Чужая невеста

Август 1989 год. Часть 1. Алиса чувствовала, что-то происходит. Витя часто пропадал, постоянно таскался по полицейским участкам, мотался на дачу Царевых, где сейчас почему-то обитал Саша Белов. «Так надо», — говорил Пчёла, быстро целовал ее на прощание и запрыгивал в машину Космоса едва ли не на ходу. Долго Витя хранил секрет, но в итоге все-таки сознался: одного бандита, у которого с Саней были контры из-за Елисеевой, подстрелили, и теперь на него шьют дело. — Это Саша убил его? — выпалила Алиса, чувствуя, как страх пробирается под кожу. А если Витя в этом замешан? А если он тоже убивал? Его что, посадят в тюрьму? Миллион вопросов разом пролетели в ее голове, она поёжилась, накрутив себя за пару мгновений. — Нет, конечно, Алисыч, ты чё? Дурак он просто, вляпался по самое не хочу из-за своей Елисеевой. Самойлова едва заметно с облегчением выдохнула. — У него, может, любовь… — Какая любовь с этой блядью… Ой, — он театрально похлопал себя по губам. — Дико извиняюсь за мой французский. Девушка покачала головой. Ей очень все это не нравилось, а особенно не нравилось то, как спокоен и весел был Пчёлкин, учитывая все обстоятельства. Алиса нервничала, это ощущалось даже физически (Пчёле нравилось это где-то на подкорке сознания, о нем никто уже давно так не переживал и не заботился), хоть она и не знала всего, сердце девушки было не на месте. А Витя специально умолчал о том, что видел, как Муху убили и о том, что у него самого теперь подписка о невыезде. — Когда любовь… — она вздохнула, вновь возвращаясь к теме про Белова. — Неважно блядь или не блядь. — Ой-ой-ой, — протянул он довольно, взглянув на девушку. Непривычно было слышать от нее такие слова, но очень забавно. Алиса быстро училась у него всему плохому. — Нахваталась, а… — он покачал головой. — Ротик тебе мылом помыть, что ли. — Только после тебя, Пчёлкин! Витя рассмеялся, вокруг его глаз вновь появились озорные морщинки-лучики, он ловко встал со своего любимого кресла и повалил Алису на диван, на котором она сидела. Уж больно Самойлова была серьезная, надо было ее развеселить. Она действительно захохотала, разряжая обстановку, но вся сжалась, ожидая битвы. Витя обычно щекотал ее, доводя до слез и сбитого напрочь дыхания. Сейчас молодой человек сжал ее запястья своей рукой, запрокинув их вверх, и приблизился своим лицом к ее миловидному улыбающемуся личику. Алиса не сопротивлялась, он сильнее вжал ее в диван нижней частью своего тела. — Какая плохая девчонка… — он задумчиво прикусил губу, рассматривая ее внимательно, будто видел впервые. — И когда ты такая стала? — А как с тобой связалась… С кем поведешься, — прокомментировала она, игриво склонив голову вбок. Глаза Алисы загорелись, стали на оттенок темнее. — Да ты что? — хрипловато прошептал он ей на ухо, заставив едва заметно вздрогнуть. Витя улыбнулся, проведя кончиком носа по тонкой шее, вдыхая сладкий аромат ее кожи. Алиса заерзала. — Знаешь, что обычно делают с плохими девчонками, Самойлова? — он оставил ряд поцелуев на ее выразительной скуле, а затем остановился у самых губ. — Ммм? — Задают хорошую порку! — воинственно прокричал он, резко отпустил ее руки и начал целовать и кусать ее шею. Алиса завизжала, смеялась, пыталась его оттолкнуть. В итоге он все же перевернул ее на живот и разок шутливо ударил по попе, так маняще обтянутой джинсовыми шортами. — Ай! — театрально воскликнула она. — Жук полосатый! — Я не жук, я Пчёла! Они смеялись, дрались, он коротко целовал ее губы, щекотал, она брыкалась, стучала кулачками по крепкой груди Вити, а затем, вдоволь набесившись, он вдруг вовлек ее в долгий, страстный поцелуй. Алиса приоткрыла рот, и он