Ощущение, будто по этой дороге люди не ходили веками. Либо же мы в какой-то туристической программе и находимся в лесах Амазонки. По-другому объяснить все эти заросли невозможно, потому что сколько себя помню, когда мы с дедушкой и Матвеем приезжали сюда тоже примерно в середине июля, то туда-сюда ходили рыбаки. А сейчас будто всё вымерло.
Вру. Не всё. Доставучие мошки продолжают жить и ни о чем не париться. Кажется, что даже если случится апокалипсис, они останутся живы. Правда. Их с каждой секундой становится всё больше и больше.
Дед громко возмущается на всю лесополосу, Данил просто что-то бормочет себе под нос, таща удочки, а я продолжаю молча за ними идти и отбиваться от мошек ведром. Кажется, дедушка и сам не знает куда идти, а просто действует по тактике «если идти на восток, то обязательно что-нибудь найдёшь». Правда, работала она не всегда, но по бо́льшей части — да.
Кажется, мы ходили по кругу. Всё те же деревья, всё те же кусты. И ни одной зацепки, что мы идём в правильном направлении. Хотя кажется, место, где должен находится построенный дедом в начале двухтысячных мостик, должно выделяться хотя бы протоптанными ступеньками. Но нет. Всё заросло настолько, что начинает казаться, что мы приехали вообще не туда. Хотя ближних лесополосы было всего две: эта, и та, которая находилась за пастбищем возле холмов. И перепутать мы точно не могли. Как минимум потому что здесь есть лягушки, которые громко квакают.
Данил резко останавливается. Настолько резко, что я, не заметив этого, врезаюсь ему в твёрдую спину. Только потом я заметила, что остановился не только он, но и дедушка, который теперь копошится в кустах.
— По идее, должно быть здесь, — он посмотрел на сваленное дерево, а я вспомнила сразу же, что возле мостика была упавшая липа. А это была тоже липа. И точно старая.
Дед полез в кусты, Кузнецов за ним. А я осталась стоять на месте, теперь держа в руке помимо ведра три удочки. В груди загорелась надежда, что мы в самом деле пришли. И настанет конец ворчаниям и возмущениям. А ещё факт того, что мы не заблудились и в будущем не умрём здесь, подтвердится.
Внезапно Кузнецов вылез чуть поодаль от места, где изначально зашёл. Это, наверное, было единственное место, где не было кустов.
— Ну, морковка, ты идёшь или нет? Мы нашли.
Надежда оказалась правдой. Именно поэтому в груди разлилось тепло, а на губах невольно появилась улыбка.
Среди густой травы в самом деле скрывалась вытоптанная тропинка, которую я отлично помнила. А как только я спустилась полностью, увидела знакомую небольшую полянку. Всё, конечно, заросло, но было узнаваемо.
Дед уже стоял на мостике и копошился в контейнере, в котором обычно хранит поплавки. А Кузнецов ходил по полянке, рассматривая всё, что только можно.
— Алён, неси удочки! — крикнул дед, и я, бросив ведро, пошла по хлипкому мостику.
Несмотря на то, что доски постоянно шатались и скрипели, мостик выдерживал даже беготню. В детстве мы с Матвеем постоянно бегали по нему, хотя уже тогда он скрипел и шатался, а дедушка все угрожал тем, что мы сейчас упадем в речку и утонем. Но пока что это не случилось.
В целом, почти час хождения по лесу стоил того. Либо же вечерний дождь на то повлиял, ведь улов был неплохой, в целом. Буквально за час было уже полное ведро.
Данил, наверное, был самым первым, кто уселся на край мостика и сразу же схватил удочку. Ему в самом деле нравилось, хотя перед тем, как приступить к ловле, он утопил червей пять точно. Но, как сказал дед, приманка тоже не помешает.
Но сейчас всё идет очень-очень долго и очень-очень туго. Рыба будто заснула, и никакие черви не способны её разбудить. Но мы продолжаем упорно сидеть и ждать.
Дед, оставив удочку, отошёл и велел нам следить за ней, хотя я очень сомневаюсь, что она заклюёт. Так ещё ко всему прочему поднялся ветер. Отлично, просто замечательно! Не удивлюсь, если через полчаса начнется дождь. Хотя, как показывает практика, так будет лучше, рыба клюёт чаще.
Кузнецов тоже резко встал и, без лишних слов, ушёл к пригорку и плюхнулся на траву. Нет, ну это нормально? Мне что, одной сидеть теперь? Отлично. Просто чудесно.
