Вишнёвые сигареты

Эх Склиф, Склиф, Склиф… Впервые Ирина Алексеевна уже поскорее хотела уйти с работы. Вся эта бумажная волокита отнимает силы, уж лучше бы она оперировала весь день. Женщина вскользь глянула на часы, а потом откинулась на спинку стула и начала тереть виски пальцами. Подарок сыну уже давно готов. Ей так хотелось, чтобы её сын ходил в роскошном дорогом пальто, что она разорилась мигом, увидев темно-зелёное пальто в витрине одного из брендовых магазинов. Ценник, конечно, кололся, но даже Кривицкий высоко оценил эту покупку. Перед глазами заведующей уже словно мелькал образ её сына в этом пальто. Столкнувшись сегодня утром с Геной и ситуацией с таблетками, Ира совсем позабыла, что обязана была его тихо поцеловать и уйти, как она это делает с самого его рождения. Нарушенная традиция не дала покоя и обеспокоенная мама взяла мобильный в руки и набрала из вкладки избранных контактов «Мишенька». Тем временем парень, приняв уже утренние поздравления от отца и отчима сидел в своей комнате и задумчиво листал ленту соц. сетей, ибо нашёл новые фотографии своей бывшей девушки. А что? Всегда же интересно узнать как там она поживает в Швейцарии. Когда телефон завибрировал, Миша ответил моментально на звонок: — Да, мам. Случилось что-то? — Случилось, — Ира уже совсем в голосе обмякла и была как облачко пушистое, пока в отделении судорожно принимали новых пациентов, — сынок у меня старше на год стал. Прости, сегодня убежала на работу и даже не посидела с тобой. Он, глядя на конверт с деньгами, где была приличная сумма, подаренная Павловыми, всё-таки вспомнил, что мама убежала в спешке на работу. — Ты чего, мам, всё нормально. У Павловой Ирины Алексеевны много работы, я же сам знаю. Блондинка гордо поправила волосы, уверенно нажала на кнопку произведения на свет кофе. — Нет, не нормально, но всё виноват твой папа, нечего меня путать с утра, — она отпила пару глоктов напитка, перекинула ногу на ногу, — сын, поздравляю тебя с днём рождения, очень хочу, чтобы ты был просто счастлив. — Спасибо, мамуль, но могла и не говорить, увидимся же через пару часиков. — А я сейчас захотела. — Хорошо, хозяин — барин, спасибо ещё раз за поздравление, я тебя тоже люблю. — Так бы сразу, ладно, я работать ушла, а ты, пожалуйста, проследи, чтобы твой отец не забыл погладить себе пиджак. — Хорошо, — он насмешливо хмыкнул, — удачи. Ирина попрощалась с Мишей и спокойно выдохнула, больше не ощущая на себе груз материнской ответственности. А телефон уже разрывался от посланий родственников: «Поздравления имениннику!» и так далее. Ей приходилось отписываться даже тем, кого и знать не знала. *** Кривицкий, который средний, встал уже сам, без предупреждения принялся гладить свой пиджак, в голове его играла весёлая мелодия, а глаза полны доброты и свободного мышления. Сын уже такой взрослый, самостоятельный, что все важные поручения Ирина доверяет чаще всего сыну. Однако единственное, что пугало — Миша мало чем похож на них с Ирой. Нет, конечно, не в плане внешности, тут вопросов нет, да и повадки одни и те же. Михаил Геннадьевич мыслит совсем по-другому, он не похож на скурпулёзную мать и паникующего отца, не похож юмором ни на того, ни на другую. Не похож своей личной жизнью ни на одного в семье! Совершенно. Такое ощущение, что он боится совершить ошибку, в то время как они делали такое с горяча, что книги писать можно. Хотелось ли Кривицкому уже внуков? Да он сам ещё в глазах Ирины ребёнок, которому нужна ласка и покой. Задумывался ли он над этим? Да. Чаще всего, когда обдумывал, что его