По Сиреневому полю

Когда человек нам не нравится, мы найдём любые поводы отказать ему в помощи, а если он нам нравится, мы всегда убедим себя, что ему необходимо помочь Джордж Бернард Шоу

      Полупрозрачный туман, сотканный из блестящих капель ранней росы и испарившейся из тронутого ночной свежестью воздуха тьмы, несмело повис над ещё спящим лесом, ненавязчиво обволакивая обнажённые деревья и беспрепятственно гуляя меж тонких ветвей гигантских платанов. Предрассветная дымка, заполонившая иссине-чёрное небо перистыми облаками, только-только скрыла под мутной завесой побледневший щит серебряной луны, впитывая в себя последние, раскидавшие по безмолвному пространству хрусталь лучи, что немедленно погасли при одном неосторожном дуновении проказника-ветра. Непроглядный мрак постепенно разрывался на части под напором пробуждающегося солнца, чей огненный лик, однако, пока не удостоил мир своим горделивым присутствием, и вскоре уже равными клочьями цеплялся за причудливо изогнутые стволы молчаливых сосен, торопливо исчезая вслед за своей белобокой госпожой. Яркие бусинки потускневших звёзд одна за другой растворялись где-то на дне светлеющего неба, оставляя после себя лишь неприметные полосы млечного мерцания, но и те вытесняло с горизонта насыщенное сияние ржавого золота, исходившее из недоступных простому глазу далей. Всё такая же спокойная и миролюбивая ночь безропотно уступала место нетерпеливой заре, что нерешительно мялась на краю тёмного небосвода, но успела украдкой прикоснуться медными пальцами к студённой земле, вдыхая в неё новую жизнь. Плавно скользя сквозь тлеющие силуэты бегущих прочь стремительных теней, скромная золотинка подбиралась к самым потаённым уголкам погружённого в нерушимый сон леса и ласково целовала каждый окаменевший лист, словно побуждая его поскорее проснуться.       Утренние переклички зимних птиц ещё не огласили непроходимую чащу переливчатым эхом, далёкий пронзительный вой голодных волков не коснулся рокотливыми нотами хрупкого небесного купола, предупреждая зверьков об опасности, под иссушенным покровом багровых листьев не шуршала хлопотливая мышь, и всё-таки царившее в обители осенней природы умиротворение было безжалостно уничтожено бесцеремонным вторжением в её владения шумных незнакомцев. Старые ветки пугающе хрустели под их уверенными шагами, земля испуганно дрожала, взволнованная твёрдой поступью множества ног, не успевшие пробудиться животные заседелись в своих укромных норах, предчувствуя скорую беду. Слабая тишина поверженной улеглась на воинственно расправленные плечи вооружённых солдат, неотвратимо умирая и обращаясь к ним с немой мольбой каждый раз, когда чужое дыхание вонзалось в её невидимое тело. Но никто так и не внял просьбам разрушенного молчания, слишком велика была та цель, с которой бесстрашные бойцы незадолго до рассвета выступили из своего лагеря, слишком невыносимым казалось им время напрасного ожидания, и горячая кровь уже кипела в их жилах, подогревая в неукротимых сердцах боевой азарт. Последние дни осени должны были пройти быстро и незаметно, но так много предстояло сделать Османским завоевателям прежде, чем с севера подует приближением суровой зимы.       Стараясь ступать как можно тише и осторожнее, Эстер под трепетный стук своего сердца вела отряд через сумрачный лес, не смея оглядываться или хоть как-нибудь выставлять напоказ истинные чувства, которые одолевали её в эти непростые минуты. Заряженные непобедимым настроем воины нуждались в сильном и мудром лидере, и именно таким хотела предстать перед ними Эстер, и потому всеми силами она пыталась освободить забитую ненужными мыслями голову и настроиться на предстоящее сражение, от исхода которого будет зависеть очень многое. Она не имела права подвести Империю и Сулеймана, не могла позволить себе провалиться и совершить даже малейшую оплошность. Ею двигало не только жгучее желание продемонстрировать