Ворона

— Олег.       Всё постепенно возвращается на круги своя. Вот, уже и Разумовский зачем-то пытается разбудить его посреди ночи. — Оле-е-ег…       Хотя это явно Птица. Ну твою же мать, что происходит вообще? Он так крепко и хорошо спал! Приоткрыв глаза, Олег видит прямо перед своим лицом горящий от эмоций взгляд Птицы. — Да? — тянет, рассматривая его лицо. — Я хочу тебя, — уверенно заявляет, тут же уютно усевшись ему на ноги. — Олег, прости, я просто проснулся и понял, что я так тебя хочу, что вот-вот сдохну.       Приехали. Всё ещё сонный Волков смотрит на парня во все глаза, моргая медленно, пытаясь в себя придти. Может, это ему кажется? Или сон снится? Хотя, для сна слишком сильные ощущения, да и не снится ему что-то настолько интересное. А тут… интригует прямо-таки! — Пожалуйста, Олег, — голос Разумовского чуть срывается, его всего потряхивает, он невольно трётся об него, и Волков чувствует, что он действительно очень возбуждён. Как так вышло вообще? — Я схожу с ума… — Иди сюда, — Олег тянет его к себе, целуя коротко, куда-то в уголок губ. — Успокойся. Ты так нервничаешь, как будто натурала совратить пытаешься. — Просто это внезапно, — тихо, немного нервно смеётся Птица, осторожно стягивая с него футболку, с себя тоже. Расслабляется потихоньку. — Ты же не против? — Да когда я вообще был против?       И плевать, что ночь, заняться любовью можно в любое время!       Олег и сам помогает ему и себе — лишнюю одежду снимает, избавляется от штанов, белья. Они постоянно целуются, как будто голодны друг по другу, изредка кусаются, совсем чуть-чуть. Есть в этом что-то безумно приятное. Отлипает он от Птицы только для того, чтобы сказать: — В такой позе я не смогу тебя…       А Птица смотрит на него шальным взглядом, улыбается, чуть губу прикусив. Явно слезать не собирается — наоборот, чуть выше переползает, трётся задницей об его член, заставляя возбуждаться всё быстрее. И вот есть у Олега предположение, но высказать он его не успевает. — Не надо тебе ничего делать, — с хищным оскалом говорит Птица, явно безумно собой довольный. — Я уже подготовился сам. Так что просто трахни меня, чёрт возьми…       У Олега от позвоночника будто электрические разряды пробегают. Внутри разрастается пламенное желание, заполняет его полностью. Выжигает всё, кроме единственной цели. Заставить этого прекрасного человека утонуть в удовольствии и точно сорвать голос. От мысли, что он решил не ждать и растянуть себя самостоятельно, возбуждение достигает максимального значения. И вот Олег уже хватает Птицу за бёдра, чтобы просто насадить на себя, но… Птица за его руки хватается, смотрит хитро, и качает головой. — Можно я сам?       Господи, блять. Откуда такие берутся? — Давай, — в голосе Олега и вполовину не столько азарта и интереса, сколько он ощущает на самом деле.       А Птица смеётся глухо, хрипло, и безо всякого стеснения приподнимается, упирая его член в себя. Трётся, не спешит, смотрит хищно и голодно, будто вот-вот сожрёт. Олегу, честно признаться, даже хочется быть сожранным, после таких-то взглядов. Разумовский опускается на его член медленно, с шипением, голову запрокинув на несколько мгновений. Не останавливается, пока не опустится полностью, пока не ощутит его внутри до самого конца. А Олег дуреет от того, как потрясающе правильно всё это ощущается. Именно вот так. Почему вообще настолько удивительно видеть его над собой, при этом чувствуя, насколько он горячий внутри? Да будь же ты проклят, Разумовский… — Я мечтал об этом, — стонет не раз проклятый, чуть сжимая его внутри, вырывая ответный стон.       Когда Волков снова руки тянет — Птица по ним чуть-чуть хлопает, головой мотает. Сам, всё сам хочет. И довести его — тоже хочет. Никакого презерватива, твою же мать, он вообще без тормозов… Дальше, правда, уже не до мыслей, потому что исчадие Ада начинает двигаться, поднимаясь и опускаясь обратно с блаженными стонами, совершенно несдержанными. Такие звуки издаёт, что умереть можно. Можно, но точно не нужно, успеет ещё.       