отец так любит Михаила, это не могло не радовать. Илья Яковлевич даже не посмотрел на то, что внук тоже уезжал на время на почву обетованную, но тут старик это простил сразу же, растаяв от такой заботы внука. Ладно. Не важно это. Совсем. Миша всё ещё листал аккаунт бывшей любимой женщины, в то время как сообщения-поздравления лились рекой. В беспроводных наушниках заиграл репертуар Смысловых Галлюцинаций. Самокопание в день Рождения? Это про него. Я мог бы выпить море, Я мог бы стать другим, Вечно молодым, Вечно пьяным. Голова наполнялась только теми самыми иллюзиями. Листая её фотографии, он замечал, что Элли очень изменилась. Состригла себе шикарные волосы, каре с чёлкой смотрелись для него очень необычно на ней. Мисс Ричардс всё такая же худая, хотя нет, еще более худая стала. Это точно. Её губы перестали быть красными, а стали нежно-розовыми, лицо побледнело. Пролистав еще фотокарточек, он наткнулся на пару, какой-то парень приобнимает её на фоне гор Швейцарии. Видно, что парень светится от счастья, а она только фальшивит улыбку. Миша знает как выглядит улыбка его любимой женщины. Такие сияющие глаза, которые не сосредоточены даже на камере, а больше на любимом. Когда Элизабет счастлива, то ей не до того, чтобы глядеть в камеру, она не позирует, смотрит вокруг себя и получается только эффектнее. Я мог бы стать рекой, Быть темною водой, Вечно молодой, Вечно пьяный. И только когда он глянул на время, то остановил поток мыслей, который только губил, тряхнул головой, чтобы сбросить грусть. «Всё, успокойся, вся жизнь ещё впереди», — сказал парниша себе и переключил песню, уныло улыбнувшись, а потом усмехнувшись. — Вот сопля, говорил дед, что я похож на отца. Именинник сделал вдох и выдох, выключил всю технику и вышел ко всем на кухню. Гена уже начал одеваться, Павлов только взял полотенце и ушёл в душ, а Артём только что хлопнул дверью и ушел в неизвестном направлении. Миша стал надевать на запястье подарок отца и с недоумением смотреть, куда он то собирается? Часам, между прочим, сын очень обрадовался, так тонко прочитать его стиль мог только отец. — Ты куда это? Геннадий накинул поглаженный клетчатый пиджак и поправил ремень на штанах. — Твоя мать двадцать семь лет назад, — он глянул на часы, — уже как два часа тебя рожает, мучается и молит о помощи. Я думаю, что она заслужила, чтобы я её встретил и вручил букет цветов. Парень улыбнулся в уголок губ, начиная, прыгая на ноге, надевать штаны. — Скучный ты, цветы да цветы. Старший уже, проходя к коридору, смеялся. — Дурак ты, Мишка, это — женщины. Да и тем более твоя мама достойна всех цветов мира. — Я и не спорю, но только не покупай розы. Он оставил на шее и запястьях пару пшиков духов, которые стояли рядом с духами любимой женщины, Генка подметил, что они кончаются. А ему говорить долго не надо, он сам себе находит проблемы в виде подаркодарения и разорения. — Мишка, спасибо за совет, но только не опоздай на свой день варенья, хорошо? — Да, я пулей, по делам съезжу и потом сразу за вами. — Хорошо, я запомнил. Они обменялись ехидными взглядами и только тогда разминулись. Буквально через двадцать минут один Кривицкий заводил машину, а другой — покупал цветы. *** Блондинка изящно поправила чёлку, пока расписывалась у Нины, она уже всеми частями тела была рядом со своими мальчиками. И оказавшись на крыльце, каково было её удивление, что полуседой кудрявый «мальчик» так навязчиво пялится на дверь, а следом на свою пассию. Её настроение возвысилось до божественного уровня, не хотелось даже смотреть под ноги, а надо