мгновенно проник в него языком, руки Пчёлы привычно потянулись к бегунку молнии, а ее тонкие пальчики запутались в его кудрявых волосах. С жадным собственничеством он вновь исследовал ее тело, покусывая тонкую кожу. Девушка стянула с него майку, ногтями пройдясь по подтянутому прессу, заставляя его задержать дыхание. У Пчёлы из-за нее туман стоял перед глазами, в голове была полнейшая каша. Что вообще могло волновать его? Саня? Нет. Перспектива оказаться в тюрьме? Да плевать. Алиса. Алиса. Алиса. Алиса. Она такая одна. Светлая, манящая, от нее крышу сносило, ради нее хотелось сворачивать горы, меняться, быть лучше… Как он мог ей изменять? В голове вспышками появились чьи-то чужие губы, в ушах эхом раздались чужие пошлые стоны, и Пчёлкин резко оторвался от сладких губ Алисы. Внутри вновь разлилось это мерзкое, вязкое чувство вины, мучившее его по ночам, когда он оставался один на один с самим собой. Смотря в ее большие чистые глаза он так ясно осознал, что не достоин ее, что ему захотелось вывернуть себя наизнанку и протяжно взвыть. Он рвано выдохнул, перебарывая тянущее чувство внизу живота и перекатился на спину, прикрывая глаза. Алиса приподнялась на локтях и вопросительно посмотрела на Витю. Грудь его часто вздымалась, а на лице отразилась гримаса не то боли, не то отвращения. В последнее время он часто странно себя вел, и у Самойловой скопилось много вопросов. Она натянула наполовину снятую футболку и села на диване, не моргая смотря на Витю, но хранила молчание. Отдышавшись, он сел рядом, подтянул колени к себе и уперся в них локтями. Коротко взглянул на Алису и покачал головой. — Алис, — ласково произнес он, резко придвинулся ближе к девушке и коснулся ее щеки пальцами. Она, словно маленький котенок, потянулась за лаской. — Ты себе даже представить не можешь, как я тебя люблю. Витя не часто говорил о любви, вернее, до этого момента всего раз, в темноте на даче Царевых, куда они поехали почти сразу после той вылазки в лес на костер. Алиса, конечно, чувствовала его любовь, заботу, нежность, страсть, доводящую до головокружения, но произнося это вслух, он задевал еще более глубокие струны ее души. Любовь Пчёлы будто становилась осязаемой, ее можно было потрогать, впитать в себя, раствориться в ней. Это слово «люблю» эхом три тысячи раз отозвалось в ее голове и сердце. — А еще ты себе представить не можешь, как я тебя не достоин, — он вдруг грустно усмехнулся и прижался своим лбом к ее лбу. — Что-то случилось? — спросила она. Внутренний голос кричал об этом, мигала красная лампочка, она чувствовала, что он чего-то не договаривает. — Неа, — ответил он, еще глубже погружаясь в свою ложь. Витя заставил себя выкинуть из головы чужие губы, чужой развязный шепот, чужие стоны и свои ошибки. — Иди сюда. Он поцеловал ее. Глубоко. Страстно. Тянул ли он ее следом за собой на дно? Да. Он мигом стянул с нее футболку, целовал, заставляя волны электрического покалывания бежать по ее телу, и мысли Алисы неконтролируемо путались. В этот раз все было не так, Витя словно с цепи сорвался, жар его тела плавил ее страх, она оставляла багровые царапины на его голой спине, заставляя Пчёлу рычать прямо ей в губы. Алиса заглушала этот звук новыми поцелуями, а он попросил ее сказать, что она его любит. — Люблю, — прошептала она, а он поймал это признание губами. Она рисовала странные узоры на его груди, они молчали, каждый погруженный в свои мысли. Настенные часы в ее комнате привычно громко тикали, показывая почти двенадцать, на Москву опустилась прохладная августовская ночь, за окном было тихо, казалось, весь город погрузился в спокойный сон. — Я не останусь ночевать, — сказал он, целуя