21 мая. Пятница. 13:30 по МСК. 185 мир
Не выказывая внешне никаких признаков волнения, Алаева Екатерина в последний раз оглянулась на Кадэшева Михаила и Лару Багирову и все же покинула карантин вместе с собранной в рекордные сроки группой. Впрочем, как и каждый в огромном зале, она прекрасно осознавала, что риск брать с собой Горняева Николая и еще не абы куда, а к (возможно) бесконтрольным Долманову и Зеленскому, прорвавшим пятый порядок, если и не слишком велик, то, как минимум, паршиво рассчитан. Да, в немногочисленную спасательную группу входила еще и парочка мелиоров четвертого ранга в помощь – усилитель и целитель, и к тому же добавилось несколько способных наемников, вооруженных до зубов транквилизаторами, но даже всем таким скопом Шестому, хотя бы одному из озвученных троих, они ничего противопоставить не смогут. Однако сейчас другого выбора, действительно, не было. Прихватив с собой три мобильные капсулы, оснащенные тьмой (больше свободных попросту не нашлось в ближайшем крыле, да и для перевозки подобной аппаратуры требовался особенный транспорт), Алаева и вся группа покинула впопыхах и само Западное сообщество, о чем Кадэшеву пришло немедленное сообщение от системы здания прямо на планшет на лабораторном столе. Пусть часть комплекса и пострадала от неизвестного вируса Дарины Зощенко, меры предприняты были довольно быстро: в результате – очаг заражения почти погасили, а центр Западного отделения принялся восстанавливаться сам, используя материалы для этого самостоятельно. «Еще немного, и появится стабильная связь, ― с довольной улыбкой подытожил Кадэшев, наблюдая за инициалами, отправляющимися за ворота. ― Это здание приходит в себя гораздо быстрее меня. ― Его моментально погасший взгляд перешел на дрожащие пальцы. Прикосновение к столу закончилось неудачей. ― Почему же не отпускает? Все из-за моей способности? Как и многие препараты, вирус действует на меня иначе?.. Хотя… не удивительно. На того, кто пусть и на считанные мгновения, но проходит сквозь стены, благодаря полному слиянию со своим фантомом, химические элементы, да и, видимо, Тьма не могут влиять моментально и с максимальным размахом, вот и приходится медленно пожинать последствия…» ― Тц. «И почему же мне кажется, что ЭТО – дрянная затея?» ― риторический вопрос, что задал всем Кадэшев еще двадцать минут назад, не давал все это время ему же одному и покоя. Он снова и снова обдумывал решение Багировой выслать Алаеву и Горняева в зону Шторма, пусть те уже и исчезли с радаров. Причем было в этом волнении что-то странное, необъяснимое, связанное вовсе не с покинувшей карантин группой и даже не с Долмановым и Зеленским, а конкретно со Штормовой областью, навевающей воспоминания о Гиганте, что описывали очевидцы, об огромных объемах энергии, которые, весьма вероятно, вобрал этот монстр в себя, о внезапных фантомных вспышках в камере у Пустого, поднявшего вдруг свой собственный ранг… «Пустой? Как он связан с тем анормальным Штормом?.. Ощущение, будто я что-то забыл. Что-то важное… Что-то…» Кристина Моор, промчавшаяся на выход, нагло оттолкнула наемника у двери и также нервно сбежала из зала, наплевав на любые запреты и молча оставляя все на Михаила и Лару. Видимо, отдохнуть у нее так и не получилось. Кадэшев вопросительно уставился на Багирову, встревоженную не меньше удравшей Кристины, и та поспешно кивнула, после чего приблизилась к заместителю научного отдела с объяснениями. Костенко, благо, остался на месте, не став преследовать девушку в этот раз. ― Галиц, ― Лара выдала эту фамилию, словно бы собиралась выпить после решительного выдоха. ― Он что-то затребовал и, кажется, в грубой форме. ― Галиц? ― повторил Михаил, задержавшись взглядом на взлохмаченной прическе Багировой. После множественной смены нарядов, включавших в себя и такие предметы, как головной убор, выглядела девушка взъерошенной и уставшей, все же подобные нежелательные включения силы выматывали, как неожиданная пробежка километра на два или многочасовая умственная работа. «Галиц… Галиц… Галиц… ― Необъяснимое беспокойство все нарастало и нарастало, а бесило еще сильнее то, что реальную проблему данного чувства вспомнить Кадэшев не мог. ― Я должен был что-то ему… рассказать? Странное… ощущение. Встреча? Назначить…» Планшет произвел тихий сигнал чуть раньше, чем Михаил смог, наконец, огласить мысленно, что упустил. На экране, скрывая верхнюю часть плана здания, показалось непрочитанное сообщение, пришедшее с главного сервера. За последние часы суеты, вызванной карантином, подобное произошло впервые. «Включился таки?» ― Поможешь? ― Кадэшев неохотно кивнул на планшет, опасаясь прикасаться к нему руками: не факт, что дотронется, а вот задержаться в нем пальцами вполне мог. Багирова, к счастью, поняла все без лишних слов и успела нажать на уплывающее окошко прежде, чем оно скроется. ― Сообщение от 01.02? Доставлено было еще в 12:14, ― озвучила Лара с недоумением, обернувшись к Кадэшеву. ― Эти цифры, что это, дата? ― Номер сообщества, а второе – гильдии, ― на автомате выдал хранитель, жестом попросив ее уже открыть доставленное письмо. ― Получается, что от Бэйтов?.. Тут написано… ― Я не слепой, ― резковато оборвал Михаил, вчитываясь в не для каждого ясное сообщение. «Ответ по запросу 563/МС-21. Призраку. Полная версия доступна на главном сервере. Требуется подтверждение личности… Хах, все так серьезно?.. МС-21?.. и спецом для меня…» Понимание данных пришло внезапно и со смешенными эмоциями. Заместитель даже слегка опустил очки, чтобы убедиться обычным зрением в верности того, что прочитал сквозь них и несколько шкал с дополнительной информацией. «Черный… ящик? Его все же расшифровали?» ― Здесь… что-то не так! Упавший голос Шестого мгновенно снизил уровень радости Михаила. Волнение, что звучало в словах Радченко, выбросом фона скользнуло у капсул и юркнуло к ногам стоявшего неподалеку