В поисках свободы

***

Холодный ветер касается лопаток, врываясь в комнату вместе с яркими лучами солнца. Женя касается оголенной кожи, не желая возвращаться в мир обыкновенный, вырываться из грёз и фантазий, где в последнее время было намного проще дышать. Свет не тревожит её, так же как быстро бегущее время. Она просто устала быть собой, иногда желая найти свой путь в чем-то другом. Девушка перекатывается на другую сторону кровати, раскидывая руки, в поисках привычной тумбочки, но нащупывает стену. Простынь щекочет тело теплом, словно еще недавно на ней кто-то лежал. Тяжёлые веки давят, не поддаваясь, а сердце стучит так быстро, словно она бежит от маньяка по ночной дороге. Шероховатые обои под пальцами горят пожаром, пугают до мурашек по всему телу. В её новом доме не было кроватей возле стены. В её новом доме она могла спать только рядом с Джерри. Значит она была не в Одинцово. Девушка глубоко погружается в мысли, укрывается одеялом с головой, чтобы спрятаться от переживаний, что закрадываются в голову. События вчерашнего вечера вихрем мечутся в голове Медведевой, никак не желая собираться в картину. Она помнит, что выбрала бар, куда несколько раз заходила за это лето, «случайно» прогуливаясь рядом с домом, где когда-то проводила всё своё время. Помнит как выключила телефон, чтобы не иметь соблазна позвонить и сказать всё, что думает, виновнице торжества. Последнее, что всплывает в голове и вовсе какой-то кошмарный коктейль и его горечь на языке. И больше ничего. Могла ли она переспать с кем-то? И как с этим жить дальше? В Канаде она часто встречалась с парнями и девушками, проводила с ними ночи, пытаясь существовать дальше. Её не волновала моральная сторона вопроса и совесть, что кричала о предательстве. Но теперь, когда вся её жизнь разрушена до основания… Женя глубоко вдыхает, стараясь не разрыдаться прямо здесь. Осенний воздух вместе с запахом кофе и до боли знакомыми терпкими нотами проникает в легкие. Солнце слепит, когда веки девушки в один миг распахиваются. Темнота вдруг сменяется размытыми образами и шоком, потому что эти цветовые пятна и этот аромат, ощущение тепла и нежности она знает слишком хорошо. — Блять. Женя осматривает себя, старательно проводя ладонью по телу. Ногти больно впиваются в мягкую кожу на бедре — значит точно не спит. Фигуристка смеётся в подушку, чтобы предательские слезы не выдали всю глупость ситуации и её нервозность. На ней нет платья, а ещё белья, которое она так старательно выбирала прошлым вечером. Лишь растянутая майка касается голого тела, заканчиваясь на середине бедра. Голову жжёт от ужаса и похмелья. Когда-то девушка ненавидела пить, но все лето упорно заливала свои проблемы горячительными напитками в тайне от мамы и бабушки. Но никогда до она не переходила границы настолько, чтобы не помнить как она оказалась голой в кровати бывшего тренера. — Просто пиздец, — Женя старается накрыться одеялом, чтобы полыхающее от стыда щёки не были видны всему миру, и натыкается глазами на огромный синяк на бедре. Даже аккуратные движения, чтобы рассмотреть его лучше, вызывают боль, словно кто-то режет заживо. Картинки как это могло получиться всплывают сами по себе, как только девушка шипит от боли. Она очень хорошо знала, что Этери может делать, если наказывает тебя и к каким травмам это могло приводить. Горячие губы путешествуют по разгоряченному телу, стирая все границы и проблемы вчерашнего дня. Медведева хочет прикоснуться к ним, слизать с них капли вина, которое женщина с удовольствием потягивает между прикосновениями. Но руки, как и все тело перевязаны веревками, так что она не может ничего сделать самостоятельно, а лишь лежать и ждать. Алая жидкость стекает по подбородку тренера, словно кровь. Капли скатываются прямо в чёрный бюстгальтер. Их терпкость можно было бы почувствовать, проведя языком по груди, надавливая на неё одной из рук. Воздух вокруг накаляется, во рту пересыхает только от этого картины, даже привычно выпитый стакан воды не помогает. Устоять перед этими руками и губами не мог никто. Желание скапливается внизу живота, искрами растекается по всему телу. Единственное, на что