Arrow

      Галф тяжело вздохнул, безнадежно уставившись на букет ярко-желтых цветов, который держал в руке. Слуги называли цветы Гелиантусом, и это был один из многих редких видов цветов, которые выращивались в дворцовом саду.       Цветы были названы в честь Аполлона и считались потомками убитой горем водяной нимфы Клити. Клити была бывшей любовницей бога солнца. Она была так влюблена в Аполлона, что, когда он бросил ее ради Левкофеи, дочери свирепого и безжалостного Орхамуса — царя Персии, она не могла смириться с этим. Словно в доказательство того, что и в аду нет такой ярости, как у презираемой женщины, Клити рассказала Орхаму об осквернении его дочери, надеясь вернуть любовь Аполлона, как только ее соперница уйдет. Разгневанный король предал свою дочь смерти, заживо похоронив ее в песке. Левкофея умерла прежде, чем Аполлон успел ее спасти. Охваченный чувством вины, бог солнца превратил ее в дерево ладана. К несчастью для Клити, ее действия не только разбили сердце бога солнца. Это также заставило его презирать ее. Обезумевшая и оплакивающая потерянную любовь, Клити разделась и сидела голая без еды и воды, не сводя глаз с траурного солнца. Через девять дней она превратилась в гелиотроп, который следовал за колесницей Аполлона, когда та ехала по небу. Ее история позже был связана с ярко-желтым гелиотропом, потому что его юные цветы следовали за солнцем.       Галф снова вздохнул, чувствуя жалость к безответной любви Клити. Допустив, что она совершила ужасную вещь, вызвав гибель своей соперницы, он понимал, как больно не быть любимым в ответ: смотреть на солнце, но никогда не получить ответного взгляда.. — Какая трагедия, — пробормотал Галф, с горечью глядя на ярко-желтые лепестки, которые, казалось, насмехались над его страданием. — Откуда эта печаль? — Галф услышал рядом голос Зефира.       Следующие пять дней Галф провел, придумывая, чем себя занять, кроме игры с невидимыми слугами. Помимо уборки и приготовления пищи — чего слуги не позволяли ему делать, — он решил помочь ухаживать за дворцовым садом. Он поливал растения, пропалывал клумбы и собирал цветы, чтобы украсить дворец, ожидая возвращения своего мужа.       За несколько часов до наступления темноты Галф тщательно мылся, думая, что это будет ночь, когда его муж, наконец, по-настоящему сделает его своей женой. Но, кроме того, что он дарил ему подарки и позволял рассказывать истории, его муж больше никогда не прикасался к нему. Самое интимное, что он делал, — это запечатлевал долгие поцелуи на его лбу, прежде чем уйти на рассвете.       Галф начал думать, что его муж никогда по-настоящему не хотел, чтобы он был там. Должно быть, его заставили поселиться в этом доме в обмен на мир во всем мире. Как и Клити, Галф мог только с тоской смотреть на тень своего мужа; та ночь была единственным счастливым воспоминанием, которое он мог сохранить на всю оставшуюся жизнь. — Ты выглядишь так, будто кто-то умер, — пробормотал Зефир. — Мой хозяин побьет меня, если увидит, что ты так расстроен. Может, расскажешь мне, что случилось?       Галф глубоко вздохнул, казалось, в пятый раз с тех пор, как начал заниматься садом этим утром. — Будь честен со мной, Зефир, — сказал он. — Разве я разочаровал твоего хозяина в нашу первую брачную ночь? — Что?! — в ужасе воскликнул Зефир, — Откуда, во имя Аида, у тебя появилась эта идея?       Галф надул губы, глядя на цветы в своей руке. — Прошло уже пять дней, а он так и не попытался свершить наш брак, — объяснил он. — Он даже не пытается прикоснуться ко мне, кроме дружеского поцелуя в лоб, который он дарит мне, когда я едва просыпаюсь. — Разве он не говорил о своей любви к тебе? — спросил Зефир. — Да, но это всё кажется пустыми словами, — с горечью пробормотал Галф. — Скажи мне правду, Зефир. Он не живет со мной здесь днем, потому что у него есть настоящая семья за пределами этого луга? Ведь так? Неужели я — тайна, которую он должен хранить? Неужели я всего лишь пленник, которого он вынужден прятать