысли со скоростью света заметались в голове, она отчаянно пыталась отыскать хоть какой-нибудь выход, способный отвести от Джигана неминуемую смерть. Всё существо Эстер будто заволокло густым полотном паники и ужаса, на эти пугающие мгновения она забыла как дышать и напрочь лишилась возможности рассуждать здраво. В конце концов она была вынуждена признать поражение и смириться с тем, что всё открылось. «О Джиган, что же ты наделал! Ты погубил нас! Здесь тебя ожидает смерть!» Как бы сильно Эстер не желала подать воину ободряющий знак, чтобы дать ему знать, что она не бросила его, её останавливал краешек светлого разума, подсказывающий ей, что Джиган может сам того не ведая выдать её с поличным. Если он заметит девушку и, что ещё хуже, внезапно прокричит её имя, то ей не удастся спасти даже себя. Под безудержную пляску испуганного сердца Эстер сделала шаг-другой назад, намереваясь как можно скорее скрыться, но прежде, чем она исполнила свой план, знакомые наблюдательные глаза вперились прямо в неё. Сейчас в них горела настоящая злость, однако среди их серого мрака Эстер с щемящим сожалением обнаружила искреннюю горечь, такую жгучую, что волосы на затылке девушки зашевелились, а сама она оказалась на грани истерики. Ну почему, почему Аллах не уберёг Джигана?! За что послал ему такое наказание? Вражеский воин, по бокам окружённый стражей без права сделать малейшее движение, не посмел подать виду, что знает Эстер и видит её далеко не впервые. За это она испытала к нему безмерную благодарность и, чувствуя на себе его внимательный взгляд, чётко кивнула ему, давая понять, что не оставит этого вот так. Любым способом она переубедит повелителя, даже если для этого ей придётся положить шею под саблю палача. Джиган обречён на смертную казнь только по её вине, так что Эстер без колебаний была готова разделить с ним его скорбную участь. «Однажды я спасла тебе жизнь. А теперь я умру вместе с тобой, дабы моя вина не осталась не искуплённой».***
Стоя в шатре с опущенной головой бок о бок с отцом и Рустемом, Эстер всё яснее ощущала на своём состоянии перемену в настроении лагеря и всех янычар. Появление врага на законной территории Османов взбудоражило всех без исключения, особенно Сулеймана, в чьих бездонных глазах плескался тихий гнев. Как никогда Эстер испытывала непреодолимый страх при мысли о том, что рискнёт оторвать взгляд от пола и встретиться с излучающим свирепость взором султана и тем самым навлечь на себя ненужную вспышку ярости. Присутствие рядом Бали-бея и Рустема вселяло в девушку хоть немного покоя, и рядом с ними она не чувствовала уязвимости под отяжелевшим взглядом повелителя, в котором разразилась опасная буря. Плечом Эстер ощущала умело замаскированное напряжение отца, чувствуя одолевающую его сильное тело тревожную дрожь. От него исходили мелкие волны замешательства, однако в целом он держался уверенно и прямо, демонстрируя открытость перед султаном и готовность отвечать на любые его вопросы. Слева более ощутимо к ней прижималось мощное плечо Рустема, и в его нестабильном состоянии Эстер уже ясно уловила странное волнение, скорее даже нервозность, будто бывший визирь отчаянно пытался что-то спрятать. Так как произнести слово без разрешения повелителя считалось непозволительной дерзостью, Эстер лишь крепче прильнула к другу, стараясь таким образом молчаливо его поддержать. Рустем украдкой покосился на неё, стрельнув в её сторону немой благодарностью, однако его тревожность никуда не исчезла, а наоборот возрасла, что не могло не навести девушку на страшную мысль. Может быть, именно Рустем выдал Джигана солдатам? Ведь из всего лагеря он один знал тайну Эстер и поклялся, что никому не скажет ни слова! Выходит, он солгал ей и предал её доверие, рассказав обо всём повелителю и позволив ему отыскать Джигана до того, как тот сможет покинуть запретные владения? Но это невозможно! Рустем никогда бы так не поступил, никогда! Так как пока что время делать выводы не настало, Эстер прогнала прочь эти жуткие думы, без конца повторяя про себя, что Рустем — её верный друг, не способный на предательство, и она напрасно себя