Белый дождь. Рождение звезды

      Ненормальная тишина, возникшая с этой стороны зала (у дверей), на пользу никак не шла. Вцепившись в край спинки уже с желанием его отломать, Марк тяжело задышал, чувствуя, как в башке исполняет огненный танец мигрень.       ― Я так понимаю, ― вкрадчиво подал голос Денис, оглянувшись на испуганную Еву, ― что этого раньше не было?       ― Чего… именно?! ― рыкнул Марк, чувствуя пальцы другой руки Артема на ребрах, холодные, твердые, вызывающие мурашки по коже. ― Чего там, блядь, не было?! Голова вторая растет?!       Неудачную шутку лидера, да еще и таким тоном, все пропустили мимо ушей, нагнетая ситуацию и дразня нервы еще сильнее. Пальцы Артема вдруг скользнули по позвоночнику, продолжая изучать нечто на спине Марка, и нестерпимая боль, током промчавшись по спине парня, ударила его прямо в шею. Моментально извернувшись, Дементьев яростно стряхнул руки Артема и схватил его за грудки, уставился в испуганные глаза товарища, стараясь не разреветься. Сжатые зубы и раздутые ноздри другу же показались не иначе, как намерением ему вмазать.       ― Там шрам, ― поспешно объяснил почерневший Артем, инстинктивно собравшийся защищаться.       Смотреть на его измененное лицо Марку было не очень комфортно. Незатронутые тьмой голубые радужки выглядели нелепо ярко и жутко.       ― Помнишь херню, что прожгла футболку? ― торопливо зашептал Данцев, переводя взгляд с одного глаза Дементьева на другой, словно не в состоянии удержать взор на одной точке. ― Тогда не было видно из-за мела. Сейчас… рубашка стерла его. Частично. И теперь по всему позвонку… будто давнишний шрам. Как от… не знаю.       ― От огня, ― подсказал Максим, оказавшись за спиной Марка.       Наплевав на явное нежелание лидера продолжать тему, он бестактно задрал его футболку, чтобы взглянуть на травму еще раз. Вдоль всего позвоночника тянулся чудовищный коричневатый шрам, от одного вида которого уже становилось не по себе. Выглядел он болезненно и воспаленно, большим пятном с короткими лучами выделяясь прямо под лопатками, вниз же и вверх уходил, утончаясь.       ― Как далекая звезда в небе, ― шепотом описала Юля увиденное. Ее это «уродство» ничуть не пугало, скорее дало понять в очередной раз, насколько сильно Дементьев отличается от остальных.       ― Так, всё! ― чуть встряхнув Артема за воротник, Марк выпустил его, ставя точку в этом идиотизме. Что бы там, на спине, у него не оказалось, сейчас точно не до этого.       ― Да погодь, ― Максим грубо развернул его к Тёме, не позволив опустить футболку. ― Эта хрень болит?       Еще одно касание Марк стерпеть уже не смог. С гневным криком он развернулся к Сафронову, промахнулся пальцами мимо воротника и просто сомкнул их на широкой шее, до хруста вонзившись в остекленевшую кожу ногтями.       «Да, сука, болит! Так больно, что я хочу вырвать тебе, падла, глотку и скормить ее Сквирпу!»       Марк испуганно замер: то ли он и впрямь сказал это вслух, то ли сделал Максиму слишком больно. Тот не дышал, глядя Марку в глаза с таким ужасом, который словами передать мало, кто смог бы. Жека и Ева, стоявшие чуть поодаль от Максима, смотрели на него с не меньшим страхом.       В ответ на их взгляды радужки лидера, светящиеся ультрафиолетом, немедленно дрогнули и погасли, возвращая глаза Дементьева к прежнему глубинному черному цвету. Марк осторожно убрал ослабевшую руку от горла Макса и задержался взглядом на его покрасневшей шее, очень четко демонстрирующей отметины от его пальцев. Осмелившийся тронуть Марка за плечо Артем, тут же на рефлексах получил неосторожный толчок в грудь: вся спина Дементьева теперь нещадно горела, и любое прикосновение к себе парень стал воспринимать, как попытку ему навредить. Осознав это или попусту испугавшись, ребята лишились последнего желания проявлять заботу в сторону взбешенного лидера.       Мучаясь от головной боли, учащенным пульсом отзывающейся где-то справа лишь в одной точке черепа, Марк неосознанно прикрыл глаза, всеми силами стараясь выровнять хриплое затрудненное дыхание, ничуть не насыщавшее кислородом. Темнота сделала только хуже. Неожиданно согнувшись пополам и из-за боли, и из-за подкрадывающегося обморока, лидер уперся руками в колени, сдерживая то ли рвущийся из груди стон, то ли плескавшуюся у глотки тошноту… Боль и сопутствующие симптомы отпускали, но не так быстро, как хотелось бы.       ― М-марк? ― Ева отважно сделала шаг ближе, но брат жестом руки попросил ее остановиться, боясь уже самого себя.       Прошла еще одна напряженная минута ожидания прежде, чем медленно, будто бы через силу, Марк все же выпрямился и посмотрел на угрюмого, немного испуганного Артема, уже привычно не в первый раз почувствовав себя виноватым. Мужик в плаще, стоявший у стены прямо позади Тёмы, тоже наблюдал, как охотник, выглядывая из-за дерева. Цифра, появившаяся перед мысленным взором Марка, вдруг показала двадцать три единицы взамен вчерашним восемнадцати, а красноватые радужки человека слегка заметно светились.       ― Слушай… ― Марк неохотно перевел внимание на Артема и шагнул к нему ближе без какой-либо задней мысли, собираясь объясниться. Пугать своих товарищей и, тем более, им вредить он точно не хотел. Еще и боль эта!       «Аргх!..»       ― Не подходи ко мне, чувак, у меня от тебя мигрень начинается! ― замахал тот руками, непроизвольно отшатнувшись. Шустро обойдя друга стороной, даже не скрывая, что избегает его, Артем направился к своему пакету и взвалил поклажу на плечо. В каждом его движении присутствовало раздражение. ― Берите сумки. Пора уходить.       Слова: «Я не хотел» так и рвались наружу в попытке объясниться, но Марк молчал, не зная, как вообще произнести подобное после такой выходки. Он с сожалением и легким страхом посмотрел на Максима, потирающего шею: следы от пальцев Дементьева все еще оставались на коже, как от солнечного ожога. Но Сафронов в ответ как-то по-доброму ухмыльнулся, словно Марк, удовлетворив чужое любопытство, сделал именно то, что от него ожидали, и спокойно поплелся к сумкам.       ― Если так подумать, у меня тоже башка раскалывается, ― согласился вдруг Жека, зашагав к поклаже.       Оба делали вид, будто ничего не произошло. Остальные вели себя по-прежнему ошарашенно, особенно Сашка, прижавшийся к Вере, старавшейся не смотреть на Марка. Юля пряталась у двери. Денис с подозрением косился в сторону, прислушиваясь к внутренним процессам в организме лидера. Дима же несмело шагнул мимо, тоже к сумкам. А Ева намеренно глядела на брата, хотя лучше бы отвела взгляд.       ― Алё, гараж, ― Максим продолжал разгонять нелегкую атмосферу, пусть и не совсем удачно, ― мы где спали всю ночь? И как давно нормально жрали? Еще и с телами херня какая-то необъяснимая… Сам прикинь, какие перегрузки, ― высказался он, оправдывая одновременно с этим и поведение Марка. Подобрал с пола сумку, задумчиво остановился у скамьи с одеждой. ― Можно мне шарф?       Максим решительно обернулся и посмотрел именно на Марка. Ни злости, ни обиды… Тот обескуражено пожал плечами, вообще не понимая, что творится в белобрысой башке придурковатого детины, после чего перевел настороженный взгляд на замершего Артема.       ― Да бери, ― удивился и тот. Делать вид, что все нормально, у Тёмы получалось хуже. ― Я для кого всё это пер аж из дома? Там и шапка вроде есть.       ― И шапку можно?       В этой части зала снова повисла нехорошая тишина, сопровождающаяся переглядами. Жека пришел в себя первым. Он лично подошел к другу и сам одел тому шапку.       ― Ты сегодня такой загадошный, ― усмехнулся Жека вдовесок.       Максим же раздраженно от него отмахнулся со словами:       ― Я зиму терпеть ненавижу!       ― Знаю. ― Женя сочувствующе хлопнул его по спине и стал толкать к выходу. Судя по взглядам, которыми они обменялись, у этой ненависти были какие-то вполне весомые причины, и вспоминать о них не хотели оба. ― Девчата, ― обратился Жека к меньшей части их группы, уже обезоруживающе улыбаясь, ― выбирайте теперь вы, мы оставшееся возьмем.       Девушек просить дважды не пришлось: они очень хотели поучаствовать хоть в чем-нибудь, лишь бы отвлечься от мыслей о Марке. Если остальные, в меру характера или способностей, вели себя слишком дерзко, то это легко списывалось на манеры и вечную раздражительность. Но из-за того, что ребята уже привыкли к спокойному поведению Марка, его агрессивная выходка воспринималась иначе. Да и радужки ни у кого больше не светились. А еще этот взгляд… Марк, как будто реально, собирался убить Максима. На самом деле. Придушить, глядя ему в глаза.       Когда же в гнетущей тишине, прерываемой лишь приглушенным кашлем со стороны алтаря, было покончено с одеждой и одели даже отнекивающегося Диму, ребята собрались у двери. Артем со вздохом и как-то отстраненно сунул Марку любимый коричневый пуловер из кашемира в знак прощения.       ― Спасибо.       Холодно, несмотря на низкую температуру, Марку не было, но отказаться не позволила омерзительная вина, скребущая где-то в глотке. В той же тишине парень напялил на себя дорогую вещь, для него выглядящую, как обычный свитер с V-образным вырезом, и обернулся к Сквирпу.       Зверек шустро покинул скамейку. Марк на мгновение даже испугался, что животное сейчас пронесется по нему, как по дереву, и угробит подарок Артема, но хорек взобрался не по хозяину. Словно в отместку за грубое отношение к Марку, он вонзил когти в брюки самого нервного человека в их компании, оставляя дырочки на свитере, разлохматил зализанный еще утром чуб и перепрыгнул на Марка, где, повернувшись к Артему задом, улегся на его плечах.       ― Согласен. Так ему лучше, ― деловито заверил Максим, приподняв подбородок.       ― Тц. ― Артем вроде как замахнулся на Сафронова, но в последний момент согнул руку в локте и отбросил черные волосы на затылок.       ― Два идиота, ― тихо прокомментировал Денис, повернув ключ в замке.       Створки разбухших дверей сами слегка раскрылись под натиском талого снега. Из щели вновь повеяло свежим холодным воздухом. Словно идя на зов этому потоку, Марк ненамеренно качнулся ему навстречу, задев плечом Жеку, и тот на автомате дернулся в сторону, но тут же сдал назад и подставил себя «под удар». В то же мгновение Максим скрыл их от других, подавшись вперед. В результате таких пятнашек остальные не заметили, что лидер внезапно потерял равновесие, удержавшись лишь благодаря Жене.       ― С ними все будет нормально?.. ― Ева хотела спросить это у Марка, но рядом вдруг оказался Максим, с хамоватым видом ковыряющийся ноготком в зубах.       