бы. Гена, конечно, молодец, он успел подловить женщину, когда та запнулась на предпоследней ступеньке и уже летела носом в землю, но уткнулась носом в его грудь. — К своим годам забыла, как ходить надо? — спросил он, протягивая ей в руки простенький, но наимилейший букет полевых цветов. — Ты всегда портишь такие романтичные моменты своим ворчанием? — Ира любовалась цветами и собирала их в более красивую композицию, ровняя стебельки. Кривицкий не мог удержаться от восхищения и потянулся руками к её личику, поднял его на себя и поцеловал в уголок губ. Она влюбленно вздохнула, смотря на него и взяла его под руку. — Извинения приняты. — Скромный букет, а радуешься ему больше чем пионам. Гена не отрывал глаз от того, как она глядела на них, словно это первые цветы в её жизни. — Ты мне такие только в студенчестве дарил. После этого блондинка положила голову на его предплечье и закрыла глаза, доверяясь тому, как он ведет их домой. — Хорошо, я понял, чем теперь тебя радовать. Павлова тихо посмеялась, понимая насколько неординарны её вкусы. Чувство свободы приходило к ней с каждым днём всё больше и больше, с Геной так легко и тепло, что не хотелось даже отпускать его завтра утром. Ей вместе с ним даже молчать комфортно. — Устала? — вдруг поинтересовался он, поджав губы и смотря на неё. — Безумно. Они уже проходили по дворовым улочкам, закончилась шумная дорога. — Хочешь уедем пораньше с торжества? — Хочу, но, — Ира вздохнула и крепко держала его за руку, — я думала оторваться по полной. Кривицкий в своей фирменной манере усмехнулся. — Осим хаим, Егорова, будет, как пожелаешь. Но только через пару секунд к ней пришло осознание, что есть шанс побыть совсем вдвоём. И тогда она пыталась скрыть то, что хочет всё исправить и начала как лиса спрашивать у него: — А что ты мне предложишь? Какая развлекательная программа дома? Мужчина вздохнул, глядя вперёд на дом Павловой и пожал плечами, думая сказать правду или солгать. — Я сейчас скажу уже свою избитую фразу, но всё-таки… Вино и старый добрый друг. — Короче говоря, потягивание вина и соблазнение меня, да? — ехидно подметила она, открывая дверь. — Ну про последнее речи не было, ты же знаешь, что я не такой. Ира кинула на тумбочку ключи, Гена принял её жакет и повесил. Блондинка быстрым шагом направилась на кухню, чтобы перекусить быстренько каким-нибудь фруктом. — Ты не такой? Кривицкий прошёл на кухню, опёрся о стол и глядел на неё, мило улыбаясь и ожидая, как его любимая пассия будет приводить аргументы. — Ира, не забывай, что было в тот самый день. — А ты первый подал надежду, поэтому не надо, — раздался хруст яблока, — тем более с тобой надо инициативу проявлять. Геннадий усмехнулся и стал параллельно искать вешалку с платьем своей Егоровой, чтобы ей подать. — Ну да, я же боюсь тебя иногда. — Дурак! — воскликнула она, доев плод яблони и выхватила у него из рук платье, направляясь в душ. — А чего дурак сразу? — Спросил он, идя за ней. — Иногда нужно тебя бояться для профилактики. В ванной Ирина быстро уже выстроила план как умывается в душе, а следом сушит волосы, делает укладку, краситься. Гена стоял в дверном проёме и смотрел на неё, просунув голову лишь чутка. Она кинула в стирку всю рабочую одежду и осталась только в кружевном белье, что его смутило. — А ты это для кого носишь? Павлова подпрыгнула на месте и бросила ему в лицо свою блузку. — Ты больной?! Мужчина провёл рукой по затылку и загляделся на её формы, вгоняя Иру в краску за считанные секунды. — Можно я в душ схожу нормально, не играй на моих нервах, мы и так