Saving your souls I lost mine

Восстав из мëртвых, почувствовав снова воздух в лëгких, оказавшись в незнакомой мне местности, мои мысли не покидал Александр. Я прокручивала наш с ним разговор снова и снова, не зная, что стоит сказать. Просить прощения за свою глупость и самопожертвование? Глупо и необоснованно. Сказать, как мне жаль, что ему пришлось испытать всю горечь потери? Тоже не то, о чëм стоило бы говорить после того, как я умерла, стала пылью прямо у него на руках, рассыпалась прахом, развеянным по ветру. Однако мне стоило ему сказать, что его вины здесь нет. Что он просто стал жертвой обстоятельств — так же, как и я. Заклинатели, проклятые давным-давно, но сейчас снова свободные. Мы могли бы жить дальше, строить своë будущее, строить страну, где гриши не будут лишь дополнением, а станут такими же, как и обычные люди. Будут иметь права, свободы и на них не будет вестись охота. Однако я знала, что это будет длинный, долгий и мучительный путь принятия. Но труд будет того стоить. Всë будет этого стоить. Почему здравые мысли приходят в голову лишь тогда, когда ты думаешь, что жизнь играет с тобой в злые игры? И только споткнувшись, ты находишь в себе силы идти дальше, становишься другим человеком, закалëнным печалью, болью и потерями? На такие вопросы почти никто не может дать ответ. Кто-то скажет, что это лишь опыт, который приходит со временем. Кто-то будет утверждать, что боль делает человека сильнее, потому что, когда испытываешь самые ужасные вещи на свете, то привыкаешь к чувству опустошения, свыкаешься со всем. Пусть люди и адаптируются очень быстро, но к элементарным чувствам, таким как: боль, страх, пустота внутри, отчаяние — привыкнуть невозможно. Абстрагироваться? Да. Привыкнуть? Нет. Я точно не знала, где нахожусь. Просто шла туда, куда тянуло внутреннее чутьë, пока не набрела на маленькую деревушку, похожую на ту, где мы останавливались с Малом, пока бегали от Александра по лесам. Старые, ветхие домики, отсутствие нормальной дороги, уставшие деревенские жители — это всë было типично для Равки, находившейся не в лучшем положении сейчас. Война сильно опустошила казну и потрепала жителей, которые и так еле сводили концы с концами. Мой народ жил в бедности, пока Александр Ланцов устраивал приëмы и демонстрации, тратя баснословные деньги. Моей главной задачей было обеспечить хорошую жизнь своим подданным, сделать всë возможное, чтобы войны прекратились. Ведь благодаря затратам армий, казна пустела, а стычек меньше не становилось. Гриши и солдаты Первой армии должны научиться работать вместе. Только так, и никак иначе, можно одолеть врага, стереть Фьëрду с лица земли, устранить проблему, которая уже долгие годы стоит костью в горле, мешая дышать. Я знала, что нужно сделать, когда вернусь в Ос Альту. И чем быстрее я смогу оказаться дома, тем лучше. Напросившись к одной старой женщине, я осталась на ночь в деревне. Нужно было узнать, в какую сторону двигаться, чтобы попасть в столицу. На удивление меня никто не узнал — седой цвет волос у молодой девушки был редкостью. Но лишь умывшись и посмотрев в отражение, я поняла, почему никто не поворачивался в мою сторону, как это было во время побега. Волосы после воскрешения приобрели тот же цвет, что и были до выброса силы в Керамзине: каштановые локоны струились по плечам, обрамляя бледное лицо. Я ещë толком не пришла в себя, но, узнав, что уже почти конец лета, и через несколько недель наступит осень, буквально окаменела. Я была мертва почти месяц. Время там текло совсем не так, искажаясь, подобно тонкой, гибкой проволоке. Мысль, что за месяц могло произойти что угодно, напугала меня, заставив судорожно заламывать пальцы, сидя на маленькой кушетке, которую добрая хозяйка дома отвела мне для ночлега. Моя готовность вернуться в Ос Альту шла вразрез с усталостью. Я находилась в пути несколько дней, почти не спала и не ела, совершенно не чувствуя голода. Тревожное чувство не давало мне даже думать о еде, скручивая внутренности и сжимая сердце в крепких тисках. Переживание, злость на саму себя, усталость — всë навалилось на меня, словно каменная глыба, придавив своим тяжëлым весом. Я обещала себе не плакать, поэтому еле сдерживалась, чтобы не пустить горькую слезу. Перед глазами всë еще крутились страшные пейзажи будущего, которое мне показала мама. Понимание, что мой ребëнок мог уничтожить всë на своëм пути, убивало меня не хуже ножа. Сколько бы раз я не убеждала себя, что по-другому быть не могло, сколько бы не твердила, что жертва была необходима — всë было тщетно. Лишь образ Александра спасал меня от полного саморазрушения. Я уснула, представляя, как кварцево-серые глаза смотрят на меня перед моей смертью. Как губы что-то шепчут, словно морской бриз, успокаивая, давая надежду. Как тëплые ладони пытаются закрыть кровоточащую рану. Он всë еще думает, что меня больше нет.

