Небоскреб

Главная причина, по которой Дилюк не хотел отпускать Кэйю — страх, что его в нетрезвом состоянии увидит кто-то из знакомых семьи Рагнвиндров, ведь потом позора не оберешься. Точно страх за честь своей родословной. Отнюдь не клокочущее беспокойство, змеей расползающееся каждый раз, когда с Кэйей что-то приключается. И плевать, что около богом забытого общежития никоим образом богатых магнатов не может занести. Также, как и плевать, что, завидев Альбериха в подобном недостойном состоянии, благородную семью Дилюка обвинять не осмелятся — лишь посетуют, какие Альберихи невоспитанные и коварные. И только потому, что Дилюк боится опозориться перед другими, Рагнвиндр всячески отговаривает бледного Кэйю, от вида которого сердце обеспокоенно сжимается, не идти к своим друзьям-алкашам. Также боязнь опозориться и счесть равнодушным и жестоким перед дизайнером, на чье мнение Дилюку было глубоко плевать, двигала им, когда он, чуть ли не дрожа от вида Кэйи, который распластался изломанной безвольной куклой на полу опять от боли, что причинил ему Рагнвиндр, всячески пытался помочь Альбериху. Потому что Дилюк никогда не сможет принять, что чувства не прошли. Ведь привязанность — это слабость, ровно как и беспокойство. А Рагнвиндрам несвойственны слабости. Не допустимы. Ему должно быть все равно. Так почему, сколько он себе это не твердит об этом, каждый раз хочет перерезать себе горло, как взгляд цепляется за потерянный из-за своей же глупости глаз Альбериха? Почему у него сердце заходится кульбитом просто от не вымученной и искренней улыбки Кэйи? Почему Дилюку кажется, что он готов ему хоть мир преподнести? Чтобы всегда смотрел так нежно, чтобы всегда был таким же открытым, как в ту ночь, когда со смущенной улыбкой вручил ему венок. Наличие такой масштабной слабости в виде Кэйи и коктейля из чувств вины, собственничества, беспокойства, привязанности, щемящей нежности и всепоглощающей любви Дилюк не может себе позволить. Поэтому врет себе, окружающим и самому Кэйе, которого считал лжецом и предателем. Но Альберих оказался не виновен. И Рагнвиндр каждый раз прокручивал у себя в голове этот факт, понимая, что если бы не его поспешные выводы, Кэйа не вздрагивал каждый раз, когда Дилюк просто поднял руку. Кэйа бы не скрывал свои чувства, не относился бы наплевательски к себе. Кэйа бы не лишился глаза и любил свою внешность. Но Рагнвиндр просто разрушил все, что между ними было. Те, как оказалось, хрупкие отношения. Дилюк клялся, что они всегда будут вместе, произносил слова пусть и не любви, но дружеской поддержки, пряча в себе неоднозначные чувства, лишь бы Кэйе было комфортно. Помогал полюбить себя, справляться с комплексами и страхами, расправлялся со всеми обидчиками, защищая от всех невзгод. А в итоге сам причинил больше боли, чем они вместе взятые. И все эти шаги, все те усилия, он просто взял и перечеркнул, нарушив все обещания, которые так горячо давал Альбериху. Ну и кто предатель после этого? Дилюк об этом много думал, с легкостью может сказать, что он сам. А не Кэйа, которого родители-тираны заставили заниматься шпионажем на семью магнатов. Рагнвиндру больно по ушам ударила неменяющаяся мелодия будильника, и он недовольно поморщился, выключая его. Секунду погодя, Дилюк закусил губу, вспоминая, зачем ему вообще будильник на ночь глядя... Уже девять, а Кэйи все еще нет. Ладно, думает Дилюк, опоздание в несколько минут несущественно, но вопреки здравому смыслу в груди расползалось волнение, которое