***
— Гена, ну перестань, — игриво смеясь, выдавила из себя она. Худой брюнет в вязаном свитере лицом зарывался в волосы блондинки, расставив руки напротив друг от друга и нависая над ней. Он тихо шептал ей под звук потрескивающего дерева в печи. — Солнце моё, я так скучаю по тебе… Ради приличия она выставила руки на его грудь, немного задерживая. — Сейчас, то, чего скучаешь? Неимоверно было удерживать его перед тем, чего она сама хочет. Его тепло, его трепетные поцелуи, нежные слова. Это всё то, что ей не может дать ни один другой мужчина на этом белом свете. Ей казалось, что мир для них закрыт. Недоступен. Здесь в уютном деревянном домике где-то в лесах чувствовали себя полноценными людьми. И Ира не боялась даже ночью выйти на улицу в лес, она настолько забыла о плохой стороне жизни, что видела только добро. Кривицкий дарил ей каждую драгоценную минуту своей юношеской жизни, тратя её не на подготовку к очередному отлёту на стажировку в Израиль. Самое главное — ему было не жалко. Гена был готов ей подарить часы, сутки, месяцы, годы, века. Лишь бы она забыла про всю надоедливую рутину. Он стал оставлять сухие, но горячие от дыхания, поцелуи на её шее. Егорова не смогла сопротивляться дальше, а лишь вздрогнув, вдохнула побольше воздуха. — Я всегда по тебе скучаю. — Тебе не об этом думать надо, — также шепотом сказала она и начала проникать пальцами в его волосы, которые полностью пропахли хвоёй, пока Ира днём дурачилась на прогулке и устраивала с ним бои на еловых ветках. Побеждала всегда она. Гена тёплой рукой залез под её свитер и положил ладонь на спину. Ира смотрела в его лицо, приоткрыв рот от неожиданности действий. Он поднял на неё свой полный ласки взгляд и посмотрел в зелёные просторы её глаз. Столкновение зелёного чая и карамели. Невероятно передать эмоции, которые он ощутил за момент. Не хотелось совсем отпускать это мгновение, чтобы он уходил совсем далеко в его сознании. — А я хочу думать только об этом, — прошептал он ей на ушко и нежно поцеловал мочку. По её спине пробежали мурашки, но к голове приливал жар. Гена позволил себе расслабиться и больше не висеть над ней, он потянулся к её губам, закрывая свои глаза. Сокращая расстояние, он налегал на неё, но руками придерживал за спину. Последнее, что она могла сказать это настолько тихое «Я тебя люблю», что он, находясь в паре сантиметрах, кажись, не услышал этого. Она проснулась… Мягко сказано, что проснулась. Это не её типичное пробуждение, когда уже прозвенел будильник. Ира очнулась из-за отвратительного самочувствия, которое сопровождалось рвотными позывами, голова гудела. Ничего даже и не приснилось ей, такое ощущение, что впадала в кому. Но сейчас не до того, заведующая неотложки Склифа метнулась к туалету, лишь слегка прикрыв его. Ох, уж эта привычка «я в доме хозяйка», сопровождающаяся забывчивостью, что в квартире не одна. Павлова как в юные годы склонилась над унитазом. Больше всего она ненавидела, когда её могут увидеть в таком обличии совсем неромантичном и не статном. Ира резко осознала, что ещё три бокала, которые уже не поддержал Кривицкий были лишними. Ирина Алексеевна, ну даже организм говорит, что вы не должны были уснуть в тот чудесный вечер. Длинноволосым сложно, когда тошнит, а рядом нет никого, поэтому вцепившись в ободок «трона», на лицо лезли светлые волосы. «Зараза! Полегчает, и я налысо подстригусь.» — пронеслось в её голове. Вдруг волосы резко были убраны назад небесной силой, и она бы так и подумала, если бы Геннадий не сел на корточки рядом с ней, одной рукой удерживая волосы, а второй, поглаживая плечо. Ему не лезли никакие слова, не было злости на неё, что, не слушая его, выпила больше обычной дозы. Всё торжество желудка закончилось, и она отстранилась от унитаза, подняла на Кривицкого голову. Его заспанный вид, один сомкнутый глаз, из-за яркости света, вызывали уверенность