***
— Ну и как? Зачем ты вообще захотела до моей сути добраться? — спросил я немного напуганную и бледную Гермиону. — Любопытно же! — виновато оправдалась она. — Просто интересно стало, смогу ли я с помощью диадемы взломать твою защиту. — Хмм… Ещё раз спрошу. Ну и как? — ухмыльнувшись и рассматривая перепуганную девчонку, повторил я вопрос. — Это было ужасно! — воскликнула она — Откуда у тебя вообще эти образы в голове взялись? Я теперь клоунов ненавижу и боюсь! А красные воздушные шарики мне уже по ночам в кошмарах снятся! — вздрогнув и поморщившись, пожаловалась Гермиона. Есть у меня такая защита на сознании, помимо прочих. Образ Пеннивайза из одной книженции Кинга. Так клоун не единственный автономный образ. Дофига ещё разных подобных охотников на легиллиментов бродит по моему внутреннему «Лондону». Садако из «Звонка», ксеноморф из киносаги «Чужой», «Хищник», само собой тоже есть, и множество других «защитников», при встрече с которыми можно одновременно поседеть, обделаться и помереть от остановки сердца. Значит Гермиона попыталась через метро прорваться к ядру моей личности, которое на вокзале Кингс-Кросс находится, и до которого можно добраться без особых проблем, если знаешь как, конечно. А через метро, в своё время, даже Дамблдор не прошел. Именно там находятся охотничьи угодья клоуна и его сфера ответственности. — Ты сделала неправильные выводы из структуры моей защиты. «Полигон» позволяет такие вольности с архитектурой ментальной матрицы за счёт своего виртуального размера. На это и расчет. Если атакующий легиллимент посчитает так же как и ты, то значит, что моя матрица работает как и задумывалось. Получается, что я вынудил твое сознание идти по очевидному пути. Ведь ты тоже посчитала, что мое ядро личности находится в центре? — Но ведь ты сам говорил, что все матрицы имеют шаблон, — возмутилась она. — Шаблон, ага, — ухмыльнулся я. — Можно подумать, что твой «Океан» сейчас похож на шаблонный. Он первоначально был выстроен по стандартной модели, но ведь ты уже его настолько переработала, что там от первоначальной матрицы только название осталось и общие черты внешней оболочки. Но вообще, у тебя не получится взломать мою защиту, так как у тебя отсутствуют таланты легиллимента. Нет у тебя ни желания мне навредить, ни настоящего любопытства вызнать мои секреты. Даже при помощи диадемы Рейвенкло ты этого не сможешь сделать, так как она не была задумана как атакующий артефакт. Диадема только и представляет собой ретранслятор и усилитель, который позволяет передать свою память реципиенту, адаптировав понятия и образы в понятную для него форму. Ну, ещё можно и со своей памятью работать, упорядочивая и систематизируя собственные воспоминания. А для тебя и это бессмысленно, потому как у тебя, Гермиона, с этим и так всё в порядке. — Бесполезная вещь! — насуплено буркнула она. — Ну почему же. Очень даже полезная. Мне, например, очень помогло, когда я воспользовался через тебя возможностями этого артефакта, — улыбаясь и рассматривая расстроенную девушку парировал я. — Только мне до сих пор не понятно, зачем тебе понадобилось самостоятельно лезть туда, куда защита не пустит любого вторженца. Если тебе так интересно, то я могу тебя сам отвести. — Интересно, конечно, но я хотела самостоятельно всё попробовать. Испытать себя, понимаешь? Иначе… Как бы это… Получить всё готовое и без труда — это… нечестно, — горячо стала объяснять Гермиона. — Дело твоё, — пожал плечами я. — Только если существует лёгкий путь, зачем его усложнять? Да и ко всему прочему, зачем тебе понадобился образ ядра моей личности? У тебя есть полный доступ к моей памяти, а ты даже не воспользовалась тем, что там отображены мои воспоминания и об этом. — Память… Она не отражает чувств и ощущений, — вздохнула она. - Так вот в чём дело. Значит сама хочешь добраться до истины? — с любопытством спросил я. — Да. — Тогда тебе придется пройти через моих демонов… Глупая. Не понимает, что она и так всё знает и чувствует и по сути долбится в открытую дверь, которая раскрыта настежь, прямо у неё перед любопытным носиком. Ритуал нашей помолвки открыл эту дверь. Нам не спрятать друг от друга своих чувств, пока кто-то из нас двоих не предаст другого. Но всё равно, несмотря на скептическое отношение Гермионы к артефакту-диадеме, мне он очень помог. Наконец удалось разобраться со своей эмпатией