Arrow

      Афродита радостно напевала, глядя на свое отражение в настенном зеркале золотой спальни, расчесывая длинные распущенные локоны, когда Мью появился с балкона. Он беспомощно повалился на холодный, украшенный золотом гранитный пол. Богиня в панике ахнула при виде агрессивного алого ожога на некогда гладком и идеальном плече Мью. — Мью! — взвизгнула она, бросаясь к нему и немедленно прижимая его к своей груди. Его величественные ослепительно белые крылья, которые мерцали золотом на солнце, неуклюже хлопали и складывались за спиной, как будто он не мог должным образом контролировать их. Она также заметила его заплаканное лицо. — Клянусь Зевсом, тот, кто сделал это с тобой, заплатит! — яростно воскликнула она, отчаянно вытирая слезы с красных опухших глаз Мью своими изящными пальцами. — Прости, мама, — взмолился Мью, стыдливо склонив голову. — Мне так жаль, мама. Прости меня… — Тише! За что ты извиняешься?! — воскликнула Афродита. — Мой бедный, любимый сын… Расскажи мне, что случилось. Кто это с тобой сделал? Я сама брошу их в Тартар! Никто не смеет поднять руку на моего сына! Скажи мне! Кто это с тобой сделал? Скажи своей матери, кому она должна достойно отомстить!       Но Мью мог только рассыпаться в ее объятиях. Он горевал так, словно само его сердце было разбито вдребезги.       Афродита почувствовала, как ее собственное сердце разрывается при виде этого. — Мой любимый сын, пожалуйста, — бормотала она, прижимая его к себе. — Расскажи маме, что случилось, — она осмотрела ожог на его плече. К счастью, это было не то, что не мог исправить нектар.       Мью снова начал извиняться.       Она не могла вынести этого. Она ненавидела свою беспомощность и то, что ничего не могла сделать для своего сломленного и обезумевшего любимого сына. — Позвольте мне, богиня Афродита, — прошептала чайка, влетевшая и усевшаяся на перила ее балкона. Летающие животные соперничали с Майлдом в знании сплетен смертных и бессмертных. Выведенная от первой чайки Левкотеи, которая была наказана за свое любопытство, порода переняла ненасытную жажду сплетен, — Я могу дать ответ, что принесли последние шорохи океанских волн и зеленых лугов. — Тогда говори! Что случилось с моим сыном? — спросила Афродита. — Что так ранило его и сделало безумным?! — Смертные и бессмертные одинаково шепчутся о Боге любви, — объявила чайка.       Афродита в замешательстве нахмурилась. Насколько она знала, Мью каждый день покидал свой дом и добросовестно выполнял свою работу с тех пор, как его короткие маленькие пальчики взяли тяжелый, разорванный войной лук и превратили его в инструмент чистой и страстной любви. — Они сказали, что в последнее время было много… волнений из-за отсутствия любви, — продолжала чайка. — Разрушение любовных уз, расторжение браков… И они обвиняют его в том, что он держит в тайне своего любовника.       Встревоженные глаза Афродиты расширились в ярком и бурном оттенке темно-зеленого цвета моря. — Любовника? — она горько сплюнула, сердито глядя на своего все еще плачущего сына. — У тебя был любовник?! И кто, скажи на милость, этот любовник — Если позволите, богиня, — снова заговорила болтливая чайка. — Я сама не уверена, но ветер шепчет, что бог любви отчаянно влюбился по уши в смертного по имени Галф, если я правильно помню.       Афродита замерла при звуке этого имени. Ее яростные глаза сверлили дыры на затылке склоненной головы Мью. — Галф, — выдохнула она, когда ее ярость закипела, — тот самый Галф, который утверждал, что соперничает с моей красотой, построил себе храм, чтобы люди могли поклоняться ему, и должен был умереть самой ужасной и мучительной смертью от клыков самого мерзкого чудовища, который есть на этой земле? — Боюсь, что так, дорогая богиня, — подтвердила чайка.       Жутко пугающий туман тишины наполнил золотую комнату Афродиты, прежде чем она издала оглушительный крик ярости, горечи и боли. Чайка быстро улетела, а Мью от стыда еще ниже склонил голову. Он поморщился, когда мать схватила его за волосы и дернула, чтобы он поднял голову.       Афродита пристально посмотрела в его красные миндалевидные глаза, которые были опухшими от горя. Она глубоко проникла в его сердце и обнаружила предательство, которое он совершил: как он встретил Галфа, как пытался защитить его от ее гнева, как много раз занимался с ним любовью и как в конечном итоге его предал человек, который, как он думал, любил его так же сильно, как и он. — Ты, — усмехнулась Афродита; слезы наполнили ее полные боли и гнева глаза. — тот, которого я родила, любила и защищала превыше всех, даже когда твой отец пренебрег тобой… Даже когда ты опозорил меня, использовав свои стрелы, чтобы обеспечить своих старших — даже твоего собственного отца — запасом девушек для прелюбодеяния! Ты даже стрелял в меня своими стрелами, насмехаясь надо мной как над «вдовой»! Но я все равно любила тебя, чудовище. Я пропитала твои прекрасные крылья молочным нектаром из своей груди, облила твою фарфоровую кожу медово-розовой водой и расчесывала твои волосы цвета корицы, пока они не засияли золотом… А взамен ты опозорил меня! Это не просто предательство, которое ты совершил, ты опозорил мое имя перед всем Олимпом! — Прости, мама, — взмолился Мью. — Я люблю его, — сокрушенно признался он, страдальческие слезы текли из его глаз. — А он любил тебя? — огрызнулась Афродита.       Мью вздрогнул и поник в ее объятиях. Нет… Галф не любил его. Афродита в порыве гнева швырнула его на пол. — Он соблазнил мое невинное дитя, занял место моего зятя и разорвал моего сына на куски, — прошипела она, медленно направляясь к двери. — Он даже обжег тебе плечо, как будто недостаточно было разбить твое сердце! Я даровала ему легкий исход, позволив тебе справиться с этим, но теперь он пожалеет, что перешел мне дорогу. Он понесет самое суровое наказание за твой позор, а ты, — сказала она, сердито глядя на Мью, — никогда больше не покинешь свою комнату. Если ты думаешь, что я не могу запереть тебя только потому, что твое существование имеет решающее значение для равновесия Вселенной, подумай еще раз! Я рожу более достойного сына, который займет твое место. Я отрежу тебе крылья голыми руками и отдам его ему вместе с твоей сущностью и всеми твоими орудиями, пока ты не превратишься в бесполезного, нелюбимого, никчемного повесу, которым ты и являешься!       Мью слабо поднял голову, чтобы посмотреть на свою мать, когда ее служанки появились рядом с ним. Они взяли его за руку и втолкнули в спальню, в которой он жил в детстве: ее окна были заделаны стальными решетками, чтобы предотвратить его побег, а дверь была плотно заперта, чтобы он не мог выбраться. Он в отчаянии рухнул на простыни и заплакал. Он даже больше не был уверен, плакал ли он из-за ожога на плече или из-за разбитого сердца.