опаздываем. Гена поднял блузку, лежащую на полу и прошел в ванную, закрыв дверь. Стиральная корзина уже была полностью забита, и он просто кинул её сверху. У Иры уже просто не было терпелки от его хамства. Конечно, по сравнению со всеми другими мужчинами, такие поступки — цветочки, но для тихого джентльмена Геннадия Ильича — это непростительно. Однако стоит признать, что ей это нравится, Ира так чувствует себя моложе, получает новый заряд энергии и ощущает себя королевой. Такой чуткий и внимательный, но такой неуклюжий и иногда растерянный. Сейчас в его голове только крутился вопрос: «Где она шастает в таком роскошном белье?». Зачем так одеваться на работу? Конечно, можно и не поднимать эту тему, но, зная, что Гена не считает себя лучшим кандидатом на роль мужчины такой как она, его самооценка падает и дурные мысли в голову лезут нарочито. — Так я не услышал ответ, — он, осознавая, что время поджимает, сел на край ванны и настраивал тёплую воду. — А мне уже красивое бельё нельзя носить? Или ты считаешь, что я стара для этого? Или мне не идёт? — скрестив руки и шатая от изумления головой в стороны, Ира просто не понимала, что он опять придумал, а может она и просто хотела поиграть с ним, посмущать, услышать ответ на такие вопросики. Вода успешно настроена, Кривицкий всё еще сидел на краю ванны и смотрел на неё снизу вверх. — Нет, в том то и дело, что ты в нём выглядишь просто восхитительно, я бы даже сказал, что ради такого зрелища отменил бы полёт в Израиль. И люблю я тебя, но мне казалось, что на работу в таком не ходят. Получив очередную порцию комплиментов, женщина успокоилась и ей уже было всё-равно на эту ванну, важнее — поцеловать кудрявого «мальчика». — Так получилось. — Ты хотя бы соври для приличия, а я себя сам убеждать буду, — Геннадий смотрел, не отрываясь, прямо в её зелёные глаза и ждал, пока она успокоит в нём подростка-романтика, который цепляется за всякие мелочи. Ирина подошла к нему вплотную и обеими руками аккуратно взяла его лицо с хитрым взглядом. — О чём ты постоянно думаешь, Кривицкий? Не желая ещё более смущать обладательницу прекрасного тела, руки Гена держал на бортике ванны. Всеми частями головы он был у Иры, когда она его касается и заманивает, то всё. Кривицкий — пропащий человек. — О том, что завтра уезжаю и не смогу увидеть тебя в этом белье вновь. — Так не уезжай, — шепотом проговорила она, водя носом по щекам. — Для кого ты его носишь, Ира? Я же придирчивый, — также тихо сказал он, смотря ей в глаза, надеясь услышать, что это было для него. — Раздевайся, — она медленно расстёгивала пуговицы его рубашки. — Ира, мы опоздаем. — Хватит быть таким хорошим. Гена не то, чтобы сопротивлялся, он замедлял процесс, пытаясь себе внушить, что сейчас нужно собраться с силами и выйти из комнаты. Его рубашка упала на пол, и Павлова стала водить руками по его ногам. — Я никогда таким не был. Услышав это, женщина усмехнулась и стала целовать его шею и мочку уха, кусая её губами. — Для тебя я бельё надела, и для тебя я дверь в ванную не закрыла, для тебя я нашла место челюстно-лицевого хирурга на работе, для тебя я готова ждать, но только неделю, только семь дней. Во время её говора Гена закрыл глаза и просто витал в облаках, её слова повторялись вновь и вновь, как заевшая пластинка. Уже было наплевать на время, важно было быть рядом, ощущать её тепло. — Я обещаю приехать уже к следующим выходным. Не ответив ничего, Павлова выключила свет в комнате и включила подсветку ванны. Мужчине не оставалось ничего, лишь молчать и наблюдать. Спокойно