Так позволь, я сыграю тебе

— Доброе утро, — сказал Ятаке, не отрывая взгляд от монитора. — Пожалуй. — Угэцу потянулся лежа, осмотрелся. Накануне все вышло внезапно — но хорошо, насколько может быть хорошим спонтанный секс незнакомых и не испытывающих эмоциональной тяги друг к другу людей. Ятаке был сдержанным, однако охотно откликался на любую инициативу и не стеснялся озвучивать впечатления. — Вчера было неплохо. — Согласен. — Ятаке наконец отвлекся от своего занятия и повернулся к Угэцу. — Я положил в душе чистое полотенце, зубную щетку в упаковке тоже можешь брать. …Когда они получили друг от друга все, что хотели, что было нужно, чтобы затереть в памяти события вечера, за окном уже чернела глубокая ночь и рассвет был ближе заката. — Оставайся, — сказал Ятаке, — до утра всего ничего. Если хочешь, конечно. — Пожалуй, — согласился Угэцу. Ему совсем не хотелось двигаться, куда-то идти, что-то делать. И дома его никто не ждал. Кроме скрипки. Она ждала всегда. Без возможности отказаться. — Кровать одна, — предупредил Ятаке. — Но я сплю спокойно. — Я тоже, — солгал Угэцу, — почти всегда. Ему действительно не хотелось тащиться домой. Когда он вышел из душа, натянув вчерашнюю одежду и вытирая полотенцем волосы, Ятаке все также сидел за компьютером. Угэцу подошел сзади, положил подбородок ему на плечо. — Ты разве не приготовишь мне кофе? — Прости. — Ятаке потер лицо. — Увлекся работой. Ты хочешь кофе? — Даже не знаю. — Угэцу разглядывал рисунки на стене — яркие, но удивительно спокойные пейзажи с легким налетом сюрреализма. Солнце заливало слепящими лучами их, стену, почти всю небольшую комнату, подбираясь к месту, где сидел Ятаке. Они проспали достаточно долго. Хотя кто знает, может, Ятаке проснулся уже давно и не стал будить гостя, давая возможность отдохнуть? Неожиданная забота. Угэцу так давно не был где-то просто гостем… — Я не знаю, хочу или нет, просто привык, что с утра мне варят… — начал он и замолчал. Стоит ли говорить о чем-то до боли личном в этой незнакомой квартире, с незнакомым человеком? Наверно, нет. — Да, понимаю, — услышал он голос Ятаке. — Так ты хочешь кофе? Я могу приготовить, но имей в виду, я его делаю не так, как Кадзи. — Откуда ты знаешь, как он делает? — Понятия не имею. Но я не он, так что стопроцентно получится по-другому. — Он откинулся на спинку так размашисто, что на мгновение показалось, будто кресло сейчас перевернется, и добавил: — К тому же признаюсь сразу, что готовлю не лучший кофе во вселенной. Так что спрошу еще раз: ты точно хочешь кофе? Угэцу невольно рассмеялся. — Да и черт с ним. На самом деле я не так уж хочу его, просто сила привычки: когда я просыпаюсь рядом с Акихико, он делает мне кофе. — Угэцу замолчал. — Об этом пора забыть, да? Все в порядке. Годится и апельсиновый сок. Если есть. Ятаке кивнул. — Есть. Я люблю апельсиновый. И могу приготовить лапшу или сэндвич, — крикнул он уже из крохотной кухни. — Только сок, спасибо! Яркий сок в принесенном Ятаке стакане впитывал солнечные лучи, переплетал их, свивал в спирали. Угэцу слышал в их игре тихую, но веселую музыку — будто звуки ярмарки, шумящей где-то в отдалении. — Хочешь прийти в субботу на концерт? Я выступаю, — неожиданно предложил он. Ятаке по-прежнему работал, но Угэцу не чувствовал себя лишним. Ятаке, похоже, был из тех редких людей, кто достаточно честен с собой и с другими, не оставляя недоговоренностей. Рядом с ним не возникало ненужных вопросов. — С удовольствием. А кто еще будет? — То есть того, что я играю, тебе недостаточно? — возмутился Угэцу, не сдерживая улыбку. — Прости, — Ятаке тоже улыбнулся. Оказалось, у него неплохая улыбка. — Профдеформация. Организатору концертов всегда нужны полные списки. Конечно, я приду. Я люблю хорошую музыку. — И музыкантов? — Угэцу не помнил, когда в последний раз ему хотелось шутить утром. Не язвить, не цеплять, а просто шутить. Но эта шутка вышла явно неудачной. Угэцу не подумал, что Ямада… нет, не так — Накаяма… что Накаяма тоже музыкант. — Извини, — сказал он, понимая, что атмосфера легкого утра безнадежно изменилась. Призраки вечера вернулись и заняли свои места. Жаль. — Мурата, — голос Ятаке тоже стал вчерашним, тяжелым и сырым, — я могу задать тебе личный вопрос? — Да. — Не было смысла запихивать в шкаф вываливающиеся из него скелеты. — Почему он? Что и ты, и Харуки увидели в нем? Это не ревность, я действительно хочу понять. Потому что не вижу, чем он может привлекать таких, как вы. Отнесение на одну доску с Накаямой немного коробило. Угэцу знал, что на две головы выше как музыкант. И наверняка не хуже как человек. Хотя, возможно, Накаяма — просто кладезь скрытых достоинств. Угэцу помнил его по сцене. Симпатичный, привлекательный, но абсолютно рядовой. Ему захотелось задать Ятаке тот же вопрос: почему? На самом деле это невозможно объяснить. Любовь необъяснима. Но Угэцу вдруг захотелось проговорить это. Облечь в слова и вынести наружу то, о чем он всегда молчал и никому не показывал. — Акихико… он очень сложный. Знаю, многим кажется, что его легко понять — ударник группы, фанат рока и пирсинга, грубоватый, сильный, напористый. Он не такой. Не знаю, что нашел в нем Накаяма… — чужое имя неприятно скользнуло по языку, — но меня привлекла неудержимость его чувств. Они меняются, как в калейдоскопе, и каждое яркое, сильное, на пределе. Я смотрел, как в его глазах ненависть сменяется нежностью. Это завораживает. По нему не скажешь, но Акихико чувствует все так обостренно, глубоко, до края… Его всякий раз будто разбирает на составляющие и собирает снова. Он любит всем собой. И это чувствуется через всю внешнюю шелуху, притягивает. Думаешь, что это приключение на одну ночь, отношения на одну неделю, а потом не можешь оторвать себя от него, потому что врос намертво. — Если Харуки видит то же самое, — невыразительно произнес Ятаке за спиной, — у меня нет никаких шансов. Никогда не умел выражать чувства. Максимум моих возможностей — свести за ночь запись концерта, чтобы утром посмотреть, как он радуется. Угэцу не хотел поворачиваться. Не хотел видеть своего случайного любовника, не хотел показывать, как блестят его глаза, подрагивают губы. Не хотел больше ни говорить, ни слышать об Акихико. — Я пойду, — сказал он, не глядя на Ятаке. — Спасибо за все. — Все будет хорошо, — ответил Ятаке не то ему, не то себе. Угэцу не видел его лица, спрятавшись за длинной челкой, заметил только руку, стиснувшую подлокотник кресла до белых костяшек. Зачем он это сказал, Угэцу не понял.