и научится включать её по собственному желанию. Вот только опять вылезла непредвиденная проблема. Когда получилось отсечь мой своеобразный сканер в голове от внутренних ощущений, завязанных на все органы чувств, я почувствовал себя голым и крайне уязвимым. Паранойя взвыла и стала обливаться горькими слезами, требуя вернуть всё как было. И тут я был с ней полностью солидарен. Хогвартс не то место, где следует пренебрегать подобным инструментом даже во сне. Но всё равно, не описать словами все те ощущения и облегчение, которые я испытал, когда постоянный фоновый шум эмоций от окружающих перестал долбить мое сознание. Однако и новое, незапланированное чувство потери появилось. Очень я привык к такому сканеру, несмотря на его неудобство. Впрочем, на достигнутом я не остановился и по-прежнему копался с помощью диадемы Рейвенкло в своем подсознании. Появилась идея по управлению, когда бы мне было нужно «отсканировать» определенную цель или, допустим, чтобы такая моя чуйка включалась непроизвольно, в момент опасности, например. Но… сложно там всё устроено оказалось и завязано в основном на интуицию.***
Хотя я и говорю, что на начало октября в Хогвартсе было относительно спокойно и скучно, но это только на начало. Буквально через пару дней, Хогвартс охватила настоящая эпидемия и виной всему стал я, Невилл Лонгботтом и… Хагрид — наш необъятный преподаватель УЗМС и химеролог-самоучка, по совместительству. А началось всё с его безумного проекта под кодовым названием: «Воспитай соплохвоста или умри»… Маясь от скуки на практике по уходу за магическими существами, я обратил внимание на своего подопечного, который был выделен мне в безраздельное пользование. Страшноватая кракозябра с порядковым номером семьдесят восемь. Так как пристрастия соплохвоста в еде мне удалось выяснить ещё на первом уроке, то и мой такой своеобразный питомец не страдал от недостатка пропитания. Хуч — домовик-сталкер - добывал мне контрабандой с кухни Хогвартса кучу продовольствия в виде недоеденных котлет, мясных обрезков и рыбьих голов и хвостов, которые я скармливал «Семьдесят восьмому». Вообще, у меня появилось негласное и шуточное соревнование с Лонгботтомом: у кого получится вырастить самого откормленного, свирепого и агрессивного соплохвоста. Так как проволочные вольеры с нашими подопечными находились рядом, то мы с Невом периодически плотно общались на предмет выделенных нам химер. Не знаю кому из нас первому пришла в голову идея стравить в учебном поединке между собой наших соплохвостов, но зрелище получилось захватывающее и азартное, собравшее вокруг множество зрителей не только с Гриффиндора, но и с Хаффлпаффа, совместные занятия с которыми у нас были на тот момент. В том бою «Семьдесят восьмой» лишился левой клешни, а соплохвост Нева прозванный «Бульдогом» потерял пару своих ног. По итогу, совместным решением всех пацанов, наблюдающих за схваткой, сражающимся была присуждена почетная ничья. Вот с тех пор и пошла среди парней четверокурсников всех наших факультетов повальная эпидемия соплохвостофилии. Страсти закипели нешуточные. Мгновенно образовался тотализатор с приличным банком и ставками на бои питомцев, а далее пошли и всяческие махинации. Было зафиксировано шесть проникновений на склад алхимических реагентов с целью нелегальной варки специфических зелий увеличивающих возможности химер, четыре факта контрабанды сырого мяса извне школы и повальное увлечение специальной литературой. Что характерно, грабили кладовую Снейпа исключительно слизеринцы, пытаясь получить тактическое преимущество над остальными факультетами, что ввергло нашего зельевара в натуральное бешенство. А вот раздобыть в библиотеке труды по химерологии, вообще стало невозможно, что очень удивляло мадам Пинс, не понимающей отчего такая дисциплина, как химерология стала столь популярна среди учащихся. Дальше начался тот ещё трэш и угар, с сокрытием реальных возможностей собственных питомцев, занижением их реальных физических данных, распусканием ложных слухов, подтасовкой информации и даже с договорными боями. Пока ситуация не вышла из-под контроля, была назначена Сходка всех заинтересованных сторон, на которой совместными усилиями, с руганью, взаимными обвинениями и рукоприкладством, были выработаны единые правила с регламентом сражений. В результате, среди наших четырех факультетов коллегиально были выбраны чуть ли не дипломаты-переговорщики, которые представляли не только отдельные факультеты, но и были судьями на боях соплохвостов. Прямо Большая Политика. Короче, народ отрывался вовсю.***