Костенко. Едва удержавшись на ногах от плохо различимой подножки, Леонид и сам уставился на сверкнувшую капсулу Дорошева. Треск, что раздался вслед за ярчайшей вспышкой, стал для хранителей последней каплей в переполненной чаше терпения. ― Не подходите ближе! ― Михаила же больше всего тревожило присутствие Шестого у стабилизаторов. Одни только эмоциональные всплески такого субъекта были способны дезориентировать или что-то сломать. ― Но тут трещина. ― Что на ней?! ― На стекле. Секунд на пятнадцать Кадэшев тупо уставился на обернувшегося Радченко, встряхнувшего руками в ожидании, после чего уже бегом направился к капсулам. Багирова двинулась вслед за ним на автопилоте, как, впрочем, и Леонид. ― Да какого… хрена?! ― антинаучно выдавил из себя лаборант, осматривая маленькое повреждение на обшивке. ― Оно изнутри, я ведь прав? ― подлил масла в огонь Костенко, не понаслышке знавший, что выбить такую преграду или хоть чуть повредить стекло не так-то и просто. ― Не понимаю, ― жалобно промычал Михаил, игнорируя взгляды хранителей. Капсула, между тем, продолжала трещать, а вспышки, что сотрясали неустойчивое тело Степана Дорошева, буквально выедали в нем мелкие щели, словно бы полностью устраняя ткани. Одна из таких вновь ударила по стеклу и оставила еле заметный скол. «Да… Блядь!..» ― Зараза!.. Михаил на рефлексах дернулся к панели управления этим блоком, задев плечом неугомонного Радченко, и нажал несколько кнопок. Капсула замолчала всего на миг, и визг, что раздался вслед за пугающей тишиной, щелкнул воздухом будто плётка. Яркие полосы разорвали пространство рядом, вынуждая привыкших к ЧП мелиорам действовать на инстинктах. Не раздумывая и мгновения Радченко повалил Багирову и Костенко на пол, прикрывая их своим телом: что бы там ни последовало за этой вспышкой, оболочка Шестого гораздо крепче, чем их. Кадэшев же не сдвинулся ни на шаг. Треск и звуки сменились щелчками и громким клацаньем. Запах крови принесло на секунду позже. ― М-ми… Мих-аргх… Повернуть голову получилось сразу, но дернувшая в шее боль не позволила поднять ее выше, а потому первое, что попало Радченко на глаза, – это полотно белой ткани, что свалилось по брюкам Кадэшева на пол. ― Миха?.. Ты?.. Тонкое коричневое кольцо, медленно отсоединившееся от ремня на лаборанте, отклеилось целиком и плотной лентой упало к срезанной части халата, на котором виднелась кровавая полоса. Кадэшев стоял, по-прежнему не шелохнувшись и пристально глядя на капсулу дальше, за Дорошевым, аппарат которого почти не пострадал. Там же, где лежал нестабильный целитель, зараженный Дариной, теперь виднелось несколько ровных порезов, уже наполнявшихся кровью. Волны энергии буквально разрубили капсулу на неровные пять частей вместе с мелиором внутри. Смерть хранителя, скорее всего, наступила мгновенно. ― Миха? ― еще тревожнее позвал Радченко, видя, как сам Кадэшев дрожащей рукой проверяет свой пояс. Пальцы Четвертого слегка вымазались в крови, но, похоже, он вовремя стал бесплотным, как раз в тот самый момент, когда яркий свет разорвал воздух. ― Отделался, ― Михаил с глупой улыбкой посмотрел на Шестого и сухо сглотнул уже с гримасой ужаса на лице, ― лишь испугом… ― Все так плохо? ― вернул ему улыбку Евгений, с усилием поднимаясь на ноги. Спину и шею нещадно пекло от боли. Запах собственной обгоревшей плоти вызывал отвращение и тошноту. Часть окровавленной, разрезанной неведомой силой рубашки неровно сползла ниже, открывая вид на ужасную рану у позвоночника. Если звук перед вспышкой можно было сравнить с кончиком плетки, преодолевшей звуковой порог, то ранение – с раскаленной лозиной, вырвавшей кожу с мясом в мгновение ока. ― В-вы… ранены. В-вам н-надо… ― голос Лары окончательно дрогнул: вид расчлененного тела целителя, чей блок питания обреченно сигналил хранителям о смерти своего подопечного, не смог оставить ее равнодушной, а не менее ошарашенный Костенко не додумался бы прикрыть ей глаза. Вспомнив благодаря их страху о капсуле позади себя, Кадэшев был только рад отвернуться от изувеченного, но уже восстанавливающегося Шестого и посмотреть на нее. Чем бы ни была эта энергия, разрезающая, как скальпель, прошла она по наклонной, а потому лишила другой «гроб» лишь обшивки у ног усилителя. Целостность, естественно, нарушилась, но хранительницу внутри все еще сдерживало фантомное поле капсулы. ― Ее надо переложить, ― прошептал Михаил чуть контуженно, снова перевел внимание на испуганных «зрителей», чьи взгляды то и дело возвращались к кровавым лужам у разрубленного «саркофага»… Лицо у Кадэшева помрачнело. ― Нет! Погоди! Стой! ― Радченко понял его намерения сразу. ― Я отключу его! ― Не позволю! ― Наплевав и на раны, и на свое влияние на аппаратуру, Евгений заслонил собой панель Дорошева и расправил руки. ― Не надо, ― умоляюще прошептал он, растаптывая последние остатки и без того пострадавшей гордости. ― Не его. Только… не его. Когда Шестой просит, отказать очень сложно, ведь следом за этим такой мелиор станет «настаивать» и уже не мирно. И даже вид Радченко, окровавленного, ослабленного регенерацией и не таким давним боем с Дариной, совсем не свидетельствовал в пользу его безобидности, а, скорее, наоборот – отчаявшийся и раненый, он мог перейти любую черту дозволенного чисто на охвативших его эмоциях. ― Перевезем его. ― Михаил опустошенно сделал пару неуверенных шагов назад, запутался в обрывке своего же халата, валявшегося на полу, и кое-как остановился с растопыренными руками, да колотящимся сердцем. Пиликающая панель разрубленной капсулы неподалеку не позволяла выбросить мысль о только что погибшем целителе, а густая, почти черная кровь продолжала медленно стекать на пол. ― Блядь! ― Взять себя в руки не получалось. ― Да какого, блядь, хера?! ― Если раньше казалось, что все вышло из-под контроля, то сейчас… Контроль над всеми ними брала ситуация. ― Хорошо, ― не стал спорить с ним