____________________

      Галф тупо уставился на высохшие стебли перед собой, свернувшись калачиком на иссохшей земле. Завывающий ветер позднего вечера покалывал его кожу и заставлял дрожать, но он не двигался. Это было так, как будто он ждал, что смерть заберет его.       Майлд раздраженно вздохнул при виде убитого горем принца. Он знал, что наивность Галфа привела его к такой судьбе, но он должен был признать, что Мью тоже несет ответственность за ситуацию. Ему не следовало вмешиваться в жизнь Галфа с самого начала. И даже если бы он это сделал, он должен был просто поступить так, как обычно поступали другие боги, когда влюблялись в смертных.       Но больше не было смысла перекладывать вину. Они оба были убиты горем. Вопрос, на котором им следовало бы остановиться вместо этого, заключался в том, что произойдет дальше: собираются ли они забыть друг друга, будучи истинно влюблёнными, или они хотят восстановить узы и дать жизнь ещё более крепкой и вечной любви? — Я поражен, что Афродита до сих пор не утащила его в свой дворец, — пробормотал Майлд, чувствуя, как приятно шелестит ветер позади него, когда он стоял в нескольких шагах от Галфа. — Это последний слой защиты, придуманный Мью на случай, если что-то пойдет не так, — объяснил Найс, несколько раз шмыгнув носом и вытирая слезы с глаз. — Туман, который скроет его местонахождение от матери, если только сам Галф не решит приблизиться к богине. Это будет продолжаться до тех пор, пока Мью полностью не потеряет свою любовь к нему.       Майлд грустно взглянул на Найса: — Как он себя чувствует?       Найс покачал головой. — На этот раз богиня не отпустит его так легко, — сказал он.       Майлд вздохнул. — Что же дальше? Мы можем что-нибудь сделать? — Теперь все зависит от них, — ответил Найс. — Честно говоря, я… я не знаю, что еще сделать.       Майлд грустно улыбнулся ему. — Я понимаю, — сказал он. — В любом случае, ты делал все возможное с самого начала. Отдохни немного. Я посмотрю, что я могу сделать сейчас.       Найс склонил голову, прежде чем исчезнуть на ветру.       Майлд глубоко вздохнул и подошел к Галфу. Мальчик был сломлен, но, несомненно, в нем все еще таился стильный дух.       Смертные часто были такими, даже в самых тяжелых ситуациях. Это была нить надежды, которая приводила их к свершению подвигов, достойных места в Элизиуме. Если Галф был так сломлен потерей мужа, то, возможно, он все-таки по-настоящему любил Мью. Его верная и истинная преданность должна была иметь нить надежды, которая, вероятно, была погребена под ослепляющим облаком страдания и вины внутри него.       Майлд наблюдал, как вокруг тела Галфа клубится туман тьмы. Он нахмурился и призвал своего кадуцея. Посох появился в его руке из облака золотой пыли: две золотые змеи, шипя, обвились вплетенными в металлический стержень. Майлд сурово взмахнул посохом сквозь туман, разбивая его вдребезги. — Вор! — сердито взвизгнул чей-то голос. — Убирайся, Ойзис, — рявкнул Милд. — Этот мальчик не твой.       Женщина, одетая в черное изодранное траурное платье, материализовалась в тумане и встала напротив него. — От него разит страданием и депрессией, — прошипела она. — Он мой, и я могу на него претендовать! — Он еще не так далеко зашел, и ты это знаешь! — возразил Майлд. — Он воскреснет и найдет свой путь подальше от лап смерти.       Ойзис горько фыркнула. — Он даже не двигается, — невозмутимо произнесла она.       Майлд посмотрел на Галфа сверху вниз. Он должен был вдохновить его действовать, осознать, что должно быть что-то, что он все еще может сделать… что-то, что он хотел сделать, кроме того, чтобы быть отправленным в Загробный мир. — Ну же, Галф, — пробормотал он, зная, что смертный не сможет услышать его голос. — Ты умный мальчик. Придумай что-нибудь.       Он уставился на сухой участок земли перед глазами Галфа. Яркие зеленые стебли росли из пятна, пробиваясь длинными зелеными листьями, прежде чем расцвести яркими фиолетовыми, желтыми и белыми цветами — небольшой цветочной дорожкой из крокуса.       При виде ярких цветов, казалось, все пришло в сознание. Галф моргнул и осторожно сел. Длинные пальцы нежно ласкали лепестки, как будто он пытался понять, настоящий этот крокус или нет, не причиняя ему боли. Затем он огляделся вокруг, словно ища бога или богиню, которые могли благословить его таким драгоценным даром.       Он никого не увидел, но узнал место, в котором находился. Это должно быть недалеко от дома одной из его сестер. Возможно, его сестры, сами будучи женами, знали, что он должен сделать, чтобы успокоить своего мужа и получить его прощение.       Галф неуверенно поднялся на ноги и зашагал в темноту. — Это только вопрос времени, когда он сломается и упадет прямо в мои руки, — прошипела Ойзис.       Майлд показал ей язык. — Сгинь, — промолвил он. — Злая неудачница.       Ойзис исчезла во взрыве темного тумана.       Майлд наблюдал, как Галф начал свое путешествие обратно к миру смертных. Однако Ойзис была права. Это был только вопрос времени, когда он снова разобьет свое сердце и поддастся когтям депрессии.

