Боевой абибас

      Парней у Коли никогда не было, хотя подкатывали к нему частенько, лет с шестнадцати, когда он решил отращивать волосы, запоем смотрел уже восемнадцатый сезон «Топ-модели по-американски», наткнулся на «Сентябрьский номер» с Анной Винтур, потом были проект «Подиум» и «Vogue: Глазами редактора», не говоря уж о «Сексах в большом городе», на которых Коля рос, пока его сверстники тащились от «Тайн Смолвиля». Колю никогда к парням не влекло особо. Да и к девушкам тоже не сказать, чтоб прям тянуло. Так и болтался он, нервируя маму, вместе с одноклассниками по левым тусовкам больше для вида, пока не открыл для себя хип-хоп. Вот тогда-то Коля и нашел применение своему телу и новое комьюнити таких же ребят, любителей постоянного движа. В этой тусовке его патлы оценили — волосами в танце особенно круто работать, если они есть, да еще и такие красивые, ухоженные. И вместо секса ему часто хватало какого-нибудь флекса, баунсов, гравитаций в ногах, — вот этого всего, после чего тело парит над землей, думая, что оно облачко ваты. И никаких других взаимодействий особо не просит. Нет, вообще с физиологией у него все в порядке, когда какое-нибудь знакомство все же доходит хотя бы до прелюдии. Правда, привыкнув к постоянному тактильному контакту в танцах, взаимным разминкам, отработкам изоляций на разных прокачах, растяжкам в паре, а потом и необходимости касаться учеников, Колино тело эти контакты уже не воспринимает как что-то интимное и сексуальное. А дрочить он привык как и любой обычный парень — начал чесать яйца, задумался, и дальше оно как-то само.       Вот только это все абсолютная фигня, если целуешься, до одури какой-то, сходишь с ума, отрываясь от реальности, особенно когда, приоткрыв один глаз, убеждаешься, что там не милая девчонка из соцсети, клюнувшая на твое «сердечко», а стопроцентный гей по имени Рудик полугодичной выдержки, и он живет как дышит, и его тело сейчас — почти продолжение твоего, даже дыхание синхронизируется, но дышать Коля почему-то больше не может. И так случается уже второй раз, стоит им только остаться наедине в замкнутом пространстве.       Вспоминая об этом, Коля напрягается, швыряет свои клевые персиковые тайтсы обратно в сумку и достает обычные серые треники — те, в которых спасал Кексика не так давно, потом Рудик спасал Колин зад в этих трениках, а теперь штанцы спасают самого Колю от позорного дефиле со стояком перед группой. Дальше Коля предпочитает отключить мозг вообще, потому что следующие пять минут ему будет очень, очень стыдно. Хорошо, что в клубе туалеты в виде отдельных комнат, а не банальных кабинок с перегородками. Коля сначала закусывает губу, чтобы не издавать лишних звуков — обычно в процессе он довольно громкий — но следом закрывает себе рот ладонью, почему-то представляя, что бы чувствовал Рудик на его месте, залепи он ему губы так же. Его чертовы умелые губы. Как они будут, приоткрывшись, пускать кончик языка лизнуть Колины пальцы… Как Рудик — эта гроза дворов, дерзкая, непредсказуемая — будет замирать от Колиных действий. Любых.       Коле стоило нечеловеческих усилий выдержать лицо и не поддаться, победоносно выйти из тачки, чмокнув охреневшего Рудика на прощание. Лицо Коля держать хорошо умеет, и язык у него подвешен еще со школы. Но, оставшись наедине с собой, он как слабак кончает в кулак в мужском сортире, давясь в ладонь от воспоминаний о робких и трепетных руках Рудика, наглаживавших его, как статую, что приносит удачу. Вот и все. Теперь на глупеньком Васе из группы Коля точно опять не сорвется, а о лишних объемах между ног можно не беспокоиться, и занятие проходит в обычном режиме.       