Яблоко без сердцевины

На лужайке перед домом возились двое — черноволосый мужчина лет сорока и мальчик лет десяти-одиннадцати. Впрочем, в этом месте возраст штука относительная, в волосах у мужчины пробивалась седина, но те, кто его хорошо знал, говорили, что он заметно помолодел. Он что-то вскапывал, а мальчик бегал с ведрами, граблями, иногда просто стоял и наблюдал за действиями взрослого. Стервятник прихлебывал кофе и наблюдал за ними из окна. Прошло уже немало времени, а он до сих пор злился на Рыжую за ее поступок. А вот Ральф ее исчезновение воспринял спокойно, ни слова упрека. Толстый же Рыжую словно забыл. Что ж, у Изнанки своё милосердие. Папа Птиц не очень любил детей, но хорошо помнил, из какого ада они все вышли, поэтому, когда все произошло, они с Р Первым, оба, не сговариваясь, приняли тот факт, что Толстый остается с ними. И Ральф с головой окунулся в чужую учебу, игры и книги — и, похоже, был по-настоящему рад пройти с ним этот путь, но уже без того надрыва и крови, которые сопровождали взросление его прежних воспитанников. Толстый рос постепенно, как обычные дети, не так стремительно, когда рядом был Лорд. Стервятник побывал в Лесу еще раз, но не нашел ни Лорда, ни Рыжей, и никто не мог сказать ему, куда они исчезли. Лес окончательно вытолкнул его. После возвращения он, по выражению Ральфа, "чуть не сдох". Р Первый выхаживал его больше месяца — с капельницами, уколами, какими-то настойками. За эти годы он научился почти профессионально вытаскивать Птицу из разного дерьма. Целый месяц он в одиночку ухаживал за Стервятником и еще за живущими в доме двумя маленькими детьми, и настолько вымотался, что его самого было впору лечить. В Лес Птица с тех пор не ходил, предпочитая труд наемных ходоков. Они о чем-то увлеченно спорили, стоя перед разрытым газоном, мальчик рубил рукой воздух и куда-то показывал, Ральф, опершись о лопату, внимательно его слушал и едва заметно улыбался. Стервятник помнил, сколько этот человек сделал для него, и, тем не менее, продолжал и продолжал отдавать, и в груди у Птицы что-то сжалось и замерло. Я так не умею, подумал он без горечи, зависти и сожаления. Это просто факт. Когда-то он выпросил Ральфа у Слепого. Эгоистично. Для себя. Это было его условие возвращения на Изнанку, в этот дом. Он не жалеет об этом. А вот жалеет ли Ральф? На самом деле Стервятник умел отдавать, но делал это по-своему, он умел быть благодарным. Неожиданно к нему пришла мысль, что, в общем-то, он и Р Первый могли бы запросто жить и в Наружности — вместе или по одиночке, не важно — и жили бы там не хуже многих, сюда их занесло разными путями, в том числе и волей Слепого Хозяина, который не любит делиться своими планами на людей. Так или иначе, выбор у них был. А вот у Толстого выбора не было, в Наружности его ожидала страшная жизнь, его место действительно только здесь. Он вытянул свой счастливый билет. В том числе в виде Ральфа, который никогда его не оставит. И этого дома, где он может жить хоть всю жизнь. И Птица готов им помогать, готов их обеспечивать, сколько понадобится. Может, ради Толстого все и задумывалось? Может, у Бледного такой способ заботы о неразумных? Кто ж разберет, что творится в этой незрячей голове… Кстати, неплохо бы сделать ремонт, подумал Стервятник, окинув взглядом облезлую кухню, уставленную фамильным фарфором, а то живем, как не пойми кто. Тут, конечно, работы лет на пятьдесят. Но мы никуда не торопимся.