***
― Как же… все это… достало! ― Вера с силой захлопнула дверь туалетной комнаты, ругаясь намеренно громко, чтобы Юля ее отчетливо слышала, или, если быть точнее, чтобы хоть кто-то мог ее слышать и обратить на нее внимание. Громкие же звуки и дверцы, и собственного голоса лишь сильнее поранили голову, отчего девушка мысленно обругала свою жизнь за медлительность обезболивающих таблеток, что все еще не подействовали, если вообще собирались. ― Сука! Все тело чешется! Поскорее бы… айшь… твою мать! Мелкая деталька конструктора, львиную долю которого Сашка утащил в квартиру мальчишек, больно воткнулась в пятку. С еще большим раздражением, переходящим в истерику, Вера бросила матерное слово вслед злополучному предмету, пнула остатки набора в коридоре и вывалилась в центральную комнату, где бегло осмотрела мрачную спальню, являвшуюся одновременно и залом. Плотно закрытое шторами окно почти не пропускало свет, а снаружи перестала барабанить непогода. Если бы не состояние Марка, можно было бы отправиться к эвакуационному центру уже сегодня, однако и сама Вера чувствовала себя неважно: утрешняя прогулка по снегу в низкую температуру да без соответствующей одежды… получи как итог озноб и симптомы простуды. «Заболеть мне еще не хватало!» Вера нервно прошагала к затемненному окну и резко отодвинула занавеску, впуская в просторную комнату солнечные лучи уже, жаль, что не такие яркие, какими они были до града: небо все еще было затянуто серыми облаками, будто хмуро раздумывающими, стоит ли продолжать буянить или же убраться восвояси. Девушка предпочла бы второй вариант, как для них, так и для себя. «Хочу… чтобы все было как раньше». Печальный взгляд, отведенный от панорамы за окном в порыве грусти, ненамеренно зацепился за стройное отражение. Притуленная к стене тумба, снабженная большим зеркалом, задержала девушку напротив себя на несколько долгих минут. Темный пеньюар, что Вера утащила в супермаркете под шумок, аппетитно облегал точеную фигуру шестнадцатилетней девушки, замечательно сочетаясь с волнистыми светлыми волосами, крупными локонами струящимися на грудь, а нежный халат постельных тонов красиво и плавно спускался к босым ступням. По губам Веры невольно скользнула удовлетворенная соблазнительная улыбка, но мгновенно исчезла вместе с азартными огоньками в болезненных серо-коричневых глазах: мысли о Егоре, который точно оценил бы такой наряд, приятными назвать было сложно. ― Даже смыть в туалете нечем, ― последнюю фразу Вера произнесла с такой горечью, словно из всего случившегося именно это – самое большое разочарование. С тяжелым вздохом она укуталась в незначительно согревающий халат: благо холодно в квартире пока не было, вот только и погода не благоволила, а значит, температура в здании скоро таки упадет. Затем, все еще продолжая изучать себя взглядом, продрала звуком глотку, почувствовав тяжесть и легкое першение в горле, после чего, сделав пару шагов, остановилась в дверном проеме в крайнюю комнату, где оперлась на косяк плечом, сложив на груди руки. Раньше здесь была детская, судя по цветам и наличию игрушек, но коротковатая кровать все равно подходила для отдыха, лишь бы не на полу. Облюбовала ее именно Юля, объяснив это тем, что находиться в одной комнате с Евой не хочет, да и вообще хоть с кем-нибудь, не сказав это прямо, но намекнув. Вера смирилась с таким разделением по двум причинам: во-первых, жестко болеющий человек под боком – всегда не ко сну, а во-вторых, девушка не была уверена, что проблемы Юли никак не связаны с неизвестной «чахоткой» из церкви. Ей и своих симптомов хватало. Вот и сейчас, подтверждая теорию, сформировавшуюся еще не до конца, Юля подобно некоторым прихожанам из церкви слишком вяло отреагировала на появление Веры в дверном проеме. В комнате в это время уже царил неприятный мрак (чему способствовали и закрытые шторы), а Юлин взгляд, направленный в никуда, ничуть не изменился, будто девушка и живой уже не была, а лишь слабо имитировала дыхание. Юля же, в свою очередь, нелепое беспокойство Веры об отсутствии воды в санузле умело и намеренно проигнорировала: то, что случилось с ней самой или с Женей, едва не погибшим в церкви, а теперь вот и с Марком, ни шло ни в какое сравнение с этой дурацкой придуманной Веркой проблемой. С другой стороны Юля неохотно осознавала, что и эта себялюбивая воображала повидала за последние дни немало, однако у этой девушки в отличие от многих других ребят в группе родители все еще были живы. ― Поскорее бы в центр. Мама, наверное… ― вновь напомнив Юле о наболевшем, Вера мигом заткнулась, но не потому, что поняла, с кем говорит, наступая на чужую мозоль, а что-то вдруг почувствовав, что-то не свое – глубокую печаль, кольнувшую в сердце и сорвавшую дыхание. От попытки поднять себе настроение не осталось и следа. Сжав зубы до боли в челюсти, Вера нахмурилась и часто заморгала, не понимая, откуда вообще появилось желание плакать. Нет, причин-то для этого как раз было валом, но почему именно сейчас, в этом дверном проеме и рядом с Юлей. За эти два дня с Верой в принципе творилось все больше странностей, мелких, не особо радостных и раздражающих. Тот же Сашка, что раньше так сильно ее бесил, теперь все чаще вызывал у нее грусть и полноценную за него тревогу. Ей