***

Я вернулась в Малый дворец поздним вечером, войдя через главный вход. Однако меня никто не остановил и не увидел. После того, как я вернулась к жизни, сила стала постепенно возвращаться, наполняя меня, делая сильнее, чем я была с усилителями. Как приятно было снова оказаться в ненавистных мне стенах. Позолота перестала вызывать рвотные позывы, а убранство не резало глаза. Может, я просто скучала? Преломив возле себя свет, я, никем не замеченная, вошла, бесшумно ступая по паркету и двигаясь к своей цели. Покои с эмблемой Дарклинга встретили меня полумраком, тишина звенела в ушах. Комната находилась в полнейшем беспорядке: разбросанные вещи, разорванные листы, сломанные стулья. Александр спал беспокойным сном. Его веки подрагивали, лицо было уставшим, словно он бодрствовал несколько дней, забывая хоть иногда дремать. На столе разбросаны бумаги, ведь меня не было, чтобы приводить всë в порядок. Мой Заклинатель спал сидя, сложив голову на руки. Рядом лежал раскрытый дневник. Его дневник, который я ему так и не вернула. Видимо, он был в моей комнате и нашёл маленький тайник, который я так тщательно скрывала. Аккуратно, чтобы не разбудить Александра, я взяла украденное мной когда-то сокровище, бегло прочитывая страницу, которая была открыта. "Я не смог еë спасти. По моей вине она погибла, отдав свою жизнь во имя спасения Равки, а я так и не успел сказать ей то, что собирался, но никак не решался. Всего три слова, которые я сказал ей, когда она умерла. Я опоздал с признанием. Я везде опоздал, пустил всë на самотёк, позволил ей уничтожить Каньон вместе с собой. Я любил еë. И всегда буду — сколько бы времени не прошло." Я закрыла глаза, не в силах больше это читать. Мой милый Александр, думал, что я не слышала его слов, однако все было не так. Я слышала, что происходило в последние минуты моей жизни, вместе с признанием, произнесëнным на последних секундах моего существования, перед тем, как моё тело, и скверна внутри, превратились в пыль. Но Александр не знал, он ничего не знал. Ему было тяжело без меня, ведь раньше я всегда была по правую руку от него, сдерживая гнев, обращëнный к этому миру. Я не хотела его будить, но тяга была сильнее. Чуть присев, я осторожно провела кончиками пальцев по его щеке, ощущая насколько колючим стал мой гриш. Могла поспорить, что он долгие дни не выходил из своей комнаты, запершись ото всех, и думал о том, насколько облажался. Самокопание — моя особенность, которая перешла к нему, после долгих совместно проведённых месяцев. Когда вся мерзость покинула его, он сожалел, что не смог спасти меня, не смог спасти ребенка, который стал бы нашим кошмаром. Но нам ещë предстояло обо всëм этом поговорить. На столе лежала заметка, гласившая, что собрание Совета будет проходить сегодня. Что ж, видимо, пора царице вернуться на своë законное место, приняв бразды правления у Николая, которого я оставила приглядывать за всем, на случай, если всë пойдет не по нашему плану. Наша задумка провалилась с треском, зато Равка вновь сможет объединиться, а Каньон уйдëт, забытый всеми. Я в последний раз легко провела по волосам Александра и направилась в свои бывшие покои, чтобы привести себя в порядок перед тем, как явиться на собрание. Моя комната тоже находилась не в лучшем состоянии. Разгром творился и здесь. Однако в шкафу я отрыла пару штанов и чëрную рубашку, расшитую золотыми нитями. Еë я заказала незадолго до того, как Александр решил воплощать свой план в действие, и так и не успела еë ни разу надеть. Расчесав волосы гребнем, я накинула плащ с капюшоном и вышла, стремительно шагая в зал Совета.