❗❗❗

      Галф почувствовал облегчение, когда добрался до дома своей сестры и обнаружил их обеих там за ужином. Они охотно пригласили его внутрь и накинули покрывало на его дрожащие плечи. — Что случилось?! — воскликнула младшая сестра, притягивая его к себе, чтобы он сел рядом с ней. — Ты убил его? — спросила старшая сестра, с любопытством нависая над ним.       Галф опустил взгляд в пол и разрыдался.       Сестры переглянулись, почувствовав по его поведению, что все прошло так, как они планировали. — Я сделал, как ты мне сказала, — Галф поперхнулся, его голос осип, когда вырвался из пересохшего горла. — Я пытался убить его, но как только я увидел его, я… В глубине души я знал, что он не чудовище, но я… О сестры, пожалуйста, помогите мне! — сказал он, отчаянно умоляя их. — Скажите мне, как помириться с моим мужем. Скажите мне, как я могу исправить эту чудовищную ошибку! Я знаю, что не заслуживаю его, но жить без него — это больше, чем я могу вынести. И он ранен! Что, если его вовремя не вылечили?! Должно быть, ему сейчас так больно, а я даже ничего не могу сделать, чтобы помочь ему. — Сначала скажи нам, кого ты видел, Галф! — рявкнула старшая сестра, крепко сжимая его запястье. — Кто был твоим мужем?! Почему он не был чудовищем?       Галф склонил голову и на мгновение замолчал, пытаясь контролировать свои эмоции настолько, чтобы говорить правильно; его сестры ждали, затаив дыхание. — Я видел… Я видел сына богини Афродиты, — наконец сказал он. — Самого красивого мужчину, которого я когда-либо видела — самого бога любви, Эроса.       Сестры ахнули от благоговения. Они обменялись взволнованными взглядами, когда Галф продолжил. — Я был так поражен его божественной красотой, что мои конечности ослабли, и я уронил горящее горячее масло ему на плечо, разбудив его, — объяснил он. — Он увидел кинжал в моей руке и тот факт, что я нарушил свое обещание, несмотря на его предупреждения, заставил его уйти. Он исчез, как и обещал мне, если я когда-нибудь осмелюсь увидеть его лицо. Первый и последний раз! — Галф взвыл, вспомнив боль и страдание в глазах своего мужа, прежде чем он улетел в ночь. — Это все моя вина! Пожалуйста, сестры, помогите мне! Помогите мне найти моего мужа и скажите, как я могу искупить свое предательство! — Ты прав, — строго сказала старшая сестра, возвышаясь над низко опущенной головой Галфа. Ухмылка на ее губах озадачила Галфа. — Это все твоя вина. Во всем виноват ты! Твоему мужу не следовало давать тебе шанса выйти за него замуж! Ты был рожден, чтобы причинять всем трудности и боль! Ты заслуживаешь того, где ты сейчас находишься.       Галф сидел, ошеломленный заявлениями своей сестры. — Я… я не понимаю, — слабо пробормотал он. — Чего еще ты не понимаешь, тупица? — добавила младшая сестра, хихикая, когда она отдалилась от него. — Ты не принес нам и нашей семье ничего, кроме позора! Мальчик, рожденный красивее своих сестер; слишком незрел, чтобы быть достойным наследником отцовского трона; и который навлек на себя гнев самой Афродиты, соблазнив людей на ересь поклонения тебе! — Н-но я не… — И теперь твой муж знает твое истинное лицо, как это и должно быть, — перебила старшая сестра.       Глаза Галфа расширились. — Я… вы… что вы… почему?.. Еще больше слез потекло по его щекам.       Его старшая сестра гордо ухмыльнулась ему. — Да, маленький братец, — оскалилась она. — Мы снова провели тебя, и ты показал своему мужу, какой ты эгоист! Ты думаешь, это просто из-за нарушения обещания? О нет, дорогой брат. Речь идет о том, что ты доказал своему мужу, что вообще никогда его не любил!       Галф почувствовал, как у него упало сердце. Мир внезапно накренился вокруг него. Его разбитое сердце раскалывалось… крошилось. — Вы же… Вы же… мои сестры, — выдохнул он, цепляясь за отчаянную, но слабеющую нить надежды, чтобы удержаться на плаву.       Вторая сестра разразилась хохотом. — А ты — заноза в наших боках самого рождения! — огрызнулась она. — Ты отнял у нас все! Любовь матери, внимание отца, признание людей — все, даже судьбу быть замужем за идеальным мужем! Теперь ты там, где и заслуживаешь быть. — Не совсем, сестра, — сказала старшая сестра, прежде чем схватить Галфа за волосы и потащить его к черному ходу. Они бросили его слабое тело на пыльную грязную тропу, позволяя камням и гальке оставлять следы на его упругой коже. — Вот так, — сказала она, довольная собой. — Теперь ты там, где тебе и место: на земле, где тебе и положено быть, так как ты все равно давно мертв для этого мира! О, и даже не думай, что сможешь убежать к маме и папе. Они оба отошли от своего горя и смирились с твоей кончиной.       Галф наблюдал, как они захлопнули перед ним дверь, показывая ему, что ему больше не рады; показывая ему, что у него больше нет дома… что у него, вероятно, его вообще никогда не было.       «Я говорил тебе, что твои сестры придут, чтобы причинить тебе боль.»       «Твои сестры плетут заговор против тебя. Они могут обманом заставить тебя узнать, как я выгляжу. Я знаю, что ты их очень любишь и что тебе их очень не хватало, но если ты ослабишь бдительность и позволишь им добраться до тебя… Галф, ты больше никогда меня не увидишь.»       «Итак, в конце концов, ты поддался их махинациям, несмотря на множество предупреждений, которые я тебе давал. Ты ценил их мнение выше моего, когда я осыпал тебя заботой и любовью, в то время как они не хотели для тебя ничего, кроме разорения. Что это за любовь, о которой ты говоришь? Я — воплощение самой любви — не знаю ничего подобного!»       «Неужели я был для тебя таким ужасным чудовищем, что ты хотел моей смерти? Что тебе пришлось солгать мне в лицо о своих чувствах ко мне? Что тебе пришлось так сокрушить мое сердце?»       «Ты думаешь, что это просто нарушение обещания? О нет, дорогой брат. Речь идет о том, что ты доказал своему мужу, что вообще никогда его не любил!»       Тело Галфа зашевелилось еще до того, как он это осознал. Он медленно встал; его некогда ослепительно белая туника-хитон была сильно испачкана. Он тихо пошел по грязной тропинке; снова слишком измученный, чтобы рыдать или причитать, когда слезы продолжали течь по его щекам.       Так ли глубоко он ранил сердце своего мужа? Неужели таким мерзким он оказался? Он был чудовищем! Возможно чудовище, о котором говорил оракул, все это время был он сам, и ему было суждено стать причиной гибели своего любимого мужа.       От осознания этого у него защемило сердце.       Самое меньшее, что он мог сделать, — это получить заслуженное наказание: вечность в Тартаре. Он охотно катил бы валун вечно, как царь Сизиф. Он охотно умирал бы от голода и жажды вечно, как король Тантал. Он обрек бы себя на вечность, будучи привязанным к пылающему колесу, как король Иксион.       Он избавил бы своего мужа от дальнейшей боли, приняв наказание.       Галф обнаружил, что смотрит на темный берег реки. Он взглянул на свое мутное отражение и нашел дверь в Загробный мир. Он в последний раз улыбнулся при воспоминании о своем муже, надеясь, что Мью проживет лучшую жизнь без него, прежде чем броситься в холодную реку, решив опуститься на ее дно, пока сам Цербер не утащит его в Тартар.