Достав из кармана телефон, он стал что-то быстро печатать прямо под мой вопросительный взгляд. Яна меня оповестила, что её брат стал для Кузнецова благородным рыцарем и отдал ему старую ненужную СИМ-карту, которой он не пользовался уже года три, но она всё ещё была пригодна.
— То есть тебе нормально? — неожиданно громко спросила я, тоже вставая со своего места.
— Тише. Рыбу распугиваешь, — задумчиво ответил Кузнецов, продолжая что-то набирать.
Ладно. Возможно в самом деле нет смысла сидеть прям на мостике и ждать, когда рыба наконец соизволит проснуться. Поэтому я плюхнулась рядом с Кузнецовым и прижала ноги к груди, всё ещё смотря на удочки. Здесь хотя бы солнце прямо на голову не палит.
— Вот почему ты вообще приехал? — неожиданно даже для себя спросила я, не отрывая взгляда от мостика.
До этого момента я даже не задумывалась об этом. Почему-то просто приняла этот факт. На какое перевоспитание, блин? Для таких случаев есть специальные центры. Я более чем уверена, что дело заходит куда глубже и всё дело не в желании привить Кузнецову любовь к труду.
— Этого я сказать не могу, — всё ещё задумчиво ответил Данил, теперь что-то листая, — во всяком случае не сейчас.
Ладно. Хорошо. Пусть не говорит. Во мне просто проступило любопытство, вот и всё. Никакой цели устроить допрос у меня нет.
Мой взгляд привлекло движение. Вернее несколько. Две удочки стали клевать. Я быстро толкнула Кузнецова, чтобы он отвлёкся и мгновенно вскочила на ноги.
Мы вместе побежали прямо по мокрому мостику и мне не удалось рассчитать скорость. Почувствовав, что ноги продолжают скользить, хотя я нахожусь уже возле края, а никакой опоры нет, я схватилась за единственное, что было рядом — предплечье Данила.
Он явно не ожидал этого, именно поэтому не смог устоять ровно на месте и полетел вслед за мной. Об воду я ударилась прямо спиной. Ощущение, будто я упала не в воду, а со всей дури на асфальт.
В нос мне врезалась широкая спина, но не настолько сильно, чтобы я почувствовала боль. Просто неприятно. Как можно скорее я постаралась вынырнуть из воды, чтобы набрать в лёгкие воздух.
Как только моя голова оказалась на поверхности, я сразу же втянула ртом воздух и мгновенно закашлялась, не рассчитав его количество. Волосы противно прилипли к лицу, а глаза не могла разлепить, чтобы посмотреть как далеко я от берега.
Я только спустя минуту я смогла их открыть и почувствовать некое удовлетворение. Но как только смогла нормально чувствовать, вода вмиг стала холодная, что являлось мотивацией скорее плыть к берегу. Расстояние было небольшое. Возможно, метров семь. Но до глубины я не доставала, даже несмотря на то, что была не низкой.
Слегка обернувшись, я увидела Кузнецова, который уже усиленно грёб в сторону берега и громко матерился. Я последовала его примеру, только вместо ругания просто тяжело дышала.
Как только я вышла из воды, сразу же ощутила дикую разницу между температурой воды и воздуха. А ещё спина заболела в полной мере. Кажется, ближайшую неделю я не смогу на ней спать.
Вдруг я увидела деда, который копошился в рюкзаке и ругался на нас с Данилом на чём свет стоит. Ну а мы что? Мы ничего. Это всё рыба.
— Вот как вас угораздило? Заболеете потом, а дед снова виноват, не уследил. Накройтесь и сидите, я пока сворачиваться буду, — дед кинул Кузнецову плед, ради которого всегда и брал рюкзак, и указал на место, где мы до этого сидели. А потом продолжил разглагольствовать о том, что стоит отойти на минуту, а уже происходит какая-то фигня.
Мы снова плюхнулись рядом, но в тот раз намного ближе, чем в тот раз, и Данил накрыл нас старым пледом, который пах чердаком, и оставил правую руку на моём плече. Настолько близко, что я чувствовала еле уловимый запах табака.
Стало теплее, не спорю. Но это не отменяло того факта, что моя спина продолжала адски болеть. Одежда противно прилипала к телу, и появилось непреодолимое желание отлепить её. Но я сидела смирно, как минимум потому, что была напряжена от такой близости к Кузнецову.
Не знаю, чем это можно объяснить. Наверное тем, что последний парень, к которому я была настолько близко, был Матвей, когда мы ехали в машине, зажатые между дедом и бабушкой.