Рагнвиндр пытался игнорировать. Походил по поместью, думая о Кэйе о процветающем бизнесе. Якобы следил за работой слуг, которые уж слишком оживились от одного присутствия Дилюка, а сам объект всеобщего внимания беспокойно поглядывал то на время, то на входную дверь. Когда уже не осталось сил ждать, и беспокойство давило подобно груды кирпичей на грудную клетку, Рагнвиндр полез за телефоном в кармане, сразу же почувствовав вибрации — до него пытался дозвониться Тарталья где-то с девяти, судя по уведомлениям. — Где Кэйа? — озвучил вопрос Дилюка Аякс, заставив Рагнвиндра непонимающе изогнуть бровь, пусть собеседник того и не видел. — Я должен спрашивать, — спокойно парировал Дилюк, облокотившись о стол. — Он уже как двадцать минут должен быть здесь. Рагнвиндр услышал беспокойные причитания Венти и в привычной манере нахмурился. — Он ушел еще в восемь, — послышалось из динамика едва различимое озадаченное бормотание. Дилюку стало не до шуток. Ехать до общежития минут пять, если знать короткую дорогу, а идти максимум двадцать. А Кэйа умудрился идти час, и до сих пор не вернуться. Чувство липкого страха сдавливало горло. — Он обещал нам позвонить! — послышался возмущенный крик Венти будто издалека, и Дилюк услышал недовольное фыркание Тартальи на разгневанного музыканта. — Я позвоню ему. Ждите. — Как всегда немногословен. Со стороны прозвучало даже как-то равнодушно по отношению к судьбе Кэйи. Дилюк никогда не умел выражать эмоции словами, вместо этого предпочитая их действиям — так было всегда, поэтому он даже сейчас не может до конца понять, что чувствует. Потому что эмоций много, хотя бы потому, что это Кэйа — он всегда вызывает волну, бурю эмоций у вспыльчивого Рагнвиндра, пытавшегося всем показать своё безразличие. Эмоций много, потому что с ним что-то приключилось, хоть и Дилюк старался не накручивать себя, в голове вертелись самые ужасные сценарии. Вдруг он потерялся, поранился, умер? От таких мыслей внутри все скрутило узлом, и он вздохнул, прикрыв глаза, понимая, как глупо — Кэйа просто опоздал, а Рагнвиндр себе его уже смерть в красках продумал. Интересно, если бы Альберих узнал, как прореагировал? Наверняка бы рассмеялся, но вопреки всему, в глазах плескалась нежность, и Дилюка бы заключили по-детски простые объятия. Рагнвиндр почувствовал легкий холодок, но не снаружи, а внутри — почему-то мысли сводились к тому, что все, о чем он грезит, может не осуществиться. Даже не потому, что отношения не те, а потому, что Кэйи рядом не будет. Дилюк прокручивал сегодняшний вечер, как отпустил Альбериха на верную (по сугубо личному мнению) гибель, и Рагнвиндра прошибло осознанием — Кэйа неплохо приложился головой и мог потерять сознание. В таком состоянии его могли легко утащить, напоить или что хуже... Как же Рагнвиндру все-таки страшно. Не за будущее компании, не за отца, а за благополучие Кэйи. Услышав это с неделю назад, Дилюк бы лишь рассмеялся в лицо наглецу, сморозившему подобную глупость. И, как бы Рагнвиндр не отрицал, Кэйа всегда вызывает больше эмоций, чем кто-либо, и Дилюк обещает себе, что обязательно скажет ему об этом, лишь бы он был в порядке. Хотя наверняка этот наглец и сам все знает, часто кидая такие понимающие взгляды, что в Рагнвиндре просыпалась клокочущая ярость. Ведь даже то, что Дилюк с трудом осознал и принял спустя года, Кэйа раскусил как орех за столь короткий промежуток. Времени жалеть себя больше не оставалось. Нужно искать Альбериха и поднимать на уши все поместье.

