17 марта 2018 года

Просыпается Арсений уже утром, хмуря глаза от яркого света, откровенно не понимая где он находится и почему так сильно болит голова. Руки ужасно затекли за долгое время пребывания в одной позе, в глазах летают какие-то мушки, а тело все трясёт от озноба. И непонятно, то ли он вчера заболел, то ли промёрз, то ли это вообще похмелье. В памяти все путается, помнятся только разговоры с Серёжей, самые первые, дикий холод, а затем чьи-то губы на собственных губах. И «чьи-то» — это не губы Антона. И это, пожалуй, самое страшное в ситуации. На мгновение Попов пугается. Резко садится в кровати, не обнаруживает никого рядом, а затем хватается за голову, потому как, очевидно, он начинает трезветь и сосудики снова сужаются, вызывая головную боль. Сильную головную боль. Очень сильную. У него словно в затылке заводная игрушка дятла, без конца стучащая по одному и тому же месту. Мужчина сдавленно стонет, оглядывает комнату: светлая, даже почти вся белая, с редкими бирюзово-пастельными вкраплениями, белые портьеры, фортепиано, огромный книжный стеллаж и сбоку — зеркальный шкаф, в котором он сам и отражается. Не сказать, что квартира маленькая, очевидно, не студия, потому как коридор ведёт в кухню, а из главной комнаты видны ещё две двери: уборная и ванная. Несмотря на светлый стиль, ощущения «больницы» тут нет. Даже комфортно. — Кошмар, — выдыхает он, обратив внимание на собственное отражение в зеркале, в котором, помимо собственной «потрёпанности» замечает так же то, что лежит он абсолютно нагой. — Не понял. Брюнет хмурит брови, поднимая одеяло, чтобы оценит масштаб трагедии, и, поджав губы, делает вывод: масштаб действительно огромен, потому как он, совершенно очевидно, без белья. И самое страшное — он не помнит почему он без белья. А главное у кого. Кажется, последними мыслями, которые он помнит, были мысли о том, что он хочет позвонить Шасту, а затем, соотвественно, какой-то звонок. Однако что он говорил — неизвестно. И сейчас явно не вспомнит, потому как состояние его, мягко говоря, не внушает надежд. — Доброе утро, Арсений, — слышится сверху, от чего Попов резко поднимает голову, о чем тут же жалеет. — Тебя вчера знатно развезло, когда ты попал в тепло после этого морозильника. Пришлось раздеть тебя и уложить спать. Мужчина хмурит брови, пытаясь понять как он вообще тут оказался. Нет, очевидно, про алкоголь правда — нельзя играться с температурами. Положим, про одежду тоже правда. Вряд ли в том состоянии он разделся бы сам. Но вот где они встретили и как попали к ней — загадка. — Да я, — Попов прочищает горло, стараясь выглядеть более уверенным. — Я вчера слегка перебрал. — Слегка? — хмыкает девушка, усаживаясь рядом с Арсом. — Ты весь вечер читал мне Мандельштама, а потом и вовсе пытался убедить, что одно из его стихотворений - твоё. — Это какое? — хмурит брови Попов, потому как на него это явно не похоже. — Нежнее нежного Лицо твоё, Белее белого Твоя рука, От мира целого Ты далека, И все твое — От неизбежного. От неизбежного Твоя печаль, И пальцы рук Неостывающих, И тихий звук Неунывающих Речей, И даль Твоих очей Арсений сначала бледнеет, а потом чувствует, как его начинает тошнить, потому что это действительно ЕГО стихотворение. Но его не в плане авторства, а в плане того, что оно принадлежало его сердцу. Его сердцу и сердце Антона. « — Шастун, прекращай вести себя как Воронежское быдло, мы в приличном месте, — шикает на младшего брюнет, замечая как тот ворует конфеты со стола. — Ой бля, Арс, они же лежат для этого, — закатывает глаза шатен, на что тут же получает толчок в бок. — Да чего ты пинаешься! — Антон, пожалуйста, — членораздельно произносит Арсений, на что парень демонстративно хмурит брови. — Я не хочу, чтобы всем было стыдно. — Это за меня-то стыдно? — вспыхивает Шаст, вскидывая брови. — А за кого? — в ответ закатывает глаза Попов. — Только ты тут воруешь конфеты со стола. — Знаешь что, — возмущается Антон, глотая воздух. — Нахуй пошёл, Арсений Попов.» Собственно, после этой ситуации Арсений и пришёл к нему мириться с этим стихотворением. Он всегда лепетал ему, что «от мира целого ты далека», когда тот загонялся по поводу и без, и всегда, при любых обстоятельствах, старался показать ему, что это нормально. Антон, в свою очередь, очень от этого краснел, шикал, когда тот начинал читать, и злился, когда Арсений все же продолжал, любовно подглядывая на шатена. Из воспоминаний мужчину выдернула одна абсурдная, но вполне возможная мысль. — А мы…? — Спали? Нет, мы не спали, — улыбается Александра, сверкая глазками. — Ты был весьма настойчив, но я чрезмерно порядочная девушка. — Боже, прости, — стыдливо тянет Попов, стараясь не смотреть в сторону юной леди. — Да брось, не будь ты пьяным, я бы точно воспользовалась, — смеётся она, а затем тормозит и закусывает губу. — Ты вчера сказал, что навек принадлежишь одному человеку. Что больше никто и никогда не пробудит в тебе чувства, которые исходили от него. Что такого она сделала, что ты так обжегся? Брюнет неосознанно хмурится. Уводит взгляд в сторону, сжимает одеяло и глубоко вдыхает, стараясь успокоиться. Не сейчас. Сейчас он не будет с ней это обсуждать. Да и вообще вряд ли когда будет. — Ты не против, если я воспользуюсь твоим душем? ______________________________ — Ты подумала? — безразлично спрашивает Антон, когда Ира медленно выплывает в кухню. Он, от чего-то, беспрекословно уверен, что та согласится. — Подумала, — незаинтересованно в ответ отвечает девушка, на деле сверкая глазками. — И каков вердикт? — Нуу.. — тянет она, а затем хмыкает, ставя чайник. — Так и быть, Шастун. Я же благородная девушка, не буду мешать твоему счастью. Если от него, конечно, хоть что-то осталось. — Подпиши, — тут же выдает Антон, кладя перед девушкой две бумаги. — Договор. Нотариально заверенный. При несоблюдении - судебное разбирательство. Девушка стопорится и смотрит на бумагу, бегая глазами по тексту: 1.1. Основным пунктом предусматривается полная конфиденциальность 1.2. Соглашение о неразглашении приватной информации, материалами, знаниями или другой информацией с целью ограничением к ней доступа третьим лицам. — Что за бред? И когда ты успел все это заверить? — недоуменно спрашивает девушка, отодвигая лист в сторону. — Утром, пока ты спала, — равнодушно проговаривает парень, а затем выжидающе смотрит вперёд. — Так что? Кузнецова пристально смотрит в зелёные глаза, однако, все же взяв в руки ручку, демонстративно подписывает два документа: копию и оригинал. — Вот и славно.