Дивергенция

— Спасибо, мисс Макисэ, — завершил профессор. На нём были тонкие металлические очки, блестящие и отражающие холодный свет от ламп кафедры. Волосы почти не держались на голове, но он импровизированно закрывал лысину «рабочей» фуражкой. Одет профессор был в домашний старый свитер и чёрные штаны: в японских университетах редко требовали какой-то формы или дресс-кода, тем не менее, некоторые всё равно его соблюдали. Профессору астрономии и физики было около семидесяти лет, однако выглядел он вполне здоровым. Да чувствовал себя, видимо, тоже хорошо — не каждый семидесятилетний сможет так активно вести дискуссию на протяжении полутора часов. Ни как его зовут, ни того, что он профессор, Курису не знала ещё два часа назад, но делала вид, словно она успела раз десять обсудить тему лекции до её начала. — Оставшиеся на сегодня занятия отменены в силу погодных условий. Вероятно, на этой неделе тоже. Я сообщу вам, как только сам точно узнаю, — добавил он. Профессор кивнул какому-то студенту, судя по всему, старосте. Тот поспешно кивнул в ответ, после чего начал что-то обсуждать с соседями. — Идите домой, отдохните и повторите материал — следующие экзамены не за горами. Свободны! Студенты, только что устало и изнемождённо благодарившие Курису за лекцию и тихо болтавшие меж собой, воспряли духом и начали в скорейшем порядке покидать аудиторию. Прошло всего несколько минут, как аудиторию покинули почти все, кроме нескольких человек на задних партах — очевидно, только проснувшихся. На улице действительно было неприятно. Когда два месяца тому назад Курису вернулась из северной Европы после работы с объединением ЕНП, она не думала, что японский климат вдруг станет для неё таким испытанием. Стоял первый месяц зимы — декабрь, но холода были хуже январских. На Азию почему-то напала аномально «русская» погода, вместе с северными циклонами, снегом и соответствующей температурой на улице. Кто-то надеялся на встряску экономики и выход из стагнации, кто-то согревался от небольшого обогревателя, а кто-то жил на самом юге и никаких проблем не ощущал. В новостях всё гремели споры и лозунги в красном цвете — «невиданные холода», «глобальное изменение климата», «коммунальный кризис в Японии» и прочее. «Зимняя» одежда у Курису была, но сильно это не спасало, учитывая, что она представляла из себя легкую куртку и шарф с тонкими кожаными перчатками. Профессор попрощался с последним студентом и, обращаясь уже к Курису, протянул ей руку. Она не сразу поняла, что от неё требуется, но вскоре дружески её пожала. Профессор довольно улыбнулся, после чего достал потрёпанный блокнот. Обычный бумажный блокнот на кольцах, в котором принялся что-то черкать. — Что вы делаете? — слегка фальшиво поинтересовалась Курису. Ей показалось, что нужно непременно спросить, — иначе было бы «невежливо». — О, ничего особенного, — он развернул блокнот к ней. — Просто расписание занятий. На листе блокнота располагался длинный список, начёрканный мелким почерком. Поверх него было нарисовано несколько крестов и чёрных линий, перекрывавших строчки, — отменённые занятия. Насколько Курису понимала, занятия отменяли во всём университете до конца недели, а не только в группе — и зачем тогда то монотонное зачёркивание? — Ох-хо, знаю что вы думаете, — профессор ухмыльнулся. — «Зачем вычёркивать только часть, если отменяют всё», верно? Курису кивнула. — Привычка у меня такая, — он убрал блокнот, закончив убирать пункты. — Приятно находить себя пунктуальным. Курису выдавила на лицо выражение, означавшее что-то вроде «О-о, вот оно как!». Не от того, что было неприятно разговаривать с ним, скорее, не было времени. — Да и память подводит… — добавил он. Курису начала складывать свои принадлежности в небольшую сумку. Их было немного: планшет, на котором был запасной текст к лекции (так и не понадобившийся), ручки, телефон и очки. Зрение стало её подводить — дальние объекты иногда расплывались, так и не сходясь фокусом обратно. — Не торопитесь, весь общественный транспорт сейчас займут студенты — не протолкнётесь. Ну, если вы, конечно, не заказали такси, — посоветовал профессор. — Хотите чаю? Я уверен, что у меня ещё есть в подсобке. Курису молчала. В