***

Кэйе будто по голове ударили огненным молотом, такая боль невыносимая. В ушах звенит, а виски сдавливает, будто по нему машина проехалась. Камаз. Все тело будто налито свинцом, — попытайся хоть рукой двинуть, как прошибает невыносимая боль. И Альберих чувствует по телу будто гематомы. Все чешется и печет. Разлепить веки удается с трудом (перед глазами все плывет, а разноцветные круги танцуют самбу), но всю сонливость сдувает, — он не в поместье Рагнвиндров. Судорожно прокручивая весь прошлый день, Альбериха прошибает осознанием, — он точно был в лесу, а не в мягкой прохладной постели. — Проснулся, — раздается знакомый голос, и Кэйа слышит шаги, неприятно отдающие трелью в ушах. Голос Альберих узнал сразу, но, завидев над собой блондинистые волосы и светлые глаза сомнений не оставалось — Альбедо. Картинка плывет, но Кэйа улавливает сильную хмурость в лице парня, что спокойному ученому не свойственно. Обычно безмятежный взгляд будто горит аквамарином. — Вот же поганцы, — чуть ли не рычит Альбедо, не характерно для себя самого ругаясь. Кладет руку Кэйе на лоб и облегченно вздыхает. — Температуры нет. Альберих морщится от прикосновения к ноющей голове и, будь Кэйа в ясном положении духа, впал бы в культурный шок, — Альбедо, не показывающий не то, что толику эмоций, впервые на памяти Кэйи посмел сказать бранное слово или же свести брови. Кажется, до наследника доходит, и он смотрит на ученого, как на восьмое чудо света. — Что?.. — только и может выдавить надрывным шепотом Кэйа, сразу задыхаясь от кашля. Взгляд проясняется, количество кругов перед глазами заметно сокращается. Будто поволока тумана рассеивается под взглядом ученого. Альбедо смотрит с такими новыми для Альбериха со стороны ученого эмоциями, что все слова будто улетучиваются из головы. Зато страх, сковавший тело при пробуждении пропал, — только сейчас Кэйа осознает, как ему повезло оказаться дома у Альбедо, а не в подвале наркопритона. — Ты быстро очнулся, если учитывать твое состояние. Скорая не приезжает уже час. — Кэйа видит явно выступающие вздутые вены на лице Альбедо. — Я сделал все, что мог, чтобы тебе стало лучше. — Как ты?.. — не договорил Кэйа, надрывно закашлявшись по середине предложения. — Я смог найти тебя, отследив по телефону. То, что устройство отключено, не мешает мне определить твое местоположение. Альберих смотрит тупо, мысли мешаются в кашу. — Дилюк?.. — Кэйа хрипит так, что собственный голос не узнает, в надежде, что Альбедо поймет его. И он понял. Альбедо становится еще более разгневанным, Кэйа нутром чувствует, как воздух будто сгущается, накалившись. — Даже знать не хочу. Он не знает, где ты, если ты об этом. Никто не знает, кроме меня.— Кэйа задыхается от возмущения, а ученый отходит, что-то вымешивая в колбах и, казалось бы, реплика не получит продолжение, но Альберих знает, что Альбедо выдерживает паузу из-за важного момента в эксперименте. — Семья Рагнвиндров повела себя крайне безалаберно и безразлично к твоей дальнейшей судьбе. Я невероятно зол на них. Послышался небольшой взрыв, сопровождаемый тяжелым вздохом Альбедо. — Доверять дальнейшую твою жизнь господину Дилюку я не намерен. Об этом инциденте узнают твои родители и расторгнут брак... Послышался хриплый, надрывный смех, и Альбедо в непонимании замолчал. — Перестань! Им это невыгодно. Да хоть Дилюк попытается убить меня, они не слова не скажут. Кампания пострадает, — Кэйа чуть ли не закашлялся от болезненного смеха, бестактно перебивая ученого. — Что ты такое говоришь? — послышался обескураженный голос Альбедо, усердно работающего тряпкой, пытаясь стереть со стола последствия неудачного опыта. Кэйа перевел дыхание, болезненно похрипывая, после долгой реплики, не имея ни толики желания продолжать разговор. — Им всегда было плевать. Об этом говорит случай с Дилюком, — сухо протянул Альберих, чувствуя неприятный зуд в горле. Он еще и заболеть успел? Альбедо лишь многозначительно промолчал в ответ, будто обдумывая сказанное. Кэйа слышал хлюпанье мокрой тряпки и изредка неприятный скрежет деревянной поверхности, потихоньку впадая в царство Морфея. — Я знал, что он лгал. — Последнее, что услышал Альберих, перед тем, как погрузиться в дрему.

***

На глазах слезы, а в горле удушающий ком. Нельзя жалеть себя, думает Дилюк, как в голове снова и снова проноситься Кэйа, который рядом, который живой, плотным туманом заключив все остатки здравого смысла. Три часа ночи. Не так давно в поместье вломились друзья-алкаши Кэйи, намереваясь помочь с поисками. Слышатся через тяжелую дверь судорожные попытки вразумить рыдающего Венти и некоторых горничных в соседней комнате, непривычно молчаливый Тарталья, от которого ни звука, снующий туда-сюда Крепус, голос которого бесконтрольно дрожит и срывается, и Аделинду, старающуюся держать спокойный вид, когда у самой руки трясутся, словно в припадке. И на фоне всего этого Дилюк, восседающий в одиночестве на кресле в кабинете, в сотый раз набирающий номер Кэйи. Рагнвиндр обзвонил абсолютно всех, кого знал и не знал, например, некую Розарию, чей номер протягивал дрожащий Венти. И ничего. Абсолютно. Ни одной новости. Рагнвиндр тщетно пытался душить в себе слезы, от которых больно сводило горло. Буквально вчера Альберих улыбался, шутил, был рядом, черт возьми. Кто же знал, что могло такое произойти, но с этим осознанием легче не становилось, — когда Кэйа был рядом, Дилюк игнорировал, всем видом показывая, что ему все равно. Парня прошибло осознанием — бОльшую часть времени, которое он мог потратить на восстановление их отношений, Рагнвиндр потратил на колющее раздражение, неприятные слова и свою неуместную гордость и эгоистичность. Альберих оставался рядом всегда, не позволив себе ни единожды отвернуться от бывшего друга. Когда Дилюк делал ему чертовски больно, Кэйа лишь смотрел с чистейшей теплотой во взгляде. Когда Дилюк, как змея, плевался ядом, а Кэйа снисходительно улыбался, проглатывая оскорбления. Когда Дилюк выстроил внутри себя, такого мерзкого, стены безразличия, Кэйа изо всех сил пытался подарить ему свой свет, чистый, словно хрусталь, от которого Рагнвиндр отмахнулся, словно от бесполезной вещи. Разбив на осколки нечто ценное. Разбив все доверие Кэйи к людям. Это осознание больно ударяет в самое сердце, и Дилюк, не выдержав, заходиться в надрывном плаче, всхлипывая, не в силах выцепить не единой мысли больше.