здесь. — Что за чушь ты несешь?! — рявкнул Зефир. — В глубине души ты прекрасно знаешь, что все это неправда. — Но мы ведь еще не женаты, не так ли? — огрызнулся Галф, крепко сжимая цветы в руках. — Мы еще не свершили наш брак. Мы называем друг друга «мужем» и «женой», но только потому, что спим в одной постели! — Прекрати это! Ты только причиняешь себе боль этими мыслями, — возразил Зефир. — Разве ты не заметил, как он пытается порадовать тебя подарками? Заяц на заднем дворе? Различные фрукты, которые он преподносит тебе? Поющая птица? — Но мне ничего из этого не нужно! — воскликнул Галф. — Мне нужна его любовь!       Неловкая тишина заполнила сад, когда цветы согнулись под легким ветерком. — Ты любишь его? — спросил Зефир с ноткой любопытства в голосе. - Я… — Галф замер. Может быть, поэтому ему было так грустно, что он не получал полного внимания своего мужа? Не потому ли он так расстраивался, когда муж говорил ему, чтобы он шел спать, вместо того чтобы сделать его своим?       Не потому ли он сочувствовал безответной любви Клити? — Так что…? — подтолкнул Зефир. — Да, — пробормотал Галф, его оленьи глаза уставились на клумбу с цветами, насмешливо глядящими на него — его сердце забилось от осознания этого. — Я люблю его… а он меня не любит. — Чепуха! Он просто не знает, что ты любишь его в ответ, — ответил Зефир. — Скажи ему, что хочешь его, и он возьмет тебя.       Галф нахмурился и сердито посмотрел в ту сторону, откуда доносился голос Зефира. — Я много раз говорил ему, что он может сделать меня своим, если хочет, но он каждый раз отмахивался, говоря, что я уже устал, или что он слишком устал, или что на меня не нужно давить, чтобы я спал с ним!       Еще одна неловкая тишина заполнила сад. — Хозяин… ему было трудно примириться с самим собой, — наконец сказал Зефир. — В детстве он через многое прошел. В то время как совсем мало людей обвиняют его в плохих вещах, которые это вызвало, он винил себя до такой степени, что почти отказался от себя. Мне неприятно это говорить, но его нужно немного подтолкнуть, если ты понимаешь, что я имею в виду.       Взгляд Галфа смягчился. — Он страдает? — спросил он, и в его словах прозвучала искренняя тревога. — Ему больно? — Ч-что-то в этом роде, — объяснил Зефир. — И возвращение домой к тебе, — когда ты рядом с ним в конце его утомительного дня, — помогает ему забыть о своих тревогах. Сон рядом с тобой заставляет его чувствовать, что в конце концов все наладится. Если он не прикасается к тебе, это не потому, что ты ему не нравишься. Это потому, что он не сможет перестать прикасаться к тебе, если его кожа хотя бы скользнет по твоей. И он боится, что потеряет тебя, если тебе будет больно.       Галф почувствовал, как его сердце забилось от объяснений Зефира. Его мужу было не все равно. Он так заботился о нем, что лишал себя всего. — Я не хочу, чтобы он боялся, — сказал Галф. — Я хочу, чтобы он взял меня.       Освежающий ветерок дул в их сторону, заставляя цветы танцевать вокруг них. — Тогда позволь мне дать тебе небольшой совет, — прошептал Зефир. — Мой хозяин обожает искренние признания в любви. — Мью! — Аполлон взволнованно поздоровался, когда подошел к молодому человеку, смотрящему вниз на гудящую деревню смертных с края горы, где они стояли. Его тяжелая рука опустилась на плечо Мью, заставив бога любви с любопытством взглянуть на него. Аполлон громко откашлялся. — Как это было? — прошептал он. — Как было что? — спросил Мью.       Аполлон ухмыльнулся и покачал головой, отводя взгляд. — Ну же, Мью, не надо стесняться, — сказал он. Я просто прошу дать отзыв о моем… руководстве по занятию любовью.       Мью моргнул, наконец поняв, о чем он спрашивает. — О, — застенчиво пробормотал он, отводя взгляд. - Гм… Я не… использовал его.       Аполлон в шоке вскинул голову — его большие золотые глаза наполнились замешательством, когда он уставился на бога любви. — Вот как? — воскликнул он. — Т-ты нашел свой собственный способ? Тогда не стесняйся, поделись со мной! — Н-нет, — застенчиво сказал Мью, почесывая затылок. — Дело не в этом. Я… я хотел его согласия.       