One step apart

      В «Хамелеоне» было по-пятничному людно. Пиво пенилось, лилось в запотевшие бокалы, исчезало и наливалось снова. Оно было особенно кстати после двухчасового концерта в душном зале, которому предшествовало почти такое же долгое ожидание в холле в окружении толпы нетерпеливых поклонников. В ушах стоял негромкий гул, голова кружилась, но Регис чувствовал себя прекрасно. Забытые с молодости эмоции от концерта нахлынули и поглотили его с головой, как если бы он вернулся на двадцать лет назад.  — Я смотрю, психотерапия идет тебе на пользу, — громко произнес Геральт в попытке перекричать соседнюю компанию, отмечавшую, судя по возгласам, рождение сына одного из участников.  — Нет никакой психотерапии. Я так никого и не нашел.       Мимо них по барной стойке, будто в старом вестерне, проехала кружка, до краев наполненная пивом. Мужчины проводили ее взглядом.  — А Трина? Она тебя не лечит?  — Лечит, только не в том смысле. Этика, друг мой, с ней не поспоришь. Но знаешь, я не жалею. Кажется, я вышел в тот внутренний баланс, который искал.  — Рад это слышать, что сказать. А как там дела с этой твоей преследовательницей? Честно признаться, после твоего рассказа о Трине и ее татуировке, я бы подумал, что это она тебя сталкерит. Из лютого чувства долга устроиться в ту же больницу, что и ты, потом окольными путями затащить тебя в постель. Этакий секс из благодарности, что ли?  — Не сочиняй, детектив. Я знаю, кто меня донимает. Это Нэтали, девушка-косплеер.  — А, та воровка, которую ты склеил. Серьезно? И чего это ей в голову взбрело?       Регис сделал маленький глоток из своего стакана и тут же заел неприятную кислятину кусочком вяленой говядины.  — Понятия не имею. И не склеил, а вляпался, так будет вернее. Но знаешь, друг мой, мне кажется, она не совсем здорова. Обычно девочки ее возраста таскаются за стариками вроде меня либо из-за денег, либо из-за тяжелого детства, в поисках отцовской любви. Либо там что-то совсем тяжелое.  — Ты бы поостерегся, — предупредил Геральт. — Сталкеры обычно не имеют добрых намерений. А вторжение в частную жизнь незаконно. Если что, то можно ее привлечь.  — Все в порядке, — Регис беспечно махнул рукой. — Нэт доставала меня в интернете, а меня там больше нет. Так что скоро она перебесится, переболеет, и все вернется в свое русло. Жаль мне ее. Не хочу девчушке ломать жизнь.       Детектив досадливо фыркнул.  — Смотри, как бы твоя доброта тебя не поимела.       Они разом обернулись. Их женщины бойко общались за Лютиковым столом, что-то оживленно обсуждая с Присциллой. Сам хозяин заведения приближался к барной стойке не самым твердым шагом. Дегустация закупленной им новинки, вишневого бельгийского пива, прошла успешно, даже слишком. Он подкатился к друзьям и шумно рухнул на ближайший стул.  — Нет, ну каковы мадамы, — посетовал блондин. — Заграбастали мой лучший стол, прогнали меня, еще и треплом назвали.  — И правильно сделали, — Геральт опрокинул в рот порцию любимого виски. — Лезть к компании женщин, тем более после трех кружек пива, чревато битой мордой.  — А если там сидит и твоя благоверная, то и депривацией секса, — многозначительно добавил Регис. Он свой напиток уничтожать не спешил, поскольку в стакане снова было безалкогольное пиво.  — Ой-ой, не умничай, — пьяно фыркнул тот. — Между прочим, если бы не я, ты бы так и ходил как пыльным мешком стукнутый. Зато сейчас любо-дорого взглянуть. Прям посвежел, ну конфетка, а не унылое гуано.       Невзирая на выпитое, благодушие Геральта безграничным не стало.  — Лютик, ты никогда не получал в морду за свой трындеж?  — Оставь его, Геральт. В какой-то степени Юлиан прав, его барменские премудрости мне кое в чем помогли. Так что лучше лишний раз сказать ему «спасибо».  — Да я не спорю. Просто он говорит об этом уже третий раз за последний час, сменил бы пластинку…       Регис добродушно усмехнулся. Раньше бы он присоединился к негодованию детектива Ривски, правда, не в столь агрессивной манере. Кроме того, по пьянке пластинку заедало и у него самого, и от этого злиться на бывшего музыканта было как-то неловко. Что до слов Юлиана, то Регис действительно чувствовал себя так, будто после продолжительной засухи наконец-то попал под дождь. То, что было безжизненной пустошью, выжженной алкоголем и унынием, постепенно покрывалось порослью былого жизнелюбия. Разумеется, он не был так наивен, чтобы полагать, будто внезапно начавшиеся отношения восстановили то, что было когда-то разрушено. По крайней мере, теперь Регис был уверен, что есть хотя бы шансы вернуться к полноценной жизни.       