в том, что он точно не перебрал вечером. Из-за противности всей ситуации, противности самой к себе, она, все ещё сидя на полу, отодвинулась к стенке ванной комнаты. Гена сразу же проснулся, увидев, как она отодвинулась. Он стал коленками передвигаться навстречу к ней, чтобы всё-таки предложить помощь. Однако Ира вытянула руку и поставила её между ними. — Гена, выйди. Брюнет ни черта не понял. Её лицо окутывала белая краска, терялся румянец, а на лбу выступала испарина. — Ты с ума сошла, куда я пойду? Ему казалось, что он спит, ибо настолько печальной концовки вечера он не ожидал. На улице третий час ночи, во всём доме выключен свет, и только эти двое сидели на холодном полу ванной. — Иди обратно спать, — она взялась за голову, всячески пытаясь скрыть своё состояние, уткнулась в коленки носом и ожидала, что это состояние спадёт. Забота только и цвела в нём. Не мог он оставить её тут сидеть одну, зная, что Ира ничего не предпримет для себя. Собрав волю в кулак, он решился действовать и взял её махровый халат, накинул ей на плечи и всё-таки сел напротив. — Ну-ка подними на меня личико. Говорил он своим нежным, прозябшим от сухости в горле голосом. Она с каждой секундой словно входила в транс из-за слабости. Гена сам приподнял за подбородок её лицо и чертыхнулся. Он сразу же подхватил её на руки, перенёс в спальню, и только там Ира посмотрела на то, как он мечется около неё, но всё было как будто в дурном сне. Кривицкий принёс полотенце с прохладной водой, два тазика и сразу же аптечку.***
Это было мучительно — наблюдать как ей становилось хуже и хуже, как поднималась температура, как у неё двоилось в глазах, и Ира не понимала, где он, мелькала глазами в разные стороны. Кривицкий уже успел испугаться настолько, что руки трусились. Спустя плодотворные три часа, пока её то рвало, то температура скакала, то Гена давал ей таблетки, он сидел рядом с ней на кровати. Успев переволноваться, он принял и свои тяжёлые таблетки, при виде которых Ира и Миша убили бы его за такие тайны. Сейчас он сидел и смотрел на то, как она спокойно спит. «Что это было?» — спросил он у себя. Геннадий тяжело вздохнул, держа её за руку, которая покоилась, поцеловал костяшки, погладил второй рукой. Знает, что нет никаких отношений, но для него они всегда были. Павловой действительно полегчало, а образ Гены впился как образ самого заботливого мужа, которого только можно найти. Тогда её затуманенному разуму стало ясно, что такого тогда молодая Егорова в нём нашла. Этап пройден: больше не винить ни его, ни себя. Он потуже затянул поясок на халате и отпустил её руку. Мужчина глянул на часы и понял, что ей пора спать. Отпустить её руку сейчас? Это для него равносильно тому, что отпустить её руку над обрывом. Однако, понимая, что стоит удалится, чтобы не было лишних глупых вопросов от женщины, не желающей с ним иметь дело. И лишь только он встал, как лёгкая рука тянула обратно. — Куда ты? — вяло спросила она. Геннадий Ильич продолжил шёпотом. — Ира, тебе поспать надо. — Мне на работу вставать через час. Какое спать? Вялость и белая окраска лица ещё совсем не ушли, Кривицкий сильно волновался, что может быть обычный, но злосчастный ротавирус. Конечно, он не позволит ей уйти на работу в таком состоянии. — Вот, такое, у тебя ротавирус, Егорова. Ира приподнялась с кровати, взялась за голову и вздохнула. В голосе совсем нет жизни. — Отравил меня наверняка. — Ну да, я же только об этом с момента приезда и думал. Её рука всё ещё сдерживала его. Страшно ли ей было оставаться в этом положении одной? Да, честно говоря, тогда она испугалась. Ей не хотелось спать, настолько изнемождена, а Кривицкий как раз… «Не даст уснуть, это точно» — казалось ей, но на самом деле на душе её становилось легче. Павлова чувствовала свою защищённость. Геннадий Ильич же ощущал, что её рука на нужном месте. Умиротворение, которое