врагам всю хвалённую мощь Османов, но и острая необходимость отомстить им за все те смерти, что лежали теперь на их грязной совести. После того, как верная Мотылёк, накануне вернувшаяся в лагерь вся в страшных ранах, умерла в адских мучениях, чаша терпения Эстер переполнилась окончательно, и разящие искры слепого гнева стреляли вокруг неё трескучими молниями, отчаянно требуя от неё незамедлительных действий. Настала пора доказать наглым противникам, что они ничего не стоят, и их жалкие жизни можно оборвать с таким же хладнокровием, не пролив при этом ни одной невинной крови. Во имя светлой памяти о Мотылёк и Матракчи, её старых друзьях, Эстер была готова растерзать обидчиков не задумываясь, вогнать лезвие острозаточенной сабли в их гнилые сердца, сделать всё, чтобы они никогда не забывали, на что она способна. До сих пор нестрепимое горе мрачной тучей парило над её головой, а в душе поселился неприятный осадок, будто она вновь потеряла какую-то частицу себя. Никакая другая лошадь не могла сравниться с её преданной, любимой кобылой, так что на грядущую операцию Эстер решила отправиться пешком и почти всю неблизкую дорогу вспоминала дикие галопы, скачки наперегонки и ощущение запутавшегося в волосах игривого ветра. Разве смела она разделить все эти прелести с кем-то, кроме Мотылёк? Найдётся ли на свете конь быстрее и храбрее неё?       Угнетающие думы о потерянной подруге, тем не менее приносившие девушке толику душевного наслаждения, так глубоко затянули её, что она не сразу сумела понять, почему воины позади неё начали замедляться. Сама она, одержимая жаждой мести, не особо следила за дорогой и вполне допускала возможность, что чего-то не доглядела, а её более внимательные товарищи заметили впереди какое-то препятствие и попытались намекнуть ей, что пора сделать остановку. Но несмотря на стойкое убеждение в собственной рассеянности Эстер и не подумала сбавить темп и продолжила стремительно идти прямо, словно бы не распознала никаких предупреждений. Тогда чья-то крепкая рука на удивление мягко схватила её за запястье, придержав на месте, и девушка как всегда безошибочно определила, кому принадлежала эта настойчивая и одновременно бережная хватка.       — Мы пришли, — коротко сообщил ей приглушённый голос Тахмаспа, нисколько не лишившийся привычного чистого звона, которым сопровождалось любое сказанное им слово.       Сообразив, что позволила ему чересчур откровенную вольность, Эстер резче, чем рассчитывала, выдернула руку из его ловких пальцев и невольно коснулась собственного запястья свободной ладонью, успев почувствовать впитавшееся в кожу чужое тепло. И снова она возненавидела саму себя за подобные прихоти, строгий внутренний голос жёстко осадил её, заставив раздражённо встряхнуть обеими руками. Усмирив наконец нарастающее негодование, девушка глубоко вздохнула, тщетно прогоняя недопустимые мысли, и напустила на себя самый сосредоточенный вид, какой только было способно создать её погрязшее в смятении лицо. В невыразимом волнении, имеющем странные для объяснения причины, Эстер надеялась, что Тахмасп ничего не заподозрит, а если и заподозрит, то ему хватит благородства ответить на это искренним равнодушием. Но шах, похоже, потерял интерес к необычному поведению девушки в тот же миг, поскольку уже прятался за негостеприимными кустами чахлой ежевики, испепеляя жадным взглядом возвышающуюся перед ними крепость. Украдкой переведя дух, Эстер жестом приказала воинам залечь на дно и бесшумной тенью подкралась к Тахмаспу, устроившись в засаде рядом с ним. От него исходило неподдельное напряжение, туго скрутившее в невидимые узлы упругие мышцы, и девушка скорее инстинктивно, нежели осознанно прониклась его серьёзным настроем.       — Только взгляни на них, — холодно усмехнулся шах, с завидным самообладанием наблюдая за тем, о чём Эстер могла лишь догадываться. — Эти глупцы даже не подозревают, что нам известен каждый их вздох.       