Изогнутые брови Аполлона поднялись так высоко, что Мью показалось, что они сейчас улетят.  — Прости, ты только что сказал «согласие»? — спросил он.       Мью кивнул. — От смертного? — переспросил Аполлон, его глаза расширились еще больше, как будто это была самая невозможная вещь, которая могла существовать в мире.       Мью моргнул, глядя на него. — Да. — Эрос! — рявкнул Аполлон. Боги и богини обращались к Мью только по имени его божества, когда были в ярости, и, вероятно, поэтому смертные знали его только как Эроса или Купидона. — Что, во имя Аида, ты говоришь? Ты просишь согласия у смертного? — Это… неправильно? — поинтересовался Мью, сбитый с толку богом солнца. — Серьезно? Ты спрашиваешь, неправильно ли это?! Это ересь! — воскликнул Аполлон. — Ты что, сошел с ума? Ты был проклят? Отравлен? Околдован? Может, мне позвать моего сына Асклепия, чтобы он хорошенько тебя осмотрел? ты правильно принимал свою амброзию? Твоих подношений в храме — их было достаточно? — затараторил бог солнца, его глаза с тревогой окидывали Мью с головы до ног. — Я в полном порядке, спасибо, — отрезал Мью. — Как может быть, что просить согласия — это ересь? Почему просить любви в ответ от смертного плохо? — Потому что ты бог, дорогой мальчик! — взревел Аполлон. — И ты просишь согласия у слабого человека!       Мью мог только хмуро смотреть на него в замешательстве.       Аполлон вздохнул и покачал головой. — Я понимаю, что это твой первый опыт любви, но ты существовал веками, — с горечью проговорил он. — Ты лучше всех должен знать этот факт. — Но я не знаю, — ответил Мью. — То, о чем ты говоришь, не имеет для меня смысла.       Аполлон печально посмотрел на него. — Мью, бессмертные и смертные различаются не только продолжительностью жизни, — сказал он. — Смертные просят, бессмертные берут. Они молятся, мы даруем. Они колеблются, мы наказываем. Когда ты чего-то хочешь, ты это берешь. Ты не ждешь их одобрения, мальчик! Ты — бог! Имей немного гордости и будь одним из них!       Мью печально отвел взгляд — его брови нахмурились, а тонкие губы по-детски надулись. — Но я люблю его, — пробормотал он. — Так люби его! Но люби его, как бог! — рявкнул Аполлон. — Ты имеешь в виду, заставить его доставить мне удовольствие?! — с горечью огрызнулся Мью, свирепо глядя на него.       Аполлон закатил глаза. — Это не «принуждение», это взятие того, что ты заслуживаешь как высшее существо, — объяснил он. — После этого он добровольно подчинится тебе — Но я не хочу быть высшим существом! Я хочу любви между равными! — возразил Мью. — Тише, пока Немезида не услышала о твоей ереси, — прошипел Аполлон, крепко схватив его за руку. — Ты — бог, а он — смертный. Вы никогда не будете равны. Ты хотя бы понимаешь последствия предоставления этой… роскоши людям?!       Мью мог только невинно смотреть на бога солнца.       Аполлон прищурился, глядя на него с серьезным выражением лица. — Люди — непостоянные, эгоистичные и ненасытные существа, — начал он. — Они все время жаждут того, чего у них нет. Чем больше вы даете, тем больше они голодают. Их жажда бездонна, а их преданность хрупка. Сегодня утром они будут поклоняться тебе. В полдень они проклянут тебя. Ночью они будут умолять тебя вернуться. Это бесконечный глупый цикл потворства своим желаниям, который мы, как боги, уравниваем, чтобы обеспечить порядок.       Мью печально отвел взгляд.       Он знал это. Он знал, что все это было правдой из столетий наблюдений и жизни невидимым среди смертных. Но его сердце было настолько ослеплено любовью к Галфу, что он не мог представить его прежним... низшим существом, с которым он играл в детстве. — Мью, — сказал Аполлон, его голос стал мягче. — Я знаю, что у людей тоже есть свои хорошие стороны, и что эти стороны могут легко растоптать все их плохие стороны. Но это не меняет того факта, что люди слабы. Они слабы, сомневаются, потакают своим слабостям и горды. Они могут уверенно осыпать тебя признаниями в любви в лицо и легко проклинать тебя за твоей спиной. Они могут обожать тебя сейчас и обожать другого позже. Они могут пообещать тебе мир и разбить его в мгновение ока. Они искушают, дразнят, предают и умирают. Если ты любишь его, как смертного, ты будешь страдать от неизмеримой боли. Поверь мне.       