________________

      Сестры Галфа уставились друг на друга на мгновение после того, как навсегда закрыли дверь за своим младшим братом. Затем они разразились торжествующим смехом, уверенные, что наконец-то победили свою злую судьбу. — О, выражение его лица было бесценным, сестра! — вздохнула младшая, вспомнив шок, недоверие и боль, которое появились на лице Галфа после того, как он понял, что попал в их ловушку. — Мы должны были сделать это раньше! — Теперь, сестра, давай не будем мелочиться, — сказала старшая, улыбаясь ей. — Возможно, мы долго страдали, но победа бесценна. Важно то, что мы будем делать дальше. Ты слышала нашего наивного и глупого младшего брата: его муж — бог любви. Это вызовет у смертных великий хаос, если его гнев не будет утолен. — Это правда, — ответила младшая сестра. — Не будет никакой любви, если его невесту не заменят гораздо более подходящей.       Сестры пристально посмотрели друг на друга, прежде чем слегка отстранились. — Мы должны придумать решение, сестра, — начала старшая. — Давай подумаем об этом вечером и поговорим об этом как следует завтра, точно так же, как мы сделали с нашим младшим братом. — Да, конечно, — согласилась младшая сестра. — Тогда я вернусь домой, чтобы как следует все обдумать.       Старшая сестра проводила младшую до порога, убедившись, что та должным образом попрощалась с ней, прежде чем закрыть дверь. Она быстро поднялась по ступенькам к самому высокому окну дома своего богатого мужа и выглянула через него, чтобы убедиться, что ее сестра направилась домой.       Удовлетворенная, она взяла черную вуаль, которую спрятала где-то на кухне, и покинула дом через черный ход. Она побежала в ночь, направляясь к утесу, где они с сестрой оплакивали гибель Галфа. Крепко закутавшись в вуаль, чтобы защититься от пронизывающего холодного ветра, она подняла голову к тому месту в небе, где, как она помнила, над головой парил дворец Эроса. — О прекрасный и могущественный бог Эрос! — воскликнула она, и ее голос сорвался от печали и отчаяния. — Я слышала о предательстве, которое мой неблагодарный брат совершил по отношению к тебе. Я здесь перед тобой, чтобы сказать, что ты не заслуживал такого жестокого обращения! Ты дал ему истинный смысл своего могущественного существования, а он отбросил все это из-за угрозы своих эгоистичных желаний! Я умоляю тебя простить меня за отвратительное поведение моего брата. Позволь мне успокоить твой гнев, предложив себя тебе в качестве его достойной замены! Он никогда не подходил для того, чтобы любить тебя с самого начала: мальчик, который был избалован с рождения, не заботился об ответственности, лежащей на его плечах, и никогда по-настоящему не любил никого, кроме себя. Я умоляю тебя, повелитель Эрос, возьми меня в свои объятия! Позволь мне утешить тебя своими женскими чарами и родить тебе достойного наследника!       Сильный порыв ветра пронесся в ее сторону, заставив ее задохнуться и пошатнуться на краю обрыва. Думая, что это был ответ разгневанного бога, жаждущего быть умиротворенным, она взволнованно улыбнулась. Она подняла руки вверх и закрыла глаза. — Да! Прими жену, достойную твоего божественного чуда, бог Эрос! — воскликнула она. — Отнеси свою госпожу домой, Зефир!       Ее тело качнулось вперед под порывом ветра. Но вместо того, чтобы почувствовать себя невесомой и мягко приземлиться на ноги, она ощутила, что падает головой вперед в скалу. Она открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть зазубренные камни.       