хотелось бы найти в этом сверхъестественную причину, какое-то паранормальное объяснение, и даже очень, однако Вера не могла не думать и о том, что у нее просто сдают нервы, ведь чем дальше она старалась быть от чудовищных воспоминаний, закрывая их в себе на замок, тем отчаяннее те старались вырваться на свободу по поводу и без повода. Клацнувшая входная дверь спасла обеих девушек от возникшей напряженной тишины и зловещего молчания. Заслышав неторопливые шаги, Юля спешно подорвалась на кровати и резко села, в результате чего тут же поймала перед глазами черное полотно и сильнее почувствовала яростную головную боль. Тошнота, что пришла на секунду позже, подкатила к горлу еще и комочком кашля. Пришлось медленно и тихо с маленькими интервалами сделать несколько вдохов и выдохов, успокаивая дыхание и все чаще возникающие приступы, и только после этого все же сползти с кровати. Пару раз кашлянув, словно разрывая где-то у гланд возникшую пленку, Юля, таки ловя равновесие, добрела до дверного проема и, встав рядом с обернувшейся к залу Верой, выглянула из-за ее плеча. ― Чувствуешь? ― прошептала она настороженно, ощущая волнение, растекающееся по телу. Оно было чем-то похоже на падение вниз на качелях, этакие неоднозначные мурашки или бабочки в животе, от которых, если они не отпускают долгое время, можно легко свихнуться. ― Это Марк? ― уточнила Вера, не совсем понимая, почему в первую очередь подумала о нем, отлично осознавая, что тот вряд ли бы заскочил к ним в квартиру даже в самом хорошем своем самочувствии. Если бы только к Еве, но ее-то здесь точно не было. ― От него… не такое. И посильнее, ― пояснила Юля, делая шаг назад. ― Тогда?.. ― Вера вновь замолчала, заметив выплывающую из коридора фигурку. ― Ева, ― подтвердила она еще и кивком, скептически осмотрев девочку-подростка, понуро опустившую плечи. Небрежно утерев глаза, вроде как убирая из уголков приставучую грязь, а не слезы, да и так было проще скрыть свое чрезмерное любопытство по отношению к Дементьевой, Вера сквозь пальцы уставилась на подходящую девочку. Как выяснилось ранее, с обеими девчатами Ева училась в одной школе, но Вера не особо обращала внимания на младшеклашек, еще и женского пола, да к тому же переведенных к ним из другой, так что не могла судить, насколько сильно апокалипсис изменил девочку, сейчас бледную, растрепанную, в окровавленной Марком одежде, которую она только недавно сменила в маркете. Покрасневшие глаза Евы заставили Веру недовольно цокнуть языком: думать о плохом, а тем более говорить на подобные темы совершенно не хотелось, однако этого требовала ситуация. ― Как там Марк? ― поинтересовалась она для галочки, искренне надеясь, что Ева не станет отвечать подробно. Ева в ответ молча качнула головой, закусила нижнюю губу, громко всхлипнула и тяжело вздохнула: ей обсуждать брата тоже не хотелось. Только не сейчас. Не его состояние. Она не очень хорошо помнила, как умирала мама, ее даже в комнату к ней почти не впускали, но те чувства никуда не делись. Страх, отчаяние, обида, непонимание, злость… боль. Все они снова поднялись из чертовой глубины, крепко впиваясь в глотку невидимыми пальцами и напоминая об одном из самых жутких кошмаров последних дней – о смерти отца. Ей повезло и на этот раз – в тот момент девочка смотрела на Марка, затем сильный толчок воздуха в спину, обжигающего и колючего, ну а дальше все просто смыло и шумом, и ужасом, и тугой болью. ― У него слишком высокая температура. ― Ева коротко посмотрела на своих соседок по квартире, являвших собою две полные противоположности друг друга и по внешности, и по характеру, и невзначай встретилась глазами с Юлей, застрявшей в последней комнате. Вера не была такой уж крупной девушкой, даже выше Евы всего-то сантиметров на пять, но встала будто нарочно так, что не обойдешь, не объедешь, еще и рукой в косяк уперлась. ― Не знаю, страшно ли это для таких нас. Слезы в глазах Евы были готовы выбраться на свободу, не хватало какого-то очередного легкого толчка: доброго слова или взгляда, банального «Все будет хорошо», которым совсем недавно попытался подбодрить ее Женя, но девушки то ли отлично понимали это, то ли напуганы были не меньше, поэтому не протягивали той самой руки помощи, за которую Ева с радостью ухватилась бы, чтобы оправданно впасть в истерику и выплакать всю эту горечь, застрявшую комом в горле. ― На тебе… лица нет, ― не дождавшись никакой реакции, Ева проявила заботу первой, собираясь обнять не менее болезненную Юлю: все эти перебои с энергией по ней били не меньше, чем по Марку, однако Дементьева все же имела корыстные цели – когда ты при деле, меньше думаешь о плохом. ― Давай я… ― Нет! ― Юля в ответ поспешно сделала еще один шаг назад и полностью скрылась из виду за фигурой Веры. Только теперь та наконец отстранилась, но лишь для того, чтобы обернуться к вскрикнувшей соседке, готовясь, если потребуется, свести на нет давно назревавший конфликт. Фон Евы, естественно, мешал и Вере, сбивая дыхание, вызывая волнение, а вблизи еще и головокружение с тошнотой, словно выпил, хоть и в меру, да и без удовольствия, но открыто об этом заявлять, как минимум, неприлично. ― Извини, но… я другая, ― Юля пока что говорила без злости или зависти, в ее голосе не было каких-то обвинительных