Нарвавшись на ее презрительно-вопросительный взгляд, Сафронов мгновенно убрал палец изо рта и звучно цокнул, вынимая языком застрявший орешек после завтрака, так что никто не услышал тихое «спасибо», брошенное Марком Жеке.       ― Многие из них считают тебя святой, ― всерьез заговорил Денис, взявшись за ручки дверей и, возможно нарочно, отвлекая девочку от брата.       Смотреть же на шептавшихся людей в зале у него не было никакого желания. Он лучше других знал, что они думают о группе подростков, их поведении, обязательствах и даже о далеком будущем к сорока годам в обнимку с бутылкой водки. Поэтому Денису было абсолютно плевать, что с ними будет дальше, но не поддеть «светоносного ангела» он не мог:       ― Они верили, что ты – знак от Бога, что теперь все наладится, а они пережили высший суд. Хочешь остаться?       Его пронзительный взгляд, обжегший Еву, секунду спустя сменился на веселый. Денис умело играл на ее чувствах и ничуть этого не скрывал.       ― Расслабься. ― Марк положил ладонь на плечо Максиму, выдвигаясь из-за его спины и с осуждением глядя на Дениса. ― Мы за них не в ответе.       ― Сквирп, ― поддержал зверек хмурого хозяина, всеми силами держащегося на ногах.       ― Идем. ― Марк равнодушно кивнул на двери.       Хмыкнувший на его реакцию Денис, кажется, ожидавший чего-то большего, наконец открыл путь наружу. В помещение снова пробрался зимний холод и немного снега. Марк же с улыбкой втянул носом морозное утро. В глазах немного прояснилось, и парень перестал опираться на Сафронова. Расценив это, как приглашение, Максим первым вышел на ступеньки.       ― С богом! Мать его. ― Парень судорожно всхлипнул и, что-то забурчав, уверенно зашагал в снегу, проделывая колею.       ― А в туалет? ― напомнил ему Жека вдогонку, оставаясь на всякий случай подле Марка. Плечо, в которое тот уткнулся лбом совсем недавно, ощутимо пекло.       Максим на мгновение остановился у последней ступеньки, глянул на черный гроб, прислушиваясь к своему телу…       ― В центре схожу, ― ответил он, шмыгнув носом, и, ссутулившись, продолжил путь.       Навьюченный Артем, оттеснив странно ведущего себя Жеку, отправился вторым, молча и хмуро. Его тело вдруг потемнело, от тяжелых шагов с крыши свалился снег и окатил вышедших прямо за ним девчат.       ― Да какого хрена, Данцев?! ― громко возмутилась Вера, застыв от холода и гнева.       Артем на мгновение обернулся и глумливо усмехнулся, доказывая ей, что сделал это нарочно.       ― Пошли уже. ― Юля подышала на ладони, которыми пришлось скидывать снег с головы, и с улыбкой шагнула в колею Максима.       Совсем чуть-чуть, но холод сковал мигрень, и куда живее девушка тряхнула распущенными волосами, вмазав ими же по лицу Веры. Та снова взвилась, на сей раз ругаясь уже на нее, но и сама не смогла сдержать улыбку: снег, почти дружная компания, удержанная жизнь… Причины хоть немного радоваться новому дню все же были. Не менее счастливый Сашка поспешил за сестрой, откидывая ботинками снег.       Бросив тревожный взгляд на брата, следом отправилась и Ева. Она всегда любила зиму, но сейчас на ее лице не было и намека на улыбку – шрам на спине Марка не выходил из головы. Ева видела, что Марк страдает, и ничего не могла с этим поделать. Злость на саму себя разъедала изнутри. А хуже всего, что на миг она испугалась собственного брата, прекрасно зная, что он никогда не причинит ей вреда.       Шагнувший же следующим Дима внезапно остановился еще на ступенях и обернулся к Марку.       ― Уверен, что надо?       Заметив растерянность лидера, не ожидавшего такой вопрос, Жека нагло тяпнул мальчишку за воротник и поволок прочь по уже проторенной тропе – впереди шагавшие ребята расчистили снег ногами.       ― Иди, ― поторопил Денис, глядя на ключ на своей ладони. ― Я последним.       Задумчиво хмыкнув, но не став спорить с товарищем, наружу вывалился и Марк. Легкий ветерок тут же приятно коснулся волос парня, облегчая и симптомы мигрени. Снег красиво искрился в лучах распалявшегося солнца, зависшего над горизонтом посреди опустошенного чистого неба. А свежий воздух приятно будоражил все существо Дементьева. Хотелось вдохнуть полной грудью, сказать самому себе, что теперь всё наладится, все опасности позади… Однако окружающая тишина, не прерываемая ни птицами, ни животными, а лишь хрустящим под ногами товарищей снегом, да вялая болотистая листва на деревьях, укатанных белым саваном, не давали отпустить мысли об апокалипсисе. Руины чужих домов и видневшаяся вдалеке вышка сотовой связи, обломанная и погнутая, добавляли этим раздумьям еще большее предубеждение. Плохое предчувствие снова принялось разгонять сердце Марка.       «Все в порядке. Надо идти», ― решил мысленно подбодрить себя юноша, запустив руку в сугроб, от чего Сквирп вцепился в плечи хозяина только сильнее, и вздохнул чуть полегче благодаря обхватившей кожу прохладе, правда, уже через секунду Марк таки угрюмо уставился в спины удаляющимся товарищам.       