Радченко, все еще не отходя от работающего с клокотанием блока: единственный, кто мог сейчас позаботиться о Дорошеве – это Кадэшев, остальные лаборанты и раньше старались не подходить ближе, теперь и вовсе не станут. ― Но я… не знаю, как. ― Удрученный, болезненный, с запеченной кровью на шее и ребрах, он обернулся к панели Дорошева, задержался взглядом на самом Степане, слабо хмурящим брови и, казалось, сжимающим кулаки. Раствор вокруг него качался и слегка пузырился, словно кипел. ― Вы в порядке? ― Кадэшев с пренебрежением покосился на ужасающе бледную Лару, все еще сидящую на полу. Длинная обожженная полоса, что прошлась по Шестому и оставила ему непростую рану, находилась в пяти сантиметрах от дрожащей руки девушки. Вероятно, волна энергии, точнее, одна из них, подобно вращающемуся хлысту разрезала пол, спину Радченко, капсулу целителя и лизнула высокий потолок. Стены около Дорошева, как и напольные плиты, пострадали неслабо, однако восстанавливаться зал еще даже не начал, ведь зараженные осушили резерв помещения из-за вируса. ― Крови нет. Значит, она не ранена, ― ответил за Багирову Леонид, не потрудившись изучить свое тело. Он уже и не выглядел паникующим, но и не спешил пока поднимать девушку, а ведь следовало бы, учитывая все риски. Наемники же у входа и вовсе не знали, как на все это реагировать. После ухода Горняева (которого и выпускать-то за пределы здания было нельзя), в зал вошло только двое, и они уже окончательно пожалели, что находились здесь. Благо, их не зацепило физически. ― Ясно. Тогда… ― Шаг вперед Михаил сделать смог, но тут же почувствовал тяжесть. Багирова все еще пялилась на кровоточащую капсулу, однако молча схватила заместителя за штаны, уговаривая не подходить к Дорошеву. ― Убери ее, ― попросил Кадэшев чуть мягче, адресовав эту фразу Костенко. По-Зеленски спокойный (или даже насмешливо-гордый), медлить мужчина не стал, отцепив девушку от его брюк насильно, после чего поднял ее на руки, заставив невольно вскрикнуть, и отнес в глубину зала, где усадил на стул. Пусть Багирова и была мелиором уже второй год, благодаря своей силе она не участвовала ни в сражениях, ни в зачистках, ни в иных операциях, занимаясь наравне с группой ученных разработкой материалов для Пятых и формой. Иными словами, со смертью Лара столкнулась всего однажды, когда сражалась с ней во время мелиоризации за свою новую жизнь. ― Будь, пожалуйста, здесь. ― Удивительно, но сдержанно-нежная, слегка жалостливая улыбка не шла вразрез к суровой внешности Александра Зеленского. Силу Костенко изучили еще не полностью (просто не было времени со всем этим заражением), однако, похоже, копировал он не только внешность хранителя, но и даже привычки, его реальное поведение в обычных и непредвиденных ситуациях. А ведь с самим оригиналом он познакомился только пару часов назад, да и то лишь минут на двадцать. «Был бы сильнее рангом, стал бы больше, чем ксерокопией Александра. ― Мысль о полном же перевоплощении с унаследованием способностей Кадэшев поспешно выгнал из головы: им и одного Зеленского хватало с лихвой, еще один поджигатель был бы, пожалуй, лишним. ― Уверен? Костенко, оставивший Лару на стуле, наградил спросившего Михаила холодным взглядом, будто тот его упрекнул в трусости, и первым коснулся капсулы усилителя, которой требовалась незамедлительная транспортировка. Косясь на трещащую панель Дорошева, Кадэшев все же решительно шагнул к блоку надрезанной капсулы, (отключить ее от ленты из Жидкой тьмы мог далеко не каждый), и лишь после этого Леонид откатил камеру вместе с прилагавшейся аппаратурой. Лаборанты, боявшиеся приближаться к Дорошеву, забрали все это ближе к другой части зала. Радченко и Кадэшев тем временем отодвинули еще две такие капсулы. Увозить же окровавленный стабилизатор не стали, а передвигать Дорошева не решались, пока остальных не откатили дальше. Но даже затем Михаил отказался подходить к панели Степана. Вместо этого он объяснил Шестому, как отключить аппарат от длинной черной полосы на стене, связанной со всем зданием и излучателями. Именно по ней зараженные порционно вытягивали энергию, а капсулы за ее счет функционировали стабильно. К облегчению многих, новых всплесков энергии не случилось, и Радченко сумел сделать все необходимое быстро и безопасно. ― Присмотри-ка за ней, ― попросил Михаил Костенко, оглянувшись на побледневшую еще больше Лару. ― Не хочу, чтобы Токарев мне потом плешь проел. Как и прежде немногословный, Леонид лишь кивнул ему и ушел в указанном направлении, потому заместитель обратил свое пристальное внимание на Евгения, а затем и наемников. Последние без приказа спешно открыли двери и от греха подальше майнули по коридору. Михаил покидал карантинный зал с утроившейся тревогой: мало того, что он сам до сих пор разносчик непонятной заразы, так еще и вывозит из зоны потенциальную бомбу, способную разрубать стены. И ведь ответ за все это будет нести именно он, причем, за любое развитие ситуации. ― Направляйся за мной, ― поманил парень Радченко, с передвижными капсулой и панелью. Благо, идти далеко с этой «бомбой» им не пришлось. Михаил скомандовал остановку через пару таких помещений, как предыдущий зал. В этой комнате было значительно меньше места, однако лента из Жидкой тьмы также присутствовала в стене. ― Подключи все в обратном порядке, ― устало проговорил Кадэшев, снимая надоевшие за день очки: данные о состоянии блока и капсулы его больше не волновали. Как бы то ни было, но судьба Дорошева уже явно не в руках Михаила, ведь тому, кто за считанные часы перешагнул не только четвертый, но и пятый порядок – Ассоциация помочь просто не в силах. ― Я понял, ― ответил Радченко, заботливо подкатывая капсулу к стенке с полосой Тьмы. Неуверенно он прикрепил панель рядом с ней, принялся подключать шнуры в нужной очередности, надеясь не облажаться. Руки чуть-чуть дрожали, боль в спине, да и шее все