Мью с тоской уставился на высокого молодого человека с темно-каштановыми волнистыми волосами, неловко стоявшего у алтаря храма — его белая туника-хитон демонстрировала поцелованную солнцем кожу его рук и ног. Мью наблюдал, как его очи, подобные глазам лани, с тревогой смотрят на каждого гостя, а его каштановые губы заставили себя растянуться в доброй улыбке. Каждый из верующих вручал ему калатос, наполненный фруктами, шерстью или цветами.
Мью вздохнул, наблюдая за длинной вереницей людей, протянувшейся от храма, напомнившей ему, что именно это вызвало гнев его матери. Его голова уже пульсировала от приказа, который он получил от богини красоты и страсти. Он хотел объяснить ей, что во всем виноват он, но его мать была слишком поглощена ситуацией, чтобы обращать на него внимание.
— Мама, есть кое-что, что тебе следует знать, — вспомнил Мью, когда его мать усмехнулась при мысли о том, как Галф корчится на полу и умоляет, чтобы его съело свирепое чудовище. — Галф не виноват, что все эти люди поклоняются ему.
— Конечно, не виноват, — рявкнула Афродита, сердито глядя на него. — Это была моя вина! Я благословила его красотой, и что он вытворяет? Он использует её, чтобы одурачить смертных и заставить их поклоняться ему как богу!
— Галф не хотел строить храм, — снова попытался возразить Мью, вспомнив слова Майлда про ситуацию. Отец Галфа, презренно надменный человек, построил храм, чтобы получать больше даров от «последователей» Галфа. Он даже выдумал нелепые истории, чтобы нажиться на имени своего сына, надеясь, что это принесет ему больше славы и богатства. — Я слышал, что этого хотел его отец, король. Он даже распространял ложные истории, чтобы привлечь больше последователей.
— И нет лучшего способа наказать его, чем позволить ему стать свидетелем ужасной кончины его единственного сына, верно? — спросила Афродита, вновь ухмыляясь ему. Она обняла его за плечи и потянула к своему волшебному бассейну с водой. — Только вообрази себе это, — сказала она, махнув рукой над водой, когда та зашипела, открывая вид на короля в храме Галфа и толпу последователей, ошеломленно стоящих позади него. Галф лежал на алтаре, обнимая ногу зверя, его лицо было наполнено счастьем, когда зубы чудовища глубоко впились в его плечи.
Мью закрыл глаза, чувствуя, как его сердце разрывается от этой сцены. Он крепко сжал дрожащие кулаки, желая, чтобы образ исчез из его мыслей.
— Он потеряет лицо перед своими последователями, — гордо произнесла Афродита. — И он потеряет своего единственного наследника, фактически выдрав с корнем свой род и свою гордость.
Мью горько всхлипнул и шлёпнулся на край прямоугольного гипетроса крыши храма, который позволял солнцу светить внутри сооружения. Не было смысла сожалеть о произошедших событиях. Он мог только найти способ исправить будущее. Он должен был найти способ спасти Галфа и смягчить гнев матери.
— Что-то, что заставит короля потерять свою гордость, — пробормотал Мью, задумчиво нахмурив брови. Король гордился своим статусом, властью, которой он обладал, и божественной силой, которую он, казалось, имел над другими. Он гордился тем, что у него есть младший сын, который оказался еще красивее, чем его дочери, и который снискал большую благосклонность своих подданных.
— Что-то, что отнимет у него Галфа болезненным способом, — пробормотал Мью, его мысли медленно приходили в порядок. — Мне понадобится помощь… очень много помощи.
— Эй, приятель, — обратился к нему Найс, появляясь вместе с легким ветерком. — Ты звал меня? Его сонные глаза поймали вереницу людей под ними и молодого человека, перед которым она заканчивалась. — О, ничего себе, какая длинная очередь. Вот только не думаю, что слышал о нем.
— Он смертный, — объяснил Мью.
Найс ахнул:
— Это ересь!
— Знаю, — вздохнув, ответил Мью. — Вот почему я позвал тебя, — объяснил он, взглянув на броский наряд своего друга мешковатую белую тунику, плащ и серебряное украшение, свисающее с его шеи, с его истинным именем — Зефир — выкованным на металле. Его ноги, обутые в белые носки, которые он носил вместе с сандалиями, свисали с края гипетроса. Найс всегда был самым спокойным из всех четырех богов ветра. Вероятно, это из-за того, что он был мягким западным ветром.