заставляло его постоянно думать о ней, о её состоянии. Ему это напоминало ещё только начало их отношений в далёкой молодости, где она его также впечатляла и удивляла. Ирина Алексеевна специально подвинулась, оставив ему место на кровати и потянулась за стаканом воды, чтобы попить. Тонкие пальчики, давно не ощущавшие невесомых ласк, не дотянулись и тогда Гена спохватился и поднёс этот стакан прямо к её губам. Она начала жадно пить воду, оба восприняли друг друга уже как старых, но переживших много, друзей. Ира благодарна ему, что она оказалась в постели, что он не приставал при всей возможности, которая у него была, что он… Что он просто рядом. Ира просто слегка кивнула, дав понять, что ему хватит держать стакан воды у её рта. Кривицкий поставил его на место и сел на свободное место. — С чего ты вообще взял, что у меня ротавирус? — Ну или интоксикация, тут сама смотри. Мише я позвоню и скажу, что ротавирус, но с тобой мы знаем теперь, что не стоит твоему организму понижать градус, — ехидно, с лёгкой улыбкой говорил он. У неё это вызвало смешок. И главное, что перед ним даже не стыдно находиться в таком положении. Ей наоборот казалось это забавным, а Гене тревожным, но с частичкою забавы всё-таки. — Ну ничего, Михаил Геннадьевич не меня, а тебя бы за мою интоксикацию ругал бы. Он повернул на неё голову и подтянул одеяло до плеч. — М-да, как давно я стал бояться своего сына? — Когда он родился. Гена встал с кровати, завернул ей одеяло под ноги. — Не в бровь, а в глаз, Егорова. Её сейчас уже тревожило то, что он скорее всего уходит к себе, а как остановить его не знала. Показать, что он ей впервые за тридцать лет нужен? Показать ли? Пока она думала, то брюнет подошёл к двери и уже открыл её. — Гена, — тихо позвала она его. Он развернулся. — Что? Плохо? — Ты не мог бы… — она вздохнула, собираясь с мыслями, это вызвало пульсирующую боль в висках, так что Ира нахмурилась. Мужчина завязал свой халат, не давая простор своему белью в виде семейников и белой майки. Он сел, с другой стороны, более свободной. К счастью, он понял, что это означает и уговаривать не пришлось. Кривицкий вздохнул и сел полулёжа рядом с ней, приобнял её за плечо, смотря в глаза. — Эх, Егорова, Егорова, как же мне везёт на бывших женщин. На всякий случай он поднял тазик и держал в руках его. — Тебе вообще со мной когда-то повезло. «Чёрт, Егорова, ну почему когда-то? А сейчас нет? Или ты считаешь, что мы уже стары для этого?» Она ответила на его пристальный взгляд, и в её усталых глазах всё мелькала искринка, которой она его заражала. — Тут тоже согласен, всё-таки с бывшей женой у меня только товарно-денежные отношения. — А ты так и не рассказал про неё вчера. — А я обещал рассказать? Он подловил её и улыбнулся в угол губ, Ира также улыбнулась, но не устояла перед его шикарной улыбкой, которая обезоруживает. — Ну хорошо, не обещал, но может расскажешь? — Смотря что именно тебя интересует. — Да говори хотя бы что-то про неё. — Ну ладно, познакомились мы с ней, как только я приехал… Павлова положила голову на его плечо, чтобы уж точно без её ведомства не ушёл. Ей на самом деле было всё равно что да как с этой женщиной, Ира просто угукала, закрывая постепенно глаза и погружаясь в сон. Наконец-то организм сам принял верное решение. Возможно, можно подумать, что Ира безразлична к жизни Геннадия, но нет. Это не так, ей просто не хотелось слушать про женщину, из-за которой их семья так и не приобрела статус официальной. Его бывшая всегда не любила отпускать Гену в Россию, поэтому это происходило раз в 10 лет. Самое главное, как ей показалось, — то, что он выговорится. В доме было и так жарко, печь выполнила свою функцию. На кровати лежали два оголённых тела, которые точно не хотелось бы застудить. Парень укрыл их тщательнее. — Не холодно тебе? — спросил он. — Ну ты ещё шубу принеси и два шерстяных