На концерт калифорнийского трио, исполнявшего смесь рока и ретро-вейва прямиком из восьмидесятых, они пошли довольно большой компанией. Инициатором была Трина, водившая дружбу с фриковатой клавишницей коллектива. Регис поначалу сомневался в целесообразности всего мероприятия, поскольку предпочитал куда более спокойный досуг, но все же решил довериться и выбраться в люди, тем более что стоять предстояло не в гуще толпы, а на вип-ложе. И ничуть не пожалел. Яростного восторга, как у его подруги, Регис не испытал, но ничто не мешало ему наслаждаться ностальгией по классическим боевикам и фантастическим фильмам, приносимой музыкой.       Идея пригласить Геральта и Йен, разумеется, принадлежала ему. И он был немало удивлен, когда главврач внезапно согласилась, аргументируя это тем, что до смерти устала от чопорных ресторанов и вечерних платьев. Что Регису, что Трине было поначалу непривычно обращаться к начальству на «ты», но очень скоро напряжение улетучилось. А чтобы было совсем уж весело, Геральт предложил позвать Лютика, которому не было никакого дела до статусов всех присутствовавших. Последний незамедлительно согласился и привел с собой жену, очаровательную Присциллу.       Йеннифэр в неформальном общении оказалась куда мягче и снисходительнее, чем в стенах больницы. Одетая в простую черную водолазку и черные джинсы вместо привычного делового костюма «Снежная Королева» таяла на глазах, являла взору иные стороны характера, чего Регис никак не мог видеть в стенах больницы. Все три женщины быстро нашли общий язык и очень скоро стали напоминать стайку школьниц. — А я говорил, — нудил Лютик, не забыв многозначительно выставить палец. — А я говорил, что то, что твое, придет в то самое время… Это самое… Самое то…  — Пойдем обратно, — предложил детектив. — А то он так и будет елозить по одному и тому же. Холера, и как же Присцилла его терпит?       Геральт положил свою тяжелую руку на плечо хозяина заведения и решительно направился к женской части их компании, уже довольно долго шептавшейся о чем-то своем, девичьем.  — На кой вы притащили его обратно? — недовольно спросила Йен. — Мы только его сбагрили.  — Ага, и он пошел нудеть к нам. Спасибо, Йен, раз терпеть, то всем вместе. Без обид, Присцилла.       Блондинка махнула рукой, мол, все понимает, и быстро взяла несущего околесицу Лютика под свое крыло.  — Насекретничались? — Регис подсел к Трине. Глаза у той блестели задорным огоньком, будто у подростка.  — Да! Летом все идем в совместный отпуск и едем в Кентукки, смотреть госпиталь Вейверли-Хиллз. Всегда мечтала там побывать. Говорят, там есть пятисотфутовый тоннель, куда сбрасывали тела умерших.  — Вейверли-Хиллз… Подожди, бывший туберкулезный санаторий? Что там может быть интересного? Это просто развалины. А все эти истории о призраках — простейшее самовнушение, не больше.       Трина страдальчески закатила глаза.  — Ну вот, опять. То есть, с тарзанки прыгнуть для тебя нормально, а в санаторий с призраками поехать — нет?  — Я думал, что твои сумасбродные идеи на этом кончатся. Мне вот что интересно — почему тебя все время тянет на всяческий экстрим?  — Почему, почему… Чтобы в преклонном возрасте я могла сказать «да, черт возьми, я это сделала. Я прыгнула с тарзанки, я искала призраков, хотя в них не верю, я ела сюрстремминг и меня не стошнило» и еще многое другое. Это, Регис, то, чего ты и хотел. Жизнь. Жизнь, а не скорбное существование в четырех стенах.       Она была неисправима в своей привычке принимать решения сразу за двоих. Глаза Трины сверкнули еще ярче, улыбка стала еще хитрее.  — Я же говорила, что есть у меня идеи, как тебя растормошить. А ты обещал мне довериться.  — Хорошо, я подумаю.  — Моя прелесть.       Трина заурчала, будто кошка, и припала к его плечу. Она сама была слегка навеселе. Ее ладонь, немного мокрая от пота и конденсата с бокала, стиснула его пальцы. Регис ответил тем же и поцеловал ее в макушку, немного липкую от лака.  — Твоя прелесть, твоя.       Впереди у них были очередные выходные, принадлежащие только им двоим.       Шел уже четвертый месяц, как они сошлись. Время будто повернулось вспять, откатилось далеко назад, когда хотелось жить, когда солнце, пусть и зимнее, светило ярче, а ночи казались бесконечно долгими. Трина делилась своей энергией, заражала жизнью, и вещи, выглядевшие глупо, внезапно оказывались не такими уж и глупыми. Например, он не стал возражать против фотографий на прогулках, за просмотром сериалов или мытьем кота, которое кончилось промокшей одеждой и располосованными руками. Более того, он согласился на совместную фотосессию, для которой Присцилла любезно продумала сюжет и даже взяла в аренду пару лошадей. Вышло на удивление хорошо. Трина щедро делилась снимками в своих соцсетях, а Регис хоть и остался при своем мнении относительного этого, ни на чем не настаивал.       