One step apart

      Утро началось с традиционных поисков причины, по которой вообще стоило вставать с постели. Нужно на работу, работа это деньги, деньги это жизнь. Прекрасная мотивация, прямо-таки, неоспоримая. Только вот даже она рано или поздно перестанет вдохновлять. Когда-нибудь станет совершенно все равно на работу, на пациентов, на те же самые деньги. Почему нельзя впасть в летаргию и уснуть лет эдак на двадцать? Ну, или взять хотя бы отгул на день? Не видеть и не слышать никого, не контактировать ни с кем. Не чувствовать этой чертовой тяжести в груди изо дня в день, не носить в себе осознание собственной бесполезности и ничтожности. Да, он хирург, и что? Спасает жизни? Таких хирургов в одном только Нью-Йорке целая орава. А сколько интернов в перспективе станут такими же талантливыми хирургами…       Регис все же заставил себя оторваться от подушки. Он-таки смог найти причину, по которой встать сегодня было особенно важно.       Интерны.       Сегодня кучка молодых, зеленых студентиков будет смотреть на него своими большими любопытными глазами и ловить каждое слово, заглядывая ему в рот. Поэтому нужно постараться привести себя в чуть более терпимый вид, чем обычно. Может, даже постараться улыбнуться кому-нибудь и не внушить раньше времени, что работа врачом вовсе не так романтична, как кажется.       Смотреть на себя в зеркало ему не нравилось уже давно. Лилли очень постаралась над этим.       «Боже ты мой, — подумал Регис, глядя на свое отражение. — И вот это люди видят каждый день? Не зря Йеннифэр сравнила меня с вампиром. Если бы я мог не отражаться в зеркалах, было бы не так плохо».       Он попытался улыбнуться себе, как советовали все эти идиотские тренинги по повышению самооценки. Вышло отвратительно.       Больница встретила его привычным шумом — голосами снующих туда и сюда людей, трелью телефонов на ресепшене, цоканьем каблуков о мраморный пол и множеством других. А он, по своей привычке, изобразил дежурную улыбку и кивком приветствовал коллег и медсестер.       Что ему показалось странным, на стойке ресепшена старшая медсестра не передала ему список интернов. Оказалось, его уже забрали, однако Регис решил, что это забота Шани, чтобы ему не пришлось таскать планшет с собой.       Не тут-то было — Шани появилась в кабинете на пять минут позже него.  — Доброе утро, доктор Годфрой, — по виду девушка была чем-то озадачена.  — Здравствуй, дорогая. Тебе не передавали планшет со списком моих будущих интернов? У кого ни спрошу, никто не знает.  — Нет, извините.       Она повесила пальто в шкафчик, поправила у зеркала волосы и уселась за свой стол. Невооруженным глазом было видно, что ей не терпелось что-то сказать, но то ли она стеснялась, то ли сомневалась, ее ли это дело. Регис слишком хорошо знал все оттенки ее улыбок.  — Шани, ты явно хочешь что-то сказать.       Та опустила взгляд, поджала губы.  — Кажется, я поняла, о какой девушке вы вчера говорили, — сдержанно сказала она. — Вы, видимо, в свои соцсети редко заходите.  — Мне нечего там делать. А что случилось?       Он откровенно напрягся. В кровь брызнула первая доза адреналина за тот день, хотя о том, что именно первая, он тогда еще не знал. Преследовательница была одной из причин, почему Регис решил забросить свои соцсети.  — Ну, я вчера забрела в ваш профиль, — ассистентка направилась к кофе-машине и принялась над ней колдовать. Нажав нужные кнопки, она развернулась к нему. — Откомментировала одну фотографию. Помните, с той вечеринки в честь юбилея больницы? Мы там с вами стоим рядом. Так вот, я написала, что вы там очень милый, и…  — И? Ну, не томи же, Шани.  — А вы зайдите и посмотрите сами.       С рабочего компьютера вход в социальные сети был закрыт. Йеннифэр приказала запретить доступ ко всем популярным сайтам, но в этом была своя логика — врач должен заниматься пациентами, а не читать всякие глупости и разглядывать картинки. Однако над смартфонами всемогущие системные администраторы были не властны.  — Матерь божья, — вырвалось у хирурга, как только открылось приложение.       Уведомления посыпались градом. Фотографий было немного, все довольно старые, но каждая имела под собой просто тонну недавно написанных комментариев довольно пугающего содержания.       «Он мой, рыжая шлюха»       «Я его люблю»       «Мое предназначение»       «Только мой!!!»       «Пока смерть не разлучит нас».       И еще многое подобное. Ему стало не по себе. Написано все было с анонимного аккаунта, созданного совсем недавно. Если бы не банальная лень разбираться в настройках приватности, этого всего не случилось бы. В голове даже мелькнула мысль обратиться в полицию с просьбой приструнить зарвавшуюся поклонницу, потому что это все было откровенным сталкерством. Но тогда придется вынести на всеобщее обозрение не самую приглядную страницу из жизни. Он едва не поддался жгучему желанию ответить на один из комментариев фразой «А почему я об этом не знаю?», но Лютик, приятель Геральта, ведший активную жизнь в интернете, как-то сказал, что кормить «троллей» и неадекватов означало подписать себе смертный приговор. Это все равно что тушить горящее масло водой.       Разбираться со всем этим самостоятельно у него не было ни времени, ни желания. Регис убрал смартфон в карман халата.  — Позже разберусь, — бросил он. — Шани, дорогая моя, не принимай на свой счет. Этот человек явно не в себе.  — О, я ничуть не расстроена, — она беспечно повела рукой. — Это же просто интернет.  — Вот и славно. Пойду искать своих студентов.       Интернов следовало искать только в одном месте — в большой общей палате, где больных друг от друга отделяли белые плотные ширмы. Там всегда было людно, большей частью из-за медсестер и стажеров, но в тот день народа было просто невпроворот. Их было слышно даже сквозь широкие двухстворчатые двери.       У самого порога Регис замедлил шаг. Выступать перед толпой он не боялся, но и не рвался в первые ряды. Просто если так нужно, то почему бы это не сделать? Он знал, как сохранять лицо даже в состоянии жуткого стресса.       Глубокий вдох. Выдох. Опусти голову — и вперед.       Регис толкнул двери, уверенно вошел в палату. И замер на месте.  — Доброе утро, будущие коллеги. Меня зовут доктор Майло Вандербек, я буду вашим куратором. Те, кто в дальнейшем собираются связать свою жизнь с тяжелым, но благородным поприщем хирургии, будут проходить практику под моим началом.       Майло Вандербек по прозвищу Русти был прекрасным специалистом в своей области, невзирая на аномально маленький рост. Юркий, въедливый и очень упорный, Русти не пользовался большой популярностью среди сверстников ни в медколледже, ни в институте, что не помешало ему добиться больших успехов в учебе. Русти и Регис были ровесниками, чего нельзя было сказать внешне. Во время учебы между ними шла почти настоящая война, однако с годами утихали гормоны, желание что-то друг другу доказать ушло на задний план, и постепенно возникло взаимное уважение. В конце концов, оба признали, что достойны друг друга.       Но с какой стати маленький рыжий доктор решил забрать его студентов, Регис не понимал. Раньше подобных подлянок Русти не устраивал.  — Давайте познакомимся, — продолжил было Майло, но, услышав за спиной вежливое покашливание, обернулся. Намек он понял сразу.  — Прошу меня простить, всего минуту. Да, кстати, это доктор Годфрой, мой уважаемый коллега. Кому-то из вас когда-нибудь посчастливится работать под его началом.       Двенадцать пар горящих любопытством глаз уставились на него. Наивные парни и девушки были готовы ловить каждый окружавший их звук, записывать каждое оброненное слово. Полные сил и энтузиазма дети… Последняя, тринадцатая пара, взирала на все с глубочайшим безразличием, показывая, что ее хозяин пошел в медицину явно по пинку родителей и оставался в ней не без помощи их денег.       Регис кратко поприветствовал студентов и отвел товарища в конец палаты.  — Русти, я, возможно, что-то путаю? Насколько помню, интерны предназначались мне, — зашептал он, не желая привлекать внимание лежавшей на ближайшей койке пожилой женщины. — Если это шутка, то пора завязывать.  — Никакая не шутка, Эмиель, — веснушчатое лицо Вандербека оставалось серьезным. — Мне вчера вечером позвонила Йеннифэр и сказала, что студенты будут на мне. А на тебе часть моих пациентов. Личные дела передам попозже, если не возражаешь.  — Она не сказала почему так? Черте-что…       Женщина на койке громко всхрапнула, дернулась всем телом и поочередно открыла глаза.  — Не обижай маленького, — строго потребовала она. — Чего докопался до малыша?       Регис молча задернул шторку перед ее кроватью.  — Ничего не сказала, — покачал головой Майло. — Хочешь ясности — иди к Венгер, клянусь, я не в курсе этой чехарды. А сейчас извини, мне нужно работать.  — Разумеется. Спасибо, Русти.       Незадавшийся день набирал обороты. Сначала эта сумасшедшая в соцсетях, теперь эта путаница с преподаванием. Регис даже боялся предположить, что могло ждать его дальше. Однако следующий час сумел-таки его удивить.       На стук Йен отозвалась сразу же. Тем лучше, не придется ловить ее весь день по всей больнице, учитывая приваливших пациентов Русти. Регис вошел, на ходу стараясь сохранять спокойный вид. Все-таки, говорить на эмоциях с начальством — дело, чреватое неприятными последствиями. А удерживаться от эмоций, когда рядом с начальством еще и неприятная тебе персона, непросто.       Доктор Шрайбер, увидев его, заметно занервничала. Она бросила на него быстрый взгляд, очень постаралась сохранить невозмутимый вид, но то, как она принялась тискать в пальцах ручку, выдало ее волнение.  — Вы свободны, доктор Шрайбер, — Йен сочла нужным закончить беседу с психотерапевтом, чтобы обратить все свое внимание на новую жертву.       Шрайбер быстро прошла мимо, не глядя на него, и прикрыла за собой дверь. В воздухе пахнуло ее цветочным парфюмом. Довольно приятным, если не брать во внимание обладательницу.  — Хорошо, что ты здесь, — как бы между прочим заметила Йен, возвращаясь за свой стол. — Как раз собиралась тебе набрать. Присаживайся, поговорим насчет твоего кураторства.  — Славно, славно, — хирург сел напротив нее. — Мне начало казаться, что вокруг идет какая-то игра, а меня не сочли нужным посвятить в правила. Йен, в чем дело?       Лицо главврача оставалось непроницаемым и жестким. Вопрос о том, как Геральт мог сойтись с такой несгибаемой личностью, по-прежнему оставался без ответа. Губерт Рейк, патологоанатом, редко появлявшийся где-то еще, кроме своего подвала, дал ей прозвище «Снежная Королева». И лишь немногие из всего коллектива не соглашались с ним.  — Вместо тебя интернов возьмет Вандербек, — она даже не считала нужным смотреть на него, чеканила слова, глядя в монитор компьютера.  — Это я уже понял, — терпеливо отозвался Регис. — Почему? Звезды не в то положение встали?  — Нет. До меня дошла информация, что тебе самое время вновь заняться своим здоровьем и вернуться в группу.  — Анонимных алкоголиков? — он не поверил своим ушам. — Но я… Я давно не срываюсь, Йен. Да, у меня был тяжелый период, когда мы с Лилли расходились, но теперь-то все хорошо.  — Не ври хотя бы мне, Регис, — резко бросила она, наставив на него палец с превосходным маникюром. — Доктор Шрайбер опасается, что ты снова сорвешься. К тому же о каком «хорошо» может идти речь, если ты позволяешь себе пить на рабочем месте? По-хорошему ты не понимаешь, мои замечания игнорируешь. Не хочешь пряником, давай кнутом.  — Йен…  — Не перебивай меня! Слушай внимательно: если до совета директоров дойдет, что у меня в штате помимо наркокурьера есть еще и алкоголик, тем более в хирургии, господин Эмрейс съест нас всех с дерьмом, прости за бедность речи. Здесь такая охота на ведьм начнется, что живые позавидуют мертвым. Поэтому прошу, создай хоть видимость того, что работаешь над собой.       Когда-то, еще на старой квартире, соседка сверху забыла выключить кран в ванной. Вода быстро скопилась между потолочными перекрытиями, и все это великолепие душа с потолка (к счастью, холодного), Регис испытал на себе. В разговоре с Йен ощущение было то же самое.  — Это же просто сюр какой-то, — растерянно проговорил Регис. — Я давно решил эту проблему, я знаю меру. Никогда не подходил к пациентам подшофе, не позволяю себе пить перед операциями.  — Мне достаточно того, за чем я заставала тебя в кабинете. Еще и при твоей подчиненной.  — Шани подтвердит, что…  — Я все сказала.       В подтверждение своих слов она громко захлопнула лежащий перед ней ежедневник. Но Регис тоже хотел чем-нибудь хлопнуть, если бы только было чем. Непонимание и первый шок уже переросли в нечто большее, разгонявшее сердце до бешеного стаккато.  — Шрайбер не имела права рассказывать о теме нашего разговора. Это нарушение врачебной тайны, подсудное дело.  — Меньшее зло, Регис. Да, она не имела права. Но когда речь идет о жизни моих пациентов, когда речь идет о репутации больницы, все средства хороши. Она о тебе заботится, как ты не поймешь? Я не хочу потерять такого специалиста. И пока ты не определился со своим новым психотерапевтом, ходи в группу.  — Ни одного выговора. Ни одного несчастного случая, Йен.       Белки ее глаз начали краснеть, не то от гнева, не то от фиолетовых линз. Йен определенно теряла терпение.  — А ты хочешь, чтобы были? — она опасно прищурилась.       В этом случае капитуляция с его стороны была неизбежна. В конце концов, начальство на то и начальство, чтобы принимать решения, не подлежащие спорам. Он мог бы спорить и стоять на своем до последнего. В Нью-Йорке достаточно мест, готовых принять его на работу. В частных клиниках и зарплата выше, и штат меньше. Но от одной мысли, что придется заново отстраивать отношения между коллегами и начальством, его бросало в дрожь.  — Больше ничего и не будет, — устало проговорил хирург. — И да, кстати, меня обокрали.  — В самом деле? И что же пропало?  — Это не имеет значения. Все равно мои проблемы с выпивкой куда важнее.  — Дай угадаю, — елейным голоском предположила Йеннифэр. — Стащили твои запасы. Ну что же… Иди к охране, смотри камеры. Как выяснишь, кто это сделал, дай знать. Подниму ему или ей зарплату. Свободен.       Он вышел из кабинета, хлопнул дверью. Чересчур громко, как ему показалось. Воздуха катастрофически не хватало. Сердце разогналось, стучало так сильно и громко, что его грохот заглушал все остальные звуки. Понимая, что в глазах стремительно темнеет, Регис сделал несколько шагов в сторону диванчика для посетителей и буквально рухнул на него. Закрыв глаза, сделал несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы хоть как-то успокоить пульс.       Нельзя, нельзя так нервничать. Это всего лишь работа, работу можно поменять. Не хватало только схватить инфаркт из-за какой-то ерунды.  — С вами все хорошо?       Он увидел рядом с собой молодую медсестру в розовой больничной форме. Она стояла рядом, склонившись к нему, ее левая рука заботливо касалась его плеча. Бейджик, который немного перекрывал висевший на шее стетоскоп, гласил, что ее звали Марти.  — Да, я в порядке, — он улыбнулся. — Просто немного закружилась голова.  — Я принесу вам воды.  — Не нужно, все хорошо. Возвращайтесь к работе, Марти.  — Уверены? Вы как-то бледноваты.  — Да.       «Может быть, я начинаю сходить с ума, но это похоже на какой-то заговор. Меня решили достать по всем фронтам? Эта девица в интернете, на работе Шрайбер, брат выжил меня из дома. Что, черт возьми, происходит?»       Нужно поговорить с этой стервой Шрайбер. Просто поговорить, узнать, в чем причина ее поступка. Да, он отказался от ее услуг, однако это не могло и не должно было стать причиной для такой мести. Кроме того, насильно проходить психотерапию именно у нее не мог заставить никто. Или может быть, она тоже одержима им, как та ненормальная?       Только после пятнадцатиминутной прогулки по крыше, на прохладном осеннем воздухе, он смог прийти в себя и успокоиться. Не без досады Регис отметил, что стал слишком остро реагировать на не самые значительные вещи. Это представляло серьезную угрозу не только для него, но и для людей, жизнь которых была в его руках.       