наблюдать. Никаких резких действий, только аккуратные касания по её коже, тихое прерывное дыхание ему в шею, нежные доходящие до мурашек поцелуи. Они уже не помнят как в таком скором порядке оказались в тёплой воде, которая всё лилась и лилась, а пена хотя и казалась для Павловой хорошей идеей, но сейчас, она не даёт возможность потрепать любимые мужские кудри. Старательное лицо Кривицкого заставило её без злобы усмехнуться, держась за его спину. Гена отстранился от её шеи и подтянулся телом выше к лицу. Поначалу Ирина только гладила его лицо, пальцами разглаживала морщины, не замечая, что он весь красный. — Чего смеёшься? — Спросил он, поддаваясь каждому её касанию, как кот. — Расслабься, Ген, такое ощущение, что ты мне пытаешься что-то доказать. Последовал долгий поцелуй в губы от Ирины, губы не поддавались скромным действиям, она настойчиво прижимала его к себе, а Кривицкий только рукой придержал её за поясницу. Когда уже он стал тяжело дышать, непрерывно издавая звук наслаждения, водя по её внутренней стороне бедра, только тогда она отстранилась и обратила всё-таки внимание на его внешний вид. — У тебя всё хорошо? — Переживая спросила она. У него этот вопрос не вызвал никакого беспокойства за себя, он не ощущал покалывание в грудной клетке, а значит — всё нормально. Да и тем более отвлекала его Егорова, что сейчас так близко сним и так много себе позволяет. — Да, — коротко ответил он, прильнув губами к её груди. Она уже хотела возразить и остановить эту затею, но резко сжала его волосы и прикусила нижнюю губу. Дальше она не смогла его и вовсе контролировать. Всё поддалось вновь в его пользу: замутнённость её сознания от удовольствия и тёплая вода, которая заставляла обстановку накаляться. Её рука, прижатая его рукой к бортику, нога, что сейчас покрыта поцелуями Геннадия. Женская голова откинута назад, глаза закрыты, пока он с каким-то оставшимся запасом сил, с взъерошенными волосами и со спиной во временных, но красных пятнах, целовал её ступню. Только сейчас Гена ощутил своё неровное сердцебиение. «Ничего, бывает, зато стоило того», — уверенно сказал он сам себе в голове и вяло улыбнулся, ибо знал, что это лишь отговорка. Когда он успел так наплевать на своё здоровье? Только с её появлением. Геннадий Ильич так долго бережно относился к своему здоровью, что стал параноиком, а она стала шансом вернуться в прежнюю жизнь, использовать себя, позабыв о двух инфарктах. Не осуждайте его. Тяжело жить, зная, что скоро умрёшь. Тут уже никакая медицина не поможет, радостный настрой на продолжительную жизнь закончился после морального взросления сына. Гена теперь не скажет себе: «Нет, я нужен ему, я обещал быть рядом». Только когда сын состоялся, перестал часто звонить и приезжать, отцу показалось, что сделал в этой жизни для него всё возможное. Нет, Гена не отчаянный. Он приехал в Москву, осознавая свою болезнь, стараясь избежать возрождения вредных привычек. Однако как только он увидел Иру, то всё пропало. Тут и пить вино можно каждый вечер, использовать себя во всю мощь, отдаваться их общей радости. Ведь она это делает, так почему ему надо говорить о том, что нужны ограничения? Их не должно быть, как уже опытный мужчина в отношениях, он знает, что в отношениях работает обе стороны без перерыва. За время рассуждений Кривицкий уже успел оставить свою Егорову в ванной всё-таки одну. Обмотав полотенце на поясе, а вторым полотенцем вытирая волосы, он сел на диван и уставился в пол, тяжело вздохнув. Теперь уже выглядел потерянным… Так быстро пришло осознание грани между