Так позволь, я сыграю тебе

— М? — уточнил Ятаке, принимая сдержанно-яркий букет из сиреневых и желтых гиацинтов. Угэцу написал ему из аэропорта, сразу после прилета. Ехать домой не хотелось. После гастролей дом, как правило, казался совершенно безжизненным, а у самого Угэцу не хватало сил наполнить его хоть каким-то светом и покоем. Обычно он просто вживался в пустоту заново, но сейчас подумал: почему бы не поехать к Ятаке? Зачем еще нужны хорошие знакомые? — В аэропорте поклонник вручил. Или поклонница, я не очень понял. — И тебе ведь действительно все равно, — задумчиво констатировал Ятаке. Уголки его губ чуть приподнялись — кажется, он был рад видеть Угэцу. Впрочем, Угэцу тоже был ему рад: после самолетов и общения с кучей посторонних людей человеческое тепло, адресованное лично ему, приятно грело. — Почему меня должен волновать пол тех, с кем я не сплю? — Угэцу повесил куртку в шкаф и прошел в комнату, к дивану. Тело жаждало вытянуться горизонтально и замереть в покое. — У тебя есть что-нибудь съедобное? — Нет, но доставка работает быстро. Что ты хочешь? — Не знаю. Терияки. И жареный рис. — Терияки из курицы или из рыбы? — Из курицы. Терпеть не могу рыбу. — Ясно. — Когда Акихико злился на меня… — Черт знает, что дернуло его заговорить сейчас об Акихико? Угэцу хотелось говорить о нем постоянно, вспоминать, обсуждать, анализировать. Казалось, что если очень напряженно думать, он поймет некую вещь, объясняющую все, и тогда этот нарыв вскроется и очистится. — Он покупал к твоему приезду что-то рыбное? — Сейчас Ятаке, кажется, не возражал против разговоров о бывших. — Нет, просто съедал всю курицу, что имелась. Приходилось ждать доставку. — Вот как. — Ятаке быстро набирал заказ в телефоне. — Не знаю, стоит ли говорить с тобой об этом, но, по моему ощущению, в Кадзи есть какая-то жесткость. Именно в отношении к тем, кто ему близок. Ты вряд ли в курсе, но Харуки недавно постригся. И я думаю, это связано с Кадзи. Мне кажется, между ними что-то произошло. Не очень хорошее. Что-то, что заставило Харуки измениться. Извини. Если тебе неприятна эта тема, я не буду ее упоминать. — Нет, все нормально, — Угэцу кивнул, подтверждая сказанное. Он никогда не задумывался о чем-то подобном, но слова Ятаке не вызвали в нем протеста. В Акихико временами действительно прорезалось нечто неожиданно жесткое. Угэцу не понимал причины, да и никогда не задумывался над этим, но ситуация, в которой Накаяма совершает какой-то отчаянный жест из-за поступка или слов Акихико, представлялась ему вполне реалистичной. — Тебе жаль, что он так сделал? — Мне жаль, что он был вынужден так сделать. Если бы он постригся по собственному желанию, это не имело бы значения. Хотя, может, я все придумываю. — Нет, я думаю, что ты прав, — медленно сказал Угэцу. — И, кстати, ты сам-то что любишь? — Оякодон. — Значит, курицу. — Нет, значит, оякодон, — упрямо повторил Ятаке. Угэцу засмеялся и кинул в него декоративной подушкой. Почти попал. — У тебя есть планы на вечер? — спросил Угэцу после еды. Да, наверное, нужно было ехать домой, но там не было даже рыбок или растений, которые ждали бы его возвращения. Так почему он не может позволить себе задержаться у человека, который не против его присутствия и с которым сам Угэцу может находиться рядом, не испытывая дискомфорта? Возможно, причина была как раз в том, что он здесь мог регулировать ситуацию и уйти, когда захочет. Любое соседство такую возможность исключало. Поэтому Угэцу всегда требовал одноместный номер и — подумал он сейчас — может, именно поэтому он не умел ужиться с Акихико. Ему всегда требовалось больше свободы, чем предоставляли, как бы широки ни были границы. Ну или он просто был невыносимым мудаком. Такой вариант Угэцу тоже допускал. — Ничего срочного. — Ятаке убрал на полку вымытые чайные чашки. — Предлагаешь что-нибудь посмотреть? — Нет. — Угэцу редко сомневался в себе. Он привык просто озвучивать желаемое и ждать реакции. Это был самый короткий путь к достижению цели. — Давай сыграем? — Ну давай, — кивнул Ятаке. — А что именно? Или импровизация? — Импровизацию вряд ли потянем. — Угэцу вынул скрипку из футляра, тронул деку, здороваясь. — Знаешь что-нибудь из пьес Франка Хилла? Ятаке отрицательно покачал головой. — Только Паганини. — Попса, — фыркнул Угэцу. — О, попробуем рондо Карулли. — Ты сам напросился, — скептически заметил Ятаке, доставая гитару, пока Угэцу искал в сети ноты. — Тысячу лет не брал в руки акустику. И рондо это вижу впервые. — Неважно. — Угэцу уже загорелся идеей. — Я буду вести. Просто подыгрывай. — Сомневаюсь, что такое можно назвать дуэтом, — пробормотал Ятаке, пробегая глазами партию и одновременно настраивая гитару. — Плевать, — легкомысленно бросил Угэцу, — мы же не на сцене. Ну, пробуем? — Знаешь, что мне обычно отвечают в таких случаях? — спросил Угэцу после того, как они, вволю поиздевавшись над классической композицией, растянулись рядом на нешироком диване. — «Мурата-сан, к сожалению, мой уровень игры не позволяет принять столь лестное предложение, я слишком опасаюсь разочаровать вас…». — Мой уровень тебе и так известен, — Ятаке пожал правым, прижатым к Угэцу плечом. — Значит, тебе зачем-то понадобился именно такой среднестатистический напарник. — И тебя не смущала разница в качестве исполнения? — У меня нет иллюзий на свой счет. Что есть, то есть, из-за чего тут смущаться. — Чувство собственного достоинства при отсутствии тщеславия. — Угэцу повернул голову, теперь их лица были совсем рядом. — Ты редкая птица. — Толку-то, — буркнул Ятаке. — Ты сыграл с Муратой Угэцу! — Торжественно выждав подчеркивающую важность этого заявления паузу, Угэцу вспомнил еще об одном деле. — Кстати, я привез тебе записи с фестиваля. Ятаке как-то заинтересовался короткими роликами в телефоне Угэцу: разговоры на ходу между менеджерами, решение разных бытовых и технических вопросов. Записи были практически случайными, но Ятаке сказал, что это очень интересно — понимать, как работают организаторы высокого уровня, и Угэцу решил, что обязательно запишет для него все, что попадет на глаза в поездке. — Спасибо! — радость Ятаке была явной и неподдельно искренней. — Это точно лучше цветов от фаната неизвестного пола! — Ты не гениальный музыкант, но, может, станешь гениальным продюсером. Хочу приложить к этому руку. — А ты спишь только с гениями? — лицо Ятаке будто застыло. — Нет, — без раздумий ответил Угэцу. — Мне приятно, когда люди находят себя. Тогда они становятся счастливыми. Ятаке улыбнулся. — Ты тоже редкая птица. И далеко не только из-за твоего таланта. — Спасибо. — Угэцу отвернулся, потянулся проверить, плотно ли закрыт скрипичный футляр — будто мог ошибиться в отработанном годами порядке действий. — Мне нечасто говорят подобное. Все знают: Мурата — гений. А я еще и человек. В комнате пахло гиацинтами — тонко, нежно.