пледа, — пробубнила, усмехаясь, она. Гена поцеловал свою Егорову и встал с кровати. — А ты заставляешь меня правда это сделать. Ирина нежилась в тёплой постели, смотря на окно, которое изрядно запотело. — Ген, не надо, мне наоборот жарко. Он рукой взмахнул по волосам, поправив кудри и глазами искал свои штаны. — Действительно, так сегодня меня изнурила, я чуть с ума не сошёл. Она хихикнула и перелегла на его сторону, свернулась в клубочек и мечтательно обняла его часть одеяла. — А что ты хотел? Оставляешь свою молодую невесту одну рядом с красивыми врачами, тогда придётся расплачиваться. Кривицкий сразу нашёл штаны и надел их, потом застёгивал тёплую флисовую рубашку. Оставлять свою невесту одну он не боялся среди горы молодых, красивых и жаждущих заполучить прекрасную Ирину. Он всегда доверял ей, а вот она… Частенько у него любит спросить про то, что не нашёл ли он себе кого-то. Гена помотал головой и надел тёплые калоши, накинул огромное чёрное потрёпанное пальто и ушанку. — Когда-нибудь сердце остановится от того сколько ты хочешь из меня выжать, Егорова. Она раскинулась на кровати и уткнулась в деревянную стену. Ира закрыла глаза, а там картина расцветающей весны, несмотря на холода, творящиеся на улице. Всё медленно оттаивало, образовывая лужи и слякоть, но в её голове это было в нежно-розовых и белых оттенках. Не открывая глаз и словно, бегая по этому весеннему пейзажу мысленно, она ответила: — Не каркай, кудрявый, иди баню топи. Геннадий Ильич оглянулся и взял варежки. — С кем я живу? Баню затопи, дом натопи, дрова наколи, с тобой погуляй, — строил из себя жертву он, — да я в рабстве, любовь моя! Егорова улыбнулась и стала выводить узоры на стене. — Иди уже, бедолага. Он вышел на улицу, покачав головой. Гена поднял голову на зимние покровы, они заставляли его сожмуриться, но широко улыбнуться. Напевая себе под нос весёлую мелодию, он направился за дровами для бани. Ирина же лениво встала с кровати и, мимолётно поправляя причёску, покосилась на зеркало. Её небрежность даже не вызвала какого-то удивления. Накинув тёплый свитер, Егорова покрутилась у зеркала и принялась готовить всё для водных процедур *** Сон был безмятежным, ей ничего не приснилось, а если и приснилось, то только в положительном и успокаивающем ключе. Кривицкий оказался для неё в очередной раз подушкой. Его предплечье в этот раз пострадало. Сам он не спал уже как час, а смотрел в одну точку, боясь шелохнуться. Это же может её разбудить! «Думаю лучшее, что я сейчас могу предпринять — не дергаться на протяжении её сна. Хотя бы в этот раз я смогу что-то для неё сделать». Она приподняла голову, сразу же посмотрела на мужчину и пригладила предплечье его халата. Геннадий улыбнулся в уголок губ. — Как ты? Лучше себя чувствуешь? Зевнув, она произнесла: — Да, ты в меня столько таблеток напичкал. — Для эффективности. Он размял своё плечо и встал с кровати. Ира встала на ноги, но её голова слегка закружилась, было ощущение, что голова превратилась в картонную коробку, но жить как-то надо было. Непонятно с чего это её резко так «прополоскало», но было не до того, чтобы выяснять. Кривицкий ушёл на кухню и принялся готовить еду, но уже для Иры отдельную. Павлова ушла тем временем в душ, надеясь с себя смыть весь этот позор Но лучше переместимся к Михаилу… Парень, идя с пустыми руками по первому этажу, глянул на Таню. Протерев сонные глаза руками, он подошёл к ней. Татьяна перебирала в очередной раз папки, но когда он подошёл, то девушка замерла. Михаил выглядел как мёртвый: волосы потрёпаны, глаза красные, а губы сухие. — Миш, тебе может… — но Татьяна не договорила. Он сложил руки за стойкой и посмотрел на часы сзади, облегчённо вздохнув. — Не надо мне ничего. Нина спит? — Нет, её вот пару минут назад как Женя забрал. Кривицкий положил голову на стол и ударил кулаком по нему, Таня отскочила. — Ты чего, Миш? Он