Мью глубоко вздохнул. Слова Аполлона имели смысл, но это не совсем убедило его не ждать согласия Галфа. Неужели такой добрый человек, как Галф, не может любить его так же безоговорочно, как сам Мью? — Ты бессмертный, Мью, — продолжал Аполлон. — Ты всегда будешь бессмертным. Любовь, как любовь. Возьми его сегодня вечером. Наслаждайся этим приключением, пока это возможно, но никогда не бросай свое сердце на землю.       Мью угрюмо вошел в свои покои через балкон; его мысли были заняты разговором с Аполлоном. В каком-то смысле он понимал, почему Аполлон хотел, чтобы он любил его по-другому-отстраненно. У Аполлона была вереница любовников, как смертных, так и бессмертных.       Хотя Мью всегда давал ему кого-то любить, они почти всегда разбивали ему сердце. Коронис, принцесса, родившая ему сына, совершила прелюбодеяние. Кипарис, подавленный смертью дорогого ему человека, которого подарил ему Аполлон, попросил оплакивать его вечно, чтобы Аполлон превратил его в кипрское дерево. А Гиацинт — бедный Гиацинт — признался в любви к Аполлону и лишился жизни из-за ревнивого поклонника. Конечно, Аполлон, наконец, нашел себе жену, которая родила ему еще двух сыновей, но ее присутствие на самом деле не стерло шрамы от разбитого сердца.       Смертные либо лгали, либо умирали.       Мью печально сел на свою сторону кровати — его глаза были устремлены на сомнения, разъедающие его сердце. Может ли Галф сделать с ним то же самое? Должен ли он действительно просто взять его силой и заставить подчиниться его своей воле?       Должен ли он просто контролировать свои чувства, как одержимость, которая никогда не проявит настоящей любви? — Муж! — Голос Галфа вывел его из задумчивости. Мью повернулся, чтобы посмотреть на него сквозь занавеску, и замер.       Галф стоял на пороге, одетый в дорический хитон — прямоугольный кусок ткани, завернутый так, что одна сторона оставалась открытой, обнажая кожу от левой груди до левой ноги. Казалось, он тоже хватал ртом воздух, как будто бежал по дороге в спальню. — Извини, я только что вышел из ванны, накинул кое-что из одежды и… — пробормотал Галф. Мью ничего не понимал, потому что обнаженная шоколадная кожа отвлекала его. — Муж…? — внезапно воскликнул он, заставив Мью моргнуть. — Ты слышал, что я сказал?  — А… гм… я… Еще раз, что это было? — наконец сумел вымолвить Мью.       Галф усмехнулся. — Я сказал, — начал он, подходя к кровати. — Как прошел твой день? — спросил он, соскальзывая на матрас и ложась на бок так, чтобы ткань, которая едва обтягивала его тело, обнажила побольше кожи. Он перегнулся через локоть, разглядывая силуэт. — Хорошо, хорошо, — ответил Мью. — Очень хорошо… Я имею в виду, что мой день был хорошим, — Мью громко откашлялся. — Ты в порядке? — спросил Галф, слегка приподнимаясь, словно в тревоге. — Принести воды?  — Нет, нет, — Мью закрыл глаза и глубоко вздохнул. — Ты… Ты делаешь это нарочно.       Галф моргнул на него — его оленьи глаза расширились. — Галф, я вижу тебя насквозь, — предупредил Мью.       Галф вздохнул и уныло сел. — Это… не работает, не так ли?       Мью закусил губы. Он чувствовал, как из его горла вырывается разочарованный стон, а в животе нарастает боль.       Галф задумчиво склонил голову, прежде чем посмотреть на него.  — Мне очень жаль, — сказал он. — Просто… Ты не прикасался ко мне с той ночи. Я… я тебя тогда обидел? Тебе не понравилось быть со мной? Я никогда раньше ни с кем не делал ничего подобного, — сказал он, с тревогой сжимая пальцы. — Прости, если я не оправдал твоих ожиданий. Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину. — Галф, зачем ты это делаешь? — спросил Мью, понизив голос.       