К слову о соцсетях. Атаки бывшей любовницы на одну ночь даже и не думали прекращаться. Наоборот, они только набирали силу. Молодая косплейщица закидывала его сообщениями с упорством барана, таранящего новые ворота, строча в день по не одному десятку сообщений. Она вела с собой какой-то странный, понятный только ей диалог. Регис попросту удалил все содержимое аккаунта, а после и вовсе его закрыл. О наличии чокнутой поклонницы Трине он так ничего и не сказал — не хватило духу. Этой неприглядной странице его жизни суждено было быть запечатанной, закрашенной, вычеркнутой. Меньше знает, крепче спит. И поэтому прежде чем представить свое скромное творчество новоиспеченной даме сердца, Регис провел тотальную чистку отзывов, изрядно загаженных руганью неугомонной поклонницы с другими читателями.       С совместным проживанием торопиться им было незачем. Трина не могла въехать в его квартиру вместе с Токи, поскольку хозяева запрещали приводить туда домашних животных из-за дорогой мебели и обоев, а он опасался терять жилье в том случае, если их быт не сложится. Ничто не мешало приезжать друг к другу на выходных и проводить время вместе. Не без мстительного удовольствия Регис отмечал, что собачонка, от лая которой он иногда просыпался раньше времени, стала вести себя намного тише. Ее хозяйка пару раз что-то буркнула насчет стука в стену по ночам, на что получила вполне резонное замечание. И когда лай прекратился, Регис тоже не стал продолжать бессмысленную войну и приладил к спинке кровати несколько силиконовых прокладок.       Домой они уехали после полуночи, уставшие, но довольные вечером. Такси везло их на Сентр-стрит, в квартиру Трины, где их ждал Токи, жаждущий ласки и новой порции корма. Трина хоть и крепко стояла на ногах после трех бокалов лагера, зевала все чаще. По итогу женщина отключилась моментально, стоило ей добрести от ванной до постели. Регис, рассчитывавший на нечто большее, чем простой сон, только снисходительно улыбнулся и устроился рядом. Ему даже удалось отвоевать часть одеяла, которое женщина свернула в клубок и подмяла под себя.       За окном посвистывал ветер, гнал стаи белых снежных мушек куда-то вдаль, в ночное небо, по пустым улицам Нью-Йорка, и от этого спальня, их маленький мир, отделенный от январского холода бетоном и стеклом, становилась еще уютнее.       Трина негромко посапывала во сне. Немного поворочалась, приникла ближе. Теперь ее голова устроилась у него на плече, правая нога, теплая и гладкая, покоилась на его бедрах.       «А все-таки Лютик может выдавать умные мысли, — подумал Регис, глядя в черноту в узкой щели между плотных штор. — Твое придет тогда, когда это будет действительно нужно. И пришло же. То самое мое, точнее, моя, и я уверен в этом. Наконец-то уверен»       На черных прямоугольных тарелочках с красными и зелеными лентами в традиционном японском стиле роллы выглядели особенно хорошо. Регис окинул свои старания критическим взглядом и поправил парочку. Конечно, будь они домашнего приготовления, это был бы особый повод для гордости. Но после нескольких просмотренных видео на ютьюбе хирург немного поник. Его пальцы, может, и творили чудеса в пределах операционной, но на заворачивание риса с рыбой в водоросли пока что не годились. Профессионалы из японского ресторана свой хлеб ели не зря, поэтому Регис оставил приготовление сегодняшнего ужина им, с чем они прекрасно справились. Шедшая в подарок бутылка вина и вовсе была приятным бонусом.       Деликатный стук в дверь застал его за раскладыванием ядовито-зеленого салата чукка в крохотные мисочки. Регис глянул на часы. Трина должна была приехать от субботнего пациента гораздо позже, минут на сорок, не меньше. И обычно предупреждала, если освобождалась или задерживалась.  — Секунду, — громко произнес он, вытирая руки салфеткой.       Стук повторился. Регис подхватил тарелочки с роллами, перенес их на журнальный столик в гостиной, где уже расположились два бокала и длинные свечки в стеклянных подставках, и в пару шагов оказался у двери. Радостно звякнула щеколда.  — Здравствуй, дорогая… — начал было Регис, открывая дверь, но фразы не окончил.       Воодушевление, переполнявшее его перед встречей, разбилось так громко, что его звук должен был быть слышен в коридоре. Он стоял перед женщиной у порога, не в силах двинуться с места. И чувствовал себя максимально некомфортно.       