Нити и палёная плоть

Спустя время все немного успокоились и приступили к мытью окон — конечно, в процессе Фокси не мог удержаться и постоянно надувал из мыльной воды пузыри, которые Черри с восторгом лопала, а Бонни откуда-то достал пены и делал им всем прически. Все равно после таких мыльных купаний они всегда осматривали друг друга в мастерских и высушивали дочиста. Как и было установлено правилами, одним в пиццерии им находиться запрещалось — а потому коробка с Марионеткой стояла в самом дальнем углу, вокруг которого не было окон, а Голден придирчиво осматривал их работу и всегда находил, в какую пылинку тыкнуть, за что Бонни уже не раз рычал на него и бросался принадлежностями. К чести Голдена, тот успевал телепортироваться. Камера была выключена. Это было первым, что сделала Марионетка при появлении на горизонте. Слушая, как весело смеются ее друзья, она почему-то чувствовала себя лишней — в предыдущие годы подобная уборка была одной из ее любимых, в конце концов ей всегда нравились лишние поводы посмотреть на улицу, а тем более зимнюю, но сейчас выйти из коробки и присоединиться к ним казалось чем-то за пределами разумного. И еще Бон-Бон с его агрессией. Он тоже удовольствия не доставлял. Она перевернулась в коробке, зарываясь в принесенные сюда подушки и одеяла — из плюсов ее тела было то, что оно не затекало в подобных зигзагообразных положениях. Голден вновь сделал кому-то насмешливое замечание, и до Марионетки донесся заливистый смех Мангл — а затем резко приближающийся звонкий звук шагов. — Ну я тебя, медведь…! — кричал Фокси, а гулкий голос Голдена лишь эхом прокатился по стенам. Все равно ж не достанет. Откинув крышку коробки, она оперлась на ее край, наблюдая за тем, как Фокси безуспешно брызгается водой. Хорошо, что пружины и механизмы не влияют на душу — иначе бы от заевшего костюма Голдена давно ничего не осталось. В какой-то момент Фокси не удержался — его ноги поскользнулись на собственной же воде, и он неловко стал заваливаться на спину, параллельно костеря и полы, и хохочущего Голдена, и законы физики разом. Марионетка среагировала моментально — нити ее удлинились, в миг достигнув колоссальных размеров, и обхватили аниматроника, не позволяя тому удариться о кафель. Рефлексы, чтоб их. Пускай они не чувствуют боли в таком объеме, как в живых телах. — Думаю, пора заканчивать, — примирительно фыркнул Голден, послушно садясь около Фокси, которого Марионетка поставила на ноги. — Обливай! Тот только махнул крюком. — Спасиб, а то сейчас развалился бы тут совершенно неграциозно… — кинул ей Фокси, на что Марионетка не преминула отметить: — Ты и так развалился совершенно неграциозно — только в моих объятиях. — В твоих можно, в твоих моя честь не была задета! И затем он с гордо поднятой головой прошествовал к последнему немытому окну в помещении. В то время все уже закончили и с окнами, и с полом и вполглаза наблюдали за их потасовкой — Черри, правда, все суетилась и осматривалась, чтобы все было чисто, а Чика и Бонни старались ее успокоить. — Так, ну, самое сложное выполнено, теперь давайте по своим конурам, — хлопнул в ладоши Фредди. — Не приближайтесь только особо к охраннику, а то беднягу инфаркт хватит, если к нему выйдет Фокси со шваброй и в желтых перчатках. И в комнату к администрации не лезем — они там сами разберутся. Названный беззлобно усмехнулся. Примерно половина отвалилась в сторону Пиратской бухты — второй комнате по размеру в пиццерии, а оставшаяся двинулась на кухню. Марионетка выпорхнула из шкатулки и левитировала вслед за Чикой — был велик соблазн остаться, но сейчас, в свете того, что Голден мрачнел день ото дня, риск был тоже немаленький. — Так, Фредди, здесь твои полномочия кончаются и начинаются наши, — взяла ситуацию в руки Чика, когда они оказались внутри. Марионетка осторожно приземлилась на самое негрязное место — повара в их пиццерии были отменными, не жалели ни колбасы в пиццу, ни жирных пятен на плиту. — Окон тут пара штук, так что, основная масса, давайте-ка, и плиту бы вычистить, и панели, и вообще работать здесь и работать. — Пришла поглазеть? — хмыкнул в ее сторону Бон-Бон, когда Черри принялась намывать окна, а Фред помогал Чике с плитой — вдвоем у них дело шло веселее. Марионетка не сразу поняла, что он к ней. Только взгляд почувствовала — слишком яростно человечный для машины. — Предпочитаю лишний раз не контактировать с водой. Я помогу сортировать иные вещи. И это было правдой — она не раз помогала (и даже отчасти обучала) Чике с сортировкой посуды, продуктов и другого хлама в кладовой и на кухне. — Ну да. Конечно. Кажется, Бон-Бона не слишком устроил такой ответ. Он продолжал сжимать в руках кусок дерева, словно самую ненавистную свою игрушку, и не сводить с нее злого взгляда. — Эй, Бон, да отстань ты от Марионетки, — обреченно вздохнула Чика, обратив внимание на их склоку. — Лучше дуй сюда, здесь работы по горло. — Вот именно, — вновь раздраженно рыкнул он, швыряя тряпку на пол. — Работы по горло, времени не так много, а она ничего не делает. Нет, я не спорю, то, что с вами произошло — ужасно и волшебно в равной степени, только как это тебя оправдывает? Что страшного-то, в водичке замочиться? — Я ясно сказала, что помогу с любыми делами, кроме этого. Вновь всколыхнулось раздражение. — И кроме примерно девяносто девяти других процентов видов уборки или деятельности, — фыркнул вновь он. — Твой эндоскелет наверняка ничем не отличается от нашего — но мы ж как-то не сломались! Марионетка почему-то вспомнила, как выбрала именно куклу своим пристанищем — та роднила ее и с детством, и с тем, какой отдаленной от общего действа была. Аниматроник, сильно выделяющийся на фоне всех остальных. Марионетка вообще любила такие вещи — выброшенные и побитые. — Бон-Бон, пожалуйста, — застонала Чика сзади, пока Фред и Черри осторожно молчали — только легкое шкрябанье от них доносилось. Тот бросил на нее свирепый взгляд — а затем его действия вновь слились в хаотичное полотно, на которое Марионетка не успела среагировать. Он схватил ближайшее ведро, с помощью которого оттирал на полу засохшие пятна соуса, и с размаху окатил ее водой. Ее точно до несуществующий легких мгновенно залило — капли воды (крови крови крови) заскользили по туловищу, клочки мокрой пыли и грязи осели на маске. Сковало холодом. Она соскользнула со стола — или ей показалось? — руки уперлись во что-то твердое и не менее мокрое, ребристое даже. Она не могла пошевелиться. Она не могла дышать. Горло залило водой, неповоротливым слизняком стекало куда-то в легкие, во внутрь, к сплетению механизмов и тканей; глаза слепило мутными разводами — среди них она едва ли могла угадать чью-то удаляющуюся тень. — Тише, — единственное слово, которое она от нее услышала. Это был странный человек. Очертания его ног были большими, совсем близко он находился, хотя еще с мгновение назад Марионетке казалось, что странный человек ушел — все, что она от него запомнила, было лицо, искаженное улыбкой, и черное в его руках. Оно мелькнуло буквально на мгновение. И сейчас он стоял и смотрел, как она умирает? Вода барабанила по ребрам — ее попытки зажать рану были безуспешны, кровь пачкала пальцы, новую кофточку, за которую они с отцом отдали кучу денег на рынке, вытекала на мокрый асфальт. А человек просто смотрел на нее. Он не думал о том, что теперь она ни за что не попадет в ту пиццерию. Что ее не найдет отец в этом грязном переулке. Ему было все равно — и почему-то это Марионетка осознала слишком отчетливо. Такие люди были везде — отец часто рассказывал о них в своих историях. Тебя только пнут, умирающую. Держись от таких подальше. И пока кровь не вытекла из нее до конца, Марионетке захотелось сделать хоть что-то. Она не знала, что конкретно, но была обязана не оставить его так. Не позволить торжествовать равнодушию. Из горла вырвались удушливые хрипы вперемешку со стоном — тяжесть мокрой одежды все еще тащила ее, хотя, кажется, дождь все-таки закончился. Для мертвых заканчивается все. Она с трудом рванула наверх — тело не было ее, ощущения обманывали и подводили, кровь — и та лилась сквозь ребра — но Марионетка не могла этого оставить. Не сейчас. Ноги подчинились на удивление легко — нити вытянулись сами по себе, рефлекторно дернувшись в сторону обидчика. Она не помнила, откуда у нее была суперспособность управлять нитями — она же не какой-то там Человек-Паук? — но это было и неважно. Ее колотило и трясло — от холода, от боли, от страха, она ведь никогда не нападала на взрослого человека — и от кровавого запаха мокрого металла мутило только сильнее. Ее бы вырвало, если бы было