девушка способна — откинуть голову, застонав от удовольствия. Этери знает, как сделать ей приятно, но не переходить границы. Чужое колено легонько надавливает между ног, чтобы дьявольское удовольствие усиливалось и не давало дышать. — Хочешь, чтобы я остановилась? — женщина аккуратно ведёт ладонью по связанному телу. Она не позволяет себе больше, чем Женя разрешит сама. Девушка прикрывает глаза, в надежде и нужде. Ей нужны эти касания и пальцы, что кружат, не желая продолжать начатое, но она не может сказать об этом, потому что покажет свою слабость, что не может устоять перед этой женщиной: — Да. Слово звучит неуверенно, потому что от возбуждения девушка дрожит, еле сдерживая имя, что рвётся изнутри. Старая кровать скрипит под ними, когда девушка получает первый удар по бедру. У бывшего тренера сильная ладонь и её удар останется синяком, но фигуристке плевать. — Да? Этери любит, когда с ней играют, выводят на эмоции. И в этот раз она тоже поддается этой маленькой слабости. Плетка со всей силы ударяет о бедро, где недавно были руки, и оставляет алый след, что совсем скоро станет синим. Женя несколько раз моргает, пытаясь прогнать непрошенные мысли. Ноги сжимаются рефлекторно, как каждую ночь, когда воспоминания преследовали её, чтобы желание не вышло наружу, не нарушило привычный ход вещей. Девушка аккуратно встает, пытаясь не думать о том, что только что всплыло в её памяти. На тумбочке заботливо стоит стакан воды. «Жаль аспирина нет, как во всяких дешевых мелодрамах, мне бы он сейчас помог больше, чем размышления о том, что произошло» — думает Медведева, переваливаясь с ноги на ногу. Нога болит, но вариантов пролежать в постели целый день тоже нет. Рано или поздно ей придётся столкнуться с Тутберидзе и спросить, что произошло. Или не спросить. Как она могла оказаться в этой квартире, если за два года их ночей все немые просьбы игнорировались? Когда все начиналось, Женя была частым гостем здесь. Для нее специально выделили полки в шкафу. У неё была своя зубная щётка, чашка и тарелка, потому что она здесь почти жила. Женщина всегда считала её дочерью, Диана сестрой. Но в шестнадцать, когда на чемпионате мира, она вдруг почувствовала, что поцелуй в щеку значит для неё большее, когда она впервые заинтересовалась тем, как организм должен реагировать на такое запретное и манящие, все пошло не по плану. Часть призовых Жене всегда было разрешено тратить на то, что она считает нужным, и в тот раз все было привычно. Приехав в Москву перед первым отпуском в статусе чемпионки, она пошла расслабляться с кем-то из давних подруг (деталь не сохранилась в её памяти). Шоппинг — вот, что было самым важным тогда. Пару часов они блуждали по магазинам в поисках того, что Женя бы хотела подарить себе в честь такого достижения и, наконец, нашли. Тогда она понятия не имела зачем ей нужен бордовый комплект белья с невесомыми кружевами, что можно было легко отодвинуть пальцем, но сердце кричало, что так должно быть. Подруга стояла за ширмой, и показывать такое ей было нельзя, поэтому, оценив то, как он сидит, Женя без зазрения совести купила его, поддавшись порыву. А потом принесла в эту квартиру, положив под бережно сложенную одежду. Убеждала себя, что это для того чтобы мама не подумала ничего плохого, но на самом деле, конечно, хотелось, чтобы Этери Георгиевна увидела и спросила. Больше всего хотелось показать, что она уже не маленькая девочка, которую нужно опекать и целовать в лоб. Так она открыла в себе тёмную, неизведанную сторону, о которой ничего не знала, но была и другая, нежная, боязливая, которая была убита, если не Тутберидзе, то самой Женей после. Но это было давно, сейчас все происходило совсем иначе. Между кухней и спальней коридор. Просторный, где фотографии пестрят счастливыми лицами. Где-то здесь была и она: малышкой и совсем взрослая. Но теперь на фото только Диша и Этери. Те что совсем новые без привычного блеска в глазах у старшей, но это не важно. Квартира заполнена ароматом чего-то домашнего, привычного и еды. Желудок урчит в поисках источника запаха, потому что нормально не ела девушка дольше чем ночь, может два дня или