Чужая невеста

В аэропорт этим ранним утром их вез Шмидт. К Вите в машину Алиса демонстративно не села, взяв дочь на руки, она оставила мужу чемоданы, нарочито громко хлопнув задней дверью черного мерседеса. Ненавидел ли он ее в тот момент? Алиса не знала. Но знала, что не будь он собой, точно влепил бы ей пощечину. Витя делал ей больно. Она хотела отплатить ему той же монетой. — Зря ты так. Он переживает. — Шмидт. Следи за дорогой, — ответила она резко, что было совсем на нее не похоже. Разговаривать не хотелось, тем более слушать, как кто-то его защищает или оправдывает его действия. Надя была сонной и почти не подавала голоса, редко говорила что-то, если видела за окном нечто совсем интересное, пару раз спрашивала, где папа, но на вопросы свои не получала ответов. Алиса тоже наблюдала за пейзажем, держа дочь на руках. Москву застелило туманом, словно покрывалом, накрапывал мерзкий дождь. Ей хотелось плакать, но она обещала себе держаться, пока не сядет в самолет. Потом наревется. Ему она слез не покажет. Шмидт тактично оставил их, испарившись куда-то с вещами, когда они зашли в аэропорт. Видимо, отъезд Пчёлкиных был конфиденциален, никого из братвы больше не было. Лишь сонные москвичи слонялись туда-сюда в ожидании своих рейсов. Витя сел на корточки перед Надей, внимательно, с любовью смотря на дочь. Ему очень хотелось каждую черточку ее ангельского лица впечатать в память, и пусть разлука должна была продлиться всего пару месяцев, он был уверен — дочка сильно вырастет за это время, и он много всего пропустит, оставаясь в Москве. У Алисы защипало в носу, и она отвернулась, обнимая себя двумя руками, чтобы унять дрожь по всему телу. Сердце разрывалось на части, ведь она слышала все, что он говорит дочери. — Помнишь, я показывал тебе самолеты, принцесса? Ты полетишь сегодня на настоящем самолете, здорово? Она подняла на него большие голубые глаза и заулыбалась. У Вити сжалось сердце. Он так любил ее. Самой чистой, самой бескрайней и безусловной любовью, на которую, как ему казалось, он вовсе не способен. — Да-аааа, — слышался протяжный детский голосок. — С мамой? — Конечно, с мамой. Я позвоню тебе потом, и ты мне расскажешь, как там, среди облаков. — А папа? — Папа останется в Москве. Ему надо поработать. Она нахмурила бровки и посмотрела на него с подозрением. Иногда Вите казалось, что она понимает куда больше, чем ей положено по возрасту. — Будь хорошей девочкой, ладно? Слушайся маму. Я очень тебя люблю, — он поднял ее на руки, малышка обняла его за шею, как всегда делала. Он гладил ее по спинке, прижимая ближе к себе, и чувствовал, как у него начинают слезиться глаза. Он не мог представить, что будет так тяжело с ней расставаться, пусть и ненадолго, как он тогда считал. — Ну, скажи: люблю. — Любу, — она чмокнула воздух, потому что ее учили, что всегда надо целовать человека, когда говоришь «люблю». Витя с сожалением посмотрел на Алису. Она стояла к ним спиной, делая вид, что изучает самолеты, казалось, она даже не дышит. В громкоговоритель сообщили, что регистрация на их рейс заканчивается. Пчёла поцеловал дочь в щеку и опустил ее на землю, условным знаком скомандовав Шмидту, чтобы тот забрал ребенка ненадолго. Сам он подошел к Алисе и встал рядом, так же устремив взгляд вдаль. Она почувствовала его близость, в нос тут же врезался запах любимого парфюма. Тело словно пронзила молния, ноги стали ватными, сердце быстро заколотилось, будто стремилось вырваться прочь из грудной клетки (может, так было бы легче). Хотелось