ее руку. — Почему? — он всегда оставался, когда ее родители уезжали на дачу. Алиса нахмурилась, чувствуя, как едкая обида растекается по ее груди. — Поеду к Сане. Надо его взбодрить. С собой он Алису не позвал. Конечно. Знал, что там будет слишком много развязных спортсменок, кажется, пловчих, с которыми их еще днем познакомил Фил. Самойловой это не понравится, а Кос, не дай бог, взболтнет пьяный про его, Пчёлкина, похождения. — Ну езжай. — Соседка, ты чё? Обижаться вздумала? Она промолчала. Привычное «соседка» почему-то очень неприятно резануло слух. В конце концов, Алиса уже давно была больше, чем просто соседкой. Ей захотелось отвернуться от него, одеться, отстраниться. И правда захотелось, чтобы он ушел. — Алисыч… — протянул он, поменяв положение и нависнув над ней. Самойлова нахмурилась, чуть надула и без того пухлые губы. — Ну у нас уговор с пацанами уже давно был, кто ж знал, что твои так резко на дачу смотаются! — ложь, ложь, ложь, ложь. Витя тонул во лжи и едва ею не захлебывался. Хотел остановиться, но почему-то не мог. Ну пережили бы парни ночь без него, разобрали бы всех пловчих, никто бы не умер. — Слушай, Пчёлкин, — она отодвинула его от себя и села, натянув одеяло едва ли не до носа, однако худая спина осталась обнаженной. Витя едва совладал с желанием коснуться череды позвонков пальцами. — Ты мог тогда вообще сегодня не приходить. А так получается, все тридцать три удовольствия. И тут повеселился, и там сейчас развлекаться будешь. А я сиди тут одна полночи. — Я? Развлекаться? Да я там буду плясать как шут гороховый и других развлекать! Ты бы видела Санину кислую мину, и вообще, войти надо в положение. Хреново пацану, не дай бог случись такое. Это немного отрезвило Алису. Вспомнился их вечерний разговор. Если Саше и правда шили дело — настроение у него, наверное, ниже плинтуса. Конечно, в окружении друзей ему должно было быть полегче. Отрезвить отрезвило, но обидно меньше не стало. — Я же сказала: езжай, — холодно произнесла она, смотря в одну точку на противоположной стене. — Со мной поедешь? — Нет. — Хочешь останусь? — Нет. — Любишь меня? Она нервно выдохнула. — Нет, — зная, что это выведет его из себя, сказала Алиса. Он злобно зарычал, осторожно, но с силой повалил ее на диван, вновь оказавшись сверху. Это сегодня они уже проходили, но сейчас глаза Самойловой были полны обиды. — Вредина ты, Самойлова, — он нагнулся к ней близко-близко, его дыхание приятно обожгло ее кожу. Алиса нервно сглотнула. — А я вот тебя люблю. Крышу сносит от тебя, слышишь? Слышишь? — он специально коснулся губами ее уха, девушка вздрогнула. — Сносит крышу… — повторил он. — Но Саню не могу бросить. Завтра будем весь день вместе, обещаю. Отпустишь к Царевым? Чтобы Виктор Павлович Пчёлкин просил разрешения… Да лет с двенадцати такого не было, он даже сам не понял, как произнес это вслух. Алиса вновь вздохнула. На этот раз уже куда менее раздраженно. — Да едь, едь, — она закатила глаза и даже позволила себе улыбнуться. — Слезь с меня только! — Ммм… Не обещаю, — он вновь начал зацеловывать ее, отвлекая внимание от случившейся недомолвки. Кожа вновь покрывалась мурашками, глаза Алисы невольно закрывались от удовольствия, но она все еще сохраняла в себе остатки самоконтроля: — Но только попробуй завтра с похмелья мучиться, Пчёлкин! Мне будет наплевать, мы поедем на речку, жалеть я тебя не буду! — Понял, капитан! Будет тебе речка! Они смеялись, нежась в постели и говорили ни о чем, строили планы на завтра. Тогда они еще оба не знали, что не будет никакой речки, и вообще ничего больше не будет. Их ждала последняя короткая встреча, после которой они расстанутся на долгих восемь лет.