еще дергала, а запах… Почему-то именно запах был отвратительнее всего, в воспоминаниях то и дело выскакивали обрывки собственной «смерти» на том залитом кровью асфальте. ― Вроде бы все, но... ― Евгений замолк на полуслове, уставившись на открытую дверь. Кадэшева в комнате не было, разве что его очки, валявшиеся на полу, привлекли внимание. Было странным, что он их оставил здесь. «Промахнулся с карманами? Забыл, что их срезало с нижней частью?» ― Да и… неважно. Очки Радченко поднимал с таким видом, словно нашел такое, что следовало бы выкинуть. Повертел их немного на пальцах. Примерил. Формулы, данные, линии, графики… Половина всей области была напрочь засеяна цифрами, нагружая зрение мелиора разом и многократно. «Немудрено, что больная на голову», ― вспомнил он ненароком дерганную поболее прочих Светлану и ее слишком обширные знания относительно каждого, да и всего в целом. ― М-м-м… Попытка понять хоть что-то из этого закончилась абсолютным провалом и болью в шее. Содрав очки с откровенной злостью, хранитель захлопнул дверь в комнату и прислушался к мерному щелканью подключенной им же самим панели, к тихо булькающему раствору, к едва слышно идущему воздуху через трещинку на прозрачном стекле поврежденной капсулы... С тяжестью в теле мужчина грузно уселся на пол прямо у закрытой двери, чтобы не мешать своим фоном стабилизатору, бросил особенные очки рядом, чувствуя, как противно натягивается ткань на спине из-за присохшей у раны крови, и судорожно вздохнул. Лучше Дорошеву не становилось: мелиор все быстрее сгорал дотла.***
21 мая. Пятница. 20:32 по времени 13 мира
Наконечник стрелы бесподобно сверкнул острием в лучах разгорающегося солнца, и Юрмай Тиарон этот блеск любил. Ни одна драгоценность не сравнилась бы с этим светом, с той энергией и той силой, что несла в себе эта часть метательного оружия, созданного для убийства, для того, чтобы скоростью рассекать ветер, быть безжалостнее любого, кто сам выпустил ее в погоню… Вождь привычно ослабил пальцы, отпуская тетиву на свободу с полной уверенностью в своем натренированном с детства умении. Плечи лука покорно раскрылись, толкая всей тягой металлический хвостовик вперед, и яркое красное оперение мелькнуло перед взором всего на мгновение, после чего затерялось вдали. Но Юрмай точно слышал, как противился воздух, когда наконечник прорывал его стройный поток; как винтовая головка с глухим звуком вонзилась в шею неподозревающей ни о чем добычи; как она же вкрутилась подобно болту и плюнула с другой стороны кровью, пройдя насквозь живых тканей и горла жертвы. Озорная улыбка, и без того покидавшая губы риталя непомерно редко, вновь озарила его лицо, обнажая удлиненные волчьи клыки. Лишь теперь он опустил самый прочный в деревне лук, созданный из древесины, добытой в Каменной роще, и оглянулся на ребят позади себя. ― Говорил же, что одной хватит. Юрмай отбросил оружие одному из тех, кто стоял рядом, даже не соизволив проверить, поймает ли тот его, и, бесшумно ступая в траве (это давно стало полезной привычкой и частью него самого), направился далеко вперед. Добыча – прекрасная молодая лань – все еще сипло хрипела, лежа у дерева и проживая последние мгновения своей жизни с неимоверной болью. Из пасти ее стекала пенно-кровавая густая слюна. ― Ха-а-а… ― Юрмаю нравилось быть охотником. Адреналин, что блуждал по венам, стал своего рода наркотиком, от которого он был зависим. Облизнув правый клык, вождь с удовольствием взялся за хвостовик, собираясь вернуть стрелу и оборвать тем самым мучения парнокопытной твари, однако пальцы риталя внезапно дрогнули: противно-знакомый запах принесло утренним ветром всего на миг, но такое амбре не мог умалить и аромат крови. Юрмай принюхался к окружению и повел треугольным ухом, различая шумы вокруг: легкий ветер тревожил кроны, где-то дальше качнулись ветки, едва слышно сломались молодые побеги куста, закричала летящая птица, еще глубже рогатый жук копошился в опавших листьях… Многократно усилив слух, Юрмай словил и сердечный ритм. Рядом с ним было мало звуков, а такие, что он услышал, прозвучали излишне тихо, получается, расстояние меж вождем и другим охотником было равным примерно двум километрам. Да еще и дышать так жадно в такт разгоняющемуся большому сердцу мог поистине крупный хищник, и зловоние из его пасти расстоянием было не скрыть. ― Все назад! Те, ритали, что следовали за Юрмаем, остановились, как вкопанные, в паре шагов от него и его добычи: приближающегося врага они еще не почуяли, зато кровожадная улыбка вождя говорила сама за себя. Ради собственного благополучия соплеменники шагнули к деревьям, стараясь почти не шуметь. Сидри попался из вполне разумных – он смекнул без задержки, что его рассекретили, потому перестал таиться. С поражающей воображение скоростью, не уступающей стреле вожака, здоровенная тварь прорвалась сквозь кусты и ветки, чтобы выскочить к полудохлой лани, но наброситься на самого яркого из риталей – Юрмая. «Вот и славно. Удачный сегодня день». Испугаться того, кто в разы слабее, Пятый попусту не имел права. И плевать, что он был не в курсе, какова мощность сидри на самом деле: для вождя характерно быть уверенным в своей силе и остроте клыков, а иначе он не достоин даже титула вожака. Так что все его существо пришло в дикое возбуждение – предвкушение боя с сидри будоражило куда крепче любой охоты. Слабый рев, что создал бы лишь гребни в море, потревожил траву и листья, поднимая и клубы пыли: слишком мало для крупной битвы. Да и если судить размеры, тварь брала превосходством в скорости, а уж точно не в габаритах: обернувшись громадным волком, вождь легко превзошел бы сидри и разделался с ним в мгновение, жаль, что при таком бое пострадать мог бы кто-то и кроме демона. Но, естественно, для других особь выглядела солидно. Только странно, что этот монстр нападал не подобно прочим – пустив в дело клыки и когти, на