Однако, несмотря на то, что танцор он довольно хороший, яйца Коле все равно мешают. Отчасти потому, что после жестокого прощания Рудик уже который день не звонит, не пишет и не заходит к ним в редакцию. Жан наконец-то определился с локацией для съемки, с барбершопом тоже договорились, расписали график, а согласовать даты с Рудиком да и вообще быть его ментором выпало конечно же Коле.       Как кого на песчаный карьер — всегда Коля, причем за обоих двух человек сразу. Обычно он и не против — любит контроль. Но с Рудиком все иначе, с ним вообще теперь непонятно что. Во дворе не видно, не слышно, и Коле только и остается разглядывать его фотку и щупать медведя, прижившегося в компьютерном кресле, чтобы убедиться, что все это настоящее. И ждать, что вот сегодня точно раздастся звонок в дверь или уведомление в ватсаппе сообщит, что там что-то интересное. Ведь сам Коля каждый раз, открывая контакт соседа, подвисает, кусая губы, и так и не нажимает зеленый кружок. Потому что зеленый кружок, как светофор, зовет его перейти на другую сторону, но там пока хоть и абсолютно прекрасная, но все же неизвестность.       — Вы же все равно вместе живете, — деловито констатирует факт Лерыч, подходя к Колиному столу уже в сотый раз с этой просьбой. В офисе мгновенно повисает шокированное молчание.       — Вы встречаетесь?! — офигевает Альбинка, отлипая от мониторов, а ее наушники звонким пластиком шлепаются на стол. И из них подозрительно громко звучит тишина.       Саркастично закатив глаза, Коля складывает руки на груди и падает на свой любимый подоконник.       — Ну конечно…       — Я имела в виду, у вас же адрес один, — тут же исправляется Лерыч.       — Да, только ты забыла уточнить, что квартиры у нас разные. И этажи…       — Это уже детали, — она небрежно делает ручкой, вроде бы оставляя последнее слово за Колей, но с очевидной безоговорочной точкой, так что ничего другого не остается, кроме как перешагнуть через гордость и набрать номер, который и так уже зачем-то перекочевал в контакты со звездочкой.       Как-то все это быстро, Коля бы даже сказал, скоропостижно.       — Скоропостижно сдрочился и скончался в возрасте двадцати четырех лет… — бубнит Коля, не ожидав услышать в динамике «да» буквально после второго гудка. — О, привет! Это Коля.       — Да я в курсах так-то. Че хотел?       Вопрос Рудика ставит Колю в ступор. Это он-то чего-то хотел?! Можно подумать, он правда звонит, потому что хочет. Впрочем, в хладнокровном тоне Рудика явно угадываются обиженные нотки. И Коля берет себя в руки, хмыкает ехидно и томным голосом, так, чтобы у абонента там задницу свело, медленно говорит:       — Как что — по тебе соскучился.       Рудик, судя по всему, курит, потому что такой кашель, что раздается в трубке, может быть только если он чем-то поперхнулся. У Коли даже настроение почему-то улучшается мгновенно, он почти благодарен Лерычу за этот пинок в сторону его любимой игрушки. Терпеливо дождавшись, пока Рудик прокашляется и придет в себя, Коля продолжает:       — Ты уже несколько дней к нам не ходишь и во дворе не мелькаешь. Все хорошо?       — Я те че, отчитываться должен?!       — Не знаю, ты мне скажи. Пажалста, — усмехается Коля, передразнивая интонации быдланов со двора. — Кто свою закорючку в договоре необдуманно поставил? Не я же.       — Бля, ну извините-пардоньте! Не хожу потому что меня теперь на другую точку согнали, тут наши полномочия как бы уже все.       — Горячую точку боевых действий?       — Ага, пипец какую. Пятый этаж в хруще, под крышей, кондёра нет, натурально как в бане. В трусах, считай, работать приходится. А это, на минуточку, еще только вторая половина мая.       — Да и хорошо, что в трусах, — Коля делает паузу, наслаждаясь притихшим Рудиком в трубке. — Привыкай, со мной ведь тоже… в трусах будешь. А еще тебя надо подготовить. И отработать позы заранее.       Теперь он уже и сам не в курсе, несет его на тему фотосессии или чего-то другого. Смущать Рудика — Колино новое увлечение после приручать. И он смакует такое выпуклое и красноречивое неловкое молчание, от которого через трубку жара передается и в его прохладный офис.       — Издеваешься… — говорит наконец Рудик еле слышно. Ухо щекочет легкая хрипотца в голосе, будто они не на работах, а лежат утром в кровати, едва проснувшись.       — Если только совсем чуть-чуть.       — Коль… а ты, это, ну… Правда скучал?       Этот вопрос совсем наивный и искренний — Коле от него резко становится как-то тепло на душе, и он, наплевав на всю греющую уши редакцию и чувствуя, как собственные краснеют, так же тихо и неуверенно мычит «угу», водя зачем-то пальцем по скрипучему стеклу окошка.       — Я сегодня буду поздно, — Рудик, словно оправдываясь, оживает первым. — Завтра че делаешь? Там Хан мумбах… Кал фонбет… Сука! Калмык, короче. На хату звал, у сеструхи днюха. Пирожки с кониной, говорит, будут. Хэ-зэ, вместе или по отдельности. Я такое один боюсь пробовать.       — Я приду, — давясь от смеха, кивает Коля. Хотя зачем кивает? Рудик же его не видит. — Зайду за тобой в восемь. А потом мы потренируемся.       — Ага… давай.       — Чего тебе все время давать? — заигрывающе понизив голос, переспрашивает он.       — Типа пока в смысле…       — Да я стебусь. До завтра, Рудь.       Завершив вызов, Коля вдруг чувствует на себе чей-то взгляд. Оборачивается и вскидывает голову, как бы спрашивая у Жана, чего нарисовался. Жан прищуривается подозрительно, и Коля прищуривается в ответ — вот он жучара.       — Подслушивать чужие разговоры нехорошо, — говорит чуть громче обычного, потому что такой парадокс: стен у их оупенспейса нет, а уши все равно есть, ничего не скроешь.       — Просто ты сейчас выглядел так, как будто тебе второго медведя подарили, — тянет Жан.       — А. Ну да, почти, — усмехается Коля. — Завтра подарят.       Жан сразу начинает доставать вопросами — серьезно? Вот прям серьезно?! — а Коля в ответ хитро улыбается, уклончиво отвечая, что с медведями всегда все серьезно. А сам, хоть и чувствует странную щекотку где-то под диафрагмой, до следующего дня все прокручивает этот вопрос в голове: ведь в каждой шутке есть доля шутки, ибо все остальное, как правило, правда.       На следующий день, возвращаясь из редакции, Коля забегает в «Цветочную Laffку», потому что, во-первых, мама учила, что к девушкам без цветов на день рождения рисковать не стоит, а во-вторых, потому что у него там скидка двадцать процентов благодаря рекламе в журнале, надо же хоть раз в жизни воспользоваться. Приветливая флорист собирает приятный весенний букетик из каких-то цветочков, похожих на подснежники — розы малознакомой девчонке Коля решает не дарить. Всё-таки розы — это когда серьезно, и они обычно идут в комплекте с медведем.       