Уйти было, разумеется, необходимо, однако сама мысль об опасностях за стенами церкви жутко угнетала. Из оружия же у них были только два топора, один из которых для разделки мяса: отсыревшие и липкие от крови «копья» ребята решили не брать, а ножи Денис не стал вытягивать из трупов смердящих ящеров. Иначе говоря, рассчитывать приходилось теперь не на подручные средства, а на полученные неизвестно каким образом сверхспособности. И Марк не был уверен, что реально сможет защитить сестру от очередной чувырлы, которая обязательно появится у них на пути.       ― Тц.       «До чего же я бесполезный».       Необъяснимо разочаровавшись в себе, да и вообще во всем, Марк все же побрел вперед, понуро опустив голову. Тогда же, сжав ключик в кулаке и все еще оставаясь у дверей, Денис наконец обернулся к мужику в плаще. Зеленский смотрел прямо на него, ожидая придуманного за ночь вопроса.       ― Что, если не выживем? ― Денис не стал рассказывать ребятам о словах этого человека, опасаясь, что те передумают покидать церковь, но это знание, как и мысли об эвакуационном центре, не давало ему покоя все утро.       ― Значит, не достойны войти в Ассоциацию, ― просто ответил тот, словно это, как дважды два.       И солгал. Денис слышал, как сердце Зеленского пропустило удар, и уже смело усмехнулся жуткому мужику, поблескивающему глазами. Не так сильно, как Марк, но это точно не было обманом зрения.       ― Если бы мы, и впрямь, были нужны этой твоей… Ассоциации, ― Денис задумчиво закусил губу, посмотрев куда-то вдаль и делая паузу, ― ты бы нас не отпустил… Ты боишься. ― Парень намеренно наклонил голову на бок и бросил на человека сочувственный взгляд. Ни улыбки, ни сомнения: он знал, о чем говорит. ― И боишься Марка.       Сердце Зеленского заколотилось чаще, подтверждая будто бы небрежно брошенные слова.       ― Но сильнее боишься, что его завербуют?       На этот раз Денис переборщил: глаза мелиора вспыхнули едва ли не реальным кровавым пламенем, предупреждая его заткнуться.       ― Что ты там застрял?! ― вовремя раздалось снаружи, прерывая нарастающий гнев Зеленского и затянувшуюся игру Дениса. Вопил Жека, махая товарищу рукой.       ― Действительно, ― прошептал Денис чуть встревоженно, отвечая обоим сразу, и выбросил ключ на пол.             

***

      Двери не захлопнулись. Размокнув от влаги, створки стукнулись друг об друга и замерли, наполовину открывшись. Зимний холод, пробравшийся внутрь, лишь слегка отступил. Никто из людей закрыть двери не торопился, прихожане только переглянулись между собой в поисках смельчака и остановились на хмуром бродяге, стоявшем к выходу ближе всех. Тот вдруг отлип от стены, заставив людей напрячься, но, передумав, вернулся на прежнее место.       Батюшка, наблюдавший за ним исподтишка, перестал монотонно бубнить у алтаря, громко захлопнул библию и, кашлянув, посмотрел на поскрипывающие двери. В зале уже было холодно. Древесное строение легко пропускало влагу и неожиданные морозы. А отсутствие теплой одежды сказывалось почти на всех, однако не так сильно, как можно было бы ожидать. Жар, блуждающий по телу, сменяющийся ознобом, надрывный кашель, переходящий в удушливое давление в глотке… Если вчера симптомы неизвестного заболевания походили на ангину, то сегодня стало заметно легче, будто бы тело перестало реагировать так яростно. И сейчас, когда бледный мальчишка по имени Марк покинул божью обитель, большинство в зале почувствовало облегчение. Без него в церкви даже дышать стало легче. Буквально. Стоило ему выйти за порог, как болезнь отступила следом, пусть не полностью, но заметно.       Как-то отстраненно батюшка установил на аналое огромный томик священной книги, с каменным еще сильнее постаревшим за ночь лицом прошел мимо всех прихожан, ловя на себе их блуждающие смиренные взгляды, и подобрал с пола ключ.       ― Никто больше… уйти… не хочет? ― говорить громко, не срываясь при этом на кашель, ему все еще было сложно.       Люди молчали. Идти им прямо сейчас было некуда. Да, Зеленский предложил тогда отвести всех в эвакуационный центр, но смелости покинуть мнимо безопасное место в сопровождении всего одного военного никому не хватало, к тому же на самом деле никто из этих людей Александра не знал, а потому люди все-таки ждали Горняева или кого-нибудь в форме. Ведь обязан же хоть кто-то еще придти за выжившими. Оставалось только дождаться.       ― Я услышал вас, ― произнес удовлетворенно батюшка и кивнул, отвечая на пришедшие в голову мысли, которые к реальному ходу вещей, впрочем, не имели никакого отношения.       В любом случае, теперь все должно было наладиться, а отсутствие монстров (за это время на церковь так никто и не напал) только укрепило обманчивое ощущение божественного вмешательства. Хотя вид мужика у стены тут же подпортил батюшке настроение, лучше бы и этот покинул спасительное пристанище.       Почувствовав его взгляд, мелиор намеренно открыл глаза. В тени нависшей челки и самой стены они заметно блеснули красным.       ― Еще один недочеловек, ― пробурчал священнослужитель с громкостью, достаточной для того, чтобы его услышал лишь Зеленский, а не остальные люди.       В итоге, разочарованно пожевав губы, батюшка таки прижал плечом разбухшие створки и, провозившись какое-то время, снова запер церковь от посторонних. Впускать под ее крышу еще хоть кого-то он теперь совершенно не хотел. Не дай бог приблудятся такие же ненормальные, как те, что минутами ранее убрались восвояси.       