ноток, впрочем, как и страха или чего бы то ни было еще – в нем вообще мало что проявлялось, однако девушка всего лишь пыталась объяснить свое поведение, искренне и без утаек рассказывая о своих чувствах. ― Мне плохо… и с тобой рядом, понимаешь? ― Юля невольно бросила взгляд на слегка взвинченную Веру, и та замедленно кивнула, подтверждая ее слова. Только все же ей, похоже, было полегче. ― Мы ведь… в погреб… спустились еще до белого дождя... Точнее, я. Мама… немного задержалась, чтобы… запереть дверь… Тогда ее и окатило. Ступени стали скользкими… Юля окончательно смолкла, не справившись с дрожащим голосом, и замерла посреди комнатки, держа руку на шее в попытке унять неприятные ощущения в глотке. В квартире снова повисла гнетущая атмосфера, и как будто бы стало вмиг темнее и прохладнее. ― Прости. ― Ева вновь прикусила губу и отвернулась, собираясь уйти, если попросят. Она не видела, как Юля от удивления приподняла брови. ― Тогда я еще не почувствовала свою силу. Я ведь могла… я могла… помочь. ― Вряд ли, ― на выдохе произнесла девушка, возвращая ее внимание. ― Я помню, что сказал Марк, зайдя в погреб. ― М-марк? ― Ева же этого абсолютно не помнила. Да, все произошло только вчера, но, казалось, прошла целая вечность, подкидывающая каждые пару часов все новые ужасы и проблемы. ― Погасла, ― повторила то слово Юля очень тихим надрывным голосом. ― Тогда… я не понимала, о чем он говорил, зато потом, когда Марк… рассказал про свою силу, эти свои… индикаторы… Мама умерла раньше, чем ты могла бы помочь... Я благодарна вам… уже… за то, что вы вытащили меня оттуда. Я бы там… тронулась умом. Как минимум. Юля вымученно улыбнулась Еве, стараясь разрядить обстановку, и провела ладонью по темным нечесаным волосам, усмиряя с новой силой ударившую мигрень, но от прикосновений стало лишь еще хуже. Ева действительно действовала на нее сильнее, чем на Веру, ударяя вблизи вполне ощутимыми волнами жара. Находиться в одной комнате с Дементьевой было муторно до тошноты и больно до слез. Юля хотела бы сказать что-то еще и не смогла: слишком много эмоций и столько же мыслей разрывали ее на части, а подступающий кашель, что сдерживала девушка только чудом, душил уже не слабее удавки. Соседки, к счастью, тоже не нашли подходящих слов. Их объединил апокалипсис, но отнюдь не дружба. ― Мне надо поспать, ― Юля демонстративно отвернулась от недоподруг, чтобы они не увидели ее слез, заползла на кровать и, поджав ноги, укрылась с головой, пока еще подавляя всхлипы, рвущиеся из груди. ― Окей. ― Вера же была откровенно рада поставить точку в их странном разговоре: чувства Юли она буквально понимала сердцем, что таки говорило в пользу сверхъестественных причин. Это пугало, раздражало и сжимало все тело холодом. Чужие эмоции уже не впервой необъяснимо завладевали душой, и ничего хорошего в такой способности явно не было. ― Нам сегодня спать вместе. ― Вера торопливо прошагала мимо Евы и плюхнулась на двуспальную кровать в зале, ничуть не смущаясь своего просвечивающегося одеяния. ― В ванной есть немного воды. Влажные салфетки. Местное полотенце, ― девушка говорила обрывочно, будто и мысли к ней приходили с промежутками. ― У тебя все шмотки в крови. Да и лицо. Только теперь Ева с негодованием перевела внимание на свои руки, затем светлую кофточку, голубые джинсы… Пятна присутствовали повсюду. ― И волосы, ― Вера села на кровати и рукой указала на свое правое ухо, намекая на локоны с этой стороны. Реакция последовала незамедлительно и чересчур яркая по ее мнению: Ева со страхом промчалась на выход, попыталась выбить собою двери в ванную комнату, с запозданием поняла, что открываются те на себя, и, извинившись не ясно перед кем, все же попала внутрь, уже не расслышав ни приглушенного кашля из комнаты Юли, ни озадаченного вопроса Веры, предложившей ей помощь. Колючие мысли осколками воспоминаний впивались в нутро, вызывая желание вырвать их с корнем, а лучше с венами. Эта чертова кровь на одежде… руках… лице… заржавевшие пятна… Большими мазками они приносили за собой и другие версии этих клякс: след на пороге, оставшийся от отца; погибшая мама Юли с окровавленной головой; столько тел по дороге на развороченной улице с самолетом… Принять подобное всего лишь за пару дней – невозможно, тем более смерть отца. Отвлечься, не думать, не позволять себе вспоминать… Отрицание помогало справиться с остальным кошмаром, двигаться вопреки всему, держаться за брата, который может… который мог ее защитить. Только что теперь?! Как он мог, черт возьми, оставить ее сейчас?! Почему ему вдруг стало плохо? Зачем он так рисковал, поедая этот гребаный снег?! «Почему?!.. Почему меня не было рядом с ним в магазине? Я ведь могла помочь… Я должна ему помогать!..» Поток мыслей не останавливался ни на мгновение, подстегивая нарастающую истерику, и, когда в настенном зеркале над умывальником отразилась светлая голова Веры, девочка, оставшись в одном только нижнем белье и майке, уже усиленно драила ладони щеткой, словно пыталась вместе с кровью содрать и кожу. Присутствие Веры Ева заметила лишь случайно и то краем глаза, отчего моментально замерла, оторопев от внезапного испуга. ― Массажка, ― Вера, стараясь не пялиться в глаза ее отражению, показала девочке расческу, тихонько положила