We fight every night for something When the sun sets we're both the same Half in the shadows Half burned in flames. We can't go back for nothin' Take what you need say your goodbyes
***
«Курение убивает» в сотый раз читает Тутберидзе на упаковке, прикладывая телефон к терминалу оплаты. Осенние утро выдалось особенно неудачным. Дома закончился кофе, не говоря уже о какой-либо еде. Под глазами такая глубокая синева, что самый дорой тональник не справляется. Поэтому на работу Этери приехала к двенадцати, плюнув на всё и по пути зайдя за пачкой сиграет, которой в посленее время почти не хватает на день. В такие моменты её лучше не тревожить. — Такая красивая женщина покупает сигареты, чтобы заглушить одиночество. Вам такое не полезно, — противно пищит молодой продовец, любезно улыбаясь. Ей противны такие люди. Их не спрашиваешь, молчишь и спокойно делаешь выручку, а они так и хотят залезть туда, куда не надо следует. Она крутит пачку в руках, еще не распакованную, противно белую, как стены больниц. И смотрит наглецу прямо в глаза. — Мне кажется, что я не просила у вас совета, как мне жить. А за комплимент спасибо, правда сегодня я не в лучшей форме. — парень выглядит расстроено и тревожно, провожая ее холодным, бесполезным взглядом. В нем нет ничего живого, того, что ищут в других неосознанно. Этери давно не верит таким комплиментам, потому что банальные фразы он говорит всем. Но в глазах его пустота и отсутствие любого интереса к жизни, так же как у неё в зеркале. Это о них, о лишних людях, которые не могут найти места в бешенном ритме времени. Сигарета жжет ментолом и огнем, отставаясь мелкими алыми пятнами на губах. Этери затягивает её плетясь мимо каких-то домов обратно к Хрустальному, чтобы начать рабочий день пологается. За этот день она, конечно, ничего не ест и не пьет, перебиваясь парой сигарет из пачки. Они прекрасно утоляли голод физический и эмоциональный. — Приеду вечером? — дурацкая протертая кофта под его руками сминается и покрывается бесформенными трещенами. Тутберидзе всегда подмечает мелочи, детали. Если думать о широких понятиях и смылах, она упускает что-то очень важное в череде дней, но ничего не меняется просто так. Она уже не думает о том, как ей было хорошо когда-то и как плохо сейчас. — Я подумаю. Секс с ним ничего не значит и не дарит, но это что-то об удовлетворение животных инстинктов, а не о чувствах. Ему нравится подниматься в своих глазах за счёт этих «отношений», ей не терять связь с реальностью, забывая, что она одинока. В сумке лежит костюм для тренеровок. Дно черное, бездонное, непривычно пустое, ведь когда-то туда помещалось больше: платье на вечер, как просит Женя, её коньки и её одежда, потому что «две сумки это не удобно». Тренер тогда ругалась страшно, что лучше бы она так думала о тренеровках, чем забивала голову любовью, но пряталась за ворот, чтобы не показывать предательскую улыбку. Этери ненавидит себя за воспоминания, за ту боль, что с каждым новым вздохом ударяет в грудь, но никогда не оставляет их слишком далеко. Она ненавидит себя за те ощущения, которые не должна вызывать предавшая спортсменка, однако продолжает искать в памяти счастливые моменты, чтобы не замёрзнуть. Всё на этом чертовом катке — это Женя. Каждая девочка, каждый скрип — это отголосок её смеха, её улыбки, её шёпота. От этого хочется рвать волосы и рыдать, но она держится, не выдавая никаких эмоций, ведь ей по большому счету уже все равно. С тех пор как Медведева вернулась в Москву, женщина звонит ей каждую неделю в надежде услышать заветное «я приеду», но в ответ всегда идут гудки. Эти встречи тоже никогда не были про любовь, а про всё тот же секс, что и с Даней, с кем угодно другим. Но почему-то больно и обидно от этого молчания. Этери впервые приглашает её на чемпионате России, первом порознь и навсегда обидном. Хватает за руку в коридоре отеля и тащит в номер, не слыша возмущений и не чувствуя ударов. Они никогда не говорят об этом, все так же игнорируют друг друга на публике, но Медведева кричит её имя на пике наслаждения каждый раз, когда возвращается в Москву. Женщина ремнем оставляет на мягкой коже красные полосы за лишнее слова, за попытки разговоров, потому что боится истины. И лишь ищет причину, почему она не может вздохнуть, когда видит, что Женя надевает безумно короткие платья на встречу с кем-то другим. Иррационнальное чувство ненависти к той, что уехала за океан. Женщина натягивает теплую одежду, съеживаясь от холода, которым наполнено помещение, спокойно касается смятой кожи на диване, прикрывая глаза. Она продолжает жить, несмотря ни на что. — Я жду тебя сегодня вечером у себя, — Глейхенгауз привычно стучится несколько раз, прежде чем заглянуть в дверь. Его не волнует личное пространство, да и всё остальное. Этери привыкла к нему, его необдуманным поступкам и сухим рукам, которые никогда не согревают. Даже к его жутким шуткам и желаниям. Поэтому приглашает домой без раздумий, лишь немного натяв улыбку, которая исчезла из её жизни вместе с личным счастьем. Женщина проводит ладонью по светлой копне, зацепляясь длинными пальцами за кудри и медленно запрокидывает голову, словно ищет помощь где-то наверху. — Камила волнуется очень перед прокатами. Поговори с ней, пожалуйста, а то нам Ани для нервов хватает, — Глейхенгауз проходит в глубь кабинета, садится на диван, где ему совсем не место в представлении