Дух зверя, дух безумия

Птица и Сережа не всегда согласны во мнениях. Чаще всего они были не согласны совсем. Жесткий и радикальный Дух. Любопытный и всежаждущий человек. Иногда их тянуло в разные стороны, как Тяни-Толкая — одна голова хотела одного, а вторая — другого. Кому-то убивать и терзать хотелось, а кому-то пьянствовать и работать. Правда иногда желания все же совпадали. В конце концов у них было одно тело и жизнь одна, а потому работать все равно надо было в связке, как-то сглаживая недостатки и острые углы взаимодействия. Они вполне уживались. Но у каждого были свои чувства, и свое стремление их проявлять. Дух, хоть и есть воплощение природного начала, но все же имеет свои ощущения, которые могли быть неким аналогом человеческих эмоций. Наиболее близкая и действительно человечная была ярость. Птица ей жил, был ее воплощением, самой сутью. Он питался чужой злобой и распространял ее, как ядовитый туман. Но и другие эмоции не обходили его стороной. Даже самые неожиданные для самого Духа, приводя его в замешательство и откровенный шок. А Разумовский только ехидно посмеивался от состояния вечно самоуверенного Птицы, который терялся в своих новых состояниях. Самым странным для Духа и забавным для Сережи была, пожалуй, обида. Птица умел обижаться, но не понимал этого ощущения, предпочитая уходить в глухую оборону, погружаясь глубоко в сознание Разумовского, заставляя и носителя вариться в своих переживаниях. В итоге — головная боль. — Что с вами происходит? — спросил взволнованно Олег, находя тело Разумовского в развороченной постели. Марго вспорхнула с насеста, направляясь к зашедшему мужчине, который подставил ей плечо. Ворона аккуратно впилась когтями в кожу, не прорывая ее, хотя это и могло принести некую боль, особенно с непривычки. Но Олег привык к этой самолюбивой птице, вороненком она травмировала обоих сильнее, а сейчас контролировала себя. Марго ласково потерлась клювом о щеку Волкова, а затем прихватила несколько коротких прядок. Олег свободной рукой ласково потрепал ее перышки. — Уйдите, вы слишком жизнерадостные, — прохрипел раненным зверем с постели Сережа, слабо махнув рукой в их сторону. Олег только усмехнулся, позволив вороне вспорхнуть с руки на другое место, которое оказалось на заваленной вещами тумбе. Марго недовольно каркнула на этот бардак и ударила клювом по лежащей коробочке с каким-то обезболивающими. Сережа оторвал взъерошенную голову от подушки и недовольно взглянул на пернатую подругу. — Вы издеваетесь, — простонал Разумовский, закутываясь в одеяло. — Мы с заботой и любовью, — фыркнул Олег, присаживаясь на край кровати. Марго, постукивая коготками, пододвинулась ближе и каркнула, обращая на себя любимую внимание. Волков не стал лишать ее этого, почесывая по подбородку. — А мы? — показал обиженную мордашку Сережа, надувая забавно губки. — И вы, пернатые и рыжие, — усмехнулся Олег, свободной рукой поглаживая по взлохмаченным волосам. В висках опять кольнуло от боли, а Разумовский зажмурился, утыкаясь носом в подушку. — Так что с вами происходит? — спросил аккуратно Волков, перемещая ладонь на плечо, скрытое одеялом. Марго встрепенулась, прыгая на покрывало, роясь в нем, будто делая гнездо. Разумовский глянул на нее недовольно, но не стал стряхивать или выгонять — слишком любил эту пернатую зазнайку, как Олег любил пернатого Духа. Любил, да? А любил ли? Голову опять опоясала боль, а грудь сдавило от волнения. И это были чувства не Сережи, потому что он точно был уверен в чувствах Олега, который сидел сейчас рядом и заботливо поглаживал стонущего и ноющего партнера. Разумовский никогда не сомневался в чужой преданности и верности, в чувствах был уверен, а вот Дух… Птица волновался. Птица, не признавая себе и человеку, с которым делил жизнь, сомневался в их Волке. Потому что Сережу он любил, о Сереже заботился, а не о нем — Духе. Птицу принял только по номиналу, потому что тот является частью Разумовского, и не хотел их разделять. Воспринимает ли Волков Птицу, как отдельную личность или, как и со своим Духом, слил их в единое? Сережа чувствовал эти волнения, пытался их успокоить, но Птица был упрям и глух, сам не понимая себя и своих желании по отношению взаимодействий с людьми. — Признавайся, — произнес ласково Олег. — Ты