Трудно было сказать, кого хотелось видеть меньше — бывшую жену или ее, пергидрольную блондинку с кукольным лицом, на котором застыла стеклянная улыбка безумца.  — Нэтали, — выдохнул он.  — Привет! — она улыбалась так, будто бы к уголкам ее рта привязали веревочки. — Наконец-то я нашла тебя. Ты что, прячешься от кого-то? Ну что, впустишь меня? Я замерзла.       Один только ее вид заставлял кишки сворачиваться в тугой узел. Нет, выглядела она так же, как при их первой и последней встрече — ребенок, выросший только лишь телесно, формально, юридически. Тогда ему было наплевать на ее кругозор, интересы и воспитание. Последнее, кстати, вызывало вопросы, поскольку ее внешность никак не вязалась с попыткой украсть его бумажник. Зефирная принцесса, ей бы сидеть в башне и дожидаться принца на белом коне, чтобы жить в прекрасной ванильной сказке, а не бегать за великовозрастным Кощеем. В глазах многих их встреча и мимолетная интрижка была обыденностью, крупицей грязной и неприглядной реальности. Регису воспоминания о той ночи не приносили ничего, кроме стыда и сожаления.  — Ну, так что? Ты и дальше будешь держать меня на пороге? — она вернула его к действительности. — Я замерзла, говорю.       И стоило бы захлопнуть перед ней дверь. Не вышло. Воспитание не позволило.  — Да.       Он посторонился и впустил ее.       Девица скромничать и не думала — сразу же принялась раздеваться, скинула сапожки и прошла в гостиную. Регис последовал за ней.  — Ух ты! — восторженно пропищала она. — Как тут у тебя миленько… Коверчик, цветочки, ой, а там что, камин? Обалдеть!  — Нэтали…  — Ты что, знал, что я приду? Суши, вино… А «филадельфия» есть?  — Нэтали, — он окликнул ее чуть громче. — Остановись на минуту. Ты как сюда попала?  — Ну как же? Ты сам меня впустил.  — Я не об этом. Как ты узнала, где я живу?       Блондинка стояла у книжной полки и с интересом разглядывала коллекцию стеклянных фигурок, которую хозяева квартиры не сочли нужным забрать с собой.  — Это было не просто, надо признать. Я писала тебе, но ты меня игнорировал, потом принялся блокировать. Очень по-мужски, — съязвила она с обаятельной улыбкой. — Я уже и так к тебе, и эдак, ты все прячешься и прячешься. Зачем страницы удалил?  — Ученые ищут ответ на вопрос «есть ли жизнь вне соцсетей». Решил поучаствовать в исследованиях.  — Шутишь? Впрочем, мне без разницы. Твоего номера телефона у меня не было, и я какое-то время не знала как быть. Потом подумала — а была не была, схожу-ка к тебе в гости. И снова мимо. Спасибо Сианне, что подсказала где тебя искать.       «О, Создатель, ну что за змея», — подумал Регис.  — Хорошо, с этим разобрались, — сказал он вслух. — Второй вопрос. Зачем ты меня искала? И что за охоту устроила? Нам не о чем с тобой больше говорить. Зла за попытку кражи я держать не стал, но это веский повод для нас обоих держаться друг от друга подальше.       Нэтали повернулась к нему и состроила самую умильную гримаску, на которую только была способна. Потом трагично вздохнула и опустила глаза в пол.  — Мне… Мне стало очень стыдно за то, что я так сделала. Видишь ли, мама сказала, что больше не будет мне помогать деньгами, а я тогда сильно задолжала одной студии. Потом думала, думала, и поняла, что хочу отплатить тебе за твое великодушие. Ты поступил как настоящий мужчина, не стал ломать мне жизнь и карьеру.  — Какую еще карьеру? Ты же сказала, что не работаешь.  — Я косплеер, — серьезно заявила Нэт. — Между прочим, на этом многие очень хорошо зарабатывают. Я только начинаю, но очень скоро выйду на новый уровень. Надо только сделать пластику носа и чуть-чуть грудь увеличить.       По скромному мнению хирурга, единственное, на что ей действительно стоило потратить деньги, были курсы актерского мастерства. В ее раскаяние не поверил бы даже самый наивный ребенок. Вслух, конечно же, он ничего не сказал.  — Понимаешь, я сама не знаю, как так вышло. После встречи с тобой я пыталась кое с кем мутить, но потом поняла, что все чаще и чаще в мыслях возвращаюсь к тебе. Странное дело, но ты даже пьяный весьма обаятелен. И твой поступок, это твое благородство… — она развела руками. — В груди у меня как-то екнуло, и я поняла, что без ума тебя.  — Нэтали, — обескураженно произнес он. — Я был в стельку, о чем ты вообще говоришь?  — Это не важно, — ее глаза будто остекленели. — Я чувствую это. Я знаю. В общем, я хочу быть с тобой. Мне нужен только ты. Послушай, — девушка подошла к нему, положила ладони на грудь. Регис поспешил их скинуть. — Мы будем прекрасной парой.       Фанатичный блеск в глазах, шаблонная речь, совершенно не вяжущаяся с реальностью, искаженное восприятие действительности. Регис начал медленно понимать, что все куда хуже, чем ему казалось.  — Нэтали… — он глубоко вздохнул. Из них двоих хотя бы один должен был рассуждать здраво. — Минуту. Подожди. То, что ты говоришь, либо откровенный сюр, либо бред сумасшедшего. Может… Может быть, у тебя что-то случилось? Тебя что-то сломало, и ты потеряла связь с реальностью? Такая нездоровая одержимость может быть симптомом серьезного заболевания, как психического, так и ЦНС и любой другой области. Я могу тебе помочь и свести с нужными специалистами. У нас есть прекрасный психиатр. И поверь, я сейчас не издеваюсь, не пытаюсь тебя оскорбить, мне действительно за тебя страшно.       Ее красивое личико стало злым, маленькие кулачки сжались.  — Не нужно говорить со мной, как с умственно отсталой, — прошипела она. — И врач мне нужен только один. Это ты.  — Да что… Объясни, почему ты так в меня вцепилась? Я тебе отца напоминаю?  — Вовсе нет, — ее будто бы снова озарило лучиком света. — Все просто — мы с тобой вместе. Ты и я. Ты меня любишь. Даешь всю свою любовь, на какую только способен. Поддерживаешь морально и финансово. А я люблю тебя в ответ. У тебя молодая и красивая жена. Только представь — красавица и чудовище. Как в сказке.  — Жена? — уточнил Регис, думая, что ослышался. — Ты мне в дочери годишься. У меня с тобой даже общих тем для разговора нет.  — Тогда в баре тебя это не смущало. И вообще, разговаривать вовсе не обязательно. Любить можно и в тишине. Счастье любит тишину, разве не так сейчас говорят?       Он заскрипел зубами. Сколько ему еще придется окунаться с головой в этот нужник? Стоило только дать слабину, потерять над собой контроль… Выбор тогда был невелик — сорваться и загреметь в психиатрическое отделение или напиться до беспамятства и пуститься во все тяжкие. Теперь образ больничной койки с мягкими кандалами уже не выглядел так пугающе.  — Это изречение имеет совершенно иной смысл, Нэтали. Что до тех дней, то тогда мне было нелегко. Я был готов искать утешения в объятиях любой женщины, лишь бы не быть одному, потому что иначе меня ждала петля. Знаю, что натворил глупостей, и поверь, я сожалею о них. Но говорю честно — тогда я был готов обниматься хоть с вешалкой.       Ресницы девушки затрепетали. Стеклянная завеса в ее глазах как будто пропала, и в кукольном лице появилось какое-то печальное понимание. Очевидно, что-то из сказанных слов до нее все же дошло.  — То есть… — она шагнула от шкафа обратно в центр комнаты. — То есть, это все не для меня?  — Нет, не для тебя, — терпеливо подтвердил Регис. — Я никак не мог знать, что ты придешь сюда. Теперь прошу, иди домой. Скоро придет моя подруга, и я не хочу неприятностей.  — Подруга? Точно, та побитая жизнью проститутка на фотографиях с тобой, — снова вскинулась Нэтали. — Мне даже интересно на какой трассе ты нашел эту…       Это был первый раз за всю его жизнь, когда хотелось ударить женщину. С размаху, по лицу, чтобы заткнуть фонтан грязи, что она называла речью. Ударить звонко и сильно, чтобы на миловидном личике остался след.  — Взять бы кусок мыла да промыть твой маленький грязный рот, барышня. Тебе бы лучше научиться следить за словами, поскольку не все в этом мире такие добрые, как я, — он наставил на нее указательный палец. — Давай так — я еще раз прошу у тебя прощения за обманутые чувства, хоть и не считаю, что давал к ним повод. Я не беру во внимание твою попытку кражи и преследование в интернете. Я от всей души желаю тебе удачи на поприще косплея. А теперь прошу, уходи. Уходи и больше никогда не появляйся. Иначе мне придется вызвать полицию.       Нэтали выслушала его, изредка кивая. С каменным лицом. Тем самым лицом, с каким она стояла на большинстве своих фотографий. Мертвым, не выражающим абсолютно ничего.  — Вызывай, — ее шепот был подобен шелесту сухого листа по асфальту. — Вызывай их. Мне тоже есть что им сказать.  — Прости?  — Ты… Ты меня изнасиловал. И запугал. А я только сейчас набралась сил рассказать об этом.       Регис отступил назад. Очень вовремя оказавшийся позади диван, а точнее, его спинка, спас его от падения.  — Ч-что? Ты в своем уме, Нэт? Не было такого.  — Будет, если не останешься со мной. Ты мой, Регис. Понимаешь? Ты мой. Будешь моим всеми правдами и неправдами. Я тебя люблю.  — Верится с трудом, если честно. Даже если это так, то я тебе говорю открытым текстом: я тебя не люблю, ты меня не привлекаешь, и принудить меня ты никак не можешь. Свободу воли никто не в силах отнять. Я тебе что, такие прописные истины должен объяснять?!       