накручивает. Вернувшись сознанием в шатёр повелителя и снова оказавшись под прицелом его пристального взгляда, Эстер испустила тихий вздох, чтобы ослабить сдавившее грудь и рёбра волнение и немного усмирить встревоженные сердце. Повисшее в шатре молчание тянулось вот уже несколько минут, и все эти минуты каждый находящийся внутри успел подвергнуться тщательному изучению пронзительных глаз султана, и каждый без сомнений вдруг почувствовал на своих плечах груз несуществующей вины. Для Эстер этот груз имел место быть, поэтому когда Сулейман в очередной раз задержал на ней пробирающий до дрожи взор, она невольно сгорбилась и ниже опустила голову, надеясь, что этим на навлекла на себя подозрения. Посреди шатра съёжилась поджарая фигура Джигана, стражники посадили его на колени и теперь придерживали под руки, а один из них надавил ладонью ему на шею, заставив склонить голову. Вопреки одолевавшему Эстер трепетному страху она не могла не восхититься дерзкой уверенностью, с которой вражеский воин восседал перед самим султаном, и его завидному умению мастерски скрывать возможный испуг. Хоть шея Джигана и была согнута в положенном поклоне, его потдёрнутые тьмой серые глаза стреляли на Сулеймана исподолобья откровенной ненавистью. — Мои воины нашли тебя на моей территории, — наконец заговорил повелитель, и его глубокий голос, передающий обманчивое спокойствие, подобно внезапной молнии врезался в уши Эстер, вынудив её вздрогнуть. — Судя по тому, что при тебе обнаружена фляга, принадлежащая кому-то из Османских солдат, ты имел неосторожность водить с кем-либо из них достаточно близкое общение. Ты был пойман в пещере, что только подтверждает мои догадки о намеренном вторжении воинов Тахмаспа на владения Османов. Яростно дёрнувшись, Джиган ответил султану злобным взглядом, но не проронил ни слова. С трудом удерживая себя на месте от нетерпения и тревоги, Эстер умоляюще покосилась на него, беззвучно прося воина забыть о гордости и проявить должную покорность. Она не сомневалась, что Сулейман собирается выведать у Джигана намерения Тахмаспа, но прежде он хотел разобраться с тем предателем, который осмелился покрывать вражеского солдата на собственной земле. Если бы Джигана схватили хотя бы в лесу, уже можно было бы избежать подозрений в возможной измене, а так все улики играли против Эстер и будто нарочно указывали на вмешательство Османского воина. — Говори быстро и только правду, — продолжал Сулейман, окрашивая свой воркующий тембр нотками потаённой угрозы. — Кто помог тебе проникнуть в самое сердце Османской земли? Кто позаботился о твоей безопасности и обеспечил надёжным укрытием? И снова ни звука. Эстер чуть не завыла от досады, однако понимала, что ничем не поможет Джигану, и ей остаётся лишь наблюдать его допрос, не имея возможности образумить самоуверенного воина. Оледеневшей кожей она чувствовала, что терпение повелителя на исходе, и скоро его напускной невозмутимости придёт конец. И тогда Джиган обязательно пострадает, поскольку Сулейман не остановится, пока не услышит от него правду. «Джиган, прошу тебя, ответь! — взмолилась про себя Эстер, находясь в шаге от отчаяния. — Пощади моё израненное сердце!» Видимо, неприступность Джигана выводила из равновесия не только Сулеймана. Стоящий рядом с Эстер Бали-бей заметно зашевелился, его упругие мышцы пришли в движение, так что девушка не без благоговения придвинулась ближе к Рустему, ожидая вспышки гнева со стороны разъярённого отца. Твёрдо шагнув вперёд, он навис над прижатыми к полу Джиганом, злобно сверкая своими тёмными глазами. — Отвечай, когда к тебе обращается великий падишах всего мира! — грозно взревел Бали-бей, постепенно теряя ветвь самоконтроля. Эстер с удивлением осознала, что ей ещё не доводилось видеть отца в таком взбешённом состоянии, и понадеялась, что это был первый и последний раз. Даже напор Бали-бея не оказал на Джигана должного влияния, он продолжал хранить демонстративное безмолвие, при этом ни на миг не спуская глаз с повелителя, точно кроме него в шатре никого больше не было. На крик легендарного Османского воина он не обратил ни капли внимания, ни