— Мне нужна твоя помощь.
— Я здесь ради тебя, друг мой, — ответил Найс, грустно улыбаясь ему и похлопывая Мью по плечу.
— Все не так просто, — простонал Мью. — Моя мать приказала мне влюбить кое-кого в самое мерзкое и презренное чудовище в мире, — сказал он, кивнув в сторону высокого молодого человека, стоявшего под ними.
— Ох, вот как? — воскликнул Найс. — Ну, у тебя есть, из кого выбрать. В Индии обитают Этерны. Знаешь, эти чудовища, которые убили нескольких людей Александра Македонского? У них из голов торчат костлявые пилообразные штуки. А ещё есть Химера, хотя это довольно предсказуемый выбор. Ее три головы — ещё та беда, очень упрямые. Ох, да это и просто мерзко, верно? Или попробуй Эвриномоса! Возможно, тебе придется попросить у Аида разрешения вытащить его из Царства мертвых, но он мерзкий. Он похож на ходячий гниющий труп. Он воняет так, как ты в жизни не пах. Клянусь, от него воняет сильнее, чем от моих носков, а я едва ли когда стираю свои носки. Или ты можешь просто позаимствовать одного из титанов из Тартара! Тифон — хороший выбор, бро. У него вместо рук змеиные кольца, и он дикарь, приятель! Говорю тебе, если ты ищешь самого мерзкого и презренного зверя, то Тифон — тот, кто нам нужен.
Мью все время хмурился и поеживался от объяснений Найма.
— Нет, Ник, — возразил он. — Я не собираюсь делать то, что велела мне мама.
Найс прищелкнул языком:
—
Найс, приятель — поправил он, привыкший к привычке Мью ошибаться в его имени. — Сколько раз я должен тебе это повторять? И разве я только что услышал, что ты идешь против своей матери, богини
страсти?
Мью печально кивнул
— Она хочет наказать невинного человека, — сказал он. — Я не могу этого допустить.
Найс удивленно поднял брови.
Озорной маленький Купидон слушал только свою мать; не то чтобы его родители когда-либо по-настоящему указывали ему, что делать или чего
не делать, особенно потому, что они были больше похожи на партнёров по постели, чем на мужа и жену. Арес был незаконным любовником Афродиты, если учесть тот факт, что она все еще была замужем за бедным старым уродливым Вулканом (не многие жители Олимпа так делают). И, по-видимому, частью бытия бога любви была свобода существовать без границ. Мью был практически самым могущественным существом, воплощенным в физической форме. Ни один смертный или бессмертный не мог устоять перед его силой.
Единственные, кто, вероятно, могли бы его усмирить, — это богини Судьбы.
— Он невиновен? — спросил Найс, кивая в сторону Галфа внутри храма под ними.
Мью кивнул.
— Мама сердится из-за этой… ереси, — объяснил он. — Отчасти это моя вина. Я не хотел этого делать, но я наложила на него чары.
Найс фыркнул со смехом.
— Чары? — переспросил он.
Мью кивнул, надув губы.
— Я заставил всех, кто встретил его впервые, обожать его, — сказал он.
Найс расхохотался.
— И что, скажи на милость, заставило тебя это сделать? — спросил он.
— Я не знаю, — простонал Мью, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Галфа. — Я был так счастлив, когда встретил его.
Глаза Найса расширились.
— Ты встретил его, — повторил он, ухмыляясь этой информации. Так обычно начинались все скандальные любовные связи между бессмертными и смертными.
— О Зевс! Он выглядит так великолепно, как говорят, даже с такого расстояния! — услышали они женский визг с дальнего конца линии. — Я выйду за него замуж! Я скажу отцу, чтобы он позаботился о том, чтобы моя рука была отдана ему!
Мью нахмурился, глядя на женщину. Найс уставился на Мью, чувствуя, как от его друга исходит низкое гудение. Они наблюдали, как женщина подошла к Галфу — ее глаза сделались огромными от восхищения, когда она увидела молодого человека поближе.
— О, твою красоту ни с чем не сравнить, — выдохнула она, протягивая ему амфору с вином. — Ни одна смертная не достойна быть твоей невестой! Позволь мне смиренно поклоняться тебе вечно!
