Ворона

      Разумовского из офиса не выпускают совершенно. Вернее, выпускают, но только с какими-то неизвестными людьми, которые и караулят внизу постоянно. Есть у него подозрение, что как-то не так всё должно делаться, но он почти уверен, что во всём виноваты его адвокат и Гром. Последний вообще удивительно рьяно защищает его абсолютно везде, где только можно, отстаивая невиновность и адекватность. Тест на адекватность он, надо сказать, уже проходил. И прошёл успешно. Птица сказал тогда, что все они лохи, и никогда его не распознают, если он сам этого не захочет. Мысленно, стоит отметить, сказал. Иначе было бы совсем худо.       Много на улицу ходит Олег, но каждое расставание — это бой. Сергей чувствует себя щенком, которого оставляют в одиночестве на полчаса, а он уже на стену лезет и вещи ломает. Вещи, правда, ломает Птица, но это было всего несколько раз, давно и неправда! Так или иначе, когда Олег уходит в очередной раз, к ним неожиданно приходит Гром. — Игорь! — улыбается Разумовский, выходя ему навстречу в каком-то чертовски щегольском халатике. — Как жизнь? — Да пока не жалуюсь, — хмыкает Гром, подходя и пожимая ему руку. — Выглядишь как-то по-пидорски. — А, да? — Сергей в глаза ему заглядывает. — Потому что я гей, может быть? — Да не, вряд ли, — смеётся, проходя дальше, почему-то всё вокруг осматривая с задумчивым видом. — Как живётся? Как самочувствие? Врач приходил? — Всё постепенно улучшается, — Серёжа следом ходит, волнуясь немного. — Врач приходил. Да ты и так уже знаешь, наверное. — Ага, — Гром вдруг приземляется на диван, поглядывая в сторону недовольной Марго, которая на его краю сидела. — Смешная птичка… кхм. В общем, забавно вышло, что тебя реально посчитали адекватным. — В психушке сидят только те, кто спалился, — улыбается Разумовский, отходя к холодильнику. Зверски хочется мороженого. Главное не перепутать и не разморозить мышку. — Будешь мороженое? — Нет. Хотя… — цыкает, глянув на него. — Ладно, давай.       Сергей приносит ему мороженку, вручая. Эскимошка. И себе такую же взял. Сидит теперь рядом, посасывает спокойно, расслабившись. Гром воспринимается… нормально. Не как страшная угроза. Возможно, потому что он похож на большую, добрую такую собаку. Так и хочется за ушком почесать и дать что-нибудь вкусное. — Ты по делу пришёл? — наконец спрашивает Серёжа, глянув на него. — Да. Слушай, тут такое дело. Знаю, странно, что об этом сообщаю я, но… — хмурится, махнув рукой. — Новости плохие, короче. Твой адвокат отказался от дела. — Ч… Почему я узнаю это от тебя? — возмущению нет предела, и это весьма оправданно.       Какого чёрта вообще происходит? Он отвлёкся от этого всего на несколько дней, решил отдохнуть, а тут начались какие-то непонятные события! И, в самом деле, почему Гром знает о делах его адвоката, а он — нет? — Да я без понятия, — морщится Игорь, уже буквально жуя мороженое. — Но приехал обсудить это. Дело-то не очень сложное, удастся доказать, что ты был на эмоциях, в панике и так далее. Плюс, подтвердили твою адекватность — хотя мне от этого всё ещё смешно. В общем, так или иначе, расклад вот такой. Разбирайся с этим поскорее, найди кого-то нормального. — Он был нормальным, — негромко говорит Серёжа, чуть не забыв про своё эскимо и вовремя слизывая капельки. — Понять бы причину, по которой он ушёл. Возможно, со мной ещё свяжется. Я найму нового, не переживай. — Ну вот и славно, — хлопает его по плечу, поднимаясь. — Ты, это. Держись тут. Твой внутренний маньяк тоже тут? Оба держитесь.       Почему-то такая неловкая поддержка со стороны Игоря его умиляет. Он только улыбнуться в ответ успевает, а Гром уже смывается, забрав с собой мороженое. Что сказать? Кажется, это своего рода прогресс. — Внутренний маньяк, — бурчит Птица недовольно. — Придумал же, собака…

***

      Олег возвращается к вечеру, и Разумовский рад видеть его настолько, что сразу же вылетает навстречу. Обнимает крепко, почти повиснув, улыбается широко. — Я соскучился. Где ты был вообще? — Не так уж надолго я уходил, — шепчет Волков, обнимая его в ответ, прижав к себе посильнее. Чтобы как можно ближе, теплее. — Я общался с ещё несколькими жертвами того придурка. Но потом расскажу, я правда устал. Ещё и не узнал ничего полезного.       Серёжа отступает от него, кивнув понятливо, и уходит погреть пиццу. Слишком часто он стал её есть. С другой стороны, он по жизни такой, сколько не съест — всё в дело, никаких запасов. Но оно и хорошо, можно разгуляться, если хочется! А сейчас хочется. Он на стрессе почти ничего не ел, только то, что Птица ему насильно впихивал, и теперь необходимо отъесться. Кстати, о Птице… — Птица сегодня пытался выйти из здания, — вздыхает Сергей, покачав головой недовольно и задумчиво одновременно. — Зачем? — Лететь куда-то хочет. — Что, прости? — Волков поворачивается к нему, уже наполовину раздетый. Смотрит в полном недоумении, думая, что ослышался. — Повтори? — Собрался лететь куда-то, — помедлив, отзывается Разумовский. — Говорит, чувствует безумную тягу сорваться и улететь. Ничего с этим поделать не может. Это как я тогда, с пирамидами этими. Вот и у него что-то похожее. — А полететь пока никуда нельзя, суд ещё не закончился, — вздыхает Олег, подходя к нему, коснувшись плеча. — Не переживайте, как разберёмся со всем этим, сразу же сорвёмся и улетим. Вот возьмём и из зала суда — в аэропорт. Полетим, куда хотите. Хоть ещё раз на эти ваши пирамиды смотреть, я даже это переживу как-нибудь. — Тебе так не понравились пирамиды? — смеётся Серёжа, глядя на него с безмерной благодарностью. — Ну, скажем так, я явно не ценитель, — тоже смеётся Волков, прижимая его к себе.       Сергей обвивает его руками, жмётся трогательно, лбом в плечо утыкается. — Правда улетим? Обещаешь? — тихо спрашивает он. — Обещаю.       Улетят, куда захотят. Далеко-далеко. И даже, быть может, возьмут с собой Марго. Будет просто замечательно.       Обязательно будет.