— Прости… Я не… Просто… — попыталась извиниться я за то, что утащила его за собой, но вышло плохо. Я не умела и не привыкла нормально извиняться. Но прямо сейчас я понимала, что вина в лежит только на мне.
— Ничего, бывает, — просто ответил Кузнецов, слегка потирая моё плечо.
— Всё. Давайте, вставайте и пошлите к машине. Думаю, столько хватит на кастрюлю ухи, — сказал дед, указывая на ведро, и протянул его мне, как только я встала и высвободилась из хватки Данила. Аж дышать легче стало, честное слово.
Приняв ведро, я тихо выдохнула, расправила плечи, несмотря на боль, и пошла к вытоптанным ступенькам.
***
Кружка приятно грела пальцы, а плед согревал всё остальное тело. Мы сидели на небольшой кухне в доме деда и пили чай и вареньем и печеньем. Волосы уже высохли и не прилипали к лицу, а одежда сушилась на улице. Я позаимствовала бабушкин халат, а на Данила нацепили дедушкины футболку и шорты. Но к нашему уходу одежда уже должна будет до конца высохнуть.
Дедушка стоял возле плиты и перемешивал уху. Пахло безумно вкусно. Не в обиду бабушке и маме, но у дедушки получается самая лучшая уха, не знаю, с чем это связано. Хотя кажется: готовится по одному и тому же рецепту, а выходит всё разная.
Кузнецов сидел напротив меня, усиленно поедая песочное печенье, испечённое бабушкой этим утро, и тыкая каждое в вишнёвое варенье.
Я тихо хихикала, наблюдая за этой картиной. Нет, то в самом деле было смешно! С таким энтузиазмом только папа может пить пиво, а Кузнецов есть бабушкино печенье.
На кухню вошла бабушка с полным тазиком её фирменных пирожков, которые я и Матвей просто обожаем. Она осторожно отодвинула вазочку, где осталось совсем немного печенья, и поставила тазик на стол.
— Так, смотрите. Те, что ближе к Данилу — с черникой, те, что ближе к Алёне — с малиной. Посередине с вишней, — мы в унисон поблагодарили бабушку, и Кузнецов сразу схватил пирожок из центра, — Может вам ещё печенья принести?
— Они так разжирнеют скоро, Галь. Может не надо? — хмыкнул дед, всё ещё стоя рядом с плитой, но теперь ища что-то в ящиках наверху.
— А что, ещё можно? — продолжая жевать, спросил Кузнецов у бабушки и та лучезарно улыбнулась. Понятно, у неё есть новый любимец.
У меня бабушка именно из тех, кто стремится накормить всё, что только движется. И она жутко расстраивается, когда ей отказывают. А ещё очень радуется, когда просят добавки. Поэтому она чуть ли не вприпрыжку подошла к буфету и взяла пакет с печеньем.
— Конечно можно, Данилушка. И не слушай всяких ворчунов. Им лишь бы поворчать, ничего полезного не скажут.
Кузнецов продолжал уплетать и пирожки, и печенье. Кажется, он ждал этого целый день, хоть был и не в курсе, что Дима у бабушки есть и пирожки, и печенье, и варенье. Мы вообще рассчитывали исключительно на дедушкину уху.
Я же ела размеренно, спокойно пережёвывая и запивая тёплым чаем с малиной. Слишком сладко, но слишком вкусно.
Дед наконец нашёл то, что искал, и достал помимо бутылки две рюмки. Одну поставил перед собой, другую — перед Кузнецовым.
— Простите, но я не пью, — прожевав, сказал Данил, отодвигая пальцем рюмку.
А у меня в голове сразу заиграли воспоминания вчерашнего утра, когда Данил с похмелья совершенно ничего не помнил и не понимал, что происходит. Не пьет он, ага, конечно.
— Правильный, что ли?
— Ну не то что бы прям, но…
— Во-о-от, — протянул дед, наливая свою наливку и себе, и Кузнецову, — Значит выпьем. За здоровье, тебе не помешает, — дед покосился на меня и рассмеялся.
Данил шумно выдохнул, но взял рюмку, которая была наполнена почти до края. Одновременно они опрокинули каждый свою. Лицо деда я не видела, но лицо Данила отчётливо. Оно искривилось и не принимало прежнее положение секунд тридцать. Закусить было нечем. Дед жил по принципу, что алкоголь не нужно закусывать, иначе портится послевкусие.
— Ну вот, видишь, не так уж и страшно. Может, ещё по одной? — предложил дед, приподняв свод рюмку, по которой стекала капля.
Кузнецов покачал головой и ближайшие минут десять за пирожки и печенье не брался. Просто сидел и смотрел в окно. Стуча пальцами по столу. Но постепенно снова вернулся к прежнему состоянию и уплетал то одно, то другое.