***

— Ну что? — Мужчина в кресле вальяжно закидывает ногу на ногу, исподлобья поглядывая на усердно копошащегося в бумагах парня, нервно закусившего ручку. Глаза горят сапфиром, будто светятся в полумраке комнаты, следя за каждым движением поджарого рабочего напротив него. Зоркий взгляд острых глаз замечал и дрожащие руки, и легкую испарину на лбу, — свой стресс парень даже не потрудился скрыть, всеми силами избегая пересечения взгляда с собеседником. — Он жив, — выдавил жалкий звук из себя парень помладше, мгновенно стушевавшись под разъяренным взглядом лазури. Мужчина и вправду внушал страх — непонятная маска, закрывшая половину лица и ничего не выражающее лицо — изредка насмешку, граничащую с безумием. Будучи облаченным во все черное и статное, от него так и веяло каким-то таинственным шармом, от того не менее опасным. Мужчина явно не был слабым — даже сквозь слои дорогой одежки будто перекатывались мышцы. Парень вздрогнул, услышав угрожающий бархатистый смех, ручьем разлившийся по помещению. — Вот как. — Мужчина плавно поддался вперед, будто бы наслаждаясь неподдельным страхом в глазах подчиненного. — Разве не ты клялся, что твой приятель обо всем позаботится? Тяжело сглотнув, парень, слово загнанный кролик, отвел взгляд, пройдясь им по всему помещению, словно стараясь за что-то уцепиться. — Так я не верну Каэнри`ах назад, ты же понимаешь? — Плавил взглядом мужчина стушевавшегося сотрудника. Парень резко зажмурился, отмахиваясь руками от острых стрел пронизывающего взгляда. — Мы думали, что Альбедо закончит за нас... — От чего-то резко воодушевился парень, начав активно жестикулировать. — Кажется, он действительно привязался к мальчишке, раз не смог покончить с ним. Парень не умолкал, не замечая из-за стресса, как его испепеляет взгляд напротив, безмолвно призывая замолчать. Его видно насквозь — собирается подставить другого, лишь бы выйти из воды сухим самому. — Я правда больше не допущу таких ошибок... — не унимался сотрудник, вливая все больше лжи. — Можете довериться мне, и я закончу все за Альбедо. Мужчина напротив от чего-то ухмыльнулся, видимо, итак все прекрасно осознавая. — Надо было избавиться от него тогда же. — Обведя взглядом активно кивавшего парня, уже обрадовавшегося смиловавшемуся господину. Взгляд мужчины покрылся инеем, впиваясь в напротив сидящего каким-то безумным взглядом. — Но больше я таких ошибок не допущу. Собеседник замер под этим натиском, на краю сознания услышав звонкий щелчок пальцев мужчины, стянувшего одну перчатку со своей руки. — Избавьтесь. — Кивнул он на паренька, взгляд которого вмиг стал пустым. Секунду погодя, тот начал активно оправдываться, взмахивая руками. Отчаянно. Мужчина напротив лишь коварно ухмыльнулся уголком губ, смотря тщетные попытки парня отбиться от двух огромных мужчин в черном, схвативших его под локти. Каждый раз как первый — неописуемо. Провинившиеся кролики пляшут в его руках, словно марионетки, только бы попасть в золотую клетку, а не в капкан, на верную гибель. Только не всем удается. — И тебе не удастся, Кэйа Альберих.