Галф печально отвел взгляд. — Я… я хочу быть твоей женой, — ответил он. — Но ты моя жена, — возразил Мью. — Но ведь мы так и не заключили этот брак по-настоящему, не так ли? — спросил Галф. — И… я очень благодарен за твою доброту, заботу и подарки. Я понимаю, что у тебя есть работа, которую ты делаешь днем, но иногда мне кажется, что ты просто… заботишься обо мне из жалости, из-за пророчества, что я принесу разрушение, если ты не женишься на мне. Я знаю, что это ужасно неправильно с моей стороны так думать, и мне очень жаль, но меня печалит, когда я скучаю по тебе… и мне больше не за что уцепиться, кроме нескольких исчезающих воспоминаний о прикосновениях, которые ты подарил мне той ночью.       Мью застенчиво отвел взгляд, как будто ему нужно было скрыть алый оттенок, заполнивший его лицо, шею и уши. Он ожидал, что избалованный принц будет откровенен в чем-то, но услышать от него такие невинные слова… ну, не такие уж невинные… скорее, по-детски требующие внимания и ласки?..       Это возбуждало. — Галф, ты ведь помнишь, что я чудовище, не так ли? — начал Мью. - Я опустошаю жизни многих людей. Моего существования достаточно, чтобы заставить их дрожать от страха, — Мью повернулся, чтобы посмотреть на любопытное выражение лица Галфа через занавеску. — Я легко могу уничтожить тебя. Ты все еще хочешь предложить мне себя? Что, если я сожру тебя прямо здесь и сейчас? Ты бы все равно предпочел потерять себя из-за такого чудовища, как я?       К удивлению Мью, в мрачном свете огня глаза лани Галфа горели решимостью. Он выпрямил спину, чтобы смотреть прямо в лицо Мью, и улыбнулся. — Прости меня, муж, — сказал он. — Хотя я не сомневаюсь, что у тебя вполне может быть способность опустошить жизни многих, заставить людей съежиться в страхе или легко уничтожить меня... для меня ты не чудовище. Ты мой муж, который любит меня до такой степени, что жертвует своей снисходительностью, чтобы потакать мне. Мне все равно, растут ли у тебя на голове рога, чешуя вместо кожи или крылья, которые хлопают против ветра. Ты мой муж, и я не хочу, чтобы моим мужем был кто-то другой, — Галф осторожно просунул пальцы в нижнюю часть занавески, потянувшись к руке, которая, как он знал, будет там. Он улыбнулся, почувствовав длинные пальцы Мью под своими. — Я люблю тебя, — сказал он, глядя на край занавески и изо всех сил сжимая его руку. — Я никогда ни к кому не испытывал такого чувства, но думаю, что именно это я чувствую к тебе сейчас. Я всегда убегал от внимания, которое люди уделяли мне, потому что оно душило меня. Это первый раз, когда я прошу кого-то об этом, потому что единственное внимание, которого я хочу, — сказал Галф, прежде чем посмотреть на силуэт перед ним. — Это твоё.       У Мью перехватило дыхание, а он еще даже не поцеловал его. Тепло руки Галфа заставило его сердце забиться в экстазе. Он удивлялся, почему вообще осмелился отказать себе в таком удовольствии.       Облака нависли над луной, отбрасывая длинные тени по всей комнате.       Галф наблюдал, как силуэт изменился, когда пламя масляной лампы исчезло, наполнив комнату темнотой. Он услышал шорох отодвигаемой занавески и почувствовал, как над ним нависло тепло тела мужа. — Ты уверен, что не пожалеешь об этом? — Галф почувствовал на губах сладкое дыхание мужа и улыбнулся. Он медленно обхватил руками то место, где, как он чувствовал, должна была находиться шея его мужа. — Никогда, — ответил Галф, прежде чем оказался прижатым к кровати; дорожка поцелуев на чувствительной коже шеи заставила его застонать. Он почувствовал, как руки скользнули в хитон, который едва скрывал его кожу, и погрузился в голодные поцелуи, которыми он с вожделением обменивался со своим мужем.       На следующее утро Галф проснулся с ощущением ужасной тяжести и боли. Он прищурился от яркого утреннего света и горько застонал от того, как он уговаривал мужа спать с ним. Он открыл глаза и обнаружил на подушке мужа белое перо. Он улыбнулся, когда воспоминания о прошлой ночи заполнили его чувства — прикосновения, стоны, биение сердца, желание, пик экстаза, и как это повторялось так много раз, что он потерял этому счет.       