чем. Кто-то положил ей руку на плечо — это был явно не тот человек, вот он, стоит перед ней — но Марионетка лишь испуганно вскинула взгляд. Он пытается ее остановить! Он не попытался ей помочь или остановить человека-со-странной-улыбкой. Они заодно! Ей понравилось, как черные нити мгновенно обернули чье-то желтое — прямо как летнее платьице одной ее знакомой в садике — тело. Это давало иллюзию защиты. Она справится. — Марионетка, — услышала она кого-то. Он разговаривал с ней из какого-то иного измерения. За пределами дождя, сырого переулка и удушающих хрипов. О ком он? Рана больше не горела — да и кровь почему-то перестала литься, может, ее задело не так сильно, и она просто потеряла сознание? Вода все еще капала с нее на пол — она могла это почувствовать в мгновения, когда ее разум усиленно не оборонялся от окружающих. Ну, хоть не ошметки сухожилий. — Мар- Она прервала его. Плевать. Ей надо вернуться к отцу. Однако когда Марионетка подняла взгляд с пола, то обнаружила себя не в переулке со странным человеком — здесь не было мусора, грязи и дождя. Здесь было чисто. Какое-то помещение. Тело вновь пробила дрожь — отпечаталась на подкорке сознания самой преданной ее спутницей. Руки онемели. Нити — только нити продолжали хватать все, до чего дотянутся. Она больше не умрет. Она не позволит. Она прижалась к стене — вокруг нее больше не было людей. Она была около роботов как Фредди. Ей всегда нравился Фредди. Но зачем-то же она их схватила? Капля воды соскользнула с маски и шмякнулась на пол. Под ней уже была лужа — не из крови, не из остатков костей или струпьев. Лужа воды. В ней плавали какие-то кусочки пыли. — Кукла, смотри на меня. Ее нити мгновенно захватили золотого медведя, но тот пропал. Прямо из ее захвата — словно в воздухе растворился. Она подлетела к другому углу, настороженно выискивая любые намеки на его присутствие. кукласмотринаменякукласмотринаменякукласмотринаменякукла- — Я Голден. Мы в пиццерии Фредди Фазбер. Кукла, спокойно, — он проговаривал ей каждое слово. Он пытался что-то ей донести. Его голос был отовсюду сразу — и одновременно в никуда. В ее мысли — воспаленные и больные. Столовые приборы скрипнули под ее руками, когда она облокотилась на столешницу. Взглянула за окно — темное и пустое. И опустилась на пол, согнув колени. Дерьмо. Она бы выразительно вздохнула, если бы ей было чем дышать. — Извини, — пробормотала она Голдену, пока ее намокшие перчатки совершенно неаккуратно отжимали из себя воду. — Все в порядке, — он опустился около нее, аккуратно придерживая за плечо. — Лучше этих бедолаг отпусти. И тогда она окончательно вспомнила, откуда у нее нити. Бон-Бон был выразительнее всех припечатан к стенке. Его коконом из змей обернуло, не позволявших ему двинуться — а он и не мог, только смотрел на нее испуганно и ошарашенно. Затем Чика, которая была связана по рукам и ногам и которую отчаянно пыталась развязать Черри. С Бонни обошлось еще легче — его она просто вытолкнула из помещения при малейших признаках угрозы. Видимо, Фред привел — и его, и остальных. — Извините, — пробормотала она еще раз, пока вата внутри нее тяготила эндоскелет. Теперь на кухне придется убирать еще больше. А она сейчас в состоянии только лежать и смотреть в пустоту. Бон-Бон окончательно ее возненавидит. — Пойдем, — Голден помог ей привстать в силу своих возможностей, однако к нему тут же поспешил Фредди и подхватил с другой руки. На подкашивающихся ногах она добрела до главного зала, где ее усадили на сцену — она слышала, как выпутавшаяся Чика поспешно начала хлопотать над бардаком, а в недовольный голос Бон-Бона даже не вслушивалась — наверняка, что бы он не сказал, он был бы прав. — Извините, — просипела она в который раз. Она хотела бы сказать что-то еще — объясниться или пообещать помочь — и не сказала. Это все было бесполезно. Она забыла все слова, кроме одного. — Изв… — Хватит, — резко сказал Фредди. —  Никто на тебя не обижается. Его голос был груб — но Марионетка не слышала в нем недовольства. Голден молчал, только лапы его мягко сжимали ее тонкие руки. Так они просидели мучительные несколько секунд — а может, и минут, даже десятков минут, потому что в какой-то момент время схлопнулось в ее сознании, оставляя от себя не более, чем набор букв и звуков. Тягучая клешня беспробудного