поднял голову и встал нормально, проведя рукой по волосам. — Я же говорю, что всё нормально. Парень устало улыбнулся и ушёл в ординаторскую, чтобы собрать вещи. Уже стоя на крыльце, он держал в руке портфель, а второй из светлых брюк достал пачку сигарет. «Сейчас и две можно». Это Chapman с шоколадом. Таких позволяет себе купить целый блок. Мама не знает, что он курит, да и он сам не хочет её огорчать. В любом случае мама не совсем одобрит. Сделав предварительно пару тяжек, он облокотился на здание больницы и закрыл глаза. Такое состояние после целого ряда ночных операций он никак не мог назвать. Просто готов умереть, но улыбка с лица молодого подающего надежды доктора Михаила не сходила. Он всегда умеет верить до последнего, находить в худшем лучшее. Проходящий мимо Брагин, у которого смена только началась, обратил внимание на сыночка заведующей отделением. Почесав подбородок, он присвистнул и крикнул издалека: — Молодая гвардия не за ЗОЖ? Миша вышел из своей прострации, посмотрел на Олега. — И тебе Олег, доброе утро. Он подошёл ближе к пареньку. — Я ж надеюсь, что мне не придётся читать тебе лекцию о вреде курения. Где вообще Ирина Алексеевна? Чего ты так распоясался? Олег посмотрел по сторонам, а Кривицкий поправил воротник рубашки. — Не знаю. — Так беги тогда к матери, чего стоишь сигареты раскуриваешь? Кудрявый ехидно улыбнулся и сверкнул своими карими глазами. «Знал бы ты Олежа какой там сейчас для неё люксовый уход». Олег посмотрел парню вслед и усмехнулся, пробормотав: — Вот, молодёжь пошла.***
А дома в этот момент зрелища нельзя лучше найти. Мать и отец сидят на диване. Если мама и смотрит программу, то папа точно нет. Его волнует персона правее него. Внутри просыпались чувства, которые не появлялись со времён студенчества. Что-то наравне с любовью и заботой. На кофейном столике стоял стакан с полисорбом и рядом простые сушки. Гена незаметно просунул правую руку на спинку дивана, обогнув её голову. Главное, что Ира смеялась. Смеялась, как никогда над какой-то простецкой семейной комедией, и на секунду в её голове промелькнула мысль, что чудесно жить с мужчиной. «И посуду помоет, и посудомойку починит, и повеселит, и вылечит. Мечта». Но она навряд ли задумывалась, что это способен только он, её прошлые мужчины такого не соизволили сделать. Павлова, лицо которой стало для Гены объектом любований на момент, пока они смотрели фильм, повернулась к нему и посмотрела прямо в глаза. Это застало его врасплох. — Что-то с лицом? — Нет, с ним всё хорошо, даже более чем. Кривицкий ласково улыбнулся. — Тогда прекращай уже пялится на меня, Геннадий Ильич, нам не по восемнадцать лет. Она говорила это не со злобы, а со страха, что он ей небезразличен. Ей и представлять раньше нельзя было, чтобы бывший вернулся в семью, а сейчас он тут как тут, нарисовался. «Генка, ты хороший друг, ты хороший бывший мужчина, ты хороший отец, но…» И что же? Что же, Ирина Алексеевна? Какое «но» вы нашли? Гена пожал плечами, но не отворачивался. — И что? — Послушай, Ген, ты же сам знаешь, что ты здесь ненадолго. — Ира, ты так говоришь, словно я к тебе в любовники набиваюсь, — поджав брови ответил он. Ира, наоборот, подняла брови и скрестила руки на груди. — А разве нет? — Нет, — твёрдо ответил он, усмешливо фыркнув. Это у неё вызвало растерянность и внутреннюю горечь. Хотя из-за чего? Может ей нравится, когда за ней гоняются? А тут мужчина насмешливо опроверг её мысли о том, что он хочет быть с ней. Она перевела взгляд на телевизор и отодвинулась на другой конец дивана к подушке. — Вот, и отлично, — тихо сказала она. Ира даже согнула ноги, чтобы их не класть на него и сделала гордый вид, но над комедией уже не смеялась. Кривицкий же тяжело вздохнул и потёр переносицу. В этот момент в двери послышался шум замка в замочной скважине. Родители обернулись, Ира шустро встала с дивана и поправила поясок