женщины, и её силы кажется совсем покидают, когда он касается ладони. Этери одергивает руку, чтобы не осталось следа от этих прикосновений. Его сухие пальцы соскребают кожу и оставляют раны. Это всё бесполезная игра очередного бесполезного дня. — А у меня есть выбор? Конечно, поговорю, — женщина тянется за телефоном, чтобы понять сколько этот миг и хватает ключи со стола, чтобы хотя бы на час попасть на лёд. Она любит работать, но ещё больше любит спокойные ночные часы, когда можно стать собой и выспаться, пусть и в одиночестве. Тогда в голову приходят самые лучшие идеи. Камила юная девочка среди опытных акул, которые готовы выгрызть место под солнцем любой ценой. Её короткая программа снова личная, как и та, что они ставят самой первой для неё. Тутберидзе придумывает её в один из вечеров, когда Женя одета в голубое платье, и поёт на кухне, пока никто не видит, словно птица. Девушке кажется, что она одна, пока женщина переваливаясь за дверной косяк наблюдет за её неклюжей готовкой еды, которую они всё равно не съедят. За окнами пахнет елью и снежинками. Через пару дней она уедет в отпуск, а Женя начнет выступать в шоу Авербуха. Они не говорят о том, что произошло на чемпионате России, не смеются с шуток о спорте и ботинках. Фигуристка приносит с собой планшет, где включает какую-то глупую новогоднюю комедию, будто ещё верит в то, что они могут делать что-то как обычная пара. Под этот бесполезный фон они протяжно целуются. Женя накручивает её волосы на пальцы, изучая знакомое тело, забывая о всякой комедии и жмется всё ближе от холода из окна, что они всегда оставляют открытым. Девушка почти не мерзнет, но греет её под тяжелым одеялом, где всегда есть место для двоих. А ещё в тот день она вовсе не канадская. В её глазах так много знакомой радости и искры, что хочется поддаться её громкому смеху. Она убегает за мандаринами в круглосуточный магазин за углом, когда женщина впервые показывает улыбку. Делится с ней ужасно вредными на ночь фруктами, кормит прямо с рук сочными дольками. Тогда Этери кажется, что звезды сияют только для них, и они так долго и много шутят обо всем, что она не замечает как рука обнимает девушку в порыве нежности, о которой она давно забыла. — Камила, ты должна плыть по льду в начале, а не останавливаться в поисках. Это твоя главная проблема: ты не чувствуешь то, что катаешь, — Этери отвлекается от воспоминаний, понимая наконец, что не ждет в этом шторме правды. В холодном густом воздухе катка никогда не почувствовать лёгкость и нежность той ночи. Это словно игра, перспектива воздуха, повторение одного и того же, чтобы не забыть. Камила может катать бесконечно много, но никогда не добъется истины, потому что её на самом деле нет. Всё тогда было неправильным, и ощущение свободы, полета от того в программе не возникает, потому что правду знают только два человека. — Почувствуй историю в себе. Это может быть не то, что я вижу в этой программе, но ты должна идти за этой историей, а не она за тобой, — женщина касается пачки сигарет в кармане куртки, долго всматриваясь в следы на льду. Холодный ветер касается волос, разнося их вдоль лопаток. Тренер перекидывает кудри за спину, чтобы запах шампуня, что пахнет мандаринами, словно та ночь, не был заметен всем. — Хорошо, Этери Георгиевна, — её глаза наполнены размышлениями и это не пугает, ведь Камила юна и она не Женя. Никто не Женя. Она почти не чувствует себя на этой тренеровке, долго смотря на линии в шторме вращений и прыжков. Но не может уйти, ведь всегда работает больше и сильнее всех. Неудачный день превращается в ужас, когда нарастает тяга к чувствам. Тутберидзе медленно идёт по коридору к выходу, чтобы выкурить сигарету. — Этери Георгиевна, — знакомый голос останавливает прямо у двери, едва за светлыми кудрями успевает закрыться дверь. Девочка кажется слишком прозрачной, словно сквозь неё проходят все солнечные лучи. Этери смотрит на это стеклянными глазами, в попытках понять не кажется ли ей эта фигура, этот голос, который никогда не покидал это место, вновь. Медведева не подходит близко, старается и вовсе не дышать, судя по спокойной груди, но Тутберидзе не верит в эту глупую ситуацию. Ей кажется, что Женю она знает наизусть. Но это не та Женя. Другая, выдуманная, чужая. Канадская девочка. — Нет, Жень слишком поздно, — Этери закуривает прямо возле входа, выдыхая клубы дымы наверх. Она понимает, что спустя столько времени после последней встречи Медведева приходит не просто так без звонка или сообщения. Девушка пытается коснуться её, подойти чуть ближе, но женщина не даёт, делая ещё одну затяжку, перекатывая ментол на губах. Во взгляде напротив что-то ломается от этих слов. Тутберидзе смотрит сквозь эти глаза, чтобы не наткнуться на знакомый ком боли. Они не смогут больше доверять друг другу после всего. Тогда о какой работе может идти речь? Потушенная сигарета летит куда-то на пол, чтобы завершить это — За что мы боремся, Этери? — тренер уже почти заходит обратно, чувствуя как колени готовы подкоситься от этого взгляда. Женя умеет говорить правду, жечь сердце безумием и страхом от потери того, что уже не вернуть. Поэтому она когда-то впустила её в свою жизнь, а позже не смогла отпустить до конца. Но сейчас наступает момент, когда приходится говорить правду ей, но она лжёт. Ставит слишком многое на проигрышный вариант. — За то, чтобы сказать прощай.