кошмара. — Тебе бы отдохнуть — я посижу с тобой, а ты, Фредди, лучше иди к остальным. Голден продолжал сжимать ее руку — но теперь в этом она чувствовала заботу. Может, некоторую твердость. Она не видела, как отреагировал Фредди — перед лицом скакали черно-белые плитки вот уже битую минуту, а в голове перекликались их сочленения — забитые пылью и каким-то мелким мусором, который они не вычистили, однако Голден вздохнул: — Принеси хотя бы тряпку. Еще несколько мгновений была тишина — а затем раздались уходящий глухой звук шагов. Марионетка почувствовала, как накреняется вперед — и Голден успел ее поймать. Его ржавые механизмы слегка царапнули оболочку. ** После этого инцидента Бонни в который раз осознал, как сильно любит Марионетку — если она постоянно скрывает в себе это, если тоже может сорваться, как они когда-то давно, но держится только ради них… Почему-то ему стало стыдно. Чика как-то упоминала, что Марионетка не сильно старше их — он не знал, откуда подруга об этом знала (может, свои девчачьи секреты какие-то обсуждали да всплыло?) — но только сейчас это знание в действительности пришло к нему. Она тоже боялась. И у нее в груди тоже фантомно болели легкие. — Она ненормальная! — взмахнул руками Бон-Бон, подцепив и слово, и жест в каком-то из мультфильмов. — Она ж разломает нас! — То-то я смотрю, у тебя ни руки, ни головы не осталось, — презрительно протянул Фокси, мрачно глядя на взъерошенного Бон-Бона, однако не стал акцентировать на нем внимания — напротив, он подцепил крюком лежащую кухонную утварь и принялся раскладывать ее на места. — Она ясно просила тебя не трогать ее с водой, — прорычала Чика, будто увеличившись в размерах — столь угрожающей она выглядела. — Неужели так сложно уважать чужие желания? — Не тронул бы я ее с водой — так еще б что-нибудь обидело. А если ее однажды так дети доведут? Она и на них бросится? — парировал он, пытаясь отряхнуться от невидимой пыли. Бонни с тоской бросил взгляд в сторону главного зала — ему безмерно хотелось посмотреть, как там Марионетка, и, может, поддержать ее, однако знал по собственному опыту, что в таких состояниях публики хотелось меньше прочего. Тем более там и так уже двое. Чика и Бон-Бон продолжали диалог на повышенных тонах — он рисковал перерасти во что-то покрупнее, потому что Бон-Бон уже не раз сжимал кулаки. И хорошо, что здесь не было Фредди — иначе точно бы перерос. Все их перекрикивания наверняка были слышны и самой Марионетке — и то, как Бон-Бон исходится на нее ядом, как Чика отчаянно пытается ее защитить. Никто из остальных не рискнул лезть в разговор— может, как и Бонни, понимали, что вся эта канитель тогда точно не закончится — а может, просто не знали, что сказать. Только Фред иногда что-то пытался вставить на сторону Бон-Бона — очевидно, его тоже неслабо испугал размах нападения Марионетки, но был грубо оборван распаленной до предела Чикой. Черри присоединилась к Фокси и Мангл — помогла второй сориентироваться, что куда надо класть, а потому они тихонько работали, пока по центру разгоралась полемика. Когда Бон-Бон ткнул пальцем в запачканный слюнявчик Чики, Бонни вмешался. — Спорить безумно весело, а убираться — так тем более, — с нажимом сказал он. — У нас около часа на все про все, пожалуйста, заканчивайте дебаты. Если кто-то не хочет убираться, — в этот момент он бросил взгляд на Бон-Бона. — Он может этого не делать. Но не отвлекайте других. Тот неопределенно дернул плечом, но подобрал тряпку, которую до того швырнул на пол, и занял самый дальний угол, намеренно ни с кем не пересекаясь. К нему тут же подошел Фред, предложив свою помощь, и, помявшись с секунду, Бон-Бон согласился. Этих двоих Бонни оставил в покое. — Спасибо, — тяжело вздохнула Чика, в совершенно человеческом жесте запрокидывая голову. — У нее такое случалось до этого. Собственно, именно поэтому больше я не давала ей ничего мыть. Бонни неприятно удивил этот факт. — Почему ты никому не говорила? — обычно все, что касалось Марионетке, они впятером чуть ли не хохлили и лелеяли. Она так боялась показаться слабой в их глазах, что на всякий случай молчала почти обо всем. — Она попросила. И… знаешь, в те дни мне казалось, что она обязательно узнает, если я ее обману. В этом был смысл. Бонни и до сих пор-то иногда мерещилось, что Марионетка