худой конец, массу тела, чтобы весом завалить жертву, а затем добить лезвием на хвосте… Остальные бы поступили именно таким образом. Вероятно, для щуплой гончей эта тактика была проигрышной. Ей бы броситься наутек, сообщить бы кому сильнее об охотившихся здесь риталях… Голод, видимо, не позволил, взяв над разумом преимущество, а воспользоваться своей скоростью помешали предосторожность и замотанность от блужданий по лесу. Правда, в случае с Тиароном этот монстр сработал верно: пусть улучшенный слух полезен, но и звуки, что выше нормы, для Юрмая звучали гонгом и, в особенности, так близко. Закрывая глаза и уши, чуть качнувшись от вопля твари, что способен дезориентировать, от острейших когтей, сразу пущенных вход за ревом, увернулся он лишь на инстинктах. Промахнувшись, рогатый демон разодрал ненароком глотку под ногами лежащей лани, почти напрочь отсоединив ее голову от дрожащей туши. ― А за это ты мне ответишь. Нитью света энергошнур (основной навык Тиарона) за секунду оплел запястье на той лапе, что с кровавым следом. Продолжая успешное уклонение, вождь всем телом повалился на землю, не отпуская из пальцев нити. Пойманный в неосязаемое лассо Юрмая, сидри вынужден был последовать за плененной конечностью дальше и обрушиться на кусты. Встретившееся ему по пути дерево с хрустом накренилось, хлыстнув напарников вожака по спинам. Плечо же самого монстра не выдержало удара. Встать на сломанную конечность хищник уже не смог, да и запястье, как прежде, удерживала странная нить, так что попытки вскочить на лапы, хотя бы на три «кости», заканчивались провалом – Юрмай с усмешкой натягивал шнур и отправлял рогатую бестию мордой в пыль. ― Осторожно! Оснащенный острейшим лезвием хвост описал перекошенную дугу, но метился он не в Юрмая, несмотря на страх соплеменника. Бритва ярко рванула «провод» и вонзилась в изрытую почву, совершенно не навредив ни фантомному навыку пятирангового вождя, ни ему самому, уже убравшемуся из опасной зоны. «Надо лань бы забрать… Но успею? Да и эти помочь не смогут…» ― Юрмай невольно взглянул на своих помощников с полнейшим разочарованием: по сравнению с ним эти парни были чересчур слабыми. В результате таких гляделок, сидри смог уловить момент. Он, скорее ведомый злобой, чем понявший, как быть с «цепями», продолжая ломать собой и кусты, и ветки, издал еще один жуткий рев. Вождь избавился от лассо, что немедля растаяло блеклым дымом, только скалиться не перестал: пока тварь была сосредоточена на своем реве, атаковать другим способом не могла. Стоило ей заткнуться, как Юрмай опустил от ушей руки, и световая петля неуловимой удавкой затянулась у нее на шее, разрезая и прочную шерсть, и верхние слои кожи. Обезглавить, увы, Юрмай эту бестию был не в силах: способность риталя, в принципе, предназначалась для удержания, однако, когда разница в мощности была велика, действительно, мог порезать. Уплотнив световую нить, вождь сильнее стянул глотку сидри, беспокойно поглядывая на изуродованную добычу, лежащую слишком близко к беснующемуся чудовищу. Монстр тщетно боролся с тем, что нельзя ни разрезать и ни схватить, он брыкался, размахивал лезвием, раня шею и свои же плечи, и как будто вгрызался в воздух, но затих даже меньше, чем за минуту, обреченно свалившись рядом с обезглавленной им же ланью. На ритале же после ожесточенного (вот только одностороннего) боя не осталось ни малейшей царапины. Белый свет легкой дымкой покинул омертвевшую тварь, и вождь выдохнул от блаженства, будто только что утолил трехнедельную жажду секса. Блеск в глазах необычного, розоватого цвета напугал соплеменников почти также, как и выскочившая раньше тварь: средь обоих враждебных народов кто-то мощный настолько (до света радужек) был почти уникальным явлением, потому вызывал тревогу. ― Это было… чересчур… ― Сумасбродно? ― прервал нервный шепот Юрмай, оглянувшись на осмелившегося критиковать риталя. ― Мы зашли на запретную территорию, ― попытался объясниться второй, не желая вызвать гнев господина. ― Забираем добычу… ― Берите, ― равнодушно кивнул вожак, распутывая узел на платке с красной оборкой. ― И шмотьё моё не забудьте. ― Нет!.. Вы… не можете! ― Кто сказал? ― Хамоватая лыба, отдающая волчьим оскалом, остановила любые попытки риталей вразумить вождя. Юрмай махнул им рукой, чтоб отстали, не собираясь подчиняться, кому бы то ни было. Безрукавка свалилась в траву вместе с белым платком. Это место вождя, что ему навязали в качестве доказательства его силы, как и пояс с оборкой, душили подобно энергонити: ни снять, ни разрезать, даже оставшись голым. Он же желал свободы и попутного ветра, толкающего вперед… Еще через миг к сброшенной безрукавке присоединились штаны и обувь. Напоследок блеснув глазами, чтоб напомнить своим надсмотрщикам, кто именно здесь хозяин, он коротко предупредил: ― Вернусь к ужину. Топать за мной не смейте… Да и… не догоните все равно. Превращение длилось всего секунды. Стройное тело Юрмая обдало еле терпимым жаром, однако к боли от меняющих размер и форму костей вождь уже давно вынужденно привык: мышцы тела и прочие ткани потянулись за ними следом, принимая новую конституцию. Обернувшись громадным волком с удивительными глазами редкого лилового цвета, Юрмай угрюмо посмотрел на подчиненных, как и раньше значительно превышая их в росте, и шагнул к туше сидри, наступил мощной лапой на его сломанное плечо. Даже с силой пятого ранга, внушительные клыки Юрмая тяжело разрезали упрочненную кожу твари (была бы шея – другое дело), и все же полной защиты от такого риталя это создание не имело. Темно-красная кровь громко хлюпнула на языке, вытекая из жадной пасти. Вождь вонзался в свежайший труп настоящим голодным зверем, дергал лохматой головой, чтобы вырвать очередной кусок мяса, слизывал вязкую кровь, вытекающую на брюхо сидри. И пусть демоны не были лучшей частью его меню – паршивая на вкус добыча не особо его