руке лежал телефон, экран был чёрным. «Опаздывают.» По прошествии пары минут, когда профессор был готов уйти молча, Курису ответила: — Да, буду благодарна. Профессор удивился, но не стал это как-то отмечать. Он открыл старую деревянную дверь, которая находилась сбоку от кафедры. Повернувшись к Курису, он какой-то невнятной фразой позвал её внутрь, она же молча согласилась. Внутри было слегка пыльно, но убрано — можно сказать, комната средней чистоты. У стен стояло по стеллажу с книгами: один был заполнен преимущественно научными трудами и немного учебниками, а второй представлял из себя по большей части художественную литературу. Половина стола была завалена бумагами — но не беспорядочно, всё было рассортировано в стопки. Другая же половина была занята «кухонными» принадлежностями: электрический чайник, микроволновка, чайник-заварник и несколько банок — чай и сахар. Из интересного в комнате присутствовала раковина с пристроившейся рядом полкой для немногочисленной посуды. — Какой будете? Я в основном пью зелёный, но есть и немного чёрного. Профессор залил некоторое количество воды в чайник и щёлкнул переключателем. Чайник зашипел в ответ. — Чёрный, пожалуйста. Профессор открыл жестяную банку, стоявшую поодаль. «Английский чай» — гласила надпись на ней. Чая в ней было вполне прилично — больше половины точно. И что значит это «немного»? Курису снова проверила телефон. Всё ещё ничего. «Что-то произошло.» Сквозь оконную раму, выглядевшую не к месту новой, донёсся тоскливый вой ветра. На улице началась метель. Снег бросало из стороны в сторону, часть падала на землю, другую же подхватывал ветер, унося куда-то вверх. Шум чайника становился всё громче, пока не перекрыл звук от ветра — тем не менее, ненадолго. Профессор залил в заварник кипяток, после чего прикрыл фарфоровой крышечкой. Он обернулся к раковине, вернее к полке с посудой, откуда взял две прозрачные кружки. Единственные две кружки, к слову. — Присаживайтесь, присаживайтесь, — сказал профессор. — Ох, что творится на улице-то! Последнюю фразу он произнёс скорее от того, что его нервировала тишина, чем от того, что его удивляла погода. Всё-таки, чем старше человек, тем труднее ему удивляться. Интересно, это от накопленного опыта? Или из-за пожилой чёрствости? Курису села. Стул как-то по-домашнему скрипел, чем успокаивал её. Профессор тоже занял своё место. Стало совсем тихо. Даже ветер на улице словно бы замер, успокоился. — Насколько мне известно, вы ведь недавно из Европы? — поинтересовался профессор. — Да, именно так, — сухо ответила Курису. — Если не секрет, над чем работали? Она задумалась. Над чем? «Что ему ответить?» — ЭЭГ, — бросила она. — «ЭЭГ»? — переспросил профессор. — Электроэнцефалография. Изучали активность мозга — в общем и целом. Но основным направлением была память. Профессор, к счастью, был несведущ в делах нейрофизиологии вовсе. — Что-то обнаружили? — Отследили активность от запечатления органами чувств до сосредоточения активности в центрах полушарий с последующим накапливанием в лобной доле. Так, воспоминания человек хранит здесь, — она показала на лоб, «очертив» его указательным пальцем вокруг. Профессор многозначительно покачал головой. Он не то чтобы понимал, но звучало интересно. — Это что-то прорывное? Вы простите меня, вот никогда не интересовался биологией. — В некоторой мере. Мы всё ещё не знаем ни как эти воспоминания там хранятся, ни как их прочитать, — солгала она. Профессор разлил чай по кружкам, после чего продолжил. — Наверное, это и к лучшему… Курису вопросительно посмотрела на него. — Ну представьте, можно не разговаривать с человеком, необязательно даже, чтобы он вас знал — а вы можете просмотреть всю его жизнь… Жутко ведь. И правда жутко. Курису это знала. В будущем так и будет. Человек станет оболочкой с банкой воспоминаний внутри. Банкой, которую открыть легче, чем собрать всё внутрь. — Это правда. Но в науке много жутких вещей — чего только стоят чёрные дыры, — рассудила она. — Огромные воронки, поглощающие всё вокруг и не добравшиеся до нас по такой же случайности, по которой мы существуем. — Любопытство человека всё равно сильнее, хе, — хмыкнул профессор. — А как там, в Европе? Как люди, с