Раздраженно топнув ногой, чтобы сбить прилипший к подошве талый снег, батюшка обернулся к своей пастве, размышляя о божьем слове, что он должен поскорее «услышать» и донести до прихожан. Было что-то забавное в их нерешительной покорности и молящих взглядах. Даже тишина и та самозабвенно шептала в уши.       Бог, вера в единого создателя, слезы перед иконами… Как бы это ни выглядело со стороны, а приходили люди к человеку в белой рясе, становились на колени именно перед ним, просили именно его отпустить их грехи, да и пили и ели именно из его рук, которые с радостью и благоговением потом целовали, а напоследок даже отдавали свои кровные. Что может быть лучше?       ― Мам, а почему они ушли? ― нарушил молчание мальчик лет шести, на фоне большинства выглядевший здоровым. Он заглядывал матери в глаза, совершенно не обращая внимания на нерасторопного старика, улыбающегося потолку.       Женщина же и вовсе смотрела в пустоту. Ее мраморная, словно не живая кожа и чуть потрескавшиеся губы успешно дополняли образ стремительно угасающего человека. Кашель остановился еще к ночи, но уставший организм, будто вместе с этим, лишился и последних сил сражаться.       ― Они пошли позвать на помощь, ― слетела с бесцветных губ такая же речь.       ― А-а.       Вопреки очевидной лжи взгляд ребенка все-таки оживился. Мальчик радостно улыбнулся матери, что держалась ради него, ведь больше у ребенка никого не осталось: еще в субботу он лишился отца, когда разбившийся лайнер прокатился по улице, бомбя все на своем пути, а затем случился тот взрыв на соседней улице. С неба вдруг посыпались камни, словно кто-то нарочно разбрасывал их на мили вокруг. Даже вспоминать об этом было чересчур жутко.       Сдержав сухой всхлип, женщина, тем не менее, улыбнулась сыну в ответ, но скрыть свою грусть, восковым слепком застывшую на лице, не смогла. К счастью, ребенок еще не научился считывать такие эмоции.       ― Пока вы здесь, вы… в безопасности, ― молвил батюшка, уловив подходящий момент во вновь образовавшейся тишине. Он размеренно начал движение к алтарю, умело делая вид, что искренне заинтересованно осматривает каждого оставшегося в зале. Его взгляд на мгновение зацепился за чью-то спину: человек продолжал спать на скамейке даже сейчас, игнорируя все вокруг. Но удивляло больше другое – не проснулся не только он. ― Молитва – наш путь… к спасению, ― немного сконфуженно продолжил батюшка, чувствуя, как ускоряется его пульс. ― И теперь, когда…       ― Ай! ― крик ребенка заставил многих в зале испуганно вздрогнуть.       Те, кто был в сознании, неодобряюще покосились на девчушку, сунувшую палец в рот. Она была из тех, кого привела Вера, поэтому никто не стал интересоваться ее проблемой. То ли причина все-таки скрывалась в самочувствии прихожан. Сама же девочка с нескрываемым страхом посмотрела на пол.       ― Какой огромный! ― одновременно с ужасом и восхищением прокомментировал светловолосый мальчишка, сидевший рядом. До ухода Сашки Мирослав старался держаться его, однако напроситься пойти с ними смелости не хватило: что-то подсказывало ему, что с собой они его не возьмут, а услышать отказ было еще страшнее.       С подавленным криком другой мальчик запрыгнул на скамейку. Муравей размером с мужицкий кулак, цапнувший девочку за палец, кружил на полу, пытаясь снова напасть на след, но прежде, чем это получилось, насекомое встретилось с подошвой красной туфли. Омерзительно чвакнув и прыснув внутренностями, тварь все равно не подохла, продолжая мотать своей гигантской головой.       Женщина, день назад осматривающая Евгения Черноуса, повертела ногой, чтобы наверняка, пока шевеление полностью не прекратилось. С отвращением она оглядела подошву туфли и пол. В насекомых волонтер не разбиралась, только размеры твари были очевидно увеличены белым дождем. Наблюдавшие за этим дети перевели удивленный взгляд на женщину. Та немного нервно тряхнула головой, взяла девочку за руку и потянула на себя. Средний палец малышки пылал краснотой, место, куда ужалил муравей, кровило. Девочка в растерянности смотрела на женщину, пытаясь уловить ее настроение. Боли уже не было.       ― Все хорошо, ― та механически улыбнулась и присела рядышком, держа ее за руку. ― Царапина.       Не доверять взрослому у малышки причин не было, поэтому, немного успокоившись, она продо́лжила коситься на свой палец с легким испугом.       ― Все хорошо, ― повторила женщина, погладив девочку по голове. Успокаивала она, впрочем, совсем не ее.       Недовольный же вмешательством батюшка, вернувшийся к алтарю, так и не сумев произнести великую речь, глубоко вздохнул, возвращая людей к насущной проблеме.       ― Сейчас я говорю не как священник, ― он уверенно кивнул в подтверждение своим словам и снова обвел взглядом зал: тела тех, кто еще не проснулся, так и притягивали взор, не позволяя полноценно успокоиться. ― Вам необязательно… верить в Бога, чтобы почувствовать… его милость. Каждый из вас… выжил. Разве это… не чудо?       