Через несколько минут младшая сестра с тревогой добралась до края обрыва. Подумав о том, чтобы обмануть свою сестру и найти решение, чтобы умилостивить бога любви, она сделала крюк, прежде чем направиться к утесу. Поняв, что она успешно перехитрила свою сестру, она посмотрела вверх на то место в небе, где должен был находиться дворец Эроса, и слезы потекли по ее щекам. — О прекрасный и могущественный бог Эрос! — воскликнула она. — Я слышала о бессердечном предательстве, которое мой жадный младший брат совершил по отношению к тебе. Я здесь, чтобы сказать тебе, что я чувствую твою боль, и что я не думаю, что ты этого заслуживаешь! Я видела, сколько роскоши и любви ты изливал на него. Даже будучи сестрой, я не могу понять ни одной приемлемой причины его предательства! Я не могу полностью выразить, как искренне сожалею о той боли, которую он причинил тебе. Чтобы облегчить твою боль, позволь мне утешить тебя! Спрячься у меня на груди ночью или пока ты не выплачешь свои печали. Позволь мне подарить тебе любовь, которую ты заслуживаешь получить. Позволь мне заботиться о твоем доме, родить тебе сына, достойного твоего имени, и жить с тобой вечно. Возьми меня в жены, бог Эрос! — воскликнула она.       Сильный порыв ветра пронесся в ее сторону. Это наполнило ее сердце волнением и гордостью, думая, что это был положительный ответ от убитого горем бога любви. Она закрыла глаза и улыбнулась, уверенная, что наконец-то избавится от своего ужасного брака и будет жить божественной жизнью, для которой была рождена. — Да, бог Эрос! Возьми меня! Возьми меня в свои объятия!       Ее тело качнулось вперед, следуя за ветром, как она делала, когда Зефир летел с ними, чтобы они могли навестить Галфа во дворце. Но вместо того, чтобы чувствовать себя невесомой, она ощутила, что падает головой вниз в бесконечную яму. Она открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть искалеченный труп своей сестры на куче зазубренных камней и неровных обломков.       Найс посмотрел со скалы — его красные глаза окинули взглядом два трупа, чьи кости и плоть были слишком сломаны и искалечены, чтобы кто-либо мог их узнать или спасти. — Подходящий конец, не находишь? — спросила Дженни, когда она появилась рядом с Найсом; ее взгляд опустился на ужасное зрелище. — Они столько пережили только для того, чтобы свернуть с истинного пути. — Они были обречены с самого начала, — сказал Найс. — Когда они решили смотреть на мир глазами гнева и жадности вместо доброты, уважения и любви.       Божественные бессмертные ушли, оставив трупы лишь с увядшим гелиантом, который они бросили со скалы накануне и который остался единственным знаком на месте их последнего упокоения.

_____________________

      Майлд раздраженно вздохнул, наблюдая, как Галф погружается в реку. Он услышал смех Ойзис из преисподней и горько закатил глаза. Он громко откашлялся и обратился к берегу реки. — Дорогая, ты знаешь, кто это у тебя сейчас на груди? — пробормотал он, улыбаясь бурлящей реке. — Это принц Галф, жена бога любви Эроса, а также зять богини Афродиты. Да, именно тот, о ком ты слышала из «птичьих сплетен». Теперь мы оба знаем, что нехорошо перечить самой Любви, так что не будешь ли ты так любезна поместить нашего дорогого принца с разбитым сердцем туда, где он не погибнет?       Бессознательная тело Галфа медленно поднялось на поверхность, плывя над пологим течением реки. — Спасибо тебе! — сказал Майлд, благодарно улыбаясь реке. — Да, не волнуйся, я буду держать тебя в курсе последних эпизодов их романтической саги. Я позабочусь о том, чтобы ты сначала услышала все подробности, прежде чем это сделает какая-нибудь из этих мерзких болтливых чаек.       Майлд собирался последовать за телом Галфа, когда почувствовал в воздухе запах горящего звериного языка. Он медленно закрыл глаза и горько застонал. — Во имя любви к Аиду! — он выругался. — Это самый тяжёлый из всех случаев, когда меня вызывали, — пробормотал он, глядя на Галфа. — Река, дорогая, обязательно отнеси его в безопасное место, хорошо? Да, я позабочусь о том, чтобы у них был счастливый конец. Мне нужно идти.       Майлд глубоко вздохнул и исчез на ветру.