***

Тишина Большого дворца меня пугала. Казалось, все обитатели вымерли. Пустые коридоры навевали мысль, что дела шли ещë хуже, чем я думала. Я ускорила шаг, завидев двойные двери, за которыми проходили собрания. Меня встретили двое стражей, которые хотели меня остановить. Но стоило показать им монету члена Совета, тут же открыли двери, пропуская внутрь. В зале стоял гам. Мужчины, которые должны были помогать мне в государственных делах, спорили друг с другом, крича так громко, что закладывало уши. Но стоило мне пройти вперëд, как шум затих. Генерал Первой армии смотрел на меня, прищурясь и брезгливо скривив губы. — Как вы смеете вторгаться в зал Совета? — грубо произнес мужчина, поднимаясь со своего места. Остальные начали поддакивать, кивая головами, но я все еще молчала, скрывая своë лицо под капюшоном. Я прошла к месту, где обычно сидел монарх — однако Ланцова на этом месте не оказалось, что меня скорее разочаровало, чем насторожило. Николай никогда не умел сидеть на одном месте, его натура требовала приключений. — Стража! Где стража? — Вы уверены, что стража необходима? — спросила я, вальяжно сев на свое место и откинув капюшон, запуская яркий шар света по комнате. Лица всех присутствующих вытянулись, стали каменными и нахмуренными. Все, как по стойке смирно, поднялись с мест, склонив головы. — Ваше Величество! — в один голос произнесли мужчины. — Сядьте уже, — раздражëнно бросила я, откидываясь назад. — Где, собственно, Ланцов? Ему было поручено вести дела государства в моë отсутствие. Так почему же его здесь нет? — Царевич Николай находится сейчас в пристани, решая дела флота, — ответил мне один из генералов. — Временно, конечно. Его дела принял Дарклинг. Мои глаза расширились от удивления, а сердце пропустило удар. Николай доверил управлять страной Александру? Сюрприз за сюрпризом. — И почему тогда он не здесь? Я почувствовала его приближение ровно за мгновение до того, как двойные двери отворились, а Александр вошëл, застыв на пороге. Его лицо выражало столько эмоций сразу, что мне хотелось в эту же секунду бросить все правила приличия и броситься к нему на шею, заключив в свои объятия. Вместо этого я улыбнулась уголком губ, кивнув на пустующее место по другую сторону стола, прямо напротив меня. — Генерал, мы только вас и ждем, — голос дрогнул, а глаза начало сильно щипать. Слëзы хотели хлынуть, но я остановила их, делая вид, что потолок — самое интересное место в этом зале. Александр был не в силах вымолвить и слова. Он сел на место, не отрывая от меня взгляда. По его виду было понятно, что он только-только проснулся: волосы находились в беспорядке, лицо уставшее, чуть опухшее. Успокоив дыхание, я оглядела Совет, желая как можно скорее завершить собрание. — Вернемся все же к делам, господа, — произнесла я, облизав сухие губы. — Насколько тяжелая ситуация сейчас в Равке? Мужчины переглянулись между собой, и лишь Александр смотрел на меня в упор: гадая, изучая, посылая немые вопросы. Он не мог понять, как получилось, что я сижу здесь, живая, невредимая, хотя на его глазах моë тело стало прахом. Он чувствовал облегчение, радость — все это я видела в его глазах, таких родных и любимых. — Бунты подавлены во всех регионах, однако стычки с Фьëрдой становятся всë жëстче, а их солдаты вторгаются на наши территории чаще обычного. До них дошëл слух, что Равка потеряла царицу, и теперь они думают, что захватить нас проще простого. — Но ведь я жива, — ухмыльнувшись, парировала я. — Мне нужны чëткие данные, места стычек, потери армии, местоположение наших отрядов и полный план дальнейших действий, — я встала с места, опираясь ладонями на стол. Остальные встали вслед за мной, — И отправьте за Ланцовым. Его присутствие необходимо. Члены Совета поклонились, поспешив удалиться. Однако Александр остался, дожидаясь, пока за последним закроется дверь. Стук закрывающейся двери подействовал, как сигнал к действию. Мужчина бросился ко мне, заключая в кольцо своих рук. Я закрыла глаза, полной грудью вдыхая родной запах ягод и хвои, прижимаясь ещë сильнее, словно хотела стать его частью, единым целым. Без него я всегда чувствовала себя не собой, а лишь разбитой, сломленной девочкой, которая так хотела спасти своего мальчика, из-за которого просыпалась по ночам в слезах. Девочкой, что умерла, спасая его душу. — Я думал, что никогда больше не увижу тебя, — шептал он, лихорадочно блуждая руками по моему телу. — Я думал, что сойду с ума, когда видел тебя во снах, но так и не мог хотя бы прикоснуться. Еще так много было не сделано, не сказано, я бы не смог так дальше… Я отстранилась, прикрыв его губы ладонью, заглядывая в глаза, в которых плескались чувств и мысли. Словно он тонул в океане несказанных слов, не в силах выплыть. — Я бы не оставила тебя, но другого выхода у нас не было. Мне пришлось пожертвовать всем, и я ни капли не жалею, — с глаз катились слезы, но я продолжала смотреть на Александра, находя отражение собственных эмоций в нем. — Я люблю тебя, Александр Морозов. И даже смерть не помешала мне вернуться к тебе. — Я люблю тебя, — повторил он, притягивая меня к себе и приникая к губам. Всë тело трепетало от его касаний, сердце стучало с бешеной скоростью, а я чувствовала, что наконец-то я дома. Я услышала шорох, а затем резко отстранилась, часто дыша. Мы находились в зале не одни, хотя в двери никто не входил. "Потайной ход" — подумала я, испуганно оглядываясь. — Мы здесь не одни. За нами следят.