Галф хихикнул, подтягивая поближе к себе белое одеяло; боль в теле говорила ему, что это не сон. Он почувствовал, как забилось его сердце при мысли о том, что он делал невыразимые вещи со своим мужем — что даже если это причиняло ему боль, это была приятная боль. Он вздохнул, мечтательно размышляя о том, каким будет их вечер.       Должен ли он снова попытаться соблазнить его?       Галф осторожно взял перо и поцеловал его, прежде чем глубже зарыться в подушку, наполненную головокружительно сладким ароматом корицы и розы. — Он симпатичный, — сказал Маилд, прислонившись к балкону и глядя на смехотворно довольную улыбку на каштановых губах Галфа. — Теперь я понимаю, почему он нравится Мью. — Эй, — окликнул его Найс. укоризненным тоном, сидя рядом с ним на перилах балкона. Он соединил это с недовольным хмурым взглядом. — Он замужем. Официально, кстати.       Майлд недоверчиво уставился на Найса. — Да пожалуйста, он не в моем вкусе! — защищался он. — Я просто сказал, что он симпатичный. Посмотри на эту глупую улыбку. Можно подумать, что тот, кто потерял девственность с кем-то, кого на самом деле не знал и не видел, выглядел бы менее счастливым. И все же он там, уже предвкушая следующее свидание со своим мужем.       Найс пожал плечами.  — Он дитя, — сказал он, глядя на Галфа. — Томящееся от любви. Я поражен, что он влюбился без стрелы Мью. — Это правда, — пробормотал Майлд, взглянув на Галфа, который все еще счастливо свернулся калачиком на стороне Мью. — И действительно похоже на то, будто Судьба распорядилась таким образом в качестве личного подарка Мью за его многовековой труд или за то, что он, наконец, достиг совершеннолетия.       Найс кивнул. — Держу пари, мы с Галфом были бы лучшими друзьями, если бы он когда-либо жил на Олимпе, — сказал Майлд, что прозвучало удивительно мило.  — Что?! Ты дашь ему любовный совет? — удивился Найс, снова поворачиваясь к Майлду и задаваясь вопросом, каким образом бог-вестник будет общаться с застенчивым смертным принцем.  — О, не только это! Мы бы, конечно, посплетничали, — ответил Майлд, гордо оглядываясь на него. — Судя по тому, как ему комфортно здесь, в клетке, он не слишком в курсе новостей. Я с удовольствием поболтаю с ним о последних слухах в мире смертных и бессмертных. Я даже дам ему несколько советов по его положению, если ты понимаешь, что я имею в виду.       Найс медленно кивнул, гадая, обрадуется ли Мью тому влиянию, которое он окажет, если они станут друзьями. — Кстати, — сказал он. — Что это великий Гермес вдруг здесь делает? — Чтобы посплетничать, конечно, — ответил Майлд. — Ты слышал последние новости из саги об Афродите и Галфе? — Он был посвящен в это тайное соглашение с Галфом, потому что дружил с Мью. Бог любви не мог точно хранить от него секреты, не тогда, когда он был лучшим в разгребании погребённых секретов смертных и бессмертных. Майлд также согласился помочь следить за поведением Афродиты, пока план Мью будет приведен в исполнение. Ему было поручено сказать Мью или Найсу, уловила ли богиня запах их обмана или, к счастью, все еще была слишком поглощена собой, чтобы что-либо заметить. — Я еще не разговаривал со своими подданными, — ответил Найс — Богиня что-нибудь заподозрила?       Майлд ухмыльнулся. — Ничего такого! — взволнованно сказал он. — Богиня так гордилась собой, что приказала своим служанкам распустить слух о Пропасти в мире смертных внизу.       Найс нахмурился: — Что за слухи? — Что Галф мертв, — объяснил Майлд. — Это хорошая новость для нас, но я не уверен, как все обернется, когда слух дойдет до семьи Галфа и самого Галфа. Я лично советую тебе ничего ему не говорить. Ты же знаешь, каковы смертные. Они любят смерть не больше, чем мы. Он, вероятно, хотел бы оставить Мью, если бы услышал, что он мертв для живых.       