__________________

      Афродита все еще кипела от ярости, когда сидела в гостиной Геры с Деметрой, которая случайно оказалась там.       Гера и Деметра обменялись взглядами, которые означали, что они обе точно поняли, зачем был визит богини красоты. — Дорогие божественные матери, — начала Афродита. — Я пришла сюда сегодня как мать, которая не может сидеть сложа руки, когда мерзкий смертный свободно разгуливает по миру после того, как соблазнил моего любимого сына; оставив его драгоценное сердце разбитым, а его идеальную безупречную кожу буквально покрытой шрамами. Я уверен, что вы обе хорошо осведомлены о… скандале, который разразился в моей семье в связи с подлыми подвигами моего сына. Я умоляю вас использовать свои силы, чтобы найти моего зятя-отступника, потому что мой сын наложил на него маскирующее заклинание, чтобы держать его вне досягаемости моей силы.       Гера и Деметра переглянулись. — Как мать и богиня рождения, я понимаю твое тяжелое состояние, — начала Гера, поворачиваясь, чтобы посмотреть на Афродиту. — Однако ты говоришь так, как будто любовь, которой они предавались, является преступлением. Это самая суть существования твоего сына. Как бы мне не хотелось это признавать, ни бог, ни смертный никогда не смогут устоять перед нитями любви. Какое преступление они совершили за то, что поддались своим молодым и страстным чувствам?       Афродита замерла, ее глаза расширились от недоверия. — Я также понимаю стремление отомстить любому, кто причинит вред моему ребенку, — добавила Деметра. — Однако, как сказала богиня Гера, я лично не могу найти ошибки в том, что разделили между собой твой сын и смертный принц. Сам Мью больше не тот юный бодрый малыш, которым он был когда-то несколько тысячелетий назад. Он взрослый мужчина, несмотря на то, насколько жив и молод он в своем возрасте. Он более чем достаточно взрослый, чтобы любить и быть любимым, причинять боль и уходить от сердечной боли, найти себе нового возлюбленного или вернуть любовь, которую он потерял. Как мать, я знаю, насколько заботливыми мы можем быть по отношению к нашим детям, но как только они достигнут совершеннолетия, у них будет достаточно сил и мудрости, чтобы решить, что делать со своей жизнью, так же, как это делаем мы, взрослые. Это вопрос между мужем и… мужем. Какое мы имеем право разрушать его еще больше?       Афродита горько фыркнула. Она должна была признать, что они были правы, но ее гордость просто не могла отступить от поражения перед разочаровывающим смертным принцем. Не в силах придумать достойного ответа, она чопорно встала и вышла за дверь дворца Геры, оставив богинь вздыхать. — Вероятно, будет лучше, если мы и пальцем не пошевелим в этом вопросе, — сказала Гера.       Деметра кивнула. — Я не предложу ни богине красоты, ни ее зятю никакой помощи, — ответила она.       Гера кивнула в знак согласия.

____________________

      Афродита бормотала проклятия в адрес Галфа, когда вернулась в свои покои. Она не могла просто так оставить все как есть! Она не могла просто позволить Галфу так издеваться над ней и ее сыном! Афродита повернулась к своей двери. — Горе! Печаль! — рявкнула она, подзывая своих служанок. Низшие богини предстали перед ней в темном тумане. — Ты призвала нас, богиня, — смиренно сказали они, низко кланяясь ей. — Сделайте подношение Майлду: то, от которого он не сможет отказаться, — сказала Афродита. — Благовония, мед, лепешки, ягнят и молодых козлят. Не забудьте сделать отдельное подношение языков в честь его красноречия. — Как пожелаешь, богиня, — ответили служанки.       Ей не потребовалось много времени, чтобы почувствовать присутствие другого олимпийского бога в своей комнате. Она обернулась и мило улыбнулась Майлду. — Майлд! — взволнованно поприветствовала она.       Майлд лучезарно улыбнулся в ответ, страшась просьбы, которая пришла вместе с роскошными жертвоприношениями, которые служанки Афродиты сжигали и приносили в его честь. — Богиня Афродита, ты все так же великолепно прекрасна, как я помню, — начал он. — Чему я обязан честью получать такие щедрые дары?       Афродита приблизилась к нему с хитрой улыбкой на губах. — О, ты же знаешь, как я ничего не могу сделать без тебя, — сказала она. — Я не сомневаюсь, что ты знаешь об этой истории о… об отступнике в моей семье. Поскольку я не могу использовать свои способности, чтобы выследить его, я хотел бы предложить награду тому, кто его найдет. И мне нужно, чтобы ты распространил это слово среди всех бессмертных.       Майлд натянуто улыбнулся в ответ. — Награду, — сказал он. — Конечно, какую награду ты могла бы предложить за то, чтобы узнать его…местонахождение? — Любому, кто узнает его местонахождение или передаст эту информацию мне — семь сладких поцелуев от вашей покорной слуги, — начала Афродита. — И… один страстный… если ты понимаешь, что я имею в виду. — Ого, я думаю, что знаю, — сухо ответил Майлд. Афродита раздавала семь простых поцелуев неуловимой женщины мечты, плюс поцелуй с языком любому, кто мог бы схватить Галфа. Как будто его депрессии было недостаточно, принцу также пришлось бы вырываться из лап бессмертных, жаждущих поцелуев Афродиты. — Я объявлю это прямо сейчас, — покорно сказал он, прежде чем исчезнуть.       Будем надеяться, что река унесла Галфа в место, которое было далеко от бессмертных.