С трудом борясь с рвущимся из груди бешеным огнём, грозившим разнести в пух и прах любого, кто встанет у него на пути, Эстер поёрзала на земле и вытянула шею, хотя знала, что в этом нет необходимости. Остроглазый Тахмасп невозмутимо наблюдал за суетой вражеских воителей, готовившихся к возможному штурму, а ей оставалось только представлять себе, какие любопытные детали попадали под прицел его пронзительного взгляда и сколько удовольствия доставляла ему эта тайная слежка.       — Теперь нам нужно подумать, что делать дальше, — рассудила Эстер и тут же покосилась на шаха, ожидая поймать краткий импульс его скупого одобрения.       — А что тут думать? — пожал плечами Тахмасп, прищурившись от ударившего в глаза блеклого света восходящего солнца. — Всё предельно просто. Подберёмся с двух сторон, мой отряд слева, а твой — справа, и отрежим пути к отступлению. Им некуда будет бежать.       Осмелевший рассвет переступил границу окрашенного голубизной неба, хитро выглядывая из-за остроконечных верхушек пышных сосен, и на чувствительную щеку Эстер пролился первый солнечный луч, подсказавший ей, что время на исходе. До наступления зари они должны любыми способами атаковать крепость, иначе потом остатки ночного сумрака исчезнут, и Османские воины потеряют единственное укрытие. Решение значилось за ней, как за сардаром, но неоценимым опытом в разработке стратегии, который у девушки почти отсутствовал, обладал именно Тахмасп, поэтому она как следует задумалась над его предложением.       — На мой взгляд, слишком предсказуемо, — резонно заявила Эстер, напряжённо нахмурившись. Пристальный взгляд приломляющих дневной свет глаз Тахмаспа в упор уставился на неё в мнимом ожидании, из-за чего под её тёплый лисий мех пробралась обжигающая холодом дрожь. — Не лучше ли будет напасть сзади, с тыла? Так у нас больше шансов на неожиданное появление, к тому же, все стражи обычно находятся у главных ворот крепости. Что скажешь?       — Это может сработать, — задумчиво проронил шах, и девушка внутренне восторжествовала от того, что столь прославленный стратег признал её план подходящим и претендующим на успех. — Разделимся и подойдём к тылу с двух сторон. Они будут разбиты.       — Значит, решено, — Эстер порывисто поднялась на затёкшие ноги, мгновенно скрываясь в тени ближайших деревьев, и с окрепшей решимостью встретилась слепым взором с безупречными глазами Тахмаспа, на чьей поверхности без стеснения играли солнечные блики. — Созывай своих солдат, шах. Ты знаешь, что делать.       Ответом ей послужил сдержанный кивок, после которого Тахмасп целеустремлённой походкой направился к иранскому отряду, находу громко оглашая короткие приказы и разрезая потревоженный воздух метким взмахом руки. Достаточно долго Эстер провожала его блуждающим взглядом, а в сердце у неё опять бушевала война противоречивых чувств, от искреннего беспокойства за совершенно чужую для неё жизнь и непреодолимого желания удержать Тахмаспа возле себя до ледяного безучастия по отношению к его судьбе и стойкого понимания того, что он не нуждается в её переживаниях. Устав от бесконечной неопределённости, следующей за ней по пятам увесистой тенью, девушка приказала себе отбросить пустые тревоги и уделить внимание предстоящей битве, однако кое-что она всё-таки осмелилась сделать.       — Постой! — предательски дрогнувшим голосом крикнула Эстер вслед Тахмаспу и затаила учащённое дыхание, почувствовав, как земля под её ногами послушно застыла. Он остановился. — Сражаться с тобой бок о бок — это честь для меня.       