наслаждением и риском. И так быстро пролетела жизнь перед глазами, когда его грудная клетка сжалась. Дыхание спёрло, глаза зациклились на одной точке, а голова импульсивно потряхивала. Пролетела перед глазами картина его касаний по женской любимой коже, картина объятий с сыном. Гена скатился с дивана на пол, стараясь глубоко дышать. Хвала небесам, Ирина вышла из душа, потуже затянув халат, вороша влажные волосы. Всё на ней также прекрасно смотрится. Улыбка не спадала с её лица. План по соблазнению удался на славу, точнее совершился не так, как она задумывала, но эффект был ещё лучше. — Генка, ты где? — спросила она, оглядываясь в стороны, а потом прошла в гостиную. Он пытался сделать вид, что всё хорошо, но плохо выходило. У Павловой сразу же округлились глаза и затряслись руки, она упала перед ним на колени. — Ген, ты чего? Что с тобой? — Все вопросы сопровождались тормошением его за лицо в стороны. Кривицкий перехватил её руку, крепко сжав и сымитировал улыбку. — Всё… Нормально, Ириш, — тяжело из себя выдавил он, — сейчас пройдёт. — Ты совсем что ли?! Какое пройдёт? Она быстро принесла ему стакан воды и села рядом, поднесла воду ко рту, Гена судорожно выпил и старался прийти в себя. — Гена, — Ира была даже не в силах уже ругать его, она стала гладить его затылок, поднимать опущенную голову на себя, — ты мне можешь сказать, что с тобой? — Я же говорю, что всё нормально, — он поднял глаза на неё, но концентрировал на ней не долго, — просто принеси мне аптечку из моего чемодана. Женщина кивнула и незамедлительно принесла чёрную сумку с красным крестом посередине, она положила её перед ним и уже стала открывать, но Кривицкий резко перехватил её руку, всё еще тяжело дыша. — Я сам. Блондинка оттащила руки, но продолжала наблюдать за его медикаментами, на лице её застыла гримаса недопонимания и ужаса одновременно. Гена заглотил таблетку, запивая водой, а Ира принялась изучать медикаменты внутри. Она вообще не верила, что происходит. Только такого вечера она не ожидала никак. Все таблетки в его сумке не предназначены, как он говорил «для тонуса», тут точно не тонус. Тут совсем не тонус! Павлова нервно усмехнулась, а потом уставилась на Гену, улыбаясь, но эту улыбку он знает. Это улыбка, которая скрывает волну переживаний, улыбка за которой может скрываться бессилие и порой гнев. Кривицкий убрал руку от сердца и вздохнул, начиная дышать полной грудью. Она всё еще смотрела на него. — Какой диагноз? — тихо промолвила она, ибо была ошарашена. Он потёр переносицу, поправил полотенце и поднял на неё взгляд. — Диагноз? — Я тебя сейчас ударю, Кривицкий, — серьёзно сказала она, сверля взглядом. Он усмехнулся, отпил ещё воды и смотрел на неё, потом отвел голову в противоположную сторону и сказал уже серьёзнее. — На самом деле, Ир, всё довольно хреново, — со вздохом сказал Гена, перебирая в руке пачку таблеток. — Я вижу, — моментально выпалила она. Возвращалась строгая Ирина Алексеевна, которая словно общалась с пациентом. — Кардиомиопатия третьей степени. Снижение фракции выбросов, ниже сорока процентов, три сердечных клапана закрыты, — на лице его промелькнула безнадёжная, нелепая улыбка. Мужчина и не стал говорить о том, что пережил два инфаркта в Израиле. Может всё-таки сама поймёт, что всё очень непросто. Ирина долго смотрела на него стальным взглядом, прищурившись. Паника ей не свойственна, гнев — да, но паника — нет. Кривицкий хотел испариться от стыда. — Ну чего ты молчишь? — сказал он, укрыв её лежащую на диване руку своей. Егорова убрала её и вторую тоже. — Почему мне