три, перебиваясь водой и чем-то, что нашла в холодильнике утром. Не способствует здоровому образу жизни. — Решила отдохнуть, представляешь, плохо себя чувствую, — Медведева прислушивается к голосу и усмехается, зная как плохо врёт её бывший тренер. Входить на кухню страшно, но тонкие стены и так передают её дыхание. Так что скоро Этери поймёт и выйдет сама, посчитав её трусихой. И плевать, что она почти голая и дурацкая майка еле прикрывает бёдра. — Доброе утро, Этери Георгиевна, — смущённо заходит девушка, не желая встречаться глазами с владелицей квартиры. Вопрос, почему она оказалась именно здесь, мучил её с самого пробуждения, но наверняка она просто напилась и написала сама, и женщина, разозлившись, забрала её и телефон куда подальше. А потом воспользовалась тем, что девушка выпила и ничего не понимает и переспала с ней, всё просто. Это пугало, но возбуждало одновременно. Просто было отказываться от желания, когда тренер была далеко, а когда она стояла рядом в домашней одежде было сложнее. — Доброе утро, Женя, — женщина одним шагом преодолела расстояние и подняла подбородок, чтобы встретится взглядами. У Медведевой подкосились коленки, когда глубокий янтарь в глазах напротив проник в её душу. Она и раньше старалась как можно меньше смотреть так прямо, когда не могла выстроить защиту. Но им не нужно было слов, чтобы понять друг друга, когда так близко и громко… — Помнишь что-нибудь? — Этери бережно отпустила подбородок, переключая внимание на плиту, где шипел омлет. Тутберидзе пленила своими глазами и руками, но Женя была сильнее своих чувств, таких непонятных и неправильных. — Ничего не помню, — фигуристка осторожно провела ногой по полу, в поисках спасения от этой неловкости и нелепости, — мы переспали? Тутберидзе удивлённо вскинула бровь, улыбнувшись. Но это была не привычная горькая улыбка, которую Женя ожидала и понимала, а что-то другое. — Если тебе так удобнее думать — пожалуйста, — тренер разложил еду на тарелки, жестом приглашая к столу, — но я не пользуюсь девушками в бессознательном состоянии, хотя бы когда они этого не хотят. Медведева еле удержалась присев за стол, потому что голова кружилась. От похмелья или от этой женщины? Хотелось очнуться и снова никогда не встречаться с ней. — А я хотела? — вопрос банальный, но Женя знала, что хотела, иначе просто не оказалась здесь. — А об этом я, пожалуй, умолчу, — загадочно улыбнулась Тутберидзе. Она нервно мяла руки. Фигуристка заметила это, но не подала виду. Другой бы не заметил, но это их общая дурацкая привычка. Значит что-то скрывает? — Твои вещи в ванной, кстати. Не стоит ходить без белья, а то простудишься, — Женя закатила глаза, наконец, узнав ту, от которой бежала всё это время. Хотелось рвать и метать, потому что с ней снова играли. Холодное колено вжалось между ног совершенно внезапно, заставляя зрачки расшириться от удовольствия. — Так и знала, — Медведева не могла противостоять этому, но понимала, что так быть не должно. Так быть не может. Этери определенно почувствовала влагу, что скопилась между ног от воспоминаний и фантазий. Домашняя одежда женщины представляла собой облегающую майку и шорты. И на ней тоже не было белья, что вызывало в сердце бурю эмоций. Хотелось прикоснуться и не стыдится. Этери это льстило. — Хватит, — приходилась держаться, чтобы не выдать власть, добровольно не отдаться в эти руки. — Хах, и это тоже ожидаемо, — хриплым голосом произнесла Этери, приступая к еде, — ешь, а то остынет. Омлет действительно был очень вкусный. Гордость внутри кричала уйти и не оставаться больше не секунды, но Женя знала, как прекрасно готовит эта женщина, и что шансов на такой завтрак у неё может больше не быть. — Я готова взять тебя в группу, — чуть громче и спокойнее сказала блондинка, уверенно накалывая кусочек омлета, словно это был простой вежливый и неважный разговор. Женя застыла на месте. Больше всего она боялась, что речь зайдёт об этом, потому что спорт в её жизни тихо сходил на нет и отказ Этери, значил её погибель. Поэтому она пошла запивать горе. Но ответ на немую просьбу, испугал её ещё сильнее, чем то самое "нет" , что запустило этот механизм.