Поняв, что он снова завладел всеобщим вниманием, батюшка мысленно улыбнулся, отвлекаясь заодно и от четверки спящих людей, которые имели наглость игнорировать священнослужителя. Мужчина тяжело оперся на аналой, совсем не по божественному прикрывая библию спиной, лишь отвлекающую слушателей от его персоны, и с мудростью, присущей занимаемой им должности, продолжил:       ― Сколько… людей погибло? Сколько жертв унес Высший суд? Каждый… из вас… видел смерть, чувствовал ее дыхание на своей коже, заглянул в ее глаза… и выжил. И даже не был ранен. Быть может, обычное совпадение? Повезло?.. Удача – мифический зверь, придуманный теми, кто не верит в Бога. Не она… решает, кому жить, а кому умереть. На всё только воля Господа. Так, может, стоит пересмотреть… свою жизнь? Подумать о вашей душе? Вам был взаправду дарован второй шанс!       Устремив взгляд к поржавевшему потолку, батюшка картинно расправил руки и задержал дыхание, наслаждаясь удивительной тишиной. Лишь спустя многозначительную паузу он резко вернул внимание к людям, изображая бесконечное сострадание.       ― Это ли не благодать Божья? ― шепотом произнес старик, умело играя на страхе и измученном сознании каждого. ― Это ли не?..       ― Земля трясется…       Какой-то мужчина с не менее болезненным видом вдруг нагло сорвался с места и заозирался по сторонам, что-то высматривая на полу. На его лице отразилось искреннее недоумение: половицы не шевелились.       ― В-вы не чувствуете?! ― попытался он найти понимание хоть в чьих-то глазах. ― Она трясется!!!       Апатичные люди с недоверием покосились на пол, но нашлись и те, кто проверил ладонью. С землетрясением каждый был знаком уже не понаслышке: сейчас даже пламя на редких свечках, запас которых стал в разы меньше, горело ровно.       ― Это крыша у тебя трясется, ― недовольно проворчал кто-то, высказав всеобщее мнение. ― Сядь уже и закрой свой рот!       ― Н-нет, ― мужчина нервно качнул головой, его голос дрожал. ― Вы не понимаете, ― зашептал он, в ужасе осматривая пол. ― Что-то движется… под землей! ― То, как именно он говорил, с каким страхом и отчаяньем ощупывал полы, не могло оставить равнодушными всех людей, ведь только недавно из зала вышли совершенно неординарные дети. Где гарантия, что изменились только они? ― А-а?.. А-а-а!.. А-а-а-аткрой двери! ― Паника стремительно захлестнула человека с головой. Заорав во весь голос он помчался на батюшку с кулаками, не желая оставаться здесь ни секунды дольше.       Удар прошел вскользь, но этого хватило. Старик грузно налетел на алтарь и свалился на пол под грохот томика библии. Окончательно обезумевший человек принялся рыскать в его карманах, рефлекторно отбиваясь от жалких попыток священника ему помешать.       ― Отдай мне ключ! ― Откровенная истерика уже не могла оставить хоть кого-то равнодушным. Продолжая искать ключ, мужчина с чувством зашептал: ― Они были правы: нельзя тут оставаться! Отдай его! Ну же, черт возьми! Где же он?!..       ― Эй?! Успокойся! ― наконец отлипший от стены Зеленский уверенно зашагал к алтарю. Надо было выяснить, что именно уловил тот мужчина, чтобы успеть защитить беспомощных людей.       Половицы протяжно скрипнули под его ногами, и Зеленский осторожно остановился, пытаясь понять причину скрипа: его вес и подгнившие доски или же что-то иное.       ― Гори в аду, чертова тварь! ― Так и не отыскав спасительный ключ, мужчина бросился мимо человека в плаще прямо к дверям и попытался вышибить их собой.       Обе попытки это сделать успехом не увенчались: сил хватило лишь на то, чтобы заставить створки хрустнуть и чуть искривиться. Подняв с пола заточенный брус, что оставили дети, щуплый мужчина принялся раздирать щель между створками, сбивчиво читая шепотом «Отче наш». Словно маленький рыжий зверек, он «вгрызался» в прутья своей клетки, всеми силами стараясь выбраться наружу.       Отчаянных в зале становилось все больше. Люди покидали скамьи, не понимая, откуда ждать нападения. Одни сдвинулись ко входу, замерев там, глядя на паникующего человека у дверей. Другие подтянулись ближе к по-прежнему лежащему на полу священнослужителю. Почувствовав ту самую дрожь пола, тот уже не мог подняться своими силами. Оставались и те, кто по-прежнему «спал».       «Уже есть сгоревшие?» ― Зеленский невольно нахмурился, задержавшись взглядом на теле одного из таких людей: потемневшие пальцы, неживое лицо… дыхание уловить у мелиора не получилось.       ― Срань Господня!.. ― возглас батюшки среди общего шума расслышали далеко не все, но Зеленский различил и того больше: фон… кого-то, кто бы в Ассоциации занял место Высшего – таких чувствуешь на расстоянии.       Батюшка же ошарашено пялился на основание стены за алтарем. Там, прямо под расписанным полотном, виднелась дыра размером с чью-нибудь голову. Шум, что доносился оттуда, был слышен сейчас только ему и напоминал шуршащее клацанье тысячи маленьких ног, становясь с каждой минутой всё громче и отчетливее.       Подгоняемый нарастающим страхом, батюшка таки вскочил на ноги и, расталкивая насильно уверовавших в бога людей, рванул к своей комнатушке, вынимая из-за пазухи ключ. Тут же нарвался на жену с разбитым лицом, что выглянула в зал, услышав неладное.       ― Что-то случилось?       Муж пролетел мимо супруги, не удостоив ее и взглядом, зато зацепил рукой. Дверь захлопнулась позади оттолкнутой к стене женщины. В замке́ приглушенно повернулся ключ. Раздавшийся вслед за этим крик жаром окатил все тело матушки.       