привлекала – но в какой-то степени Юрмай отдавал должное уважение своему противнику, поделившемуся с ним силой. Он продолжал его пожирать, разрывая тугую плоть и ломая большие кости, чтобы после мелкие твари леса смогли довести им начатое до конца. Сами они были не в состоянии прогрызть шкуру сидри, лишь со временем, когда тело его подверглось бы неотвратимому разложению, а насекомые проникли бы через дыхательные отверстия или пасть... В общем, грязи и вони было бы не избежать. Чавкнув сердцем и чувствуя, как в широкие ноздри затекает кровь, Юрмай сцепил-таки прочные клыки на вкуснейшем органе и выдернул его из грудной клетки. Подобно глотающему крокодилу вождь задрал голову к небу, заталкивая кровавый кусок мяса поглубже в пасть. Соплеменники видели подобное не впервые, но каждый первый в деревне давно отказался от своей зверо-сущности в пользу человеческой ипостаси. Да, они все еще умели трансформироваться в животных, и то далеко не все, однако старались действовать, чувствовать, полноценно быть лучше сидри, чтобы не отождествлять с ними самих себя. Юрмай называл это – лицемерием. Он признавал свои сущности не отдельными личностями, одну из которых следует ущемлять, а единым целым и понимал куда лучше прочих, что, только смирившись с тем, кто он есть, он может стать сильным и яростным, как животное, пусть иногда со стороны и казалось, будто он полностью потерял себя. Юрмай бросил на соплеменников решительный чуть светящийся взгляд, облизнул окровавленную морду, невольно чихнул, избавляясь от лишнего в крупных ноздрях, и прыжком сократил между ним и риталями расстояние. Страх, что заставил их прирасти к почве, чувствовался в воздухе, соблазнял и мутил рассудок. Серый волк не хотел убивать, но поиграть с этой слабой добычей – было бы даже весело… Фыркнув в волосы одному из них, Юрмай бросился дальше в лес, ощущая каждой шерстинкой на могучем теле приятный ветер, свободный, легкий, прохладный, принимающий его суть. Вождь бежал, не преследуя никакой цели, не для того, чтобы догнать кого-то или сбежать куда-то, он бежал ради самого бега и чувства своей опьяняющей безграничности. Его мощные лапы ударяли землю, расслабленный пышный хвост помогал двигаться, а тончайший нюх замечал даже мельчайшие следы лесных жителей. Грозный, непобедимый, полноправный правитель всего этого леса, от его западной хвойной части до восточных болот и даже южного засыхающего бора. Лишь одна зона в этих местах считалась областью с неопределенной властью… Выбравшись к каменистой грани, где зеленый прекрасный лес очень резко сменялся Каменной рощей, состоявшей из широко-ствольных деревьев с густой кроной, Юрмай остановился. Это место считалось неизведанной территорией. Прочная лесная стена растянулась на несколько километров, словно кто-то неведомый прочертил здесь черту между сидри, желавшими света, и риталями, отказавшимися от жажды. Даже сами деревья в роще были также тверды, как камень. Одинаковые гиганты, чьим телам не навредить большинству пятиранговых, не то, что сошкам слабее. Неоспоримые хранители нейтралитета. «Сами Боги взрастили их и оставили нам критичным напоминанием. Только сидри все чаще нарушают негласные правила». Чарующая атмосфера непоколебимости оглушала. Показушная безопасность одновременно пленила и беспокоила. Зона, где часто бродили сидри перед тем, как отправиться во владения Юрмая, адреналином скользила по телу. Вождь улыбался. Его волчью натуру сгубил азарт. Тяжелое хриплое дыхание после сумасшедшего бега сменилось рыком, плавно переходящим на высокие ноты. Звонко плюнув опасности в морду, Юрмай бросился вдоль Каменной рощи. Он не искал смерти намеренно, но жизнь без риска была для него слишком обременительной. Вожак несся вперед без оглядки, играя с жестокой судьбой в догонялки. Опьянев от своего успеха, от множества битв, в которых всегда выходил победителем, он мчался навстречу свободе, забывшись в животных инстинктах. Логика, предугадывание грядущего – совсем не имели значения, да и сами стволы деревьев изрядно блокировали сенсорные способности, подогревая чувство сохранности, защищенности... Ослабевший слух поздно уловил присутствие постороннего. Запах прочной коры и опавших листьев полноценно сокрыли и зловоние жадных тварей. Когти сидри вонзились в спину на всю глубину до кости, а внушительные клыки сомкнулись на мощной шее. Острейшая боль прокатилась вспышками по всему телу. Еще мгновение, и противник бы перегрыз беззаботному вождю глотку: Юрмай вовремя дал команду своей человечьей сути. Трансформация прошла мигом и, как всегда, без эксцессов. Секундой позже клыки сидри пронзили воздух, ведь голова риталя была меньше в сравнении с шеей в обличие волка. Вождь успел выбраться из-под туши твари, потерявшей свою добычу, но спина кровоточила, а на шее остались следы клыков, глубиною с ноготь. Если бы не врожденная регенерация, усиленная пятым рангом, такие укусы Юрмай не пережил бы. «Ублюдок!» Световое лассо крепко-накрепко повязало захлопнувшуюся пасть сидри и разрезало кожу до прыснувшей на листву крови. Юрмай юркнул за дерево, опасаясь хвоста противника, и сверкнувшее лезвие с металлическим звуком ударило в анормально твердую древесину. «Бритва» сидри, к несчастью, выдержала, оставляя на стволе лишь царапину. «Получается, выше третьего?» Вождь ослабил «веревку», позволяя рогатой бестии управлять пастью. Рев, гораздо мощнее, чем слабые вопли предыдущего сидри, разбился о ствол, не достигнув риталя: ствол не просто преградил волне путь, но, как будто, впитал энергию. «Потому я здесь, как без глаз». Белой змейкой шнур Юрмая заструился в листве, не причиняя земле вреда, прыгнул к шее озлобленного противника, свернулся в тугое кольцо на шее. Вождь дернул лассо к себе, не отходя от дерева. Возможно, упрись сидри лапами, ничего бы не вышло, но враг так и не понял, что произошло, а уже приложился челюстью о Каменную