кинуться ему на шею, разрыдаться, умолять полететь с ними. Может, это было женское чутье, может, просто страх расставаться. Ведь она по-прежнему безумно его любила. Слезы застыли в ее карих глазах, и она едва смогла справиться с собой, сглотнув ком в горле. — Регистрация заканчивается. Вам пора, — сказал он, сложив руки за спиной. Она болезненно прикрыла глаза, тихо сделала глубокий вдох, затем выдох. Ей почти было смешно. Это все, что он мог ей сказать? — Да. Я слышала. Алиса не могла заставить себя сдвинуться с места, сжала зубы, почти до боли. Туман за окном стал рассеиваться. Небо медленно прояснялось, холодное блеклое осеннее солнце блестело тонкими лучами на мокром асфальте. Дождь кончился. Но на душе у нее все равно было гадко. Внешне Витя оставался спокоен, но внутри у него бушевала буря. Такое уже было в 89-ом, когда он уезжал на Линкольне Коса куда-то на Урал. Органы так же тянуло куда-то вниз, глаза жгло, в голове был полный бардак. — Ты не поменял решение? — спросила она тихо, по-прежнему не смотря на него. Просто не могла решиться взглянуть ему в глаза. — Я не могу уехать сейчас, — бесцветным голосом ответил он. Вите казалось, у него связаны руки. У него был долг, была данная десять лет назад клятва, которой он все еще был верен. Она постояла так еще недолго, боролась сама с собой, ведь мозг напрочь отказывался давать ногам сигнал к действию. А ей надо было уходить. Собравшись с мыслями, так ничего и не сказав, она развернулась на каблуках и сделала шаг в сторону, но Витя ловко ухватил ее за руку и притянул к себе, силой вовлекая в объятия. Он уткнулся носом в ее волосы, что пахли цветами, как и всегда. Пчёла обнимал ее настойчиво, хотя она и пыталась вырваться первые мгновения. Алиса плакала. — Я люблю тебя, ты же знаешь. Я все это делаю, потому что люблю тебя и хочу защитить, — он взял ее лицо в свои руки и смотрел ей в глаза, словно это могло помочь вдолбить ей это в голову. Он стер мокрые дорожки с ее щек большими пальцами. Она, наконец, расслабилась. Витя нашел ее губы своими. Сегодня они были не вкуса клубники с молоком. Они были солоновато-горькими от слез. Алиса ответила на его поцелуй, потянувшись к нему, цепляясь за его шею. Витя не хотел ее отпускать, но не мог поступить иначе. Это казалось правильнее всего. — Это ненадолго, слышишь? — он гладил ее по волосам. — Я обещаю. У нее не было сил спорить. Она кивнула. — Надо идти, — прошептала Алиса, отстраняясь. Он взял ее за руку, сплетая их пальцы. — Да. Давай, — Витя, однако, не отпускал. — Стой. Скажи: люблю. Она слабо улыбнулась. Нежно коснулась его щеки ладонью и тихо-тихо, глядя в глаза, сказала прямо ему в губы: — Люблю. Я очень сильно тебя люблю. Жук ты полосатый. — Я не жук. Я Пчёла, — он хрипло рассмеялся, качнув головой, хотя в глазах его застыли слезы. — Алисыч, — серьезно сказал он. — Мы прорвемся. Как всегда. Когда-то давно точно такой же разговор был между ними. Когда-то давно, когда они были намного свободнее. Намного счастливее. И она смотрела на него тем же, что и десять лет назад взглядом, полным надежды. Он снова поцеловал ее. Взяв Надю на руки, она в последний раз на него обернулась. Витя махнул рукой, губы его изогнулись в улыбке, но печаль плескалась в голубых глазах, и это было не скрыть. Алиса молча кивнула и выдавила улыбку в ответ. Надя послала папе воздушный поцелуй и помахала ему ручкой. — Любу тебя, папочка! — прокричала она, снова чмокая воздух. — И я тебя, принцесса! Это был последний раз, когда они виделись.