ничего не сказал? — Не хочу быть обузой, — твёрдо сказал он, аккуратно поднимаясь с пола. — О боже мой, павлин гордый… Да, два сапога — пара. Нашли друг друга. Кривицкий лёг на диван и смотрел на неё, на то, как она начинает закипать. — Не говори так, Ириш. — Замолчи, вот просто замолчи, — указала она ему пальцем. — Хорошо, молчу. Блондинка вздохнула и громко сказала на весь дом: — Дурдом какой-то. Следом Геннадий выдохнул, надеясь, что это все допросы на сегодня. После этого раздался шум фена, Ира долго сушила волосы, тупо смотря на себя в зеркало, и автоматически выполняя простые движения расчёской. Когда её волосы наполнились объёмом, то она выключила устройство и пришла к нему обратно. Гена так же лежал на диване, виновато потупив взгляд. Павлова села рядом с ним у лица, положила руки на коленки и продолжила выпытывать. — И что дальше? Что ты делать будешь? Ты наблюдаешься у врача? — Ир, — опять попытка взять ее руку, но тщётно, она отдернула её, — слишком много вопросов. — А ты по-порядку отвечай. — Наблюдаюсь у Петрова из Бакулевского. — Хороший, — констатировала она, но тряхнув головой, понимая, что он пытается её запутать, — не уходи от других вопросов. Что делать тебе велено? Ира, конечно, догадывалась, что в таком случае делают, но надежда её всё ещё не покидала. — Ира… — Я сейчас Мише позвоню. Вот этого он больше всего и боялся. Сын. Ирину он боялся ранить такой новостью, но это отдельная тема, она не станет читать морали, как это может Михаил. Когда дело касается родителей, то сын непредсказуем. Он может сойти с ума, сорваться, а может просто обидеться навсегда и надолго. Большую роль играл его день рождения, Гене не хотелось, чтобы он в свой единственный праздник думал о его здоровье. — Не надо, только ему уж точно не надо. Недолгое молчание между ними и Геннадий Ильич изложил всю правду. — Только трансплантация. Ирина кивнула своим мыслям, подтверждая свою догадку, но от этой правды ей легче совсем не стало. — Ты стоишь в очереди? — В международной. Но не всё так просто, у меня четвёртая группа крови. Она вздохнула и посмотрела на потолок, пытаясь всё-таки успокоиться. — Поэтому ты приехал? Кривицкий опять попытался показать свою любовь, аккуратно положив ей руку на плечо и поцеловав в щёку. — Конечно нет, — сказал он ей на ухо, зарываясь носом в волосы, — ни в коем случае. — А зачем ты приехал тогда, Ген? — сказала она жалостливым голосом, ибо было обидно до глубины души, что все её иллюзии о новом Кривицком растворились. Ира отвернулась и держала с ним дистанцию. — Зачем ты приехал? — Успокойся, я лечу в Израиль только чтобы узнать о своей очереди, я приехал к тебе и сыну, не обвиняй меня во всех смертных грехах. Он так надеялся, что она останется, что она поймёт, что она простит ему эту глупость. Однако всё было по-другому, Павлова встала с дивана и ушла собираться на торжество без слов, оставив его одного. Опять одного. Со своими опасными мыслями. Пока Геннадий думал о смысле жизни и передовых положениях его любовной жизни, дверь захлопнулась. Он сидел только в штанах и незастёгнутой рубашке. Звук захлопнувшейся двери заставил его сожмурить глаза и укрыть лицо руками со словами: «Идиот…» Женщина шла по улице, обняв себя за предплечья, её волосы развивались по прохладном ветру. Уже через пару минут она пожалела, что оставила его, но где-то отголосок гордости сказал, что всё верно. Ей стоит обдумать что делать, к кому обратиться. Можно воспевать её, что не было и мысли у этой неповторимой женщины о том, чтобы оставить её Кривицкого. Не оставит.