один мускул не дрогнул на его лице, тело осталось неподвижно. Поняв, что таким способом Джигана не возьмёшь, Бали-бей нехотя отступил обратно к Эстер, мимолётно соприкоснувшись с ней плечом, и девушку пронзила обуревавшая отца яростная дрожь. И без того густой воздух начал потрескивать, словно перед небесным штормом, и Эстер судорожно втянула в ущимлённые лёгкие кислород, ощутив его острый недостаток. — Повелитель, — осторожно подал голос молчавший до сих пор Рустем, немного разрядив напряжённую обстановку своим рассудительный тоном. — Мне кажется, он ничего Вам не скажет. Мы тратим своё время впустую. — Пока я не услышу от этого шакала достойных объяснений, отсюда никто не уйдёт! — отрезал Сулейман, давая понять, что не потерпит возражений. Разящие искры гнева полетели из его чистых голубых глаз, и Рустем отпрянул, виновато склоняя голову. — По моей территории свободно разгуливают враги, а из вас никто и ухом не ведёт! На кого я оставляю свою жизнь, если мои приближённые не способны должным образом защищать безопасность моих земель?! До боли в челюстях сцепив зубы, Эстер испуганно вжала голову в плечи, всерьёз опасаясь, что рассерженный султан насквозь прожжёт её своим испепеляющим взглядом, не оставив от неё даже мокрого места. Ни Бали-бей, ни осаждённый Рустем не осмелились больше высказать бушующие внутри них сомнения, и Эстер тоже поостереглась лишний раз открывать рот. Всех троих сковало общим трепетом перед разгневанным султаном, который с лёгкостью мог устроить им куда более неприятный выговор, если они бросят одно неверное слово. — Уведите подлого лазутчика и заприте в шатре, — с неприкрытым пренебрежением повелел Сулейман, веско взмахнув украшенной драгоценными кольцами рукой. Стражники незамедлительно подняли Джигана с колен и грубо поволокли к выходу, мёртвой хваткой вцепливаясь в его руки. Вражеский воин не сопротивлялся и так и не удостоил других присутствующих в шатре взглядом, неотрывно изучая пол у себя под ногами. Осмелев, Эстер рискнула поднять на него слепые глаза, но не дождалась желанного ответа, из-за чего её сердце болезненно ёкнуло. Суждено ли ей увидеть Джигана ещё раз, или это была их последняя встреча? Ледяной взгляд повелителя заставил её поспешно отвернуться и уставиться пустым взором в землю. Без Бали-бея и Рустема она точно давно бы потеряла над собой контроль и не сумела бы так долго бороться со своим страхом. Рано или поздно Сулейман узнает, кто на самом деле стоял за всем этим, и предатель получит по заслугам, несмотря на то, кем он является. В глубине души Эстер уже смирилась с угатованной ей участью, но смерть Джигана обречена навечно осквернить её сердце и залечь на его дно неприятным осадком. Отныне каждый день будет приносить ей страдания и беспощадно напоминать о том, что она превратилась в эгоистичную убийцу. — В рядах моих воинов объявился предатель, — зло процедил Сулейман, выдернув Эстер из затягивающего омута страшных раздумий. — Кем бы он ни был, этот изменник должен быть найден и привлечён к ответственности за своё преступление против меня и Империи! Его ожидает справедливое наказание. Нервно сглотнув, Эстер вместе с отцом и другом склонила голову в знак покорности, в груди у неё залегла неподъёмная тяжесть, а в горле встал крупный ком. Что же с ней будет, если всё откроется? Неужели повелитель и её прикажет казнить? От осознания навалившегося на неё несчастья в уголках глаз собрались невольные слёзы, и девушка поторопилась взять себя в руки и спрятать проявившуюся слабость. Она обязана быть сильной и не поддаваться отчаянию раньше времени, всё-таки личность предателя пока никому неизвестна. Вдруг плечо Эстер потревожило новое ненавязчивое движение, возвестившее её и том, что Рустем вышел вперёд. На том месте, где он только что стоял, мгновенно образовалась холодная пустота, и девушка рассталась с частью внутреннего спокойствия, удерживающего её от влияния безнадёжной паники. Всё то же неукротимое волнение мощными волнами исходило от Рустема, выдавая его нерешительность и даже страх, прочно отпечатавшийся в сознании Эстер подобно её собственной тревоге. Что