предмет на стиральную машину у ванны и вышла. Она уже не видела, как девочка с ненавистью посмотрела на свое отражение, уже не такое бледное и вполне здоровое, что только сильнее дразнило нервы; как вконец сорвалась на истерику и со слезами свалилась на пол, уже не способная подавлять эмоции; и как выбросила одежную щетку в стену, выбив ею осколок плитки… Вера не понимала, но прекрасно все чувствовала. Притулившись к двери с обратной стороны, она также сползла на прохладный линолеум, позволив заплакать и себе, просто за компанию, сбрасывая все напряжение, накопленное за сегодняшний день. Горе Евы было сильнее, оно помогало выбить из груди этот жуткий ком опустошения. Да, родители Веры, если верить листку в администрации, были живы, а брат – относительно в норме, и пусть потеря Егора душила до всхлипов, все же мимолетная влюбленность не могла сравниться с любовью к своей семье. У Евы же кроме Марка никого не осталось. Артем не был особо болтлив, но Вера умела собирать информацию, всегда видела больше, ощущала кожей перемены в настроении. Сейчас эти навыки усилились. Не настолько, чтобы считать их реальной сверхсилой и чем-то вполне полезным, но обычной наблюдательностью это назвать было уже нельзя. К удивлению самой Веры, Ева успокоилась довольно быстро, словно вытолкнула со слезами все свои сомнения, страхи, печали, и теперь вновь чем-то загремела, принялась умываться, чувствуя легкую усталость от своего же облегчения. Вера ее не беспокоила, продолжая сидеть в коридоре и бесконтрольно ловить чужое. Искренние эмоции девочки все еще тревожили душу, делали слегка больно, но это давало Вере понять, чего именно ей бы хотелось дальше и чего никогда не хотелось бы чувствовать. Пусть у нее по-прежнему были многие, и жизнь по большей части Веру миловала, только где они все? Ни отца, ни матери, а Сашка… Чем может помочь семилетний пацан в этих диких условиях? Даже его умение ограничено одним лишь зорким взглядом. Возможно вскоре ребята попросту перестанут в нем нуждаться. И что тогда? ― Нам необходимо добраться в центр… ― Девушка, не задумываясь, раздосадовано стукнула затылком о двери, словно вбивая эту мысль глубже. ― Поскорее бы. В ответ на ее реплику звуки из ванной мгновенно затихли. Поняв, что спалилась, Вера шустро подобралась с пола и бесшумно шмыгнула в зал, где улеглась на тихонько заскрипевшей кровати, принимая самый беззаботный вид. Первая минута мучительного ожидания медленно перетекла в следующую, раздразнивая легким волнением, что ощущалось от Евы даже через закрытую дверь и расстояние метров в шесть. Девочка выходить не спешила. С нелепым раздражением Вера скомкала тяжелое одеяло, создав видимую границу на кровати, и снова легла. Кашля Юли уже не слышалось, но и дверь в ее комнату, кажется, теперь была закрыта. «Я ничем ей не помогу», ― откреститься этими мыслями было проще, чем признаться себе же, что с момента града в глотке свербеть начало и у нее. Впрочем, это также легко списывалось и на простуду. По крайней мере, очень хотелось верить именно в это. Сонливость же, одолевавшая с утра, куда-то подевалась, так что появление Евы в ночной рубашке спустя долгие десять минут тишины даже обрадовало. Хотя распущенные волосы, чуть залезшие на лицо, легкое свечение у тела и длинное платье с рукавами в сгущающемся мраке смотрелись немного пугающе, навевая не самые хорошие ассоциации с фильмами ужасов. ― Падай уже. Только не прикасайся. Не то, чтобы противно, просто больно. Под напором такой откровенности Ева некоторое время неловко топталась на месте, глядя на границу, проведенную Верой, однако все же последовала совету старшей и осторожно легла на своей стороне. Спать желания не было, пусть усталость и растекалась неприятным онемением по телу. Мысли упрямо возвращались к брату. ― Зато холодно с тобой точно не будет, ― подцепила ее Вера снова, задумчиво улыбнувшись. Чего она хотела добиться этими фразами, Ева не понимала, да и манера речи соседки по кровати выводила девочку из равновесия, и без того шаткого и стоящего ей усилий. ― А где Саша? ― решила Ева взять инициативу в свои руки, не позволив Вере ляпнуть что-нибудь еще. Вопрос девушке, кажется, не очень понравился. Она чуть пожала плечами, усмехнулась чему-то своему и лишь после многозначительной паузы ответила: ― Выгнала его спать к парням, снабдив парой игрушек и найденным здесь конструктором. Та квартира намного больше. ― Это да-а, ― протянула Ева, решив ухватиться за последнюю фразу, как за спасательный круг. ― Нам повезло, что она была… Постой. Разве эта квартира не была заперта? ― Была. ― А?.. ― Денис попытался вскрыть ее парой шпилек, но обломался. ― Заметив, что взгляд Евы стал еще более заинтересованным, Вера добавила не без улыбки: ― Не представляешь, с замком справилась Юля. Причем явно сама не поняла как. Всего пару раз поковырялась в нем шпильками и вуаля. Прямо девица́ на все руки мастерица. ― Ее фырк вышел профессионально отрепетированным, не говоря уже о демонстративно закатившихся глазах. Тема с Юлей Веру почему-то отчетливо задела. Ева не очень разбиралась в мимике или каких-то конкретных жестах, в которых эта неприязнь могла бы проявиться еще сильнее, но вот сарказм в голосе девушке ей не пришелся по душе от слова «совсем». В этом