Дедушка тем временем уже снял уху с плиты и налил в несколько контейнеров. Запах соблазнял, но я понимала, что после сладкого лучше не есть суп.
— Так, время уже позднее. Давайте, доедайте и дуйте переодеваться. Алёна, возьми родителям уху, вот я приготовил. А сами завтра приходите на обед.
Я сразу же пошла на улицу за своей одеждой, а Кузнецов всё ещё доедал пирожки. У бабушки точно появился новый любимчик!
***
К дому мы подошли поздно. Было почти одиннадцать вечера, и все уже наверняка спали. В дом мы почему-то сразу не пошли. Вместо того сели на диван в беседке и уставились на звездное небо.
Сна, если честно, не было ни в одном глазу. Адреналин продолжал медленно бурлить в крови, разливаясь приятным чувством удовлетворения сегодняшним днём, даже несмотря на то, что мы упали в реку. День был крутой, определённо.
Где-то вдалеке играла громкая музыка. Слова песни было сложно распознать, кажется, даже вблизи. Но это определённо был рок.
Я откинулась на спинку дивана и сложила руки на груди. Почему-то хотелось улыбаться. А ещё остаться такой же счастливой как сейчас.
— Морковка, — позвал меня Данил. Я поймала себя на том, что уже не обижаюсь на то прозвище и даже как-то привыкла.
Я промычала, давая знак, что внимательно слушаю, но продолжение последовало не сразу. Кажется, он думал. Но я не была уверена, ведь не видела его в этот момент, а продолжала смотреть на сияющие звёзды.
— Знаешь, я запомню это день, — неожиданно сказал Данил, но, в целом, я разделяла его мысли.
Именно сейчас было до жути легко и спокойно. Не было никаких негативных эмоций. Будто вода, в которую мы упали, смыла их до конца этого дня.
— Я тоже.
Дальше диалог не продолжился. Кузнецов достал из кармана кофты пачку сигарет, но та всё ещё оставалась мокрой, поэтому стараться поджечь сигарету не было смысла. Именно поэтому упаковка полетела прямиком на стол напротив нас.
Внезапно я почувствовала легкий ветерок, от которого по коже пошли противные мурашки, но он был мимолётным. Он освежил и ободрил. Я выпрямилась на диване, так и не отрывая взгляд от неба.
Но почему-то всё же решила перевести взгляд с неба на Данила, и только сейчас поняла, что он всё это время смотрел на меня. Взгляды встретились, и я не увидела в его глазах привычной усмешки. Только спокойствие.
Честно, не знаю, кто первым сделал шаг. Может, вместе. Но в следующий миг я почувствовала его губы на своих.
Это было всего лишь касание губ. Лёгкое, словно дуновение ветра, но в животе проснулись давно спящие бабочки, которые, разминая крылья, порхали и бились внутри.
Я даже не заметила, как моя рука оказалась на его предплечье, а его на моей талии. А сам поцелуй стал настоящим, не просто прикосновением. Я ощутила кислый привкус алкоголя и чего-то сладкого у себя на губах.
Бабочки поднимались всё выше и держали путь прямо в сердце. В самом деле, это было невероятное чувство. За всю свою жизнь я целовалась не так много раз, и только с одним человеком, но могу сказать, что этот поцелуй лучше всех тех, что были. Он нежный, аккуратный и
правильный.
Но вскоре пришлось отстраниться. На момент я полностью забыла как дышать, и все ещё держалась за крепкое предплечье Данила. В голове все ещё не укладывалось и не хотело укладываться всё то, что произошло прямо сейчас
Осознание, что все это ничего не значило, пронзило меня. А что то может вообще значить? Это просто поцелуй, произошедший под действием адреналина. Он ничего не значит и не может значить.
Но я всё равно не отстранилась, собственно, как и он. Данил поднял вторую руку к моему лицу и мучительно медленно заправил прядь выбившихся волос за ухо. Сердце заколотилось быстрее.
Это адреналин. Просто адреналин.
— Думаю, стоит пойти спать. Уже поздно, — непривычно хриплым голосом сказал Кузнецов.
— Да. Думаю, ты прав, — тихо сказала я, выбираюсь из подобия объятий Кузнецова. После чего встала и направилась к двери в дом.
— Спокойной ночи, морковка.
— Спокойной ночи, мажорик.
Только после этого я вошла в дом и прошла сразу же в свою комнату. Но заснула я только спустя час, когда дверь в соседней комнате скрипнула, а за ней и кровать.