березу. Шейный отдел чудовища поддался физической силе риталя, уже искривляясь от этого, а удар о кору завершил это хрустом. «Но не выше четвертого, ― сделал вывод Юрмай, поглощая белесый дым. ― Как же ты меня прокусил?» Однако праздновать было некогда: вождь учуял еще несколько особей, приближавшихся со скалы. То ли сам его запах, то ли рев соплеменника или, может, вой самого Юрмая до безумного бега в роще… Они знали, куда идти, и деревья им не мешали. «Потому что ведомы светом». Вождь не понял пришедшей мысли. Что за свет, чем ведомы, откуда сошел ответ… И все рядом казалось мутным. Превращенье Юрмая в волка отняло много сил, но избавило от мешающих размышлений, только кровь все никак не останавливалась. «Под каким ты был, сука, допингом?» Боль, усталость, рассеянное внимание… Вождь небрежно продирался сквозь рощу, подгоняемый ревом сидри. «Шестеро голосов… против одного волка». Юрмай все еще не жалел, что подверг себя лишней опасности (помогал адреналин, холодком пробегавший в венах), но уйти из нейтральной зоны, не позаботившись о голодной стае, он просто теперь не мог – приведет за собой врага. И неважно, что он вожак. Дело в чести, в разгребании собственного дерьма, в дочерях, сыновьях, что остались дома. Как отец, он обязан позаботиться о проблеме самостоятельно. Юрмай резко остановился, загребая когтями грунт, и подобно выпущенной стреле протаранил собою сидри, что уже наступал на пятки. Тварь всерьез уступала ему в размерах, таковых называли загонщиками или разведчиками: щуплые, быстрые, отвлекающие, чтобы замедлить. Встреча с монстром до двух метров в холке для мелкосортной особи была фатальной – удар телом отбросил ее назад. Как итог, этот сидри сбил с ног товарища, только чудом не сломав себе шею, впрочем, как и лапы свалившемуся наземь здоровяку. Из-за них же третий рогатый демон растерялся, затормозил, обходя оглушенных братьев, среагировать на Юрмая он попросту не успел. Клыки волка прокусили шейный отдел врага удивительно быстро. Вождь помог себе весом, заодно и проламывая ему хребет, сильно дернул тяжелеющей головой, отбрасывая тушу противника в очередного сидри. «Отплачу вам такой же монетой». Широко растопырив лапы, Юрмай заревел не тише рогатых тварей. Поток воздуха круговой волной толкнул всех шестерых назад, опрокидывая их на спины. Парочке сразу досталось от столкновений с деревьями и хвостов соплеменников. Но на этом вождь не закончил. Используя каменные березы, как щит, он выпрыгивал из слепой зоны, наносил по врагу удары прочными, пусть и не такими острыми, как у сидри, когтями, скрывался вновь за деревьями, избегая снующих туда-сюда бритв. Огороженная территория была слабостью этих тварей. Один из рогатых случайно отрезал лапу беснующемуся сородичу, пытавшемуся поймать риталя, а рухнувшего на землю сидри большого труда добить не составило. Еще одна трансформация далась Юрмаю с трудом. Вождь поймал нитью лезвие недоумевающего врага и направил его в соседнюю тварь. Пластина прошла глубоко под ребро, да еще и по диагонали, когда сидри попытался вырвать свою бритву назад. В результате лезвие затерялось в костях, и расцепиться не получилось. Озверевший же от боли рогатый стал размахивать и своим «кинжалом». Тут же скинув «веревку» с хвоста одного ублюдка, Юрмай нацепил удавку очередной бестии и дернул ее к этим двум, неспособным разъединиться. Окончательно потеряв разум, двое из трех наносили удары по всему, что находилось вокруг. Этот же, третий, своим весом ломал им кости. Оставалось лишь наблюдать, не давая ни одному подняться, пока особи в недоумении очень быстро не прирежут друг друга. Их болезненные рычания стали для Юрмая наказанием: они полностью обеспечили последнему сидри прикрытие, лишив риталя и слуха, и нюха. Оглушающий рев грязным вихрем ударил сбоку, и поток был силен настолько, что вождя подняло с земли, да на скорости впечатало в дерево. Ошарашенный, с лихорадочной дрожью в теле, удержать свою нить Юрмай был не в силах. Шнур сорвался еще в полете, оттащив здоровяка от почти добитого им сородича. Но, похоже, крайне близкая смерть, сделала эту тварь безумной. Из троих в живых было два, и теперь они бились между собой. Лишь напавшего вождь не видел. «Где же ты? Покажись». От удара о прочный ствол все вокруг потеряло краски, а горячая кровь, ручейком спустившаяся на скулу, залепила глаз. Только все же большую часть округи Юрмай различить пока мог. Всё, кроме того, кто напал исподтишка. К тому же устойчивый запах сидри, их крови, да и своей не меньше, очень сильно мешал вычислению расположения последней рогатой бестии. Зловоние и тепло дыхания коснулись лица внезапно. Вождь успел отклониться в сторону, чтобы по самую шею не лишиться отчаянной головы. Стальные клыки ублюдка разодрали плечо до кости, потянулись вслед за рукой… Нижняя часть конечности осталась врагу трофеем. ― Аргх!.. Крик риталя привлек уцелевшую в битве трех тварей особь. Поглотив Тлен собрата, она ринулась на виновника суматохи, ненароком подставившись под летящее лезвие невидимой бестии. Этим она спасла Юрмая от неминуемой смерти. Этим же задержала сестру от скорейшего нападения на риталя. Превращаться сейчас в животное было бы бесполезно: на трех лапах уйти от сидри, не пострадавшего в шумной драке, вождь попросту не сумел бы. А лассо… обычно он управлял световой нитью лишь правой рукой. С нее же теперь едва ль не фонтаном хлестала кровь, да и осталось-то только одно плечо с полуголой костью. «Пиздец тебе, Юрмай. А виноват-то ты сам». Тонкая нить сорвалась с пальцев левой руки – слабая, жалкая, еле видимая – соскользнула в раскрывшуюся пасть сидри, обхватила ее язык. Орган с росплеском крови вылетел на свободу, оставляя след на клыках. Да, жестоко и да, неумело, но зато допустимо и может отсрочить смерть. Подавившаяся кровью тварь рубанула хвостом, не глядя, потому-то и встретила только дерево. Вновь