происходит с её другом? Под ошеломлёнными взглядами Бали-бея и девушки бывший визирь остановился в центре шатра, откуда только что увели Джигана. Его голова была чуть опущена, что являлось показателем беспрекословного подчинения и мирного настроя. — Мой повелитель, позвольте сказать, — учтиво обратился Рустем к Сулейману и, дождавшись разрешающего жеста, глубоко вздохнул. — Вам не придётся искать предателя, потому что он стоит прямо перед Вами. Холодея от ужаса, Эстер поддалась вперёд, полная решимости прервать друга и не позволить ему наделать глупостей. То, что он собирался сказать, не имело никакого отношения к правде, и вместо него на этом месте должна была стоять она, как истинная виновница всей истории с Джиганом. Конечно, Рустем был посвящён в сокровенную тайну девушки и без сомнений оберегал её от посторонних как зеницу ока, однако это не означало, что он обязан ответить за совершённое в одиночку. Тем более, именно Эстер так горячо умоляла друга не выдавать никому свой секрет и поневоле превратила Рустема в соучастника постыдного предательства. Отчаянная безысходность забурлила в недрах её груди, готовая вырваться наружу безудержным криком, и Эстер изо всех сил зажмурилась и сжала ладони в кулаки, чтобы только не дать ей оказаться на свободе. Ради пусть и безрассудной, но жертвы Рустема она скроет истину под маской горького разочарования и глубокой боли, и без того уже растерзавшей в кровь усталое от потрясений сердце. — О чём ты говоришь, Рустем? — непонимающе нахмурился Сулейман, изучая бывшего визиря обескураженным взглядом, из которого пока не пропали отголоски недавней ярости. — Немедленно объясни! — Я и есть тот предатель, — с неподдельным сожалением произнёс Рустем, и каждое его слово безжалостно вонзалось в тело Эстер подобно шипам дикой розы. Протестующий визг вот-вот бы сорвался с её онемевших губ, но голос куда-то исчез, и вместо звуков из груди выходили лишь частые вздохи. — Это я пригрел Джигана на нашей территории, потому что он был серьёзно ранен. Я признаю свою вину. Броский шорох одежды подсказал Эстер, что Сулейман резко поднялся, и сразу на расстоянии от неё землю одолела величественная тяжесть. Заявление Рустема вогнало её в ступор, так что на миг сердце замерло, а кровь в жилах будто заледенела, лишая потрясённое сознание необходимого тепла. Что ей делать? Вмешаться? Продолжить просто смотреть на то, как её друг принимает на себя всё её тяжкое преступление, подвергаясь незаслуженному наказанию? С панической ясностью Эстер осознала, что не в состоянии пошевелить даже рукой, всё её тело словно окаменело и отказывалось слушаться. Со всех сторон на неё навалился шквал ярости и негодования, притупляющий слабую печаль, немигающий взгляд потдёрнутых разрушительной бурей глаз впился в Рустема, словно хотел испепелить. — Что заставило тебя пойти на столь подлую измену, объясни мне! — громче произнёс Сулейман, приближаясь к бывшему визирю почти вплотную. Тот не шелохнулся и только ниже опустил голову. — Ни за что не поверю, что один из моих самых преданных воинов способен на такое! — Мне жаль, но я говорю правду, повелитель, — вполголоса проронил Рустем, и Эстер еле удержалась, чтобы не возразить. — Это сделал я. С минуту, показавшуюся девушке целой томительной вечностью, Сулейман молчал, точно никак не мог осознать услышанное и принять это. Однако колебания быстро оставили его, и султан в бешенстве отвернулся. — Стража! — резко позвал он. — Уведите прочь нечестивого изменника, не желаю его видеть! Не успела Эстер и глазом моргнуть, как Рустем очутился в окружении двух солдат, которые схватили его за плечи и повели к выходу, совсем как Джигана. Усилием воли ей удалось побороть в себе бурное желание бросится за ним следом и попросить рассказать повелителю правду. Вина за произодшее полностью лежала на ней, а её лучшему другу пришлось расплачиваться за её грехи, возможно, даже ценой жизни. Как так вышло, что за один день Эстер обрекла на смерть сразу двух дорогих себе людей? Когда она и Бали-бей покинули шатёр султана, отец ещё долго смотрел на неё внимательным взглядом тёмных глаз, словно мнимо спрашивал у неё: «Ты ведь в этом никак не замешана, верно? Что ты скрываешь от меня?» Он бы всё-таки выплеснул наружу своё негодование, но Эстер удалилась к себе, не позволив отцу вставить ни слова. Ей не хотелось ни с кем разговаривать, и уж тем более выслушивать всякие нотации. Единственное, что заботило девушку, так это судьбы её друзей, так или иначе погубленные ею в угоду самой себе, и если они оба умрут, их смерти останутся на её совести. Великий Аллах, неужели она стала убийцей?***