Найс вздохнул: — Я думал, что он уже был готов к этому, — сказал он. — Разве его семья не отослала его должным образом? — Да, но мы говорим о смертных, — объяснил Майлд. — Они ведут себя непредсказуемым образом. Возьми, к примеру, эту глупую улыбку на его лице, — сказал он, кивнув в сторону Галфа, который все еще развалился на кровати. — Это взгляд парня, который потерял девственность с чудовищем? — Ну, Мью — бог любви и секса, — ответил Найс. — Это должно что-то значить, верно?       Майлд отвел взгляд и кивнул. — Да, я думаю, ты прав. Ты уверен, что не подглядывал за ними прошлой ночью? — Он бы убил меня! — огрызнулся Найс. — Разве тебе не было любопытно? Совсем чуть-чуть? — спросил Майлд, наполовину поддразнивая бога западного ветра.       Найс надул губы и печально отвел взгляд. — Было, — ответил он. — Слуги сказали, что кровать скрипела как сумасшедшая всю ночь напролет.       Майлд легкомысленно усмехнулся. — Ох! Жаль, что я не могу посплетничать с Галфом прямо сейчас! — взволнованно напевал он. — Как я ненавижу, что он смертный!       Мью не мог не улыбнуться тому, каким блестящим и экстравагантно красивым казалось все, на что он смотрел. Листья стали зеленее. Солнце светило ярче. Птицы щебетали в полной гармонии. Ручьи сверкали. И ветерок благосклонно гудел.       Мью не мог поверить, как он был счастлив после того, как, наконец, поддался своим желаниям и окончательно скрепил брачный союз. Он не мог понять, почему он пытался убежать от этого, когда это было так хорошо, и это делало их обоих такими счастливыми. В то утро ему потребовалось немало сил, чтобы покинуть свою половину кровати. — О, наконец-то ты занялся любовью! — дразняще промурлыкал знакомый голос у него за спиной.       Мью обернулся и увидел богиню, одетую в белые пеплосы, которые переливались золотом под солнечным светом. Ее темные волосы были заплетены в замысловатую косу и поддерживали золотую корону на макушке. — Дженни! — поздоровался Мью. Для смертных она была известна как Тихе — богиня удачи и процветания. Как и Мью, она часто работала по велению Фортуны, дарующей удачу тем, кто в ней нуждается, приводя людей туда, где они либо разорятся, либо продолжат процветать.       Дженни улыбнулась: — Поздравляю тебя со свадьбой.       Мью уже собирался поблагодарить ее, когда его осенила мысль. Они с Тихе много работали вместе, и, хотя они дружили, она показывалась другим только тогда, когда ей поручали благословлять их. — Дженни, — Мью с тревогой глядел на нее. — Не бойся, — ответила Дженни, улыбаясь ему и похлопывая по плечу. — Ты знаешь, как действует мое благословение.       Благословение Тихе всегда было двояким. Чтобы обрести удачу, нужно сначала пережить несчастье. Чем дольше страдание, тем сильнее дар. Но если получатель решит убежать от трудностей, подарок будет отнят. Единственный способ по-настоящему оценить дар Тихе — это испытать на себе жизнь без него.       Мью сотрудничал с ней, чтобы либо вызвать несчастье, либо даровать людям везение. Он никогда не думал, что сам получит ее благословение. — Смертные хрупки, — сказала Дженни. — Они легко забывают, если ты не напоминаешь им об этом должным образом. И ты никогда не должен забывать, кто ты есть.       Когда Мью вернулся, он обнаружил Галфа свернувшимся калачиком на кровати. Обнаженная спина его жены была прижата к занавеске, когда Мью подполз к нему.       Галф улыбнулся, почувствовав, как пальцы Мью нежно ласкают его спину. Он повернулся, чтобы улыбнуться мужу в ответ, когда в комнате погас свет.  — Добро пожаловать домой, муж, — поприветствовал он его, прежде чем губы Мью захватили его в обжигающем поцелуе. Он усмехнулся и обнял его, прижимая к себе так близко, как только мог. — Я люблю тебя, — прошептал Мью в губы Галфа. — Я тоже тебя люблю, — заверил Галф, улыбаясь ему в темноте.  — Еще одна ночь, — размышлял Мью, позволяя себе поддаться страсти в любовных объятиях Галфа, — еще одна ночь наслаждения, прежде чем небо станет серым.