__________________

      Галф проснулся промокшим и кашляющим на травянистом берегу реки. Солнце стояло высоко над головой, и его яркий свет почти ослепил его, когда он открыл глаза лани, чтобы увидеть, где он находится: яркий зеленый цветущий участок земли, который выглядел почти потусторонним с его пышными ивами и гигантскими дубами. Даже ветерок казался мягче и прохладнее, чем там, откуда пришел Галф, а сладкий аромат свежей травы и ярких цветов напомнил ему о луге, окружающем дворец его мужа.       Галф нахмурился, медленно поднимаясь на ноги. Конечно, это место было далеко не рядом с Тартаром. Это больше походило на Элизиум, чем на проклятую бездну Загробного Мира, куда ему никогда не добраться. Он вздохнул, осознав, что не умер.       Казалось, что даже Аид не хотел принять его.       Галф, пошатываясь, отошел от берега реки в густой кустарник. Он чувствовал себя измученным и сонным, несмотря на то, что проснулся поздно днем. Его желудок заурчал от голода, но даже вид самых сочных яблок над головой не вызвал у него желания перекусить.       Вскоре он нашел то, что казалось узкой тропинкой, пролегающую через оживленную долину. Галф решил пойти по этому пути, так как не был вполне уверен в том, куда идти или что еще делать. Все вокруг казалось ему весенним: бабочки порхали над яркими цветами, птицы весело насвистывали с верхушек деревьев, а ветерок напевал спокойную и освежающую мелодию.       И все же Галф мог только низко опустить голову, не в силах вкусить счастья и жизни, которые практически сияли вокруг него. Он продолжал идти, пока не услышал звук флейты, эхом отдающийся впереди. Ноты, которые она пела, казалось, дразнили его чувства, побуждая двигаться вперед. Он позволил музыке вести его все дальше и глубже в долину; темп песни становился все быстрее по мере того, как он приближался к ее источнику.       На замшелом валуне сидел высокий мужчина, искусно игравший на сиринксе; его голова и тело покачивались в такт каждой ноте, как будто он сам был очарован своей собственной музыкой.       Галф медленно пошел по тропинке, которая должна была сделать поворот мимо музыканта. Он был не в настроении ни с кем разговаривать, но он должным образом засвидетельствует свое почтение незнакомцу. Чем ближе он подходил к мужчине, тем больше, казалось, менялся облик музыканта. Он менялся и менялся — становясь расплывчатым с каждым взглядом. В какой-то момент он увидел красивого молодого человека с темными волосами, острым носом и властными глазами. В следующее мгновение он увидел, как лицо приобрело козлиные черты, а на голове выросли рога. Длинные ноги мужчины, вытянутые над массивным валуном, на первый взгляд выглядели бы как стройные конечности обычного человека, только чтобы превратиться в пару козлиных ног.       Галф на мгновение растерянно моргнул, прежде чем понял, что музыкант был божественен: бог дикой природы — Пан.       Бог прервал свою игру, заметив, что Галф приближается к нему. Он улыбнулся ему. — Ну, здравствуй, милый, — поздоровался он. — Я Брайт. Я ухаживаю за этим садом. Честно говоря, я ещё и пастух. Мы не так часто принимаем здесь гостей, а когда и принимаем, то не через реку. Судя по твоему внешнему виду, — сказал он, оглядывая его с головы до ног и отмечая его бледный цвет лица, слабые движения и отчаяние в глазах лани. — Ты страдаешь от любовных ран. Я могу только представить, какую боль ты сейчас испытываешь, но не пытайся снова покончить с собой. Пока есть жизнь, есть надежда. Если это любовь причиняет тебе сердечную боль, молись Эросу — величайшему из богов! Поклоняйся ему и заслужишь его благословение, и он дарует тебе любовь, ради которой ты сможешь жить.       Галф мгновение пристально смотрел на него, прежде чем низко склонил голову в знак благодарности и почтения. Он медленно пошел прочь; слова бога каким-то образом преследовали его мысли.       Молись Эросу… поклоняйся ему и заслужишь его благословение… Почему он не подумал об этом раньше? Разве смертные не молились о прощении в храмах, когда гневали богов? Возможно, если бы он горячо помолился и принес обильную жертву храму своего мужа, Галф смог бы должным образом поговорить с ним… и увидеть его снова.       Галф обернулся, чтобы спросить божественного пастуха о ближайшем храме Эроса, но тот исчез со своего места на валуне. Он печально вздохнул и продолжил свой путь по тропинке. Он вспомнил, что в Левктре был храм Эроса, но он находился в нескольких лигах от его дома.       Галф даже больше не знал, где он находится.       Он глубоко вздохнул и пошел по тропинке, которая вела его вверх и вниз по крутым склонам и холмам. Он вышел из густого леса как раз в тот момент, когда небо приобрело глубокий оранжевый оттенок. Впереди — к своему удивлению — он обнаружил гору с храмом, возвышающимся на ее вершине. Его сердце екнуло, когда в нем снова вспыхнула надежда. Храм, возможно, и не принадлежал его мужу, но, возможно, он мог бы молиться тому, кто владел им, о помощи.       Галф собрал все силы, которые у него остались, чтобы быстро подняться на гору. Он, затаив дыхание, добрался до дверей храма как раз в тот момент, когда наступила ночь. Галф вошел внутрь и остановился перед его святилищем, чтобы увидеть колосья пшеницы и ячменя; венки из стеблей зерна; серпы; и орудия сбора урожая, беспорядочно сложенные вокруг него.       