— Как твой «Семь-восемь»? Оклемался после последнего боя? — с деланным равнодушием спросил Нев, не переставая помешивать «Зелье Антипикси» в нашем совместном, сегодняшнем задании на уроке зельеварения. Я, скептически смотря на его манипуляции с котлом, подключив всю свою визуальную память, пристально следил за процессом «создания», этого самого зелья, в исполнении нашего, непревзойденного и одиозного, гриффиндорского «Алхимика». Уже сейчас было понятно, что Невилл уже раз семь нарушил рецепт приготовления, казалось бы тривиального препарата против летающих вредителей. Но всё же мне было до ужаса интересно, что же у него получится в итоге. Сперва Невилл загрузил в котел недостаточно первичной основы в виде стеблей одуванчика. Затем, он мешал получившийся раствор на двадцать секунд дольше положенного. Потом он высыпал соцветия конопли раньше на семь секунд того, как требовалось. Но и это ещё не всё! Основной компонент, в виде пыльцы той самой конопли, Лонгботтом вообще, хаотично и рандомно сыпал в кипящий котёл, когда ему вздумается — без всякой системы и сравнения с рецептом. Создавалось ощущение, что руками и сознанием моего неуклюжего товарища управляет потусторонняя сила. Не выглядело это всё естественным процессом приготовления зелья, а отчётливо чувствовалось, что мой «дружбан» находится в каком-то трансе, независимо от собственного сознания. «Он чего? Реально проклят?» — задумчиво подумал я. — Нет, Нев. С Семьдесят Восьмым всё нормально, — напряжённо следя за котлом Лонгботтома, ответил я. — Так что через три дня, на полуфинале, одному из нас придется сражаться. Нев нахмурился и задумчиво стал мять в руках пучок ложных опят — следующего компонента зелья, которого следовало бросить в котел уже минуту как назад… По-хорошему… М-да. — Осталось четыре фаворита, — задумчиво произнес он, отрешённо разминая хрупкие грибы в своих руках. — Твой «Семь-Восемь», мой «Бульдог», «Пронзатель» Булстроуд и «Тихая Булка» Финч-Флетчли. «Армагеддон» у рейвенкловцев выбыл, проиграв «Пронзателю», хотя и был одним из сильнейших. Меня беспокоит Джастин и его «Булка». Они опасны! — Я вообще не понимаю, отчего такой кипиш. Мне, Нев, между прочим, моего соплохвоста уже жалко немного. Как Хагрид говорил на самом первом занятии — это наш учебный проект, а не персональные гладиаторы. — Да ладно тебе, Гарри! — воскликнул Лонгботтом. — Весело же! — Да это уже не весело, а какое-то безумие, — хмуро возразил я. — Даже старшие курсы уже заразились этой манией с соплохвостами. Невилл, не глядя, высыпал в котел мятые грибы и в нем стала происходить бурная реакция. Цвет жидкости поменялся на ядовито-фиолетовый и уровень этой самой жидкости стал стремительно убывать, а на стенки и дно котла выпал коричневый осадок. Всё! Зелье уже сейчас бесповоротно испорчено, но вот мне стало очень уж интересно, что в итоге получилось. Очень уж подозрительный запах стал у той субстанции, что сварил мой приятель. И это ещё нормальный результат. Обычно Лонгботтом что-то «термоядерное» получает и чрезвычайно опасное для окружающих. Потому, собственно, таким образом Снейп меня и «валит» на своих занятиях. Специально в пару к Невилу ставит, чтобы любое зелье у нас не получилось по определению. Нет, я пробовал и сам к котлу вставать, но Лонгботтом, который оставался на подготовке ингредиентов, даже там умудрялся косячить и приходилось варить из того, что он мне поставлял с разделочного стола. Короче, что так, что эдак — результат получался всегда один, то есть неприемлемый. По идее, оставалось добавить ещё лягушачью икру, как указано в рецепте, для финального закрепления свойств зелья, но было уже поздно Невилл только сейчас обратил внимание на то, что у него получилось и непонимающе уставился на коричневую жижу, которая густо пахла очень таким специфическим запахом. — Что это? — удивлённо спросил он у меня. Он что, издевается? Как будто я знаю! С умным видом я подошёл к котлу, с глубокомысленным видом похмыкал, поморщил лоб и даже почесал подбородок: — Это тринитрогашиш циклобензоата конопли, — утвердительно и уверенно кивнул я. — А… Эм-м-м… А зачем нужно вот это… тринити шиша циркозоната? — озадаченно