Заскочив домой, чтобы быстро принять душ и сменить одежду на что-то более близкое предстоящему контингенту тусовки, Коля уже через час, ровно в восемь, спускается на шестой и нажимает кнопку звонка. В мыслях сразу проскакивают воспоминания о его первом, фейковом визите за помощью. Так это странно теперь, если бы Коля знал, как все будет… То, собственно, что? Стал бы он садиться в машину времени и откатывать все назад? Коля, стоя в ожидании ответа под дверью и с букетом, как смущенный болван, накручивает себя все сильнее и сильнее, а потом даже резко мотает головой, тихо выругнувшись: «Так, стоп!» Они же с Рудиком еще ни в чем не клялись друг другу и не обязаны надевать обручальные кольца и трусы верности. Это просто развлечение, убеждает он себя, но ему до ужаса в копчике не хочется признавать, что он стоит перед дверью ответственности, еще секунда есть, чтобы развернуться и убежать…       — Коля! — сияет тетя Эля. — Добрый вечер, рада тебя видеть! Ты к кому такой красивый? — она замечает опущенный вниз букетик.       — К Рудику. Мы с ним договорились вроде.       — Ой, ну жених, конечно. Рудя сейчас будет, в магазин пошел. А ты проходи.       Коля, почему-то чувствуя себя школьником, кивает и просачивается внутрь. Быть в квартире Рудика без Рудика вообще странно. Он топает за тетей Элей на кухню, сразу выхватывая взглядом у раковины знакомых уток на крючках, расслабляется и позволяет себе даже поздравить тётю Элю с помолвкой.       — Спасибо, Коленька! — отвечает она, расчищая стол перед ним от журналов и распечаток, и ставит на свободный уголок чашку чая. — Ой, а ты же в модном журнале работаешь? Я тут себе платье шью — по итальянским выкройкам, между прочим. Вот, красивое?       Она показывает Коле фото, а потом начинает перечислять, что еще нужно забронировать ресторан, найти тамаду, звукооператора, позвонить троюродной тетке из Кислодрищенска, которую потом еще где-то надо размещать вместе с мужем, дочкой, зятем, внуком и маленьким слоном, притворяющимся собакой. Коля послушно внимает, прихлебывая чай, и ему даже не напряжно — тётя Эля так натуральна в эмоциях, прямо как Рудик — хотя бы где-то же он должен быть натурален. И складывается впечатление, будто это первая ее свадьба, поэтому Коля с радостью включается в процесс, советуя ведущего, который работает вполне демократично и со своим звукачом, а заодно дает еще пару контактов знакомых, занимающихся подготовкой к свадьбе.       — Только обязательно скажите, что вы от меня! — Коля выдергивает из портмоне парочку визиток.       Даже флористов рекламирует, предъявляя в доказательство букет и свою скидку. Так что все, что тете Эле остается, — как Золушке, сшить платье и наслаждаться сказкой.       — Мам! — раздается в коридоре. — Я пришел и ушел! Сегодня не жди. Я ночую… — Рудик, прочесав по коридору на кухню и наткнувшись взглядом на Колю, осекается на полуслове, бездумно договаривая фразу: — …у кореша.       — Интересно, — фыркает Коля вместо «привет». — И у кого же?       — Неважно. И тебе здарова. Пошли, Калмык уже обзвонился, блин. Это купи, то купи… Вот скажи, наху… — Рудик ловит вмиг ставшее суровым лицо тети Эли, — на худой конец выпьем дома этот квас. Пять литров кваса, уссаться над ним можно!       Над тобой тоже, между прочим, хочется юморнуть в ответ, но Коля только вежливо прощается, натягивает обратно свои любимые кроссы без шнурков, удобные — быстро вставил и пошел — но уже в пролете между этажами жмет Рудика в стену, зачем-то выпытывая ответ:       — Так у кого ты ночевать собрался, олень краснощекий? — И, не дождавшись ответа, мажет бегло по губам языком, пока в подъезде совсем тихо, только приглушенно играет музыка с пятого. — Не у меня, случайно?       — А что? — вскидывается Рудик, отвечая на Колин поцелуй с поразительным рвением, так, что у него перехватывает дыхание. Впрочем, ничего нового. — Ты, Колян, только мопсов беспризорных к себе из жалости водишь?       — Для тебя сделаю исключение. Если знаешь команду «лизать».       — Я, по ходу, такие команды знаю, которых ты еще не знаешь, — фыркает Рудик, быстро жмет Колины яйца сквозь джинсу и так же резко выворачивается, сбегая по ступенькам на лестничную клетку внизу. Коля вытирает губу большим пальцем, с удовольствием отмечая, что дерзкий Рудик ему даже нравится еще больше, чем смущенный.       Нагоняет Рудика в момент, когда дверь открывает невысокая чернявая девчонка в сверкающем пайетками платье.       — Коля? — выдыхает та, явно не ожидая увидеть его за спиной Рудика.       Улыбаясь своей фирменной — не слишком широкой, вежливой улыбкой, которую использует обычно в общении с клиентами и бабушками в лифте, вручает ей цветы со стандартными «щастя-здоровья», пока Рудик, тоже решив разделаться с этим с ходу, вытаскивает словно из воздуха маленький конверт с тиснеными буквами известного магазина косметики. Надо же, вроде такой тугой — пока что — в вопросах гламура, а догадался, что от сертификата в мир «Пупы» и «Никса» девичье сердечко забьется быстрее, чем от какой-нибудь малополезной хуйни по хозяйству. Или от медведя, например, плюшевого.       — А я думал, ты медведя подаришь, — говорит Коля тихо, скидывая обувь и нащупывая ногой выданные тапки на коврике.       — Медведи для особых случаев, — отвечает Рудик с кривой, самодовольной ухмылкой и наклоняется, чтобы подвинуть свои тапки.       Смотрит при этом на Колю, его лицо как раз на уровне с ширинкой, так близко, что можно подцепить зубами язычок на молнии. И глаза такие масляные, поплывшие, как тогда, в коридоре. Только коридор не тот, и квартира не та, а рядом прыгает Даринка с визгами восторга и томными вздохами по Колиным шикарным волосам, поэтому Коля прогоняет левые мысли и первым отводит взгляд от Рудика, перемещая его на вышедшего из кухни казаха в белой футболке с надписью золотым глиттером «Bitch».       — Классная майка, — фыркает Коля, на что тот, разводя руками, отвечает:       — Сеструха подогнала, клёво, скажи? Меня Калмык зовут, а ты Колян, я тебя знаю. Проходите, мы с Даринкой просто тут, по-скромному, короче.       Входя в зал, Коля упирается в заставленный едой стол и сомневается — а точно ли его на днюху позвали? Не на свадьбу? Но Калмык, как заправский хозяин, знакомит его сначала с гостями — тремя девчонками, подружками сестры, одна другой наряднее, а следом и с уже знакомыми по подворотне личностями:       — Это ребята с нашего двора, ты их, наверное, и так знаешь — Шмель, Кривой и Никитос.       А потом усаживает прямо напротив личностей, пристраивая рядом Рудика. Сам уходит на кухню за таинственным манпаром.       — Это кто — Манпар? Еще один казах? — спрашивает Рудик, меряясь взглядами со Шмелем.       — Это такой густой суп из мяса и теста, — подсказывает подружка Дарины.       — Понятно, — тянет Рудик, цепляя своим коленом Колино под столом.       Девчонки хихикают, перешептываясь и разглядывая Колю, Коля держит всю ту же вежливую улыбочку, а личности молчат угрюмо и с такими лицами, будто у них с Колей отношения на том уровне, когда только его кровь сможет смыть позор клана дворовых самураев. Рудик держит нейтралитет и — на секунду — Колино колено. Можно было, конечно, побесить гопоту, весь вечер мозоля глаза своей довольной физиономией, но настроение у Коли сейчас совершенно не то, да и вечер имениннице портить — последнее дело.       — Ребят, чего-то вы кислые какие-то, — произносит он. — Вроде на праздник пришли.       — Ты предъяву кидаешь, я не понял? — сдвигает брови самый здоровый, Шмель, и прежде чем откроет рот Рудик, Коля достает телефон и открывает галерею фото, листая до нужного скрина:       — Нет, не люблю тухлые движи. Диктуй свой номер, щас пришлю то, что точно поднимет вам настроение. И это не голые буфера.       — Да нах мне…       — Шмель, ну че ты начинаешь! — гундит вдруг Кривой. — Давно уже забыли-проехали, а ты все кислячишь. Давай мои цифры пиши, Колян.       Рудик слева хмыкает одобрительно, и Коля отсылает новому контакту промокод в местный паб — не в какую-то занюханную пивнуху с приунывшими кальмарами, а настоящее, типа элитное заведение — на бесплатное посещение в количестве трех человек. Все-таки хорошая у него работа, когда за сверхурочные Лерыч расщедрилась не только на положенную двойную оплату, но еще и приятный бонус от ресторатора Филатова, который тоже Колины филологические старания оценил, получив копию статьи.       — Удачно же как совпало, вас тоже трое, — улыбается Коля. — Просто чудо какое-то! С промокодом вы можете весь день там зависать, но — не больше трех литров пива на одного.       — Так это нам на вечерочек самое то, — идет на перемирие Никитос с бледной желтизной под глазом, и Шмель тоже сдается, кивая — мол, ладно, закрыли тему. Очень вовремя, потому что появляется Калмык, впихивает в середину стола, отодвигая прочую закусь, большую кастрюлю с чем-то дымящимся, и все внимание переключается на него.       — Только сначала тост. Надо шампанское и лимонад принести, — говорит он, и Рудик поднимается одновременно с Колей:       — Я принесу.       — Принесем, — дергает плечом Коля.       На кухонном столе стоят запотевшие и уже открытые бутылки. Коля, забирая самые крайние, ближе к себе, трется бедром о бедро Рудика, перехватывает на лету его взгляд и поднимает бровь. Рудик отклоняется в сторону, убеждаясь, что следом никто не увязался и все гремят тарелками в зале, и смотрит на Колю выжидающе.       — Проходи, — уступает проход Коля, садясь на стул между столом и холодильником — все-таки проектировали эти чертовы кухни с расчетом на лилипутов.       Рудик, взяв в обе руки бутылки, перекидывает через Колины ноги свою ногу и садится ему на колени, лицом к лицу, отчего Коля теряется на долгий миг. Если бы у Коли руки не были тоже заняты бутылками, он бы не думая схватился бы сейчас за кое-чью борзую задницу, чтобы сдвинуть поближе себе прямо на ширинку. Но Рудик и сам прекрасно это делает, ерзая на нем сверху до тех пор, пока его колени не упираются в стену за Колиной спиной, потом наклоняется, носом к носу, с таким серьезным фейсом, будто хочет сообщить что-то крайне важное — аж желваки на скулах играют. Коля, находясь в таком глубоком ахере, что не может пошевелиться, лишь откидывает голову, найдя затылком твердую поверхность стены и разглядывая Рудика молча, старается удержать мокрые от конденсата бутылки во внезапно ставших такими же мокрыми ладонях.       — Спасибо, — учтиво, как на приеме у важной персоны, наконец выдыхает в Колины губы Рудик, встает и уходит, а Коля еще сидит, уговаривая себя не поймать его в коридоре и не затащить в ванную с вполне прозрачными намерениями.       Как теперь думать о чем-то другом, когда ниже пояса тоже все запотело, как бутылки ебучего «Буратино» в руках? Но сразу после тоста, после длинной пожелательной речи Калмыка, который упоминает чуть ли не всех родственников до седьмого колена, Коля отвлекается на тот самый густой суп с тестом, потом на пельмени с зажаркой, а к тем подсовываются закуски из вяленого мяса и рыбы. Личности, успевшие между супом и пельменями примирительно покурить с Рудиком в подъезде, и вовсе расслабляются, подливая друг другу вискарь в колу.       — Будешь? — кивает на вискарь Рудик.       — Буду, — говорит Коля, подмигивая. — Но не это.       