исчезла, став на глазах невидимой. Даже струи, стекавшие с пасти, не оставляли капель. «Н-не хочу… не хочу… умирать… Я... Пожалуйста… не… убивайте». Эти мысли короткой паникой пронеслись липким страхом в теле. Не его. Как чужие. Или так отражался ужас? Юрмай создал еще одну нить и стянул ей плечо, чтобы прервать кровотечение. Прежде он никогда не оказывался так близко к объятьям смерти. Незнакомое чувство страха, не такое, как все другие. Это чувство душило крепче и лассо, и ненужного титула. Вождь прислушивался к лесу, концентрировался на запахах, но разодранные сидри так смердели, что застили даже аромат самой Каменной рощи. «Надо уйти подальше». Легкий шорох, пришедший сверху, шелест листьев в роскошных кронах, прокатившийся у ног мусор… Такой близкий, родимый ветер, будто старый предавший друг, заставлял дергаться от всего вокруг. Вождь боялся пропустить важное, что-то более веское и весомое, что могло принадлежать сидри. Пусть он стал для тускнеющих глаз Юрмая и невидимым, но не уменьшился, не полегчал. Передвижение этой твари все еще можно было заметить. «Сосредоточься, Юрмай. Ты можешь… Иначе ты тупо сдохнешь». Боль пульсирующим ожогом нервировала плечо, и порезы, почти не зажившие на спине, зудели до тошноты. Отверстия от клыков на шее, переставшие, наконец, кровоточить, чувствовались при глотании и поворотах. Мир вокруг зашипел, напоминая телевизионный шум, словно жизнь сорвалась на неожиданные помехи. «Телевидение, телефоны, компьютер…» Собственное сравнение, что мигнуло в мозгу картинкой, мгновенно охладило всё тело. Риталь спрятался за березой, продолжая выискивать сидри взглядом. Но что значат все эти мысли? Почему он не может вспомнить? Отчего эти странные и неведомые слова заставляют усиленно стучать сердце?.. Необычно примятая на земле листва, почти что напротив Юрмая, привлекла его рассеянное внимание. Среди всех остальных листочков она выглядела не так, ненормально, неправильно, будто бы… тяжело. Содрав спину о древесину и оставляя на стволе темные пятна, вождь скатился к корням березы с коротким криком. Сидри врезал когтями в дерево на секунду позже. Трансформация, как последний шанс, удалась даже быстрей, чем раньше. Устрашающие клыки Юрмая сомкнулись на глотке твари. Кровь, горячая и приятная, хлынула волку в пасть. Лезвие же на хвосте брыкнувшегося ублюдка вошло вождю под лопатку. Риталь прекрасно осознавал, что, как только отпустит сидри, очевидно погибнет сам: стерпеть боль и проглотить свой рев он таки сумел. Звон в ушах, неподъемная голова… По мохнатым щекам прокатились слезы. Вождь сжимал онемевшие челюсти, вырывая противнику глотку. Кинжал сидри дернулся еще глубже, плюнул кровью из груди волка, вынуждая риталя сдаться. Бой на равных: уступишь на миг – умрешь. «И это буду не я… Мне нельзя… Друзьям нужна помощь… Я не предам семью… Я не сдамся!!!». Юрмай дернул всем туловищем, наплевав на клинок внутри: боль ничто по сравненью со страхом смерти и, тем более, ни с желанием выжить. Горло сидри осталось в глотке всхлипнувшего риталя. Тварь свалилась у ног противника с закатанными глазами. Хвост еще пару раз конвульсивно дрогнул, поцарапав левую лапу волка гуляющем у груди лезвием. А затем вялой плетью повис и он, оставаясь внутри вождя. «Соберись… Не теряй сознание… Превращаться назад нельзя». Пока Юрмай являлся волком, рана в теле не изменялась. Трансформация усугубила бы, сделав грудь вожака в разы меньше: застрявший в его ребрах хвост окончательно разворотил бы органы. Хоть немного прийти в себя вождь сумел благодаря Тлену, белым дымом скользнувшему в его почти энергетически опустевшее ядро. «Я не сдохну вот так… Не здесь». Сплюнув глотку убитого сидри, Юрмай принялся за его хвост, вяло шевеля челюстями: отпилить его нитью он бы не смог – в волчьем облике этой способности не было, а попытаться сорваться с бритвы – буквально равносильно смерти. Однако удерживаться в сознании становилось сложнее с каждым неаккуратным движением. «Ничего… Я смогу… Я же – Юрмай Тиарон… Я должен жить... Вождь риталей… Меня ждут люди… Я – Юрма… М-м-ма… Марк… Тиарон…» Хвост отвалился от туши вовремя. Его край повис со спины волка гигантской кровавой пиявкой. Лассо с плеча Юрмая исчезло, как только он трансформировался, а потому из порванной конечности сочилась кровь. На трех лапах, едва живой, пробитый насквозь и не способный вытащить из себя клинок… Взгляд невольно наткнулся на чью-то тень, и холодная волна ужаса кипятком достигла груди Юрмая. «Неужели… еще один?» Этот был не в обличье сидри. Он, скорее, напоминал риталя. Прямоходящий, кошачья внешность и осознанные глаза. Белая грива твари разбавляла его темный вид. Лишь изогнутые рога выдавали в нем сущность демона. Если бы он сейчас напал, вождь риталей не выжил бы. «Я, кажется, тебя знаю… Аграс… ты убил тогда эту мразь… Ты пришел за мной?» Свет погас всего на короткий миг. Трансформация не снялась, но все тело достаточно онемело. «Черт, почти вырубился… Сидри! Близко! Он!.. Где же он?» Рядом не было ни души. Кем бы ни был знакомый сидри, добивать он вождя не стал. «Даже если пойдешь за мной… Тебя грохнут еще на входе». Оставаться в нейтральной зоне надобности больше не было, уж одну тварь в деревне завалить смогут, только бы его вовремя заметили соплеменники, иначе ублюдок вернется к своему вожаку с информацией. С другой стороны, Юрмай не был даже уверен, что неизвестный ему не привиделся в таком-то плачевном состоянии. «Я… Юрмай Тиарон… Тиарон… Я… Юрмай…», ― повторял мысленно серый волк, убеждая в этом самого себя и хромая вдоль Каменной рощи, а потом через хвойный лес. Путь лежал до поселения не близкий. Как вождь племени обещал, он вернулся к ужину… оглушенный, едва живой. Последнее, что он запомнил из того отвратительнейшего дня, – как кто-то из окружения вынул хвост из израненной грудной клетки, и долгожданная тьма убаюкала Юрмая неестественной тишиной.