вытянув лицо и безбожно переврав название, спросил он. — А Мерлин его знает… Но, по-моему, это можно курить… — задумчиво ответил я и затем, моя морда стала расплываться в хищной и коварной ухмылке. — Знаешь, Нев, давай-ка отсыпем немного… э-э-э… этого продукта, пока Снейп не видит. Есть у меня идеи по использованию того, что ты тут сейчас сварил. Получившаяся у Лонгботтома гадость чертовски напоминала тот самый гашиш. Запах очень уж характерный, но… Это ведь волшебный гашиш получился! Его нужно срочно будет испытать! Нет, вы не думайте. Не на себе так уж точно… И не на студентах, хотя и очень хочется применить к некоторым личностям этот «препарат». Ведь тут у меня есть один индивидуум, неприятный, просто до невозможности, на уроке которого мы сейчас присутствуем. Очень, понимаешь, мне интересно будет посмотреть, что получится, если накурить Снейпа. Заделать простенькую дымовуху и тихонько подбросить ему в комнату, когда он спит. Или забацать по типу ароматических палочек или курильню какую смастерить. В общем, время подумать ещё есть. Пусть потом Снейп с космосом пообщается. А если эта затея не выгорит, то я знаю кому можно загнать «товар». Трелони с руками оторвёт. Железобетонно! Может бизнес замутить? В качестве «варщика» будет Лонгботтом, «пушеров» я найду, а сам буду на вершине этого бизнеса и весь такой наркобарон. Прям уже заочно почувствовал себя Пабло Эскобаром*. Мои противозаконные мечты были грубо нарушены вышеупомянутым Снейпом. В принципе, ничего нового он в очередной раз нам с Невом не сказал, а примитивно и грубо наорал, влепил каждому по «Троллю», и в обычной своей едкой манере проехался по нашим умственным способностям и кривым верхним конечностям. Как всегда, в общем. Всё же Снейп меня реально выбешивает. Мерзкий тип! Я обязательно претворю свой этот спонтанный план в жизнь, ведь большую часть «препарата» удалось всё же заныкать…***
— Кстати… Сколько сейчас в банке, который держит Паркинсон? Ты должен знать. Ведь с Панси ты довольно плотно общаешься, — ухмыляясь спросил я Невилла, продолжая наш прерванный на Зельеварении разговор. Нев засмущался, покраснел и отвёл взгляд. — Панс говорит, что уже шестьсот сорок галеонов набралось. Но это ещё не точно. Перед финальным боем ещё ставки будут делать. — Дурдом… — осуждающе покачивая головой, прокомментировал я эту новость. — Вот уж не ожидал, что бои соплохвостов вызовут такой ажиотаж. — Панси мне по секрету рассказала, что ставки не только ученики делают, но и преподаватели. Наша МакГи, например, тоже в деле, — задумчиво сказал Невилл. — Ну, ожидаемо, в принципе. Неплохая сумма скопилась. Считай — полугодовое жалование преподавателя, — хмыкнул я. Невилл продолжал что-то мне рассказывать, но я пропускал его монолог мимо ушей, напряжённо раздумывая о своем. Сумма в тотализаторе, для меня совершенно не существенная и мне не хотелось лишать надежды на победу всю компанию претендентов. Я ведь тоже со своим питомцем до полуфинала дошел, и, вполне мог сделать так, что «Семьдесят Восьмой» стал бы несомненным фаворитом. Мои знания химеролога позволяли очень многое. В том числе, откорректировать развитие моей химеры в любом направлении. Будь то: физическая сила, ловкость или защита. Да даже «мозгов» возможно прибавить, чтобы мой боец стал не только сильнее, но и умнее, что совсем уже чит. Однако, я сам для себя придерживался собственных, придуманных для себя правил, и хотел победить конкурентов на общих основаниях. Ведь остальные претенденты не обладали моими возможностями и знаниями, хотя, иногда и пользовались «запрещенными» приемами со всяким там алхимическим допингом и прочими ухищрениями. — Гарри, — пихнул меня в бок Невилл. — Слушай. Тут у меня дело к тебе есть. — А? Что за дело Нев? — вынырнув из своих размышлений переспросил я, шагающего рядом гриффиндорца. — Ну… — замялся Лонгботтом. — Тут такое… В общем… Ты не знаешь, где можно попрактиковаться в танцах? Панс рассказывала, что на Рождество будет школьный бал. Ей Милли рассказывала. А я… Эм-м-м… Танцевать не умею, — совсем уж сникнув, пояснил он. Я с интересом на него посмотрел и сам конкретно так задумался. Шагающая за нашими спинами, в компании Браун и Патил, Гермиона, сама, неоднократно и ненавязчиво мне намекала на подобного вида тренировки. И у меня даже были некоторые соображения на этот счёт. В первую очередь, это