Тянется за ядовито-зеленой шипучкой, названной по чистой случайности «Мохито», пока Рудик прогоняет с лица тоже вполне ясное, ощутимое всей Колиной шкурой желание делать с ним те же вещи, что делает одна из подружек Даринки с коктейльной трубочкой. От этого напряжения почти невозможно нормально дышать или просто жарко, хотя по друзьям Рудика не скажешь — жмутся к девчонкам и уже конкретно присели им на уши, потому что те опять хихикают. Мертвая зона только вокруг именинницы благодаря бдительному Калмыку.       — Я торт испек. Чак-чак, — сообщает он, хорошенько поддатый, и вскоре все растаскивают с блюда изыски татарской кухни под что-то романтично-сопливое из колонок.       — Рудик, сбацаешь? — предлагает-просит Шмель, заметив гитару в чехле за диваном.       — Ты играть умеешь? — тут же включаются девчонки. — Ой, как здорово!       Рудику ничего не остается, как сделать то, чего хочется всем, и ему самому тоже, потому что попса в колонках успела уже заколебать за вечер. У Коли разрастается странное чувство в груди и в животе, когда вдруг, смотря на его пальцы, зажимающие струны, и сосредоточенное лицо, он думает, что это выглядит красиво. Возможно, ему просто нравится смотреть на его руки и губы. Или его заводит, как эти губы нежно прихватывают медиатор, пока пальцы подкручивают колки.       После пары песен гитара становится фоном, Колю забалтывает Калмык, интересуясь вдруг всем и сразу и упуская момент, когда его сестра начинает хихикать под комплименты Шмеля. Коля потом тоже отвлекается на какую-то увлекательную историю, веселясь от того, как Калмык в красках рассказывает:       — И ты прикинь, на улице минус десять, декабрь, мы в жопу пьяные, Вэл в одном Машкином пальто чешет к этим пацанам! Мы думали — все, земля ему пухом, после того, что он им показал!       — Прости, а что он показал? — переспрашивает Коля, то и дело косясь на Рудика в кресле в углу.       — Так член же!       На слове «член» девчонки прыскают, а гопники возмущаются, предлагая варианты, что бы они сделали, покажи им кто такое. Калмык начинает возражать, что для такого крутого поступка нужны стальные яйца, между парнями разгорается громкий спор, однако среди шума краем уха Коля все равно выхватывает недовольное Шмелевское:       — Да блин, Рудик, че за нафиг, на! Давай лучше наше, пацанское, нормальное!       — Слышь, я тебе уже три песни сыграл и не выеживался, — отзывается Рудик. — Чем тебе эта не угодила? Это для прекрасных гостей, между прочим.       — «Полет шмеля», вроде, — поворачивается к недовольному голосу Коля. — Отличная интерпретация Римского-Корсакова. Классику надо знать.       — Ну, я как бы че, я ниче… — сдувается Шмель, но Рудик уже обрывает перебор, встряхивает головой и мурлычет под нос, напевая первые строки какой-то знакомой давно мелодии, пока Коля не слышит:       — Давай, сквозь сердце ты меня пропускай. Давай, дыши со мной — мой самый чистый кайф…       Голос у Рудика хороший, сильный, с хрипотцой, и играет он бойко, на эмоциях, только Коля не замечает как, только — кому. Хотя Рудик в его сторону и не смотрит, но… Коля точно теперь знает, что сожрет его сегодня ночью, потому что это звенящее, тревожное чувство в груди нужно срочно заполнить. Однако сразу после застолья, когда все уже прощаются и разбредаются по домам, Рудику звонит мама.       — Да, мам, — отвечает тот, прижимая телефон ухом к плечу и надевая кроссовок. — Какая крыса? А князь… тьфу… дядь-Игорь? Ясно… Мам, ну что за бред, ну какая крыса… Ладно, ладно, не переживай, скоро буду.       Отключившись, он говорит Коле:       — В ванной что-то шуршало, и мама боится, что к нам залезла крыса. Не может уснуть. Так что ночую я сегодня не у кореша.       — Ясно, — произносит Коля — разочарованно, но даже себе в этом признаваться страшно. — Ну ничего, все равно позы с тобой попрактикуем. Не отвертишься.       — Я и не собирался.       В пролете между этажами Рудик присасывается к нему с жадностью пиявки-нимфоманки, а Коля и сам рад выжать из него все, что так хочется, но этого все равно мало, и когда они наконец отлипают друг от друга, облегчения это не приносит, наоборот, только хуже становится.       — Ты нахера про «Полет шмеля» наврал? — лыбится Рудик, доставая сигарету из пачки. Коля, наплевав на свою нелюбовь к куреву, тоже решает задержаться.       — Вряд ли твои кореши заценили бы, что мелодия из «Сумерек».*       — Спасибо. Так а че там по позам? — вжимаясь в него пахом, спрашивает Рудик.       — Да есть пара идеек, — Коля отшатывается быстрее, чем откроются двери лифта площадкой выше. — Завтра покажу.       Рудик мычит что-то явно согласное, так и не прикурив, сжимает, довольный, Колин стояк сквозь джинсы и бежит на помощь тете Эле, а Коля, взлетев к себе в квартиру, в душ, под выбивающие мысли струи прохладной воды, опять позорно дрочит. Если так наяривать каждый день, то можно мозоли наработать. Трудовые. Жан будет ржать и даже поделится своим кремом для рук с маслом жожоба.       В спальне, сидя на краю кровати и вытирая голову полотенцем, Коля внезапно думает, что если уж пошла такая пьянка, то лучше не в одиночку, и сбрасывает медведя на коврик у стола. Если бы Коля не спустил пар десять минут назад, то у него точно бы встало от того, как мягкий ворс плюшевой игрушки, этой жертвы его сексуальных экспериментов, касается обнаженной чувствительной кожи на внутренней поверхности бедер, щекочет яйца, как в том анекдоте про ежика и лося. Голова медведя оказывается аккурат между Колиных ног, и он, откинувшись назад, делает самое странное селфи в своей жизни. Убеждается, что бант прикрывает все, что нельзя показывать до восемнадцать плюс, и отсылает фотку своему избранному контакту с «Неспокойной ночи».       — Классная же фотка, — говорит он медведю, приглаживая ворс на его носу.       Через полчаса, когда Коля клюет уже носом, лениво листая ленту инстаграма, ему приходит сообщение — фото с крошечным мышонком в крепкой ладони и подписью: «Поймал падлу. Отпустил в палисадник». А потом, следом, еще одно: «Неплохо там, я смотрю, Михалыч устроился».       Коля улыбается и, смакуя это кайфовое настроение, когда кажется, что можно написать любую дичь и тебя поймут абсолютно правильно, отвечает: «Для тебя место занял».       «Сука! Скажи ему, если он тебя хоть лапой тронет, я ему бант на жопу натяну».       «Мы с ним репетируем позиции. Присоединяйся завтра после обеда, как встанешь».       «Уже встал» — сообщает подпись под очередным фото, на сей раз с четким очертанием члена в боксерах и краешком выпирающей из-под резинки головки. «И тебе неспокойной ночи, Колясик».       Если бы Рудик прислал такое полгода назад, это было бы абсолютно неприемлемо — фото сразу бы отправилось на пиксельную казнь. Но теперь Коле жарко и холодно, по позвонкам до копчика ползут мурашки, он уже начинает набирать новое сообщение с просьбой показать и вид сзади, но вовремя тормозит себя. Это слишком для одного вечера. Вид сзади он и так завтра увидит, и не только увидит. Заснуть теперь кажется абсолютно невозможным, но Коля сам не замечает, как отключается, прокручивая в мыслях идеи позировок для фотосета, чтобы больше не скатываться в темные уголки сознания, мусоля там другие, вполне конкретные позы с вполне конкретным человеком.