своего халата. От Геннадия было не скрыть как она резко изменила свою позу от лениво лежачей с ним до стоящей далеко от него. «Чего ты боишься Егорова?» Михаил прошёл вглубь квартиры и устало кивнул обоим родителям, пока раздевался. — Всем привет. Ира забирала его одежду на ходу и отходила, вешала. Геннадий всё-таки тоже встал и засуетился. — Кушать будешь? — спросила мама. Михаил встал у раковины, взял стакан, налил себе воды и залпом выпил, а потом осмотрел их с ног до головы, обратил внимание на таблетки на столе. — Я думал, что ты была на работе. Что случилось? Павлова же параллельно опять приняла оборонительную позу, сложила руки на груди, а Геннадий стоял позади, и как бы она не хотела, но его спокойное дыхание позади давало уверенность. — Что-то не то съела. Но Михаил был слишком усталым, чтобы начать паясничать. — Понятно. Геннадий спросил вновь. — Ты есть то будешь? — Да, у себя, мне ещё пособие о швах дописать надо. Павлова встревожилась и повертела отрицательно головой. — Михаил, ты видел себя? Еле на ногах стоишь. Поешь и ложись спать. Кривицкий младший взъерошил свои волосы и потёр глаза. — Сделайте, пожалуйста, как я прошу. Он стоял на своём, но пока спокойно. Тут вмешался отец. — Нет, Миша, это не дело, ты не слышал, что мама сказала? — Началось… — вздохнул он, параллельно идя к своим домашним вещам. Ира покосилась на Гену назад, но, затаив обиду, ничего не сказала. Павлова пошла следом за сыном. — Мишенька, ну ты же знаешь, что у тебя проблемы с давлением, зачем ты себя изнуряешь? Сутки без сна. — Мама, это было в пубертатный. Гена плёлся позади. Когда они оказались у мишиной комнаты, то он отодвинул Павлову за спину. Та хотела возразить, но Гена начал говорить. — Миша, ты врач или нет?! Сейчас недоспишь сутки, а потом двое, а потом трое. Спать где будешь? На операциях? Найдя себе одежду, он устало вздохнул и повернулся к родителям. — Я услышал тебя, отец, но сделаю я как сам захочу. Гена вообще не понял такого перехода настроения от сына и попросил Павлову выйти. — Ир, выйди, пожалуйста, я с сыном поговорю. Она вышла, надеясь, что он его вразумит, но стояла подслушивала. Геннадий встал напротив сына, который уже хотел сесть за ноутбук, но рука отца его остановила. — Миша, что с тобой? Он посмотрел на отца и, всё-таки имея уважение, встал рядом с ним. — Папа, мне нужно доделать работу, а потом получить за неё деньги, а на деньги дополнить к заначке и поскорее купить квартиру. Оба они спокойны. Слишком друг друга любят, чтобы ссорится. — Куда ты так торопишься? Ты можешь жить у мамы сколько нужно, у меня тоже и даже у дедушки. — Я знаю, знаю, па. — Тогда зачем ты с ума сходишь? Поверь мне никакие деньги не стоят нервов твоей матери. Ладно я, ты скорее всего на меня с детства насмотрелся, но это было совсем другое. Кривицкий младший сел в кресло, а отец напротив на кровать. — В каком смысле другое? Ты также пытался обеспечить свою семью. Я не обижаюсь, знаю, что у тебя ещё есть сын и дочь. Да, я самый старший, да, я видел в пять лет, как ты от рабочего места не отходил. Михаил теперь не понимал отца и к чему он клонит. — Обеспечить семью я мог и просто работой, но я присылал деньги ещё вам с матерью, я хотел, чтобы ты, каждый раз возвращаясь с каникул домой, приезжал в новой одежде, с новыми игрушками. Я знал, что тебе этого пока мама не может дать, учитывая, что появился ещё потом Тёма. Ира склонила ухо к щёлке и слушала. На душе у неё всё полыхало, вспоминались те чувства паники, когда она боялась, что не сможет обеспечить кого-то из сыновей, но Миша всегда приезжал с полным чемоданом вещей и игрушек. Однако ей казалось, что деньги у него там водятся и, так и надо, что он обеспечивает сына. Павлова безумно любит своего сына, а уж тех, кто тоже любит её сына, и подавно любит. Михаил внимательно слушал отца, а внутри всё сжималось, его детские