плане Еве куда ближе была именно Воропаева, тихая, мирная, со слабой, но искренней улыбкой… Наверное, еще и потому, что их объединяло сиротство. А вот Баженова, словно из кожи вон лезла, лишь бы повыделываться. Ядовитая, хамоватая, с такими девочка находить общий язык не умела, да и не пыталась, честно говоря, обходя их стороной за версту. ― А ты давно в нашей школе? ― поинтересовалась Вера с очередной ноткой едкости в голосе спустя пару минут молчания, сделав акцент на предпоследнем слове, пусть уже и так знала ответ. Ева заторможенно повернулась к ней, уже успев не только отвернуться, но и максимально улететь в свои мысли. Интерес девушки к ее персоне почему-то настораживал. ― С восьмого класса. ― А сейчас в каком? ― В восьмом. Вера неопределенно хмыкнула. Вопросов дальше не последовало, отчего создавалось впечатление, будто девушка ждет каких-то пояснений. ― Наша школа… еще в прошлом году, ну, треснула. Пару… тройку… десятков раз, ― попыталась Ева продолжить беседу, чтобы разорвать тревожное молчание, однако вновь погрузилась в собственные размышления, позволяя тишине собраться. Просто девочка не очень понимала, с чего бы всех учеников пострадавшей школы вдруг перевели в другую. Здание и раньше дышало на ладан, но это мало волновало отдел образования: Дементьевы успели отучиться в ней, почти аварийной, три года. Отец даже поднимал пару раз вопрос о самостоятельном переходе, но Марк не хотел отказываться от Артема, которому лень было менять школу, а Ева от Димы, наконец найдя себе лучшего друга, да и разница в расстояниях была также немаловажной. И вот на тебе, школу неожиданно решили закрыть, внезапно обеспокоившись безопасностью учащихся. Видимо, огромную роль в этом все-таки сыграли встревоженные последними трещинами родители, не раз обращавшиеся к директору с жалобами. ― Марк сказал, все из-за главы администрации. Тот выбил деньги. Откуда-то. Вот и получилось как-то так. ― Понятно. ― Вера переведенными интересовалась слабо, однако Данцев Артем был иного калибра: состоятельный мальчик, неоправданно надолго задержавшийся в захудалой школе, привлекал много любопытных взглядов в первые недели сентября. ― Я знаю Тёму. У него папка – адвокат. Мои родители обращались к нему как-то, хотя не знаю, зачем. Я увязалась за ними. В конторе тогда и познакомились… ― Судя по скорченной физиономии встреча эта прошла не лучшим образом. ― Хамло, конечно, ― сделала она вывод. ― Добротное такое хамло. За это и отхватил. ― Что? ― От Макса. Ты не знала? Ева неуверенно качнула головой. Перепалки на ровном месте стали едва ли не специфичной особенностью дружбы между Марком и Артемом. Они подкалывали друг друга, хамили, посылали на все буквы алфавита и все же были вместе. Этакая извращенная любовь двух вербальных мазохистов. Но если Артем общался так со всеми, действительно мог получить по морде. ― Я Марка тогда впервые увидела, ― охотно рассказала Вера в попытке развеять скуку и неприятные мысли. ― Он влез перед Тёмой. Крутой такой. Молча встал. Макс ему: «Свалил!». А он… Вообще не дрогнул. Еще и ниже. Взгляд исподлобья. Атас прямо. Не знаю, что там дальше было: меня Егор уволок. Но драки не было, точно знаю. Максим ушел почему-то. И как-то забыли об этом, будто ничего и не было. Но Тёме хорошо тогда досталось. Лицо в синяках все. Не думала, что у него друзья есть. Еще и такие. Не каждый влез бы. Вера с улыбкой замолкла и принялась жевать губы, глядя в потолок. Разговор не клеился, а размышлять дальше на тему: «Почему Максиму не прилетело за побои от папани Артема», не хотелось, ведь она знала, что Жека частенько спасал его финансами. Видимо, помог и тогда. Деньги решают многое, если не все. В этом и заключался парадокс дружбы между Сафроновым и Черноусом. Если остальных богачей Макс недолюбливал, то Жеку никогда не трогал и даже тему эту не поднимал, по крайней мере, при других. Он вообще выделялся. По большей части в молодой школе учились ребята из благополучных семей, а Максим попал в нее, вероятно, опять же из-за Жени. Но стопроцентной уверенности в этом у Веры не было: не могла же она знать наверняка, как именно работала приемная комиссия и на что смотрела. ― Мы переехали после смерти мамы, ― Ева грустно улыбнулась, по той же причине, что и Вера, пытаясь поддержать их странную беседу, однако эта тема была все еще болезненной для нее, хоть уже и терпимой, так что слезы по-прежнему оставались в глазах. ― Артем живет недалеко от нас. Пара минут на велике. Там спуск, и дорога неровная, лучше к обочине. Я ехала на велосипеде, и мне в колесо вцепилась собачка. Маленькая такая, но бешеная зараза. Я свалилась на дорогу, а она на меня. Укусила за лодыжку. Артем как раз выходил из дома, увидел это… ― девочка начала говорить сквозь сиплый смех, больше похожий на начало истерики. ― Он с таким воинственным ревом ее за шкварник схватил, рявкнул ей в морду, тряхнул и выбросил в соседский двор. У него с ней своя история. Помог мне подняться потом, но идти нормально я не могла. Вот он и тащил и меня, и мой велик прямо до нашего дома. Марк рвал и метал, готовясь идти на разборки с хозяином собаки. И как-то так получилось, что они на этой почве нашли общий язык. Объяснение заняло всего пару минут, если не меньше, так что комнату вновь окутала