Эскизы о горничной и фольклористе

      Свинцовые тучи грозяще нависают над городом, предвещая сильный ливень. Ещё было далеко до сезона дождей с цветущими гортензиями, но и совсем недавно отцвели глицинии.       Кируми заходит в метро и видит эти облака.       «Значит, до дома снова успею промокнуть?» — вздыхает она.       Тоджо с трудом проталкивается в забитое метро и, доехав до своей станции, попадает под дождь. А она — без зонта.       Горничная, конечно, любила дождь, но не на её день рождения. Она родилась, когда шёл дождь, и почти на каждый день рождения он снова приходил.       Немного солнца, конечно, не помешало бы, тем более, сейчас природа буйно пробуждается после небольшой зимней спячки.       Но у природы немного другие планы.       Блеск молнии, белый, ослепительный. Тут же — раскат грома, оглушительный.       «Вот же чёрт!» — думает Кируми и бежит домой.       По мокрому асфальту глухо раздаётся стук каблуков. Надо спешить, спешить, спешить!       Как в стукалочках, Кируми, промокшая до нитки, прислоняется к двери своего дома и судорожно ищет ключи в сумке.       Вставляет ключ, проворачивает — закрыла!       Проворачивает назад — открыла!       «Как странно,» — Тоджо осторожно, на цыпочках, заходит в дом.       Из его глубин — из кухни — слышится шипение.       «Дверь была открыта, Кируми!» — слышит она и знакомый голос оттуда же.       Она разувается и, оттряхнувшись на крыльце, закрывает дверь и проходит на кухню.       Раковина забита ещё немытой посудой. На столе до конца не прибрано, но она видит её любимые снеки, отставленные в сторону, и занятые ингредиентами тарелки. В духовном шкафу что-то приятно пахнет. На плите усердно шипит масло — там что-то жарится.       — Ты как, милая?       — Хей, мистер Тоджо, вы чего так рано вернулись? — Кируми нежно обнимает Корекиё со спины, гладит бархатной ручкой по груди и фартуку на нём.       Фольклорист лишь тихо хихикает своим фирменным смешком.       — Я старался закончить экспедицию как можно скорее.       — Чего так?       — Мне пришлось вчера весь день уговаривать главу экспедиции отпустить меня, чтобы я вовремя поспел, — будто не слушая её, рассказывает Корекиё. — Пришлось немного раскошелиться ему на сакэ!       — Ты меня не слушаешь! — Кируми надувает щёки и тычет пальцем с щеку Корекиё.       — А ты совсем промокла. Помочь переодеться? — он выключает газ под плитой. — Я как раз почти закончил готовить ужин.       — Не, я справлюсь.       Нежные руки отпускают талию, а девушка напоследок целует парня в затылок прежде, чем уйти.       Кируми сушит голову полотенцем, выходя из ванной. Усердно массирует волосы, заставляя ткань впитать всю влагу.       — И всё же, Киё, — Тоджо возвращается к допросу, — почему ты отпросился с экспедиции?       — Ты же знаешь, какое сегодня число? Десятое мая. Твой день рождения, милая.       Корекиё подходит к ней и нежно обнимает. Тонкие кисти прижимают головку девушки к груди фольклориста.       — Я не могу позволить тебе провести этот день одной. Ты говорила, как тебе невыносимо одиноко праздновать день рождения без близких людей.       Он вдыхает запах сиреневых духов от её волос.       — Я наготовил твоей любимой еды.       — Я заметила.       Кируми аккуратно накручивает длинную чёрную прядь, но потом поднимает взгляд, встречая влюблённые зелёно-золотистые глаза.       — С днём рождения, Кируми. Я люблю тебя.       Девушка крепко обнимает Корекиё. Он чувствует через одежду влажные следы на груди.       — И я тебя люблю.