В её окрылённой какой-то наивной надеждой внезапно помолодевшей душе, несколько месяцев назад потерявшей способность испытывать подобные трепетные чувства, так и не возродилась погребённая под толстым слоем боли и тоски бескорыстная нежность, да девушка и не рассчитывала, что этим неожиданным порывом добьётся чего-то до сих пор для неё неизвестного и недоступного. Секунды три продлилось бесстрастное молчание оцепеневшего шаха, но этого времени Эстер оказалось вполне достаточно, чтобы осознать, что её одурманенное обманчивым обаянием Тахмаспа сознание снова толкнуло её на совершение не поддающейся объяснению глупости. Она должна сопротивляться этим пленительным чарам, искусно завлекающим её к преступному желанию, а вместо этого она ведёт себя, словно доверчивая девчонка, не знающая, к чему приводит подобная халатность. В самом деле, с того момента, как в её жизни объявился Тахмасп, Эстер совсем потеряла себя!       Томительные мгновения утекали сквозь временную петлю одно за другим, а между тем ни он, ни она так и не пошевелились, только теребили изодранный воздух теплом своего дыхания да вторили заливистой песне соловья воодушевлённой дробью растерянного сердца. Наконец девушка с досадой встряхнулась и приготовилась вернуться к ждущему приказаний отряду, однако ощутимое движение стоячего ветра почему-то пригвоздило её к месту. Это развернулся Тахмасп, и теперь его сверкающие под солнцем глаза выражали нечто, отдалённо напоминающее смиренную благодарность.       — Ну уж нет, — необычайно мягко возразил он, позволив себе слегка улыбнуться. — Это честь для меня.       Никогда ещё Эстер не доводилось видеть на всегда строгом лице шаха искреннюю улыбку, но теперь она убедилась, что он не лишён незаменимого умения дарить свою умело спрятанную доброту тем, кого считает достойными. Она часто слышала в рокотливом голосе Тахмаспа откровенную насмешку, ловила его взгляды, полные какой-то глубокой ненависти, а сейчас ни того, ни другого не осталось, будто этого не существовало вовсе. Иранский правитель открылся перед ней с совершенно новой стороны, и Эстер вдруг испытала прилив почти детского восторга, подумав о том, что, возможно, никому за исключением неё он не позволял лицезреть своё бескорыстие. Значит ли это, что он доверяет ей?       Напоследок обменявшись ободряющими кивками, два предводителя разошлись в разные стороны, собирая вокруг себя верных солдат, и молча повели их на позиции по направлению к вражеской крепости. На сердце Эстер стало удивительно легко и свободно, точно она избавилась от тяжёлого бремени, отравляющего ей разум на протяжении нескольких месяцев, в груди разлился приятный жар, обогатив вязкую кровь пламенной бодростью, мучавшееся от непредсказуемого итога сражения возбуждённое существо обрело несвойственный ему прежде самоконтроль, вытеснив из мыслей девушки последние навязчивые сомнения. Если рядом с ней будет биться такой смелый и опытный воин, как Тахмасп, Эстер ни о чем беспокоиться и нечего страшиться. Врагам останется лишь признать поражение, потому что против такой силы они вовек не сумеют выстоять, особенно сберечь целостность своей крепости, и в голове у девушки замелькали навевающие мрачное торжество картины несомненной победы.       Миновав край позолоченного восставшим солнцем леса, Эстер и группа её товарищей притаились у западной стены каменного строения, обнажив смертоносные сабли. Впервые назревающее нападение не приносило девушке прежнего волнения и необузданного страха, её охватил боевой задор и почти дикая жажда запятнать лезвие своего оружия вражеской кровью, в носу уже гулял сладковатый железный запах, всё больше пробуждающий в ней нетерпение. Но сперва нужно было дождаться сигнала со стороны Тахмаспа, так что Эстер усилием воли утихоморила в себе бурю страстных эмоций и постаралась отрезвить утонувшее в плену безумной ненасытности сознание.       Сгустившийся от всеобщего напряжения воздух прорезал яростный вопль, и она мгновенно оживилась, узнав в этом похожем на хищное рычание крике голос иранского шаха, подающего ей знак к наступлению. Не медля ни минуты, девушка выскочила из тени, где надёжно пряталась вместе с отрядом, и подхватила преисполненный ненависти визг, быстрее молнии бросаясь к появившимся на виду врагам, чьи обескураженные лица яснее всяких слов говорили о том, что вторжение Османов стало для них полной неожиданностью.       