противная тишина. Вера молчала долго, и Ева подумала бы, что та уснула, но у девушки были открыты глаза. ― А с Димой что? ― вдруг задала она очередной вопрос, когда девочка и не надеялась уже на продолжение разговора. ― В смысле? ― Он за тебя горой, ― в голосе Веры отчетливо прозвучала зависть. ― Макса не испугался. Ему самому-то сколько? Интерес девушки к ее отношениям с другом окончательно встревожил Еву. Она ненадолго замялась с ответом, подбирая слова и не совсем понимая, почему собственное сердце ускорило ритм. ― Четырнадцать. Как и мне. ― Ева поймала себя на мысли, что это – хорошо: маловат он для Веры, но почти сразу отбросила странные идеи в сторону – с чего ей вообще о таком задумываться. ― Мы одноклассники. С ним особо никто не общался. ― Из-за чего? ― Ну, рыжеватые волосы, конопатый. ― Девочка беззлобно усмехнулась. Хотелось рассказать что-то такое постыдное, чтобы Вера сама отстала, но грехов за Димой не водилось. ― Его Антошкой обзывали. ― А он что? ― Он спокойный очень, в меру трусливый. Дементьева понимала, что все это не совсем правда, но и не ложь ведь. Он, скорее, рассудительный и верно оценивающий свои возможности, храбрость тут не при чем. Почувствовав же себя совсем уже гаденько, Ева отвела виноватый взгляд к преграде между ней и Верой. ― Как новенькая, я выбрала одиночку, чтобы не остаться одной, и не прогадала… А еще у него ямочки на щеках, когда улыбается… ― тихонько добавила девочка, загоняя себя в угол. Вера промолчала и в этот раз. Возможно, ей тоже не хотелось спать, поэтому она и завела этот разговор, а никаких потаенных умыслов даже в помине не было. Но тревога уже пустила свои корни глубоко в сердце. Отдавать Диму в чужие руки Ева не собиралась, уж точно не без боя. ― Я знаю, что случилось в день белого дождя. Теперь у тебя остался только Марк? Ева клацнула зубами, поперхнувшись поднявшимися эмоциями: теперь ей резко попали под дых, выбивая из легких воздух, что вызвало незначительную вспышку фона, едва не зацепившего Веру. Впрочем, девушка виновата сама – слишком много личных вопросов для той, кто не имеет злого умысла. ― В-вы моло-дцы, ребятки… А с ним… все будет х-хорошо, ― сказав это уже через силу из-за охватившего вдруг на секунды испуга, Вера, наконец, отвернулась, неправдоподобно зевнула и затихла, чуть дрожа телом. Ева не видела, но в глазах девушки стояли слезы. Может, это и неправильно, но в какой-то степени она воспринимала Дементьеву и Ширина, как парочку, и не могла не вспоминать Егора. Что будет с Марком, она не знала, но у Евы все еще оставался верный друг, что поддержит, позаботится, обнимет, когда больно... А что же до Веры? Кому до нее есть дело? Артем зациклен на себе и Марке. Максима подцепить тупо невозможно – не тот кандидат, да и Женя всегда будет у него на первом месте. Марк, если и выживет, один черт недосягаем: здоровье важнее. Из сильных же оставался только Дима, но и тот был уже занят Евой. «Центр, да?.. ― Вера вновь озадаченно хмыкнула, успокоившись после вспышки Евы и на миг привлекая ее внимание к себе, но затем просто молча зарылась в подушку. ― До него еще надо добраться. А пока надо выжить. И для этого все средства хороши».***
На границе яви и сна, очень муторной, нереально жаркой, Марк отдаленно слышал разговоры друзей и их тяжелые вздохи, сумбурный шепот Максима, что-то постоянно бурчащего себе под нос... но подать хоть какой-то знак, что он их слышит и понимает, не получалось. Все тело буквально ныло сплошным синяком, словно его переехало тем самым Джипом главы администрации, а потом еще сверху и Сквирп проскакал раз этак тысячу. Еще и жесткая стенка тумбочки у ванны, как назло, тугой болью отзывалась в затылке, впиваясь острым краем верхней доски в кожу. Вот только двинуться парень не мог, и поэтому приходилось терпеть, но и боль все никак не проходила, достигая своего пика вновь и вновь и терпким звоном врываясь в голову. Даже языком Марк ворочал с трудом, не в состоянии при этом разлепить губы, так что, пребывая в каком-то бреду, юноша нашел самое правильное, на его взгляд, занятие – размышление. Аномалии в и без этого ненормальной погоде; изменения в его теле, что начались, может быть, еще до самого дождя, раз уж он видел туман; мутации животных – чего стоила одна та улитка или слизни, и, вероятно, существование тварей иномирного происхождения, типа вывалившегося из дыры гиганта да ящеров, еще, ламии, которую сбил самолет... – все это внезапно завладело его сознанием, пытаясь самостоятельно структурироваться и разложиться по полочкам. И пусть мысли прямо таки лихо перескакивали с темы на тему, тем не менее, снова и снова возвращались к фразе Димы: «Мы не можем к нему безопасно прикасаться». Почему-то именно это ранило и беспокоило Марка сильнее всего. Если бы ему не пришлось бросить друзей в магазине, все было бы гораздо проще. Держаться на расстоянии – само по себе являлось проблемой. Но хуже того – он причинял им боль одним лишь своим присутствием, чего совсем не желал. ― Скви-ирп? ― жалобный голосочек, который сейчас услышать Марк вовсе не ожидал, ласково коснулся слуха. В этом писке было столько заботы и детского страха, что парню невольно захотелось улыбнуться и поднять малышу настроение. Губы не послушались. Марк сумел только тихонечко