Девушка хихикнула, опустив глаза в пол. Когда она снова взглянула на него, вместо лица у нее была оскалившаяся шакалья морда, истекающая кровавой слюной. Регис с усилием потер глаза ладонями, прогоняя наваждение.  — Стерпится — слюбится. Тебе ли выбирать, в твоем-то возрасте? Я перекрашусь под эту твою Трину, чтобы тебе было попроще, хотя я не люблю черный цвет. Но только на первое время.  — Тебе никто не поверит. Если не сядешь за преследование, то за клевету вполне можешь.  — Ой-ой, взрослый мужчина грозит маленькой девочке тюрьмой! Даже если ты докажешь, что я вру, кому поверят люди? Доказательства, как и правда, сейчас никого не волнуют. Сажают даже за дела двадцатилетней давности, а в нашем случае прошло всего полгода. Твоей карьере конец, солнышко. Никто не ляжет под твой скальпель, даже если ты оправдаешься.       Ребенок с улыбкой маньяка смотрел ему в лицо. Молоденькая, хрупкая девчушка, на деле оказавшаяся людоедкой.  — Видишь ли, дорогой мой, — она ласково улыбнулась. — Я ненавижу, когда забирают то, что мое. То есть, тебя. Когда я вижу тебя с кем-то другим, у меня внутри будто все выворачивается наизнанку. Руки зудят, выкручиваются мышцы, трещат кости. Это значит, что я хочу убивать.       Ее смешок, неестественный и безумный, напомнил щебетание иволги.  — После тех фоток, что выложила твоя черноволосая шаболда, я сутки спать не могла. У нее хватило наглости выложить это на всеобщее обозрение! — ее голос скакнул от вкрадчивого полушепота до визга. — На тех фотографиях должна быть я!       Нэтали шумно втянула воздух носом и выдохнула через рот. Ее лицо теперь напоминало плохо перемешанный йогурт с ягодами.  — Расклад такой, — девушка вернула лицу выражение блаженного слабоумия, никак не вязавшегося с ее словами, — ты бросаешь эту тварь и уходишь ко мне. Либо я превращу ее лицо в кровавое месиво. Я буду втаптывать ее лицо в асфальт до тех пор, пока они не станут похожи по фактуре.  — У тебя хватает наглости мне грозить?  — Если нужно, то да. Она не сможет любить тебя так, как я. Никто не сможет. Ты мой, Регис, только мой. И я убью любую шлюху, что будет тереться где-то рядом. Я превращу вашу жизнь в ад, пока ты не поймешь…       У бешенства, того, что не являлось болезнью, действительно были весьма специфические симптомы. В руках ощущалась некая ломота, зуд, неистовое желание направить всю томящуюся в мышцах энергию в оппонента. Глаза застилало дымкой, а мозг временно отключался. А потом… А потом оставалось встречать последствия.  — Я не стану больше слушать эту чушь, — не выдержал Регис. — Уходи. Пошла вон, пока я тебя с лестницы не спустил.       Ему понадобилось лишь две секунды на то, чтобы подскочить к двери и открыть. Деликатным, но твердым движением он развернул Нэтали за плечи и вывел из квартиры, выставив следом ее сапожки и бросив пальто.       Нэтали усмехнулась.  — Ты пожалеешь об этом, дорогой мой. До скорого, Регис.       Регис захлопнул дверь и медленно сполз по стене на пол. В лицо ему будто плеснули кипятком, а от ударной дозы адреналина мучительно скрючился желудок и все к нему крепящееся. Ни о каком романтическом ужине не осталось и мысли.       Он схватился за голову, вцепился в волосы так сильно, что на глазах выступили слезы. И как только его угораздило вляпаться в настолько липучее и мерзкое дерьмо? Вот и пресловутое везение, совсем как у утопленника. Уж лучше бы ему тогда, полгода назад, вызвать проститутку, у них хотя бы есть какое-то представление о чести. Но судьба услужливо подсунула ему не то молодую маньячку, не то хитрую и расчетливую бездельницу, искавшую богатую шею.       «Нет, все это блеф, — думал Регис. — Не может такого быть, просто не может. Это что-то из романов Стивена Кинга, что-то вроде «Мизери». Нет причин принимать это все всерьез. Боги, ей же всего двадцать, она еще совсем ребенок! Пересмотрела каких-нибудь дурных сериалов на кабельном, вот и заигралась. Косплееры тоже в определенной степени актеры. Может, она просто практикуется на мне перед поступлением в академию искусств?»       В дверь ударили три раза, затем ручка двери повернулась.  — Тук-тук, хозяин дома? — Трина вошла бодро, явно в хорошем настроении. В ее руках шуршал бумажный пакет с продуктами.       Затем она увидела его, едва не выронила пакет и тоже опустилась на колени.  — Эй, ты чего? — ее мягкая рука, слегка прохладная после улицы, коснулась щеки. Ощущение было восхитительным. — Регис, что случилось? На тебе лица нет.       Тот медленно поднял на нее глаза.  — Ничего. Все хорошо.  — Правда? Когда хорошо, лицо не бывает белым, как простыня.  — Правда, — Регис растянул губы в улыбке. — Паническая атака схватила, уже проходит.  — Очень похоже на то. Давай-ка, поднимайся. Вот так. Присядь лучше на диван.       Она разделась и направилась в ванную. Зашумела вода в бачке унитаза, потом зашипел смеситель. Регис отнес пакет с едой на кухню, но разбирать не стал.  — Я забыл поставить вино в холодильник, — сказал он, когда хлопнула дверь ванной. — Извини.  — Да ладно, пустяк. Ты из-за этого так напрягся?  — Нет.       Сервировку стола Трина закончила сама, разлила вино по бокалам, зажгла свечи. Но утерянный вместе с настроением аппетит так и не вернулся. Слова Нэтали засели у него в мозгу будто маленькая, но очень болезненная заноза, и вытащить ее не получалось. Оставалось только загнать поглубже и надеяться, что неприятные ощущения быстро утихнут.  — Как все прошло?  — Вполне обыденно, — психотерапевт подцепила палочками один из роллов и отправила в рот. — Пора мне прекращать принимать пациентов дома. После таких сеансов у меня невыносимое желание провести генеральную уборку.       Регис разделял ее ощущение. Ему хотелось провести не просто уборку, а святой водой, даже учитывая его приверженность атеизму.  — Трина, — не сразу отозвался он. — Ты мне веришь?  — Конечно, — женщина отставила тарелку. — А что?  — Н… нет, ничего. Просто хочу, чтобы ты знала, что я тебе не лгу.       Трина подсела еще ближе, привлекла к себе и обняла. От нее исходило прямо-таки магическое тепло, покой накатывал волнами и растворял последние крупицы тревоги. В этом чувстве хотелось остаться навечно. В безмятежном тихом счастье, полном ее запаха. Если бы только это было реально.  — Скажи, — он отстранился, но ее рук не отпустил. — Ты когда-нибудь совершала поступки, о которых потом сильно жалела?  — Разумеется, — Трина пожала плечом. — Я думаю, у каждого есть багаж не самых благовидных поступков. Кто-то по юности окна бил, кто-то травку покуривал или даже продавал. Или что ты имеешь в виду?  — Нет, нет, это не касается закона. Я говорю о вещах, которые спустя какое-то время кажутся настолько постыдными, что хочется отмотать время назад, чтобы их не совершать.  — Хм. Да, есть кое-что. Мне тогда было лет двадцать, наверное. К тому моменту я уже развелась со своим мужем. Тоже захотела провести молодость как полагается. Меня тогда втянуло в тусовку местных музыкантов, и все они были почти на пятнадцать лет старше меня. Закрутился у меня роман с одним мужчиной, назовем его Эндрю, поразительно похожим на одного известного металлиста. Его внешность и поведение очень помогали ему цеплять молодых девчонок, примерно моего возраста. Но вот за меня он как-то зацепился, причем, серьезно. И все было бы хорошо и прекрасно, если бы у него не было сожительницы, с которой он встречался и жил, разумеется, к тому моменту уже семь лет. И вот так крутиться на два фронта ему было очень даже удобно и здорово. Захотел — трахнул одну, захотел — вторую. И продолжалась эта феерия года три, не меньше. Разумеется, его женщина обо мне узнала и была не слишком счастлива.  — И чем все кончилось?  — Я думаю, ты и сам догадываешься. Ничем хорошим. Мы пытались с ней договориться, сосуществовать мирно, но она не смогла. Взорвалась. Я тогда жутко ее возненавидела. Но потом, когда поняла, что ничего не поменяется, и что он не собирается выбирать, я поставила вопрос ребром, на что получила соответствующий ответ, — Трина улыбнулась и развела руками. — Его все устраивало. А меня уже нет. Я решила отступить в сторону, вернуть той женщине ее место, и перестать быть гребаным прицепом. И ничуть не прогадала. Эндрю был недоволен, начал за мной бегать, даже бросил свою сожительницу. Только вот и мне он уже не был нужен. Ты бы знал, чего я тогда наслушалась, каких униженных просьб. Он даже грозил покончить с собой, только вот меня этим не проймешь. Сейчас у них все хорошо, они снова вместе, и знаешь, никто ни на кого не держит обиды. С его женщиной мы помирились и нашли общий язык. Она хороший человек. И отвечая на твой вопрос, я скажу так — я очень жалею, что причинила ей столько зла. Как она переживала, что какая-то мелкая соплячка пытается ее подсидеть, отбить ее мужчину… Это ужасно. И мне очень стыдно за себя. У меня открылись глаза, что я была готова прыгнуть в пекло за человеком, для кого мы, женщины, всего лишь трофеи. Он легко и непринужденно рассказывал мне, что мог подцепить какую-нибудь телку в баре, трахнуть ее и на утро выставить, и все за спиной у своей благоверной. И только после расставания я ощутила запоздалую брезгливость.       Регис понимающе кивнул.  — А что насчет последствий? На тебе это как-то отразилось?  — Еще как! — усмехнулась Трина. — Прослыла шлюхой среди той компании. Ну, хоть болячек не нацепляла от него. Слухи меня не подкосили. Я за себя знала, что шлюхой не была. А остальные пусть говорят, что угодно, только фамилию не путают. Это был бесценный опыт, Регис. Я научилась уважать чужое пространство, чужие отношения, и теперь мне голову просто так не свернешь смазливой мордой и сладкими речами. Тогда мне было плохо, да. Но все течет, все меняется. Помнишь тот старый анекдот про недовольного жизнью еврея?  — Смутно, но что-то припоминаю… Что-то там было про табличку.  — Да, верно. «Так будет не всегда», это мое жизненное кредо. Не всегда будет хорошо, не всегда плохо. Удивительно, но эта фраза помогает мне сохранить оптимизм и не потерять связь с действительностью. А о чем жалеешь ты?       Он растерялся.  — Я… Я даже и не знаю, — соврал он и виновато улыбнулся. — Ничего особенного, на самом деле. Там не о чем говорить. Ты устала, а я не хочу забивать тебе голову своими скелетами, так что пусть себе висят до поры до времени. Ешь, дорогая моя.  — Регис, — она тронула его за щеку, заставив поднять на нее глаза. — Я вижу, что ты чего-то не договариваешь. Скажи, в чем дело?       И чего вот стоит открыть рот и просто сказать, что его преследует сумасшедшая маньячка. Нарочито небрежным тоном, не ради жалобы, а предупреждения. Честно и с достоинством признаться в неспособности побороть этот недуг.       Волосы Трины, густые и тяжелые, стекающие на плечи будто битум, занимаются пламенем и выгорают до медно-рыжего оттенка. В ее глазах недобрый огонек, аппетит, алкание крови. Меняются скулы, разрез глаз и форма губ.       Она снова перед ним. Лилли-искра. Лилли-жизнь. Лилли-смерть. Своей властной рукой зажимает ему губы, и не рождается ни звука. Она смотрит с насмешкой, с вызовом, зная, что он будет молчать. — Т-с-с, — она прижимает палец к полным красным губам. — Ты будешь молчать, мой милый. Ты будешь молчать. Ты серьезно боишься мелкую тупую мокрощелку Нэт? Тогда у меня для тебя плохие новости. Откроешь рот — и в следующий раз очаровательную задницу доктора Шрайбер ты увидишь, когда она будет убегать от тебя подальше. Никто не любит сопляков. Никто не хочет тратить на них время. Ты как большая плюшевая игрушка — обнять приятно, но в остальном толка нет».       В кабинете психолога, пожалуй, самой часто произносимой фразой было «Не слушайте других, принимайте себя таким, какой вы есть». Утрированно, но общий смысл был таков. Нужно класть любой понравившийся орган на мнение общественности и жить в свое удовольствие. Рожа крива? Ну и что, зато она моя, она уникальная, ни у кого больше такой нет. Любишь ходить босиком по асфальту? Дело твое, и только тебе потом разбираться с потертостями и ранками. Хочешь плакать — плачь. Хочешь смеяться — смейся. Хочешь кричать — ори так, чтобы тебя слышал весь мир. Примеров могло быть несметное множество. В кабинете мозгоправа все это звучало осмысленно и весомо. А после открывалась дверь в реальный мир, где из каждого утюга неслись стандарты, перевернутые с ног на голову. Чувствовать можно. Показывать запрещено. Заплачешь, когда грустно — «плачут только слабаки». Засмеешься — ты либо дурак, либо по тебе тоскует психиатрическая клиника. Закричишь — ты знаешь куда тебе, агрессор и неадекват.  — Да, — твердо сказал он. — Да, мне есть, что сказать. Я счастлив, что мы с тобой встретились, пусть и началось все не совсем стандартно. Пожалуй, это даже хорошо. Но то, как все обернулось, — это лучшее, что со мной случалось за последние несколько лет. И я хочу, чтобы это не кончалось. Чтобы так и оставалось, даже когда этот конфетно-букетный период пойдет на спад. Я не герой, Трина. Далеко не тот, о ком может мечтать женщина, вроде тебя, но… Просто знай, что все мои деяния направлены только тебе во благо.       Его недолгая, но эмоциональная речь произвела на нее впечатление. Глаза Трины приоткрылись чуть шире, на щеках выступил румянец. Ее пальцы потянулись к блузке, расстегнули две верхние пуговицы. Интригующее декольте стало чуть глубже.  — Ничего себе, — ошеломленно произнесла она. — Не совсем понимаю, к чему была последняя фраза, но ее смысл мне нравится. И все выше сказанное тоже.       Ему стало намного легче. Теплый монолит нежности, заботы и желания близости похоронил под собой перенесенную тревогу и вернул равновесие, обретенное рядом с этой женщиной. Время покажет, как сложится их дальнейшая судьба. А пока он хотел просто жить настоящим.  — Я думаю, суши никуда не денутся, — негромко произнесла Трина. — Подождут час-другой, а я пока покажу тебе, как сильно соскучилась за неделю. Что думаешь?  — Или два. Или три. Или сколько потребуется.