Найс разразился приступом смеха, когда глаза Мью округлились от шока.
— Ты только что сделал еще хуже? — спросил Найс, от души посмеиваясь над Мью, который морщился от этой сцены. — Бедняжка умрет в одиночестве!
Мью по-детски надулся на Найса:
— Я не хотел этого делать!
Найс продолжал смеяться, но кивнул в знак согласия. Бог любви был влюблен и даже не подозревал об этом.
— Я знаю, я понимаю, что ты пытаешься сказать, — сказал он. — Значит, из-за того, что ты с самого начала не хотел, чтобы все это произошло, ты восстаешь против своей матери, верно? — уточнил Найс.
Мью пожал плечами.
— Что ж, удачи тебе в этом, — вздохнув, ответил Найс. — Дай мне весточку, когда твоя мать все узнает, чтобы я мог надлежащим образом спрятаться от ее гнева, — добавил он, поднимаясь на ноги, чтобы уйти.
— Да ладно тебе, Ник, мне нужна твоя помощь, — взмолился Мью, вновь путая его имя. — Мне нужно придумать сложный трюк, чтобы обмануть мою мать, заставив ее думать, что я выполнил ее приказ, в то время как я спасу невинного человека и при этом отомщу, чего так хочет моя мать.
Найс приподняла бровь'
— Трюк, говоришь?
Мью кивнул.
— Ты ведь знаешь, где Долос, верно? он спросил.
— Бог обмана, — отреагировал Найс ухмыляясь и явно заинтригованный. — Создатель Неправды — Лжи.
Мью кивнул.
— Мне нужно создать сложную иллюзию, — объяснил он. — Такую, которая одурачит даже мою мать.
Найс фыркнул от смеха.
— Обмануть саму богиню страсти и красоты? — недоверчиво переспросил он. — Хорошо, я согласен. Какой у нас план?
Мью улыбнулся, зная, что Найс не сможет устоять перед задумкой.
__________________________
Галф вздохнул, получив еще один калатос с дарами. Он уже боялся, как они распорядятся всей тканью, шерстью, зерном и фруктами, которые ему успели вручить, а храм даже не был близок к закрытию!
Галф передал последний калатос, который он получил, одному из слуг своей семьи. Он уже собирался встретиться лицом к лицу со следующим гостем, когда услышал, как над головой что-то громко затрепетало. Он поднял глаза, но был ослеплен яркими лучами солнца.
Когда он моргнул и зрение прояснилось, то увидел большое белое перо, мягко плывущее к нему.
Он осторожно разжал руку, позволив ему опуститься на ладонь. Он сразу же заметил, насколько оно было странно огромным по сравнению с птичьим. Длина пера от начала до его кончика была больше, чем длина от запястья до кончика среднего пальца. И как человек ростом в шесть пусов, у него были большие руки.
Галф снова поднял глаза, гадая, откуда оно взялось.
______________________
Мью вздохнул, наблюдая, как Аполлон поет, перебирая струны на лире, из окна своего дворца на Олимпе. Туника бога едва прикрывала атлетичные мышцы его груди и пресса. Его длинные волнистые волосы рассыпались по плечам, когда он пел серенаду облакам, хорошо зная, что Мью ждет своей аудиенции.
Бог врачевания, медицины, стрельбы из лука, музыки, поэзии и солнца имел привычку проводить свои дни на Олимпе по определенному расписанию. Мью размышлял, что это потому, что он придумал эту четкую смену, следя за тем, чтобы солнце вставало и садилось в соответствующее время. Бог также был известен как страстный перфекционист-полигамист и нарцисс, коего уравновешивал только сестринский комплекс.
Он был почти полной противоположностью своей сестре-близнецу Артемиде, которая была богиней луны, охоты, дикой природы и целомудрия. Если бы только Мью не заставил ее влюбиться в мужчину, которому пришлось вечно спать на горе Латмус в обмен на вечную молодость. Мью все еще удивлялся, что богиня не охотилась на него за то, что он оставил ее одну воспитывать пятьдесят своих детей.
— Итак, Мью, что я могу для тебя сделать? — спросил бог солнца, его лицо сияло в ярких лучах. Его кожа мерцала подобно золоту, точно так же, как кожа его сестры мерцала подобно серебро.