вздохнуть, чувствуя, как ванная комната начинает раскачиваться в такт несуществующим волнам, и мысленно разочароваться в себе в очередной раз. Но, то ли поняв, что пытался сделать хозяин, то ли проявляя так свою привязанность к человеку, зверек встал на задние лапки, подался вперед и осторожно ткнул его лапкой в щеку. Очень нежно, почти не оставляя следов на коже. ― Хочешь к нему? Сквирп шарахнулся в сторону, не заметив вовремя появление Макса, и живо запрыгнул на тумбочку, за малым не въехав головой в стену. Сафронов на такую реакцию лишь добродушно усмехнулся и высыпал тазик града в ванну, после чего оставил тару в раковине умывальника. Марк никак не отреагировал ни на лед, ни на грохот металлической посудины по керамике. Он, так-то, в принципе, плохо ощущал все происходящее с позиции пространства и громкости, словно воды в ванной было гораздо больше, чем есть, примерно по самую макушку. Остальные ребята молча повторили действия Макса, забив собой львиную долю комнатки и грохоча посудой. Полная ванна града, стремительно тающего из-за температуры Марка, заставила их удовлетворенно вздохнуть. Вот только мертвецкая бледность друга и его безжизненное поведение серьезно портили всю картину. ― Х-холодно тут. ― Денис, вернувшийся вместе с ними без тары, потрогал свой замерзший нос и нехотя прислушался к сердечному ритму Марка. Заторможен лидер был исключительно с внешней стороны, внутри же у него все процессы протекали чересчур бурно, если не на грани. А слушать дольше его организм, чтобы узнать больше, было опасно: Денис уже понял, что чрезмерное погружение в какой-либо один объект звуков, может буквально дать ему прочувствовать через звуковую вибрацию самые мощные ощущения цели. Загнуться же здесь из-за этого Денис не хотел, да и огласить свой не положительный вердикт не посмел – толку-то от такой правды в их положении. ― Я пойду, башка начинает гудеть. ― Оттеснив Жеку к умывальнику и не дожидаясь ответа товарищей, Денис вышел из комнатки. К тому же сам он выглядел немногим лучше Марка. Бесконтрольная способность все сильнее изматывала подростка. ― Есть такое, ― подтвердил Максим, судорожно вздохнув и устало потерев виски еще не согревшимися пальцами. ― Рядом даже дышать как-то тяжко, будто в горячем тумане находишься, словно в бане, ― высказавшись не глядя ни на кого, он чуть подался вперед, чтобы посмотреть на циферблат наручных часов Марка, слегка окровавленных и заляпанных белым. Рука парня, свисавшая с бортка ванны, была такой же бледной, как и эти пятна. Однако мертвую секундную стрелку благодаря светильнику на стене рассмотреть все-таки удалось. ― Не пашут. Теперь мы вконец потерялись во времени. ― В зале есть. На стене. ― Жека утомленно притулился к косяку в дверном проеме, неосторожно грюкнув кастрюлькой о противоположную его сторону и привлекая этим внимание Димы. ― Пока еще видно. Но скоро лишимся и этого. ― Фонарики где-то в пакетах, ― подав голос впервые за последние минуты, подсказал Артем, ощущавший не меньший дискомфорт без брони. Вся эта ситуация напрягала его не меньше прочих, а учитывая дружбу с Марком, цепляла даже куда больше, чем новых товарищей. ― Будем по очереди его проверять, а пока выйдем. И… отдохнуть бы надо. ― Ага. Жрать хочу, ― Максим первым шагнул прочь из комнаты, поглаживая живот и потеснив Жеку в проеме. ― Ты серьезно?! ― Возмущенный голодухой друга тот двинул за ним, не веря своим ушам. Из вредности он даже надел Сафронову кастрюлю на голову и толкнул дальше по коридору. ― Тебе после магазина не херовит?! ― Ева заставила мои кишки работать… Артем усмехнулся им в спины всего на миг: тревога за Марка туго скручивала нервы и не отпускала. Любые другие эмоции она перекрывала с ужасающей простотой, не позволяя концентрироваться на чем-либо ином дольше пары секунд. ― Он ведь справится? ― Вопрос Димы, заданный шепотом, повис в комнате тяжелым камнем, еще сильнее давя на плечи каждого. Мыслей в ответ появлялось много, но озвучить их ребята по-прежнему не решались. Так что оба стояли молча еще несколько напряженных минут, страшась посмотреть на Марка, будто, если повернутся, если усомнятся в хорошем исходе, то он действительно не выдержит. ― Иди уже, ― Артем неохотно кивнул на двери, подгоняя и Диму покинуть ванную, к тому же невнятные вопли из зала начинали нервировать. Мальчишка в свою очередь, раздражая старшего еще сильнее, долго глядел ему в покрасневшие глаза, желая произнести хоть что-то, поддержать, показать, что понимает, что переживает не меньше него, но не нашел нужных слов. В итоге, подавленно вздохнув, он таки вышел, так и не обернувшись к Марку и не проронив больше и звука, даже тихонько прикрыл за собой двери, оставляя этих двоих тет-а-тет... Лишь теперь Артем позволил себе повалиться на умывальник, закрывая лицо руками, закусить губу, чтобы не разреветься в голос, прилизать в который раз чертов чуб, пытаясь привычными движениями разогнать стоящий в горле комок... Взгляд невольно упал на ванну, на ее выкрашенную в белый цвет бокину. Из-за льда или самого Марка на поверхности уже появились вздутия на верхнем слое краски и мелкие черные точки, демонстрирующие настоящий окрас металла. Пару дней назад осколок такой же ванны вонзился Артему под ребра – в этом он был точно