Сумерки постепенно затягивали лагерь в объятия скорой ночи, распространяя по всей округе хороводы призрачных теней. Эстер улучила момент, когда Бали-бей отойдёт от шатра, чтобы переговорить с Матракчи, и бесшумно прокралась к узорчатым тканям, отодвигая их и заглядывая внутрь. Конечно, она ничего не увидела, но зато ощутила присутствие чего-то родного и сразу догадалась, что Рустем по-прежнему находится здесь. — Рустем! — шёпотом окликнула девушка, перешагивая порог. — Это я, Эстер! В глубине шатра послышался отчётливый шорох, а затем раздался до дрожи щемящий голос бывшего визиря: — Эстер, ты пришла. Иди же сюда, не стой на пороге. Без лишних требований Эстер бросилась навстречу сидящему в тени бледного мрака другу и опустилась на землю рядом с ним, не веря своему счастью. На лице Рустема застыла лёгкая улыбка, глаза как обычно выражали хитрый прищур, ничего в нём не напоминало о том шаге, на который он решился. — Как ты? — сглатывая ком в горле, спросила девушка, уже различая предательское содрогание в её мягком тоне. — Не знаешь, какое решение принял наш государь? — Мне ничего неизвестно, — вздохнул Рустем и одарил её тёплыми прикосновениями к плечам, словно догадывался об истиной причине её визита. — Ты прости, я не сказал тебе... — Как ты мог?! — вспыхнула Эстер, отпрянув от друга и взирая на него слепыми глазами с нестерпимой болью. — Зачем напрасно пожертвовал своей жизнью, для чего выгородил меня перед повелителем, если я тебя об этом не просила? Что будет со мной после твоей несправедливой смерти, об этом ты подумал? Да я же жить не смогу под бременем такого греха! — Ты дорога мне, за тебя я готов умереть, — твёрдо заявил бывший визирь, с достоинством выдержав её взгляд. — Поверь, я ни о чём не жалею. Не печалься обо мне, ведь решение ещё не принято. В отчаянии Эстер судорожно вцепилась в одежду Рустема, словно боялась, что его поведут на казнь прямо сейчас. Внутри неё бушевало столько боли, что она сама не понимала, как ещё держит все эти горести на своих хрупких плечах. Во имя чего Аллах послал ей так много страданий? — Тебя убьют, Рустем! — горько воскликнула девушка и, внезапно обессилев, уронила голову на широкую грудь друга. Сквозь плотную ткань кафтана она смогла расслышать тоскливую дробь его сердца. — На твоём месте должна быть я! Обещаю, я поговорю с Сулейманом, и он смягчит приговор! Я не позволю тебе умереть просто так, слышишь? Не позволю!.. Сильные руки воина обхватили её вздрагивающую от беззвучных рыданий спину и крепко прижали к напряжённому телу, погрузив Эстер в усыпляющее тепло. Слёзы стекали по её бледным щекам, оставляя на пыльной коже мокрые дорожки и окрапляя одежду Рустема прямо не месте его сердца. Мучаясь от отвращения на саму себя и собственное бездействие, Эстер искала спасение в его робкой ласке, в его взгляде, излучающем скупую нежность, и даже представить не могла, что когда-нибудь потеряет это всё навсегда. — Чщ-щщщ, — проворкал над её ухом Рустем, поглаживая безутешную девушку по шелковистым волосам. — Будь сильной. Ты же Малкочоглу Эстер, последовательница славного рода! Ты со всем справишься, я уверен. Наслаждаясь размеренным стуком родного ей сердца, Эстер неустанно молила Аллаха, чтобы этот стук не прекращался никогда. Любой ценой она должна вызволить своего друга из этого унизительного заключения и предотвратить необратимые последствия, иначе не будет ей покоя до конца её земных дней. И если для спасения жизни Рустема понадобится поведать повелителю правду, Эстер не задумываясь сделает это. Раз ей суждено умереть, то она умрёт лишь во имя истины, следуя исповеди всесильного Аллаха.