Он нахмурился, чувствуя себя неловко из-за беспорядка в храме. Галф глубоко вздохнул и использовал свой опыт работы в саду своего мужа, чтобы разделить различные фермерские приношения на аккуратные стопки. Он полагал, что как бог или богиня, кто бы ни владел храмом, хотел бы, чтобы он был чистым и в надлежащем порядке в знак уважения к его или ее дому.       Как только он закончил уборку храма, божественный бессмертный, которому он принадлежал, переступил его порог. — Что это?! — ахнула Деметра, обнаружив, что Галф склонилась над полом, а все подношения от ее имени должным образом рассортированы и разложены в ее священном доме. — Ты, — сказала она, хмуро глядя ему в лицо и узнавая его черты. — Ты принц Галф! Богиня Афродита искала тебя повсюду, чтобы наказать за твою ересь, а ты все это время был здесь?!       Галф тут же присел у ее ног, его усталые глаза наполнились слезами. — О великая богиня радостной церемонии сбора урожая, я смиренно молюсь тебе, — в отчаянии сказал он. — Позволь мне остаться здесь на несколько дней в обмен на поддержание порядка в твоем храме, по крайней мере, до тех пор, пока гнев богини Афродиты не утихнет. Я боюсь, что зашел слишком далеко, что погибну, если подчинюсь ей сейчас. Я только хочу восстановить свои силы настолько, чтобы найти своего мужа и исправить свои ошибки. _____________________ Левкотея — первоначально ее звали Ино, тетя Диониса (одного из многих незаконнорожденных детей Зевса). Она ухаживала за ним, когда умерла его мать. Гера свела ее с ума из-за заботы о Дионисе. Она прыгнула в море и была превращена в чайку морскими богами, которые сжалились над ней. кадуцей — жезл Гермеса, с крыльями и змеями, обвитыми вокруг длинного металлического стержня. Его часто изображали без крыльев на древнегреческих вазах и скульптурах, поэтому я не упомянула о крыльях. В наше время он часто ассоциируется с медициной, но кадуцей — как символ Гермеса — отождествлялся с ворами и торговцами. крокус — цветущее растение, которое можно увидеть осенью, зимой или весной. И поскольку мы одержимы символикой цветов, оно может означать радость, жизнерадостность и надежду. Крокус ассоциируется с Гермесом, потому что в греческой мифологии он был смертным любовником Гермеса, который умер и был превращен в цветок. Король Сизиф — Он был отправлен в Тартар за многие дурные поступки, такие как убийство гостей дворца и путешественников (Американская история ужасов — Отель), соблазнение своей племянницы, сплетни о подвигах Зевса и обман смерти. Его наказание состояло в том, чтобы бесконечно катить огромный валун вверх по крутому склону. Царь Тантал — Он был отправлен в Тартар за убийство (разрубил своего сына на куски). Ему было разрешено лишь стоять в луже воды. Языки животных для Гермеса — языки животных приносились в жертву Гермесу, потому что помимо того, что он был богом герольдов, путешественников, воров и торговцев, он также был богом ораторов. В этой главе вместо того, чтобы отправить Афродиту на колеснице во дворец Гермеса (что и произошло в этой истории), я заставила ее вызвать его в свой дворец. Я не думаю, что в Древней Греции у них была ПРЯМАЯ связь, поэтому я попросила ее служанок сжечь его любимые подношения вместо этого. Смерть сестер Психеи — в оригинальной истории Психея ходила от дома к дому. Сначала она навестила одну сестру, которая сразу же убежала на скалу, пока она рассказывала свою историю. Затем она навестила другую, которая сделала то же самое. Я не хотела давать им больше «эфирного времени», чем необходимо, поэтому я просто собрала их в одном месте. Афродита в гостях у Геры и Деметры — в оригинальной истории Гера и Деметра посетили Афродиту после того, как Эрос встретил свою мать. Да, они так жаждали сплетен. Я решил вместо этого заставить Афродиту навестить их, потому что не думала, что в этой версии будет иметь смысл заставлять Афродиту выходить из собственного дома. Деметра — богиня урожая и мать Персефоны. Перестановки сцен — в оригинальной истории Психея сначала бросилась в реку и встретилась с Паном, прежде чем увидела своих сестер. Я переиначила этот момент, потому что хотела, чтобы Гермес (Майлд) играл активную роль в событиях, которые произошли, и я хотела, чтобы Психея (Галф) была доведена до крайности, прежде чем броситься в реку. Так что нет, Гермес не убедил реку спасти Психею в оригинальной истории. Здесь река была достаточно добра, чтобы спасти Галфа и отнести его в сад Пана. Сиринкс — флейта Пана или свирель. Это музыкальный инструмент, сделанный из нескольких труб, соединенных вместе; каждая труба имеет меньшую длину по сравнению с другой. Пан — бог дикой природы, пастухов и стад, природы горных дебрей, деревенской музыки и экспромтов. Он сатир (наполовину человек-наполовину козел) и известен тем, что был любовником нимф. Я заставила его превратиться из Брайта в сатира, чтобы показать, что смертные видят в нем обычного пастуха (именно так он представился в оригинальной истории). Как и в оригинальном сюжете, Психея признала его богом и оказала ему уважение, поэтому я решила, что должна была быть другая причина, помимо его облика, которая, должно быть, сделала странным, что Психея признала его богом. Почему Брайт? Я просто хотела, чтобы он был дружелюбным персонажем с добрым советом😊 Левктра — это место в Греции, где, по некоторым источникам, был построен храм и роща Эроса.