уверен, проснувшись рядом с такой же посудиной. А способность, что теперь отзывалась на любую сильную эмоцию, как следствие попытки закрыться или защититься от себя самого в том числе, была тому подтверждением. ― Ангел, ты говоришь? ― Улыбка у парня получилась однобокой и грустной. Если кто и был хранителем из этих двоих, то однозначно Марк, вечно появляющийся в нужное время в нужном месте и не думающий о последствиях для своей шкуры. ― Защитничек хренов, ― пересилив себя, Артем наконец посмотрел на друга. Льда в ванне уже совсем не было. Белая, как в той луже, вода касалась груди Марка, продолжая вытягивать из порванной красной футболки кровавые нити. Благодаря отсутствию движений, пятна так и оставались на месте, не имея возможности раствориться. Еще и в памяти, словно умышленно, крутился зажевавшей пластинкой жуткий финал битвы. Артем никогда не видел столько крови. Разве что в фильмах, где она также хлюпала или стреляла в камеру. Да и раненых он тоже еще не встречал. Жизнь во многом была к нему благосклонна: полная семья, любящие родители, финансовый достаток, по бо́льшей мере хорошее здоровье, спокойное существование, не считая пары стычек с Максимом или еще каким-нибудь идиотом… Марк был другим: потерявшим мать, воспитавшим сестру, вправляющим мозги отцу, повидавшим гораздо больше жестокости и реальной жизни. За что стерва – судьба продолжала его топить, будто не могла подыскать себе новую жертву. «Потому… ты не можешь… Не после всего случившегося… Не ты». ― Не смей помирать здесь, зараза. Я тебя не прощу, ― выплюнул Артем на эмоциях, предпочитая неоправданно злиться на друга, чем впасть в отчаяние и просидеть у его плеча всю ночь. С трудом, но он перевел внимание с бледного лица Марка на Сквирпа прямо у него за головой. Зверек полусидел на тумбе, гипнотизируя взглядом макушку хозяина. ― Есть хочешь? Сквирп в ответ лишь подернул ухом, вроде как отмахнувшись от говорящего с самим собой человека, и только. ― Эй?! ― громче окликнул Артем, уже пожалев, что отнесся к этому крысенышу с сочувствием. Зверек все же нехотя посмотрел на грозного парня, хмурящего брови. Тот вдруг поднял руку к лицу и изобразил поедание куриной ножки с характерным отрыванием зубами кусочков, прожевал невидимую еду и сглотнул. Понимание отразилось на пухлой мордашке округлившимися глазами. Сквирп шустро свалился с тумбочки и, оказавшись у ног человека, боднул его в голень, после чего, зазывая, посмотрел на дверь. Артем вымученно рассмеялся, впрочем, быстро сорвался на скупой кашель, который слегка напугал своим появлением, однако думать о своем здоровье было просто… страшно, поэтому парень подошел к двери, вновь оглянулся на Марка, но, так ничего и не сказав, вышел. Дверь за ними почти беззвучно закрылась. Артем же не мог знать, что Марк все слышал. Слышал абсолютно каждое слово и куда больше. Интонации в голосах друзей, их сердечные ритмы, плохо подавляемая грусть и короткие всхлипы... Все ребята были не на шутку взволнованы, но, по сути, не могли ничего сделать, даже подойти к другу и проверить его дыхание. Артем и вовсе, казалось, готов уже попрощаться, всеми силами надеясь на хороший конец, но в него не веря. «Слишком мощный? Я-то?.. Бред! Чего ради вообще?!» И все же Марк знал, почему: чем дольше контакт со светом-энергией, тем сильнее эффект. Ну а этого добра ему хватило. Даже сейчас он поглотил еще больше прохладных нитей из града. «Экспериментатор, блядь!!! Стал мощнее?! Рад теперь?! Хера толку, если здесь и подохну?!..» Гневные мысли, продолжавшие терзать измученное сознание, быстро густели, тонули в вязкой темноте, окутывавшей все существо человека. Марк упорно возвращался к проблеме, к своим эмоциям, цеплялся за эту реальность, что трещала по швам эти последние дни… «Как это исправить? Что мне сделать?! Рост надо остановить… Надо… хоть как-то… иначе я… просто сгорю… Перегреюсь?» Раньше Марк уже неоднократно сравнивал свою силу с телефоном, особенно не давал покоя индикатор заряда, облачка сообщений вместо чужих мыслей... Губы Марка еле заметно двигались, повинуясь навязчивому шепоту, что так стремился сорваться в пустоту. Звука слышно не было. Отключившийся в зале Денис воспринимать его слова на таком расстоянии не мог, пусть Марк и звал. В бреду. В попытке не потерять сознание. Боясь настырного звона в голове, становящегося все призывнее и громче. Вскоре соображения парня и вовсе превратились в невнятные картинки, уже не в состоянии складываться в словесные мысли. Изображение смартфона таки всплыло в памяти, почему-то не своего, а Артема. Затертый смайлик на черном корпусе... «Если бы… я хотел уменьшить… расход энергии, это… было бы как…» ― Энергосберегающий режим, ― свой надрывный беззвучный шепот не различил и он сам. Мало, что понимая, Марк мысленно передвинул несуществующий ползунок на включение режима, затем блаженно улыбнулся, начиная видеть несуразный сон о Сквирпе, укусившем Артема за ухо, с которым не поделил кусок мяса, и окончательно отключился. *Бип* ― Заглушенный сигнал голосовых сообщений на миг осветил экран сознания человека, после чего появилось тусклое окошко с коротким сообщением: ― *Изменения сохранены*, ― и свет моментально стал еще на порядок тише. Температура тела понизилась сразу на несколько градусов…