травмы давали о себе знать. Не каждый сможет выдержать, когда два родителя, любящих тебя, живут порознь за тысячи километров. Ему было тяжело жить не с тем отцом, а там жить не с той матерью. — Почему ты не вернулся? — Резко спросил, перебив отца и его размышления. Все в радиусе пяти метров ждали ответ: Ира, стоявшая у щёлки, Миша, сидящий на кресле. Кривицкий укрыл лицо руками, нервно посмеялся. — Всё-таки я знал, что ты продолжишь спрашивать это и в осознанном возрасте. — Раз тебе было так плохо, то почему ты не вернулся вместе с бабушкой. Она выздоровела, прилетела из Израиля, а ты почему не вернулся? — Миша, у меня уже была женщина, не забывай. У твоей матери тоже был уже мужчина. Сын не выдержал, встал со стула и из-за переживаний начал ходить по комнате. — И что? — И то. — Но ты же хотел! — Сорвался он на полу крик. Геннадий перевёл грустные глаза на сына. — Хотел. — Так тебе же было насрать на Павлова и на жену свою! Почему ты не вернулся?! Почему ты не захотел подумать обо мне? Михаил открыл дверь, специально, чтобы сказать и матери. Он знал, что она подслушивает. — Почему и ты не захотела подумать о моём внутреннем состоянии?! Гена и Ира встретились глазами. Стыд перед своим общим сыном переполнил их. Он всё ещё тот самый маленький Миша. Его глаза не краснели, просто потому что он устал. Нет, это не после работы. Он устал уже чувствовать нелюбовь в доме. Он устал быть соединяющим звеном. Он устал быть без семьи. Он устал быть… — Да чёрт с тем, что вы молоды были, а сейчас то?! Что вы как кошка с собакой? А потом отец уедет, то он будет жалеть, а я, мама, — он указал своим пальцем на комнату, — а я, любимая моя, съеду. Как долго я должен ждать, что вы одумаетесь и дадите шанс друг другу хотя бы сейчас? Молчание заполнило комнату. Пара не хотела пересекаться взглядами. Стыдно. Павлова уходила в себя с каждой мыслью, что после отъезда Гены она правда останется одна. Кривицкий уставился в пол, понимая, что останется там в Израиле один. Без любимого сына и любимой женщины, которую отнюдь не хотел видеть просто любовницей. Михаил поправил свои волосы, откашлялся, пришёл в свой обычный позитивно-нейтральный вид и указал обоим на дверь. — А теперь извините, но я хочу лечь спать. Только эта новость заставила улыбнутся обоих родителей и покинуть комнату. Геннадий прошёл мимо Павловой, опрокину сыну: «Спокойной ночи». Ира же проследила, чтобы он лёг и тогда не удержалась и поцеловала его в лоб. Иногда ей хотелось ощущать, что ему не двадцать шесть. Михаил закрыл глаза, но поймал её за руку и пробормотал. — Ну дай ты ему шанс ради меня. Не дарите мне на день рождения ничего, только в обнимку хотя бы сидите. Ирина погладила руку сына и прошептала: — Я тебя услышала. Она вышла из комнаты, тихонько закрыв дверь и прошла в гостинную, где в одну точку смотрел Кривицкий, сидя на диване. Ира отважилась сейчас сделать шаг навстречу и заварила им чай, поставила на кофейный столик. Геннадий поник, но рука Иры, образовавшаяся на его плече, дала шанс расслабится и… — Забыть. — Шёпотом сказал он. Павлова не расслышала и повторила: — Забыть? Видеть его поникшим она не привыкла, поэтому переживала, что на него сегодняшний разговор сильно повлияет. Уже мысль о том, что «зачем он мне вовсе нужен» пропала вместе с болезненным состоянием. — Да. Как забыть, что я натворил? Теперь она смотрела на него, а он на неё — нет. Пальчики женской руки перешли на шею и поглаживали волосы на затылке. — Ты ничего не натворил, успокойся. — Пытаюсь успокоится уже двадцать семь лет. Эта фраза вызвала у неё улыбку. — Я тоже хороша, надо было не отвергать тебя, а как только приехал бы, то закрыть у себя дома и не выпускать. Теперь это вызвало улыбку на лице у него. — Это было моей мечтой. Минута молчания, блондинка продолжила успокаивать себя, мотая на свой палец его волосы. Гена повернул к ней лицо, нарушив