Схлестнувшись между собой прямо у подножия кирпичного здания, бойцы беспощадно поражали друг друга стремительными клинками, роняя на окраплённую свежей кровью землю обездвиженные тела и наполняя прилизанный солнечными лучами лес беспрерывными окликами, к которым всё чаще примешивались предсмертные стоны. Затерявшись среди своих и чужих, Эстер могла распознать личность воителя только тогда, когда подпустит его достаточно близко, потому что юркие месопотамские солдаты использовали в бою практически идентичные приёмы, какими испокон веков славились отважные Османы. Это значительно усложняло для слепой девушки задачу обезвредить как можно больше врагов, чтобы взять крепость под свою власть в самые кратчайшие сроки, но она до последнего не показывала замешательства, стараясь призвать на помощь все незаменимые в сражении чувства. К счастью, по хитро построенным выпадам воинов Ирана она определяла, в каком месте требуется её помощь, а где ей лучше отступить и положиться на своих новых союзников, так что она ничуть не сомневалась, что битва находится под строгим контролем хорошо обученных солдат.       Задолго до того, как вражеская сабля достигла своей мишени и полоснула её по плечу, Эстер круто увернулась, пригнувшись к самой земле, и нанесла противнику сокрушительный удар, окрасив лезвие алой кровью. На её личном счету числилось несколько убитых врагов, однако до победы было не так уж и близко, и она продолжала с прыткостью шустрой рыси и изворотливостью гибкой змеи отражать летящие в её стороны выпады, не забывая оценивать обстановку и искать среди дерущихся знакомую поступь неуловимого Тахмаспа. До сих пор с начала боя они ни разу не пересеклись, и Эстер постепенно отдавалась объятиям липкой паники, терзаясь ужасными мыслями о том, что где-то под грудой окаменевших трупов погребено и его сражённое смертью тело.       Как будто в опровержение её лихорадочным переживаниям чья-то чужая сабля в один сумасшедший миг пронеслась рядом с её плечом, разрубая на сточенные осколки плотный воздух, и вонзилась в незащищённую грудь стоящего перед ней врага, повалив его на пропитанную кровью почву. Тяжело дыша после трудной борьбы, Эстер развернулась к своему незванному помощнику и с притворным осуждением улыбнулась, поймав на себе его горевший воинственным огнём ясный взгляд.       — Он был моим, — лукаво прищурившись, возмутилась она, на что Тахмасп тихо усмехнулся.       — Прошу прощения, леди-сардар, — в тон ей отозвался он и чётко отразил выпад какого-то воителя, воспользавшегося их остановкой. — Держись меня, и ни один враг тебя не достанет.       Заглянув в покрытые мутным льдом глаза шаха, созданные со всем изяществом и собравшие в себе прелесть зимних пейзажей, Эстер поймала себя на мысли, что под его защитой действительно чувствует себя в безопасности. Этот открытый взгляд, смотрящий на неё с непоколебимой преданностью, внушал невольное доверие, и девушка отчётливо осознала, что готова верить ему. Поэтому, когда Тахмасп безмолвно поравнялся с ней, не сводя с неё немигающего взора, Эстер без лишних слов прижалась плечом к его плечу, демонстрируя ответную верность, и с лёгкой улыбкой ощутила, как вздрогнул от этого прикосновения крепко сложенный стан иранского шаха.       «Поверь, мне тоже страшно. Я не знаю, что из этого получится, но мы обязаны попробовать. Клянусь за веру верой платить, а там будь что будет».       