Из-за алтаря, словно молодые пауки из кокона, повалила стая агрессивно настроенных насекомых. Мелкими черными бусинами муравьи пронеслись по валявшейся на полу библии и разбежались в стороны, следуя за запахом, что оставил погибший собрат.       ― Давите их! ― выдал команду Зеленский, пытаясь перекричать голоса взрослых и детей.       Многие кричали от ужаса. Кто-то – уже от боли. Плохое освещение играло не на руку. Различив шевелящийся почерневший пол, матушка вздрогнула и прижалась к стене плотнее, слыша, как собственное сердце затрепетало в груди. Несколько мелких тварей оказалось и у ее ног и мгновенно погибло, бесславно пав под ее туфлями.       Несмотря на крики, в зале, тем не менее, царила пока еще легкая паника. Мужчины и женщины изо всех сил топали ногами, неся смерть полчищам муравьев. Насекомые успевали отвечать на атаки, но что могли настолько мелкие создания против гигантов в тысячи раз их больше? Даже сотня их укусов не причиняла людям реального вреда, кроме приторной боли. Прихожане прыгали, дергали конечностями, стряхивали муравьев с одежды. Дети визжали, помогая взрослым давить маленьких монстров.       Отчаянный вопль мужчины, выбросившего копье и продолжавшего биться о входные двери, прокатился по шумному залу аварийной тревогой. Он чувствовал и понимал все лучше остальных.       ― Ма-ма, ― здоровенный амбал, вчера кидавшийся на Артема, замер, не в силах сдвинуться с места.       Расписная стена за алтарем звучно треснула, как разбитый топором пенек, и гигантские жвалы, разрезав воздух, качнулись в стороны: существо мотнуло ужасающей головой, стряхивая с себя штукатурку, бетон и землю.       Кто-то из женщин звонко разрезал голосом возникшее оцепенение. Отвечая на ее вызов, душераздирающий вопль вырвался и из глотки муравья, вдруг приобретшего не только гигантские размеры, но и голос. Крайне быстро тварь ринулась на людей, беспощадно убивавших его сородичей сотнями. Выбила туловищем алтарь, опрокидывая его на ближайшего человека.       Будто такие же муравьи, люди рассыпались в стороны, рванули ко входу, сбивая друг друга с ног и закрывая обзор Зеленскому. Теперь они были готовы помочь выбить чертовы двери, забывая, что те открываются внутрь зала.       Только матушка у стены по-прежнему не двигалась, безмолвно с ужасом в глазах глядя на монстра, перекусившего жвалами женщину, придавленную алтарем. Муравей-солдат снова протяжно заверещал, разбрызгивая кровь по полу, оставшуюся на «орудиях», после чего кинулся к убегающим людям, пробивая коготками на лапках состарившиеся половицы. Зеленский успел зацепить его брюхо вскользь, оставляя жуткий ожог в виде пяти пальцев на спинной части. Подкошенный резкой болью муравей свалился на трещавший пол и, ломая скамьи, протащился к дверям, раскидывая людей будто кегли.       Однако новый грохот со стороны вывернутого алтаря не позволил мелиору броситься им на помощь: выбивая с треском половицы, в зал выбралась еще одна тварь, превышающая размеры собрата. Первой ей на глаза попалась женщина в белом.       В отличие от других матушка не пыталась убежать. Дело было даже не в парализовавшем ее страхе. Ей вдруг показалось, что все это бессмысленно и, может быть, лучше умереть здесь и сейчас, чем видеть, как погибают другие.       Взгляд матушки омертвел гораздо раньше, чем муравей-солдат потянулся к ее телу…       Докрасна раскаленные руки Зеленского коснулись-таки брюха муравья, но неестественно-огромные жвалы уже сомкнулись. Женщина погибла мгновенно и тихо, безвольно повиснув у морды насекомого тряпичной куклой. С визгом выбросив кровавую добычу, удерживаемую от раздвоения только платьем, муравей вывернулся всем телом, собираясь разорвать и второго человека: этот рассудок от боли не потерял. Задержать его могли разве что не предназначенный для такого веса пол и разбросанные скамьи.       «Твою мать!» ― Мелиору пришлось ускоренно отступить, слыша, как у входа толпа кричащих людей пытается совладать с тварью поменьше.       Копья помогали в этом, но слабо: большая часть прихожан визжала на полу от страха и боли, не воспользовавшись числовым превосходством и погибая от жала или когтей солдата. Уйти к ним Зеленскому не позволили. Мелкие твари, защищая громоздкого собрата, ломающего скамьи, ринулись на человека со всех сторон.       С психом мужчина содрал с себя грязный плащ, бросил его на пол, накрывая стаю насекомых, и встретил врага руками. На сей раз его ладони, сомкнувшиеся на жвалах твари, что так жаждала его перекусить, вспыхнули алым пламенем. Огонь, сорвавшийся с пальцев, легко загорелся на укрепленных челюстях, пробежал по омерзительной морде и принялся пожирать твердый панцирь, не оставляя муравью и шанса.       Тварь взревела от боли, ударилась об пол, выворачивая человеку руки. Физическая сила позволила оставить у себя только жвалы, с брызгами вырвав их из ревевшей морды. Огонек же с подыхающего монстра мгновенно перепорхнул на дерево и прокатился по полу, ежесекундно сжигая тысячи мелких муравьев, словно в зале был разлит бензин.       ― Нет…       В мгновение ока пламя коснулась всех уголков, промчавшись по трупам и живым. Крики у входа стали лишь громче и отчаянней. Оборачиваясь к горящим заживо людям, Зеленский выбросил почти превратившиеся в угольки жвалы. Тварь, что билась в конвульсиях рядом, уже не могла подняться, улегшись на плащ мелиора брюхом.       ― Гасни… давай же…       Зеленский растерянно смотрел на бойню у входа, пытаясь успокоить взбесившуюся способность. Огонь не просто расползался по залу, облизывал стены, пожирал потолок… Он вытягивал из человека все силы, не позволяя тому уйти и не трогая своего повелителя. Даже его одежда обгорела лишь с краев.       ― Бегите, ― прошептал мелиор, с ужасом понимая, что от пожирающего пламени бывшего огневика им не скрыться.       С визгом от жара, охватившего длинные лапки, муравей-мутант разом перекусили троих храбрецов, вонзившись жвалами в стену. Торчащее копье в брюхе его лишь разозлило. Он тряхнул еще не пылающей головой, выбрасывая умерщвленную добычу, и кровь мелким дождем окатила живых людей у дверей, где оставался крохотный безопасный остров, к которому подбиралось пламя.       Боль ломала, давила, кромсала… подобно страху.       Озверевшая тварь бросилась на последних двуногих, виноватых в ее страданиях. Убивая одними только размерами, протыкая тела усиленными когтями, уже горящими в полную силу, она перекусила женщину-волонтера, закрывавшую собой единственного оставшегося в живых ребенка из «Орхидеи».       Пусть собрат ее и был больше, сопротивления к огню не имел. Эта же тварь горела намного медленнее. Сдала вдруг назад, чтобы добраться до человека в центре зала, не способного пошевелиться. Однако пламя на скамьях яростно пожирало воздух, и муравей замешкался, опасаясь, что не сумеет сократить расстояние до того, как погибнет. Шевеление позади мгновенно привлекло его внимание.       Из-под тела разорванной на части женщины-волонтера, уже начавшей гореть, выбрался Мирослав. Окровавленный, обожженный, с подпаленными светлыми волосами, он рыдал, не переставая, но все еще сохранил желание выжить в отличие от многих других, чью кожу давно охватило пламя.       ― Сто-о-ой!!!       Горящая в полную силу тварь улыбнулась бы, если б могла. Не послушав кричащего на границе сознания мелиора, она бросилась на предпоследнюю жертву. Жвалы врезались в створки изувеченной загоревшейся двери, выталкивая чертовы створки наружу, но сомкнуться уже не смогли. Муравей затрещал, как уголь, молчаливо догорая в лучах холодного, по сравнению с пламенем, солнца.       Крича от боли и ужаса, Мирослав прополз между раздвинутыми жвалами, чувствуя, как огненное тело муравья поджигает ноги. Оттолкнулся горящими ботинками от его морды и вывалился в снег. Пламя, что успело схватиться за его одежду и обувь, мгновенно погасло, оставив после себя черные пятна и сожженную кожу.       Мирослав убежал, не оглядываясь, продолжая мысленно кричать и звать на помощь. Сил произнести хоть звук не осталось.       Зеленский смотрел ему в спину, не скрывая безнадежного ужаса, искривившего раскрасневшееся от жара лицо. Он обещал этим людям спасение. Обещал, что отведет их к Горняеву. Обещал вернуть многих к их семьям…       Не добитые муравьями прихожане погибали от аномального огня, настолько яростного, что плавилось уцелевшее стекло в рамах. Сгинувшие в пламени иконы освободили трещавшие от температуры стены. Канделябры, которые никто не додумался использовать, как оружие, растворялись на красных чарующих языках…       Мелиор чувствовал жар собственного пламени. Сражаясь с приступами удовольствия от поглощения Тлена, белым дымом струившегося по венам, он все еще пытался волей приструнить огонь, но вскоре просто сдался, ведь все, что мужчина хотел защитить, уже было сожжено.       Церковь стонала, словно живая. Звенела хрупким металлом. Скрежеща балками, тщетно старалась удержать золоченный купол. И тоже сдалась. Полутораметровый тяжеленный колпак с грохотом обрушился внутрь, намереваясь металлическим каркасом покарать человека за устроенную им массовую казнь.       Зеленский свалился на колени раньше и лишился сознания от истощения резервуара. Церковь, устоявшая в Белый дождь вопреки всем стихиям, пала от рук человека.       

***

             Ужасающая вонь первой проникла в щели. Едкий дым потянулся туманом за ней. За дверьми отчетливо слышались крики и грохот. Все вокруг умирало, шумом и пламенем приближаясь к коморке священнослужителя.       Впервые в своей жизни батюшка молился от чистого сердца, стоя на коленях, плача от страха, жалея о содеянном и обещая Всевидящему исправить свои грехи.       Слышал ли Бог? Или в этом и крылся неисповедимый смысл его путей?..       Дверь неизбежно объяло трескучим огнем. Кровавое пламя перекинулось на стены и пол, коснулась потолка, пожрало картины...       «Гори в аду, чертова тварь!» ― в голове эхом раздалось проклятие, брошенное отчаявшимся человеком, искавшим ключ.       В этом действительно было что-то пророческое, ведь если ад на земле и существовал, то он был сейчас именно здесь прямо под сенью Бога, во славу которого воздвигали это здание.       Молитва оборвалась на середине и сменилась истошным криком. Невыносимый жар скакал по телу, кусал кожу, проникал внутрь, даже тогда, когда человек перестал дышать… и бесследно исчез, просто растворившись в дыму, словно его и не было.       С губ священнослужителя на мгновение сорвалась темно-серая мимолетная тень, клубом пара смешавшаяся со зловонными языками дыма. Последнее слово батюшки так и не достигло бога…