этот антистресс. Павлова молчала в ответ, бегала глазами по его лицу. Такое уже с годами состарившееся, но родное. Ей нравится в нём всё и даже тот нос, из-за которого парень часто комплексовал в молодости. А его глаза словно карамель, в которой она утопала когда-то. И сейчас утопает… Геннадий Ильич вздохнул, поняв, что чувства их возвращаются, чтобы они не делали, куда бы они не бежали. — На что ты обиделась минут двадцать назад? Ей было неудобно говорить, что ей не понравилось то, с каким отвращением сказал, что не хочет быть её хотя бы любовником. Ира перевела взгляд в сторону и пожала плечами. — Я допускаю то, что ты могла меня неправильно понять. — Возможно. — Ты обиделась, что я любовником твоим быть не хочу? — Напрямую спросил он. Его Егорова промолчала, а Гена опять усмехнулся. — Ну Егорова… Любовник это слишком пошло, а вот мужчина и сожитель — более-менее. Ирина обрела после этих слов внутренний покой. Её чувства преодолели раскол. И прямо сейчас она встретилась с его глазами, а рука Гены укрыла её руку. На лице его образовалась полуулыбка. — Зря ты так напрямую. Он начал тихо смеяться в себя. — У меня осталось только три дня, чтобы сердце твоё украсть. За окном послышался звук капель, бьющихся об него. Темно. Дождь, а на небе тучи тёмно-синие. Гена, сидящий лицом к окну, надеялся, что его Егорова не повернётся, ибо будет паника. Она закусила губу, услышав эту цифру, которую не хотела и вовсе слышать. Неясными силами она преодолела его руку и подсела ближе. — Я ничего не понимаю, Кривицкий. Неужели я всё ещё люблю тебя? Гена следил за её губами, которые были в десять сантиметров от него. — Почему ты себе не веришь? — Потому что я сомневаюсь. — В чём? Он только и ждал, когда она сможет поверить в их отношения. И Павлова закрыла глаза и преодолела себя вновь. — Скорее в ком. — Во мне? — спросил он, приподняв её подбородок. На его лице засверкала искренняя эмоция и искра в глазах. Впервые за столько времени это искренне, ему хотелось это ей показать. Она слабо кивнула головой вниз, а глаза не открывала. — Ты оказывается умеешь боятся, Егорова. Блондинка потянулась поправить чёлку, но он её опередил и шепотом сказал. — Я рядом. И вдруг за её спиной прозвучал гром и сверкнула молния. Она шелохнулась и открыла глаза. Кривицкий взял её за лицо и повернул к себе. — Ой, гроза, кажись. — Неуклюже сказал он. Ира замерла, когда послышался второй удар молнии и грохот. — Хорошо, я понял. Геннадий Ильич встал и потянул её к себе, ведя за руки. Он шёл спиной специально, чтобы она не оглядывалась на окно. — Не тревожься, смотри на меня, доверься. Боязнь грозы пришла в детстве. Однако она никак не хотела рассказывать ему, это слишком для неё личная информация. Павлова шла за ним, делала то, что скажет. Они оказались в спальне, и Гена мигом закрыл все окна, усадил на кровать. Мужчина сел на корточки перед ней и разминал её кисти. — Всё хорошо? — Да. Ира выдохнула, но поглядывала на окно. — Столько лет прошло, столько страхов я преодолела, а грозы всё ещё боюсь. — Это нормально, нечего стыдиться. Гена встал с колена, кряхтя, и накинул на неё плед, лежавший рядом, перенёс ту самую кружку чая в спальню, пока она ютилась в одеяле. Кривицкий уже взялся за дверную ручку, чтобы уйти, но женский голос его остановил. — Не уходи. Мужчина развернулся и отпусти ручку. — Я думал, что тебе пора спать. — Не знаю, конечно, с какого момента ты стал контролировать мой сон, но иди сюда. Её лицо повеселело немного, Гена сел рядом. — Отвратительный день. Он поднял взгляд, поправил свои кудри. — Как для родителей ребёнка с больной душой. — Дополнил отец семейства. — Но хороший для любовников. За окном сверкнула молния, а Ирина пересела на него и повалила на кровать. Кривицкий и слова сказать не успел как его губы были обездвижены опьяняющим поцелуем, который мечтал заполучить все эти годы.