касалось, так сказать, технического обеспечения. Требовалась соответствующая музыка, помещение для занятий танцами, и, соответственно, партнёр, для этих самых занятий. С последними двумя пунктами, никаких затруднений не предвиделось, а вот с первой позицией в волшебном мире обстояло всё очень и очень прискорбно. У магов для воспроизведения звуков был на удивление куцый список приспособлений, артефактов и соответствующих чар. Колдорадио, волшебный патефон и, собственно, чары «Соноруса» в различных интерпретациях. Давно у меня крутилась в голове мысль, забацать какой-нибудь аудио-артефакт с различными функциями, вместо того убожества, что сейчас используют волшебники. На ум просто просилась вещица вроде МР3-плеера по своему внутреннему функционалу… С вариациями, конечно… Существующий на данный момент магический патефон со сменными, волшебными пластинками — это уже вчерашний день, архаика и просто убожественная идея. Анализируя диадему Рейвенкло и вспомнив схему думосбора, я выстроил у себя в уме принципиально новую схему звукового артефакта. Можно было, максимально упростив, выкинув из думосбора множество лишнего и ненужного, создать артефакт воспроизведения любой песни или даже разговора, который когда-либо слышал волшебник. Ведь может получиться очень даже компактный девайс, размером с книгу. И даже совершенно недорогой в материальном плане, единственное затруднение в пользовании которым будет состоять лишь в неумении волшебника извлекать из собственной памяти нужные воспоминания. У меня даже появилась мысль, что если будет возможность массового производства подобных магических устройств, то в волшебном мире появится даже целая промышленная отрасль с кучей рабочих мест. Ведь не все умеют правильно извлекать из памяти свои воспоминания, да и не все имеют такой талант с упорядоченной памятью. — Знаешь, Нев, эта проблема и меня немного напрягает. Мы с Гермионой танцевать умеем. Вернее… она умеет, а я, только некоторые танцы. Но не думаю, что на Рождественском балу будет что-то сложнее вальса, научиться которому совсем не сложно, — задумчиво, после продолжительного раздумывания ответил я. — Я и вальса не знаю, — печально вздохнул Лонгботтом, и, пристально посмотрев мне в лицо, попросил: — Поможешь? — Помогу, конечно… чем смогу, — с запинкой и по-прежнему задумчиво ответил я.***
— Гарри! Это совсем неприлично! — смотря возбуждёнными глазами в мои, шепотом воскликнула Гермиона. — Зато, где я ещё смогу облапать свою девушку на глазах у других, и не вызвать обвинений в извращенстве, — нагло сверкая глазами и так же полушепотом ответил я, закручивая свою девушку, одновременно поглаживая по её бедру, которое она закинула мне на талию. В обширном зале около факультетского прибежища Хаффлпаффа мы кружили под звуки танго. Из небольшого артефакта, размером и формой с галлонный бочонок неслись звуки завораживающей мелодии с довольно-таки откровенным текстом**. Но это не шло ни в какое сравнение с тем, что мы вытворяли на импровизированном танцполе. Танго сам по себе очень откровенный танец, но когда мы с Гермионой начали его показывать немногочисленным зрителям, то немного увлеклись. Это танго Гермиона самостоятельно выкопала в глубинах моей памяти и даже посмотрела и запомнила все движения, которые соответствовали танцу. Так мало того, она буквально заставила меня выучить всё наизусть. Для моего и её нынешнего физического состояния такие упражнения не составили вообще никакого труда. И моя реакция, и реакция Гермионы позволяли очень быстро подстраиваться под любые движения, которые мы хоть однажды видели. Так что в плане освоения любого танца, мы могли уже сейчас дать фору любому, даже профессиональному танцору. Оставалось только «прочувствовать» друг друга, что у нас, слава Мерлину, теперь получалось великолепно, просто по умолчанию. Не очень большая группа учеников Хогвартса обоего пола и разной факультетской принадлежности, с жадностью и различными, но самыми эротичными эмоциями смотрели на наш танец. А мы, позабыв обо всём и всех, самозабвенно наслаждались друг другом. И только тогда, когда смолкла музыка, пропитанная хриплыми нотами саксофона, а Гермиона, тяжело и возбуждённо дыша замерла в моих объятиях, я услышал в мертвой тишине, как натужно сглотула Панси Паркинсон и требовательно и категорично заявила: — Мистер Лонгботтом, я хочу так же!