Вернувшись в кабинет, он первым делом удалил свой профиль в соцсети, атакованный безумной девушкой. Ему стало немного спокойнее, и можно было вернуться к работе. Все пошло своим чередом — консультации, осмотры, обход пациентов. Обычная круговерть каждодневных действий. По крайней мере, все это неплохо выветрило из головы утренний негатив, полученный приличной дозой.       Но от своей идеи поговорить с психотерапевтом он не отказался. Он хотел это сделать сразу после разговора с Йеннифэр, но здравый смысл удержал его от этой затеи. Не вышло бы ничего хорошего, кроме скандала, выговора, если не увольнения, и, конечно же, новой дозы параноидальных мыслей. Все должно делаться с холодной головой, чистыми руками и горячим сердцем.       Ближе к пяти вечера поток пациентов снизился, и до конца рабочего дня оставалось всего ничего. Грех было бы не воспользоваться этим шансом, тем более что в любой момент могла приехать «скорая» и привезти очередного человека-мозаику или малыша, проглотившего шарики от неокуба.       Кабинет доктора Корво, теперь занимаемый брюнеткой с чересчур длинным языком, располагался в самом конце восточного крыла на третьем этаже главного корпуса. Место это было довольно тихое, далекое от суеты, царившей в палатах. Регис помнил, что расположение стола в кабинете психотерапии не поменялось, и сидящий в кабинете врач никак не мог видеть приближающегося посетителя, несмотря на прозрачную дверь. Зато Регис прекрасно видел, как доктор Шрайбер общается с молодой женщиной. Пациентка что-то рассказывала с улыбкой на губах, и при этом из глаз ее катились крупные слезы. Врываться посреди сеанса в планы хирурга не входило — час беседы со специалистом стоил довольно дорого, и лишать женщину шанса на выздоровление было бы несправедливо.       Регис взглянул на часы. До конца сессии оставалось каких-то пять минут, и он, решив подождать, отошел от кабинета на несколько шагов, чтобы не слышать деталей разговора.       Женщина с заплаканным лицом вышла из кабинета. Даже не будучи сведущим в области психологии, Регис определил, что та страдала от того же недуга, что и он сам. Глаза — зеркало души, как гласила всем известная фраза. В глазах этой пациентки он узнал свои, в самый трудный период. И мысленно пожелал ей преодолеть все, что на нее свалилось.       Выждав небольшую паузу, хирург постучал в дверь. Трина Шрайбер, болтавшая в тот момент по телефону, обернулась и махнула ему рукой, приглашая войти. Быстро повесила трубку и грациозно опустилась на свой стул.       Обстановка в кабинете уже мало чем напоминала о временах доктора Корво. Там стало светлее, исчезли различные плакаты со стен, у окна появились горшки с крупными растениями, чьи листья вполне могли бы сойти за зонтик в дождливый день. Регис не понимал этой женской страсти к обилию растительности в кабинетах.  — Надо же, доктор Годфрой, — жизнерадостно пропела психотерапевт. — Присаживайтесь, не стесняйтесь, в ногах правды нет. Чем обязана? У вас какие-то проблемы?       Внезапно он почувствовал себя хищником. Этаким удавом, подбирающимся к кролику, который от безысходности начинает сучить лапками в глупой надежде показать свое бесстрашие. Поэтому с невозмутимостью удава Регис сел на мягкий стул, предназначавшийся для посетителей, и сложил пальцы на животе. Странно, но пульс даже не дернулся.  — Это вы мне расскажите, доктор Шрайбер, — спокойно, без тени улыбки ответил он. — Вы о моих проблемах осведомлены куда лучше меня.  — Конкретизируйте, коллега. У меня нет желания играть в загадки.  — Как вам угодно, — он почесал правую бровь. — Вы в курсе, что разглашение врачебной тайны — это стопроцентное лишение лицензии?       Она неприятно осклабилась. Откинулась на спинку офисного кресла, закинула ногу на ногу. Брошка в виде цветка с лепестками из бирюзовых камушков, приколотая к ее кофте, отбросила россыпь красивых бликов.  — Мне не нравятся ваши намеки, — Трина поигрывала невзрачным кулончиком в виде неправильной формы прозрачного камешка, совершенно ничем не примечательного. — И прошу, смените тон. Не нужно со мной так говорить.  — Я говорю с вами очень вежливо, хотя как пострадавший клиент имею полное право орать и топать ногами. Мне стоит говорить с вами как с доносчицей? Причем, лживой.       О, этот блеск в ее глазах! Регис мог поспорить, что она прекрасно знала о его намерениях прийти и ждала этого весь день, носила в себе это ожидание. Быть может, даже заготавливала фразы.  — Рассказать о вашем рецидиве было моей прямой обязанностью, если вы не знали, — мягко проговорила она. — Вам стоит знать, что любой психолог обязан сообщать психиатрам, если его пациент причиняет себе физический вред или даже говорит об этом.  — Нет у меня рецидива, — Регис отчеканил каждое слово. - Как и угрозы моей жизни.       Внутри снова зародился маленький, но жгучий огонек гнева. Малейшее дуновение, хоть капля масла — и беды не избежать. И ведь пострадает не оппонентка, а он, только он. Гнев будет жечь лишь его одного, и тогда вариантов от него избавиться будет немного — либо вылить его в очередной небольшой рассказ, от которого у читателей волосы дыбом встанут, либо напиться.  — Только один из ста алкоголиков признает себя таковым, — развела руками Шрайбер и обезоруживающе улыбнулась.  — А вы непробиваемы, — прищурился Регис. — Очень удобная позиция. Раз вы психотерапевт, то собеседника можно не слышать, списывая все его аргументы на диагноз. Как угодно. Но мне будет очень интересно посмотреть, как она вам поможет, когда вы настучите на каждого из своих коллег. Думаете, что я один такой, а все остальные у нас безгрешны? Нашли себе жертву? Не знаю, из какой страны феечек и розовых пони вы прибыли, но доносчиков не любят нигде.       Во время его тирады она смотрела ему прямо в глаза, иногда кивая.  — Это угроза, доктор Годфрой? Хотите меня напугать? — с легкой насмешкой спросила психотерапевт.  — Ну что вы… Голые факты, — настала его очередь улыбаться. Он чувствовал, что женщина внутренне напряглась. — Мне вот даже интересно, просто просветите меня. Что заставило вас сделать такие выводы насчет моей скромной персоны? С чего вы решили, что я заядлый выпивоха? Не учитывая мое личное дело.  — Я очень проницательна, — отпарировала она.  — Вот как? Знаете, я все больше убеждаюсь в том, что мои предположения насчет взлома кабинета не так уж безосновательны. Вы были первой личностью, пришедшей мне на ум, но…       Ее нервный вздох, едва заметный, все же не укрылся от него. Она забеспокоилась еще больше, хотя лицо у нее осталось таким же невозмутимым. Регис чувствовал, что попал в десятку. Интуиция буквально вопила об этом.  — Постойте-ка, — он подался вперед. — Это ведь были вы, доктор Шрайбер. Так и есть, это ваша работа!       Женщина, сидевшая перед ним, сглотнула и не проронила ни слова, продолжая все так же буравить его взглядом. Так смотрят провинившиеся школьники, которых поймали за какой-то пакостью, но они, вместо того, чтобы раскаяться, держат оборону до конца, уверенные в том, что ничего дурного не сделали.  — Я сделала это для вашего же блага, — ответила она тихо, но достойно. — И что, расскажете теперь Йеннифэр?       Ему стало противно. Противно настолько, что его затошнило, и захотелось сплюнуть комок горькой слюны, скопившейся на языке.  — Разумеется, расскажу. Получите прибавку к зарплате.       Он встал и направился к двери. Но остановился, положив пальцы на ручку.  — Вот знаете, — Регис не смотрел на женщину. — Я никогда в жизни не бил женщин. Даже свою жену, когда поймал ее на измене, пальцем не тронул. И слова грубого прекрасному полу тоже не позволяю. Обычно. Но вы… Вы просто фееричная дрянь.       Трина тоже встала.  — Я сделала то, что должна была. И однажды вы скажете мне «спасибо», попомните мои слова, доктор Годфрой.       Он сокрушенно покачал головой и вышел. Из кучи всех неприличных слов, вертевшихся на языке, в воздухе прозвучало лишь одно.  — Ведьма.