заболел? — Трудно объяснить, — пробухтел Сережа. — Да и не дадут мне это сделать. — У Птицы проблемы? — уточнил Волк, расчесывая пальцами рыжие пряди. Разумовский вздохнул, подтягивая одеяло, заставляя Марго встрепенуться и недовольно каркнуть. Олег сел по-турецки, едва умещаясь на кровати, но ворона все равно оценила этот жест — она прыжками приблизилась к мужчине, устраиваясь, как в гнезде между его коленей. Почти как кошка. Сережа поднял недовольный взгляд, но взгляд этот блеснул золотом. — Ты любишь птиц? — хрипло поинтересовался Дух, пододвигаясь чуть ближе. Олег если и удивился смене личности, то это не показал, продолжая поглаживать Разумовского, ощущая пальцами появление аккуратных перышек. — В качестве питомцев предпочитаю собак, — произнес задумчиво Олег, наблюдая за хмурым лицом с заострившимися чертами. — Но ни ты, ни Марго — не питомцы. — А кто мы тогда? — мрачно спросил Птица, слегка приподнимаясь на локтях. — Вы — семья, — пожал плечами Олег, тепло улыбнувшись нахохлившемуся Духу. Птица нахмурился сильнее, утыкаясь лбом в чужое бедро, намеренно пряча свое лицо. Он — как ему казалось — незаметно вытащил из-под одеяла свои ладони, цепляя когтями за одежду Олега. Волков, если бы мог, умилился, но все равно это было крайне трогательно. — Скажи честно, — произнес тихо Птица. — Не будь я частью Сережи, у меня были бы шансы стать тебе близким? Олег замер, задумчиво поджав губы. Птица тоже напрягся, сильнее сжимая кулаки в ожидании ответа. — Трудно сказать, — признался Олег. — У нас, кажется, был уже подобный разговор, разве нет? — Ты пытаешься увиливать, Волче, — заметил недовольно Птица. — Тебе это не идет. Говори прямо. Продемонстрируй свою раздражающую честность. — Уже раздражающую? — насмешливо переспросил Волков. — Ты и Сережа, хоть и похожи, но все же разные. Сережу я знаю — или пытаюсь узнать — почти всю жизнь, а ты стал себя демонстрировать не так давно, так что можно сказать, что я только начал тебя узнавать. — Сережу ты любишь, — произнес еле слышно Птица, подтягивая колени к груди. — А меня? Терпишь? — Тоже люблю, — ответил Олег. — Просто несколько иначе. — Нельзя любить иначе, — рыкнул Птица, резко поднимаясь, гневно вцепившись в чужие плечи. –Либо любишь, либо нет. Это как ненавидеть по-разному! — А ко мне с Сережей ты относишься тоже одинаково? — спокойно спросил Олег, кладя ладонь на покрытую мелкими перышками шею. Дух дернулся, разжимая когти, задумчиво сведя брови. Он казался потерянным, странно задумчивым. Даже Марго встрепенулась, удивленно уставившись на собрата по перьям. — Я не должен тебе отвечать, — все же ответил Птица, убирая окончательно руки, тряхнув головой, чтобы и Олег отпустил его. Но тот не стал этого делать, наоборот, притянул к себе ближе, кладя и вторую ладонь на шею. — Тебя я тоже люблю, — твердо произнес Волк, обдавая дыханием тонкие губы. — Люблю, глупый пернатый. — Я не глупый, — несколько смущенно произнес Птица, поддавшись вперед сам, пытаясь вернуть себе наглость и дерзость. Но, целуя, Олег все равно ощущал легкую дрожь кончиками пальцев, а когтистые лапы вцепились в колени, ища поддержку. — Не сомневайся ни в себе, ни во мне, — попросил тихо Олег, прижимаясь лбом ко лбу Разумовского. — Не терзай вас обоих. — А тебя не терзаю? — усмехнулся Птица. — Терзаешь, но не только ты, — улыбнулся Олег, немного отпрянув от Разумовского, поправляя на его спине одеяло. — Это ваша привилегия — обоих. Что ты, что Сережа — оба хороши, треплите мне нервы. — Только мы? — довольно протянул Птица, кутаясь в теплый кокон одеяла. — Только вы так можете, — кивнул согласно Олег. Дух совсем воодушевился. Он шикнул недовольно на Марго, которой пришлось вспорхнуть с нагретого места. На освобожденное местечко тут же прилетела другая Птица, пытаясь устроиться на чужих коленях лежа. Олег откинулся назад, чтобы не мешать, хотя и тяжеловато было удерживать этот вес на себе. Разумовский все же нашел для себя удобную позу, усевшись между ног Волкова, прижавшись боком к его груди, перекидывая ноги через бедро. — Делай это чаще, — произнес Птица властно, притираясь плотнее. — Что именно? — уточнил Олег, обнимая прижимающееся тело. — Говори, что любишь, — ответил со вздохом Разумовский. Он хотел этого. И слушать, и чувствовать. А Сережа был не против.