которыми вы работали? — Как в Америке, только с большим чувством морали и с большим трудолюбием, — ответила Курису. — Что до тех, с кем я работала… «Их не существовало.» Занята Курису была более важными вещами. Чем? Ну как вам сказать…? — Достаточно интересные люди. Один… — она запнулась, словно думая, стоит ли продолжать. — Всё называл меня Кристиной. Профессор рассмеялся. — Взаправду? Нарочно? — Именно так. Любил ещё глупости изображать, как ребёнок, который мечтает стать учёным. «Чёрт, не о том начали говорить.!» — И с ним сработались? — спросил профессор, отхлёбывая чай. — Да.! Да… — уже заметно печально ответила Курису. — Что-то не так? — профессор перестал улыбаться. — Его сбили… машина, — она проглотила комок в горле. — В коме. Профессор поставил кружку с чаем на стол. — Мои соболезнования. Разговор зашёл не в то русло. — Нет-нет, я сама начала. Курису спешно отпила чай из кружки. Она достала телефон из кармана — бокс почты всё ещё пуст. «Почему я вдруг о нём…» — Вот скажите… — продолжил профессор. — Есть ли причина, которая заставила бы вас закончить всё? Исследования, работу, лекции. Жизнь, если угодно. — В смысле..? — опешила Курису. — Ну вот несчастный случай с вашим коллегой. Тяжело, обидно. Но вы ведь продолжаете идти к вашей цели, верно? По крайней мере, вы всё ещё работаете, живёте. Значит, ваша цель превосходит препятствия на пути. — Я… не знаю. — Вот и я тоже не знаю. Я стар. Мне всё тяжелее делать свою работу. Каждый новый первокурсник это чистый лист, который я должен исписать. И так год за годом. Курису промолчала. Профессор, кажется, нашёл в ней собеседника для обсуждения мысли, которую он долго обдумывал самостоятельно. — Я не цепляюсь за следующий год — я прожил хорошую жизнь. Меня не так тяжело заменить, как преподавателя — есть много более молодых, харизматичных и талантливых. Я не хочу знать ничего нового — я узнал достаточно за все годы. Профессор сделал паузу и долил чай в кружки. Последний — в заварнике кончилась жидкость. — Но ведь живу. И хожу в университет. Не знаю, зачем, но с твёрдым желанием продолжать. Непоколебимым, — он прокашлялся. — Смотрю на студентов и думаю, мол: «Зачем вы учитесь? Чтобы в старости думать о том же, о чём и я?» Курису молча смотрела на профессора. Тот наконец заметил, что это уже монолог: — Простите, я, кажется, заболталс- — Может, просто таков человек..? — перебила его Курису. Профессор удивился — вот вроде бы сложно удивить человека в возрасте, но всё равно можно. — Может и так. Наверняка. Ведь каждый из нас живёт в лени, страхе и праздности, но при этом блещет трудолюбием, верой и жизнерадостностью, всё продолжая поднимать человечество по бесконечной спирали истории, просто по своей натуре. Ведь даже если это наполненный воспоминаниями конец или пустое начало — а почему нет? Хочется, и всё тут! Не жить, не цели достичь, а просто хочется… Натуре человеческой… Профессор, которого уже потянуло на поэзию, заметив, что Курису допила свой чай, взял кружку в руки и мигом проглотил весь оставшийся у себя — после чего, правда, закашлялся. — Ух, к-х-х..! Курису хотела встать и помочь, но профессор выставил ладонь в знаке «стоп»: «Не нужно.» Последовала неловкая пауза, пока Курису сидела напротив кашляющего профессора. Не самая приятная. К счастью, телефон, так долго не подававший признаков жизни, наконец затрещал. Сообщение, наконец добравшееся до адресата, впрочем, было очень странным. Отправителем была Махо Хияджо… Но вот писала как будто не она, а восьмиклассница. «Приветик, Курису! Ты там где? (ﾉ◕ヮ◕)ﾉ*: ･ﾟ✧» «Не забыла про наши се-еекретные планы, хе-хе?» «Встречаемся у условленного места, в кафе нян-нян!» «Жду к четырём~ ヽ(>∀<☆)ノ» Курису сложила телефон обратно в карман. У неё особо не было времени размышлять о том, что это, — на часах было 15:20, а она — в другой половине Токио. В метель. Профессор, благо, перестал кашлять. — Я вижу, вам уже нужно идти, — он снова протянул руку. — Спасибо за разговор. Легче как-то теперь — ещё годик-другой точно учить их буду, хе! Не пожалев очередного рукопожатия, Курису покинула подсобку. «Значит, у Фейрис…» Она вышла из аудитории, не полностью прикрыв деревянную дверь. «Натура виновата, да..?»