— У меня к тебе просьба, — ответил Мью.
— О, это редкость, — промолвил Аполлон. Обычно Мью просто вызывал у него любовную тоску без какого-либо предупреждения.
— Да, это… это также очень большое одолжение, — застенчиво объяснил Мью, его сердце бешено колотилось от того, как бог воспримет его просьбу.
— Хм, — задумчиво пробормотал Аполлон. — Ну, я хотел бы сначала услышать твою просьбу. Продолжай же, что тебе нужно?
— Мне нужно, чтобы солгал твой дельфийский оракул, — ответил Мью.
Аполлон поднял на него идеально изогнутую бровь.
— Это правда огромное одолжение.
Дельфийский оракул был надежным источником руководства и мудрости для смертных. Если бы он вдруг начал выдавать ложь, это погубило бы репутацию оракула. Как покровитель храма, который находился под его защитой, Апполон был одновременно покровителем города Дельфы, и подобная ложь также повлияла бы на репутацию самого Аполлона.
— Что именно я получу, если выполню твою просьбу? — обратился к нему Аполлон.
Мью глубоко вздохнул.
— Тебя сейчас интересует кто-то конкретный? — спросил он, чувствуя себя неловко из-за использования своих сил, которые заставляли людей влюбляться в кого-то против их воли, но готовый сделать это, если это будет угодно богу.
— Нет, не совсем, — сказал Аполлон, улыбаясь ему во весь рот.
Мью тревожно улыбнулся в ответ.
— Мм… тебе нужен новый музыкальный инструмент? — поинтересовался он, не зная, где будет искать его, но он был готов создать его, если это будет угодно богу музыки.
— Нет, я доволен тем, что у меня есть, — ответил Аполлон.
— Стихотворение! — воскликнул Мью. — Я могу прочесть стихотворение!
— Или ты можешь сказать мне, из-за чего весь этот шум? — спросил Аполлон, приподняв бровь.
Мью вздохнул и приготовился к худшему.
— Моя мать хочет, чтобы невинный человек был наказан за ошибку, совершенную его отцом, — объяснил Мью. — Я не могу этого допустить.
— Интересно, — промолвил Аполлон, ухмыляясь ему, его желтые глаза блестели от возбуждения. Это был первый раз, когда бог любви, казалось, так страстно желал спасти невинного человека. — Расскажи мне всё, — попросил он, слегка подавшись вперед в крайнем любопытстве.
_____________________
В то утро Галф проснулся, услышав громкий шум за пределами своей комнаты, как будто на дворец напали. Он прищурился от яркого света, льющегося из окон, и выбрался из своей кровати с четырьмя колоннами, зевая и задаваясь вопросом, что происходит. Когда он добрался до коридора, слуги уже спешили в комнату его отца, где две его старшие сестры, казалось, в панике стояли в дверях.
— Что происходит? — спросил он, подходя к ним.
— Да как ты посмел?! — рявкнула его средняя сестра, свирепо глядя на него. — Ты только что проснулся?!
— Отец в беде из-за тебя! — упрекнула его старшая сестра. — Ты и твои…отвратительные последователи! Если бы только ты не родился таким!
Галф нахмурился и виновато отступил назад. Его сестры, казалось, всегда смотрели на него свысока, даже когда он рос. Люди часто спрашивали, не родился ли он от другой матери, потому что две его сестры не были такими милыми, как он. Они также выразили свое разочарование тем, что его сестры не получили той красоты, которой обладал он, несмотря на то, что родились женщинами.
— Мне очень жаль, — застенчиво сказал Галф, склонив голову и отпрянув от них.
— Если отец умрет от сердечного приступа, все это будет на твоей совести; — предупредила его старшая сестра. — Я вышвырну тебя из этого дома!
Галф нахмурился и сделал еще один шаг назад. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем суматоха в комнате отца утихла, и слуги вместе с доктором, которого вызвали, чтобы осмотреть отца на рассвете, вышли из комнаты. Затем всех троих — брата и сестер — провели внутрь, где они увидели, что их отец с тревогой сидит на кровати, а мать находится рядом с ним.
— Мне приснился сон, — промолвил отец, его лицо было бледным, исходившим потом. — Ужасный сон, — он взглянул на Галфа. — Сын мой, тебя ждет трагическая судьба.