смотрит куда-то гораздо глубже их душ — в самую суть жизни. Они принялись подметать разбившиеся стаканы — благо, таких было немного, даже в своей защите Марионетка старалась быть бесшумной. — Как только закончим здесь со всем — давай сходим узнаем, как она? Или хотя б у Голдена, если она откажется отвечать, — предложила Чика в процессе уборки. Бонни кивнул. — Или к Фредди — он, судя по всему, тоже там. Стекло хрустнуло под его пальцами. ** Фредди до того момента никогда так быстро не ходил за вещами — он сразу понял намек Голдена, потому что Марионетка явно отказалась бы встать под струю воды, но ее следовало протереть от всей той мути, которой окатил ее Бон-Бон. При мысли о нем внутренности кипятком ошпарило. Было неприятно понимать, что это злость. Он насильно выдернул себя обратно в туалет — кафель тускло отражал свет, а шум воды застрекотал где-то в районе затылка. Он выключил воду. С кухни все больше доносились пересуды Чики и Бон-Бона (Фредди почувствовал гордость за подругу, которая встала на защиту Марионетки — все-таки не они одни с Голденом не обижались на нее за этот всплеск эмоций) — острые и напряженные. Шкатулка Марионетки стояла в самом отдалении, где около нее уже сидел Голден, но едва ли это глушило ссору. Взгляд ее был еще более отчужденный и стеклянный. Он и в обычные-то дни не отличался жизнью. Фредди присел рядом с Голденом, кладя тряпку около себя. Марионетка была такая же спокойная — из-за темноты вокруг даже не было понятно, дрожит она, страшно ли ей или пугающе все равно. Они оба молчали — только Голден благодарно кивнул. Это была та почва, на которой Фредди чувствовал себя неуютно — они все были так себе по части утешений, эту роль всегда брала на себя Марионетка, и теперь это им аукнулось. И довольно больно. — Тебе надо протереть маску, — мягко пророкотал Голден — его голос вообще как опустился на несколько тонов, так и не поднимался. Марионетка не отреагировала — продолжала гипнотизировать край коробки как последний спасательный круг. — Пожалуйста, — его собственный прозвучал и вполовину не так ласково, как у Голдена, и, возможно, именно это отрезвило ее. Она медленно и устало подняла голову, а затем ее маска отцепилась от механизмов — и она протянула ее Фредди. Тот мгновенно смахнул грязь и пыль тряпкой, надеясь, что это не займет больше времени, чем положено — кто знает, как себя чувствует Марионетка без маски. Сейчас никакой реакции не было — та безучастно и беспристрастно терпеливо ждала, пока он закончит, и прятала черное лицо. Она и сама была покрыта мелкой грязью, но на темном костюме это было мало заметно. Фредди протянул маску обратно. Мгновение спустя крепление на лице Марионетки захватило ее. — Извините, — еще раз прошептала она. И Фредди не выдержал — сгреб ее в объятия, надеясь, что своей неумеренной заботой и любовью не переломает ей эндоскелет, и почувствовал, что, да — дрожала она все-таки, било ее истерикой и паникой, такой знакомой и далекой одновременно. — Прекрати извиняться. Мы все равно любим тебя. Это было с каждым из нас. Голден неловко приобнял их обоих — а вообще по факту просто навалился грузным экзоскелетом, отчего Фредди постарался принять основную массу на себя — благо, размеры позволяли. — Эй, обниматься? И без меня? — донесся до них задорный голос Фокси — и он налетел на них на всех порах. — Марионетка, Марионетка… эх, ты! Он потерся лицом о нее — почти как котенок и расплылся в ухмылке — тоже как котенок, но крайне довольный. Покормленный чем-то крайне вкусным. За ним же поспешили и Бонни с Чикой — эти были уже более спокойны, да и Чика выглядела гораздо дружелюбнее, чем в перепалке с Бон-Боном. Они присоединились к всеобщим объятиям, отчего Фредди совсем напрягся — от Марионетки точно бы ничего не осталось, навались они на нее все вместе. Так сильна уж их любовь. — Ты потрясающая! — брякнул Бонни, видимо, так и не найдя, что сказать. Но все слова были излишни. Краем глаза Фредди увидел, как мнутся у входа в главный зал Черри и Мангл — видимо, в обществе Бон-Бона и Фреда им не захотелось оставаться, а подойти они не решались, вот держались за руки да не знали, куда приткнуться. Фредди махнул им лапой, и их лица посветлели. Этот день он официально запишет, как день генеральной уборки, объятий и разлитых ведер с водой.