В какой-то момент Птица ещё и двигаться начинает медленно, намеренно, сука, точно решив его вывести. Судя по хитрому взгляду из-под ресниц — доводит. Неужели ждёт, когда сорвётся и озвереет? Пока Олег держит себя в руках, стонет периодически, наслаждаясь тем, что и терпение Птицы тоже испытывает. Ему так просто крышу не срывает. Хотя выглядит это всё ещё просто богоподобно…       Птица в очередной раз поднимается, вдыхает глубоко, и резко насаживается снова, почти упав на член, буквально вскрикнув от ощущений. Олег вздрагивает всем телом, держится за него, смотрит с жадностью. Да, он жадный. Он очень-очень жадный. Такого красавчика себе забрал, так ещё и двух в одном — ну разве не жадина? А ещё собственник, тут вообще без вариантов. — Олег…       Олегу приходится все усилия приложить, чтобы не перевернуть его лицом в кровать, и не наброситься. Слишком жалобный тон, слишком откровенный взгляд. Кажется, Птица начинает терять контроль над ситуацией, и теперь просто наслаждается каждым движением, дыша шумно, сглатывая периодически, срываясь на сиплые стоны. В голову неожиданно приходит идея. — Хочешь чего-то? — собственный голос хриплый и ломкий, сухой почти, но взгляд вот блестит лихорадочно. — Тебя, — даже не думая, отзывается Птица. — Тогда дай мне сделать кое-что хорошее.       В этот момент он сам выглядит, как дьявол-искуситель, и это заставляет Разумовского взвыть глухо, закивав часто-часто. Для Олега это разрешение, и вот он уже осторожно приподнимает парня, садится… И вдруг разворачивает его спиной к себе. Птица издаёт какой-то забавный охуевающий звук, а он ловит его поудобнее, подхватывает под ноги и вновь опускает на член. Да резко так, с усилием, буквально выбивая из него шокированный вскрик.       Птица этого точно не ожидал, а вот Олег давно хотел попробовать именно такую позу. К тому же, так его очень удобно держать, уткнувшись лицом куда-то в лопатку, и двигая, почти подкидывая на себе. Сам стонов не сдерживает, двигается ему навстречу, и не останавливается вообще. Разумовский в его руках мечется, издаёт какие-то совершенно откровенные, жалобные звуки, дрожит и едва не сгорает от этих ощущений. Волков же в какой-то момент, на эмоциях, из желания оставить на нём свой след, вгрызается ему куда-то в плечо. След от зубов останется точно, как и засос, а вскрик удовольствия продолжит звенеть в ушах ещё долго. Лучшие звуки. Кричать и плакать Птица должен только во время секса, когда окончательно теряется в удовольствии. Как и Серёжа. Их обоих он готов доводить до самого края, готов грызть шею, плечи, целовать чуть влажно, почти вылизывая, лишь чудом не мурча. Мурчать не умеет, потому что. Зато умеет рычать, невольно, вместе со стонами, вбиваясь в него так, будто ничего больше во Вселенной нет. Только эти мгновения. Только этот человек. И безграничная, сжигающая собою страсть… — Олег, — снова почти что скулит Птица, и это просьба, самая настоящая.       Олег всё понимает, он тоже на грани. Потому и выкладывается по полной, доводя движения до максимально возможной скорости, переходя на хриплый вой, слыша сорванный крик Птицы, и… Кончает он немного раньше, внутрь, попутно думая о том, что придётся сразу же тащиться в душ. А ещё о том, что раньше они так не делали, и это чертовски горячо. Птица же отстаёт от него немного, но всего несколько касаний хватает, чтобы он кончил тоже. И вот они уже молчат, дышат шумно, загнанно. Пытаются собраться по кускам, после того, как разлетелись осколками удовольствия.       Птица нарушает молчание первым, хрипя тихо: — Ты почему раньше так не делал? — Я много чего не делаю из того, о чём думаю, — признаётся Волков, оглядывая его искусанное плечо и чувствуя безграничное удовлетворение. Всё правильно, всё на своих местах. — Не хочу как-то давить или предлагать что-то странное. А то подумаешь ещё, что я совсем извращенец. — Ты со мной разговариваешь, пока твой член ещё внутри меня, — замечает Разумовский, смеясь тихо, расслабляясь. — Смирись, ты уже извращенец. А вот мы с Серёженькой с удовольствием посмотрели бы, что ещё ты там… втайне представляешь.       Олег наконец отпускает его, осторожно выскальзывая. И сразу же ловит снова, в этот раз взяв на руки и шаткой походкой потащив к душу. — Как принцессу, — улыбается Птица, глянув на него. — Волк, ну ты же сделаешь с нами то, о чём ты там думаешь? — Если вы так хотите, — тон Олега спокойный, но взгляд хитрющий. — Можно будет попробовать что-то новое.       А фантазия у Волкова чертовски богатая…