Одновременно бросившись в толпу разъярённых и ослеплённых сражением воинов, они принялись осыпать ударами каждого подвернувшегося им под саблю врага, действуя слаженно и гармонично, словно не дрались, а кружились в подвижном танце. Налегке переступая по пружинистой земле, Эстер резкими движениями рассекала вражескую плоть, прикрывая от нападок спину Тахмаспа, а шах тем временем расчищал им дорогу вперёд, нанося смертельные раны месопотамским воителям. Его отточенные, заранее спланированные действия отличались поразительной гибкостью и плавностью, удары были точны и стремительны, и девушка порой даже не поспевала за его молниеносными выпадами, неминуемо поддаваясь накатившей на неё усталости. Силы Тахмаспа, казалось, нисколько не убавлялись, ни в одном его броском движении не читалось ни малейшего признака истощения, но несмотря на явное превосходство в выносливости над своей напарницей он по-прежнему не отпускал её от себя. Эстер старалась уследить за всеми хитрыми приёмами шаха и налету схватывала их конструкцию, благодаря чему дополняла его внезапные повороты, пристраиваясь где-нибудь сбоку или прильнув спиной к его гордо вытянутому позвоночнику. В какой-то момент она всё же отстала от своего умелого партнёра и вдруг испугалась, что вновь потеряет его.       Предавшись этим неутешительным размышлениям, она улетела куда-то далеко от битвы, и расплата за такую беспечность не заставила себя долго ждать. Стоило Эстер зазеваться и пропустить отличный момент для удара, как клинок врага просвистел прямо возле её уха, неумолимо настигая беззащитную шею. Она даже не успела осознать, какой опасности подвергла себя, но внезапно постороняя сила, вовремя пришедшая со стороны, оттолкнула её прочь от стального лезвия, из-за чего ноги у неё заплелись, и она с громким вздохом растянулась на земле, переживая минувший испуг. Загнанное сердце безудержно колотилось в горле, мешая дышать, вместо звуков выходили лишь сдавленные хрипы, а руки мелко тряслись, распространяя по безвольному телу бесконтрольную дрожь. Всё ещё гадая, что произошло, Эстер приподнялась и оглядела нерзячими глазами поле схватки, сопротивляясь постыдному проявлению слабости.       Неизвестно почему ею овладел панический страх, вынудивший её прощупать чувствительными пальцами взрыхлённую почву и поползти туда, откуда доносился глухой стон, приправленный хриплыми вздохами. Двигаясь словно во власти глубокого сна, девушка обследовала взмокшими ладонями землю до тех пор, пока не наткнулась на тёплый участок чужого тела, чей обладатель бесстрашно бросился под лезвие врага и теперь переживал мучительную боль. В неверии Эстер дотронулась руками до широкой груди, которая с непозволительной частотой колыхалась в такт неровному дыханию, и судорожно вцепилась в дорогую одежду, не справляясь с нахлынувшей на неё тревогой. Острая стрела безумного ужаса насквозь пронзила ей сердце, когда под пальцами она почувствовала мокрую ткань, а в нос ей ударил мерзкий запах стали.       — Тахмасп? — издалека услышала Эстер собственный дребезжащий голос. Всё её сознание помутнилось, перед глазами вопреки извечно стоящей перед ними тьме затрепыхал кровавый туман. — Тахмасп, вставай! Ты слышишь меня? Ну же, что с тобой? Тахмасп!       На открытой шее поверженного шаха по-прежнему слабо билась выступающая жилка, но глаза его были плотно закрыты, тело замерло, перестав неудержимо дрожать, надтреснутые стоны стихли, погрузив пространство вокруг Эстер в гулкую тишину. В медном сиянии окончательно проснувшегося солнца багряным рубином заблестела только что пролитая кровь, что впиталась в военный кафтан Тахмаспа, с каждой потраченной каплей отнимая у него жизнь. Не в силах пошевелиться девушка неотрывно сверлила слепым взглядом его сомкнутые веки, всё надеясь, что вот-вот они затрепещут, являя миру прекрасные глаза, и страшные красные следы окажутся не более, чем вражеской кровью. Но время всё шло, а Эстер так и не дождалась чуда, так и не стала свидетельницей того, что избавит её от гнусного чувства вины.       «Что же ты делаешь со мной? Зачем ставишь мою жизнь выше своей собственной, зачем поступаешь так бездумно? Если ты умрёшь, смогу ли я отмыться от угрызений совести? Неужели теперь, когда я нашла тебя, мне суждено тебя потерять?»