Демоны тоже поют

Душный актовый зал насквозь пропитан запахом пота и сигаретного дыма. Судья насильно притащил нас сюда, чтобы не один он слушал крики взбесившегося Акулы, а, чтоб мы не сбежали, встал прямо сзади меня, вместо того, чтоб сидеть в воспитательском ряду. Хиросима держит на коленях Нагасаки и терпеливо наблюдает за тем, как сестра обсасывает её волосы. Король без футболки валяется на полу у наших ног и ноет, пока Панк пинает его в бок, как футбольный мяч, отчего первый ещё больше ноет, а второй ещё сильнее его пинает. Фарма единственный, кому удалось смыться. Слева от меня однорукий Дионис курит, что-то отдающее каким-то сладким запахом. Может яблоко? Роза лежит на его плече и кривит рот с каждым новым вскриком директора. Эвридика сидит справа. Он единственный из нас, кто действительно слушает Акулу, хотя и не ясно зачем. Я же сплю, откинув голову назад. Директор снова орёт и подбрасывает в воздух новые бумажки. Эвридика бьёт меня локтем в живот, от чего я сгибаюсь пополам и захожусь кашлем, а Судья сзади отвешивает мне подзатыльник. Обречённо смотрю то на воспитателя, то на состайника в поиске хоть доли сочувствия. Акула наконец заканчивает свою тираду и начинает зачитывать имена тех, кто всё-таки более менее справился с тестом «Познай себя». Больше сотни тупых бесполезных вопросов. Уж не помню, ответил ли я хотя бы на половину из них. Помню только, что отвечал на первые пятнадцать вопросов «Да», а дальше, кажется, и не отвечал вовсе. На моё удивление, среди Фазанов справились далеко не все. Да и вид у них всех какой-то… Перепуганный что ли? В принципе это не моё дело, поэтому стараюсь не думать об этом. Во второй с тестом справился только несчастный Фитиль. После того случая в Самую Длинную они с Соломоном и Доном смылись в Наружность, но беглецов быстро вернули. Было ещё несколько попыток сбежать, но, в конечном итоге, вернуть удалось только одного. Фитиль бы и рад снова сбежать, как самая настоящая крыса, вот только делать это одному решение довольно рискованное. Теперь сидит тише воды ниже травы. А Рыжий, почему-то, ничего не делает. Будь я на его месте, уже давно бы вправил мозги засранцу. В Котле предателей не терпят. Но я не Рыжий, поэтому могу только наблюдать со стороны. Третью пропустили, ибо там с тестом не справился никто. В четвёртой Курильщик уже готов писать завещание, судя по выражению его лица. Ральф оборачивается и смотрит на четвёртую из воспитательского ряда. Причём не самым хорошим взглядом. Сначала, мне показалось, что смотрит на Курильщика, но, приглядевшись, замечаю, что взгляд воспитателя направлен прямо на Сфинкса. Настораживает. Я снова переключаюсь на наших отличников. Это довольно интересно — следить за тем, как разные люди реагируют на одну ситуацию. И Фазаны, и запуганная Крыса, и, загнанный в угол, Курильщик, и даже несколько Псов, что всё-таки смогли написать тест лучше своих состайников — все они напуганны. Для них это не просто тест. Это их пропуск в Наружность. Однако, мало, кто по настоящему хочет туда отправляться. Перекошенные лица «счастливчиков» меня забавляют. Но вот очередь доходит до нас. Я уже догадываюсь, кого сейчас назовут. — Так, — Акула смотрит на свой листок. — Авдалян! На удивление, весьма неплохо справился. Примите мои поздравления. Дионис ухмыляется и кивает, довольный собой. Черти восторженно взвывают и начинают хлопать отличившегося по плечам. Роза целует его в щёку. Один поцелуй, другой… Наконец добирается до губ и эти двое буквально пожирают друг друга, не обращая внимания на ворчание Судьи. Такое ощущение, что, среди отличников, одному Дионису плевать на результаты этого грёбаного теста. Хотя, а почему это должно его волновать? За ним ведь никто не приедет. Его никто не заберёт в Наружность. А если кто-то и приедет, то мы его не отдадим. Это просьба самого Диониса. На редкие встречи с родственниками он никогда не ходил один. С ним всегда шла вся стая. Так мы все чувствуем себя защищённее. Акула переходит к девушкам, но я уже его не слушаю. Мне хватает знания, что Хиросима в этот список не попала. Смотрю на голый торс Короля. На рёбрах уже стали появляться мелкие ссадины от Панковского сапога. В болезненно-фиолетовом гноящемся соске торчит заржавевшая серёжка, которую я когда-то носил в ухе. Кажется, я снова стал засыпать, потому что в себя меня привела жёсткая рука Судьи на шее. Воспитатель поднял мою голову и пригрозил: — Даже не думай опять дрыхнуть. Не один же я тут страдать должен, правильно? Его угрозы меня не очень волнуют. Единственное, что будоражит мой разум в данный момент — холодное кольцо на пальце Судьи, впивающееся мне в шею. Чёрт, как же давно я хочу прибрать его к рукам. Поцарапанное, избитое жизнью, но при этом такое манящее. Оно стало моей главной целью до выпуска. Я не выйду из Дома без этого чёртова кольца. Но воспитатель убирает руку и теперь на том месте, где только что шею буквально прожигало золото, остался только холодный отпечаток. Потираю его рукой и холод медленно переходит в жар. Акула тем временем заканчивает речь и удаляется вместе с Ральфом на перекур. Место директора на сцене занимает старый биолог, напоминающий своим видом грызуна. Почувствовав некую свободу, народ тут же стал бегать по залу, переговариваться. К нам тоже подбежало несколько Логов, но я особо за ними не следил. Биолога сменил кто-то другой и мне становится скучно. Оглядываю зал и думаю про себя: «Если не найду ничего интересного — валю к чёрту». Но вот я вижу. К Сфинксу подсаживается Чёрный. Новоиспечённый пёсий вожак. Весь такой мужественный в своём вожатском обличье. Вот это действительно интересно. Жаль только ничерта не слышно. Даже лиц не видно на таком расстоянии, с моим-то зрением. Чёрт, чёрт, чёрт! Как же хочется подслушать! Эвридика отслеживает направление моего взгляда и даёт мне мощный подзатыльник. — Ау! — вскрикиваю, хватаясь за пострадавшую голову. — За что? — Не лезь к другим в постель. — Да как я могу? — делаю удивлённое лицо, словно меня прямо сейчас до глубины души оскорбили. — Я ведь просто интересуюсь. Сам подумай, о чём эти двое вообще могут говорить, м? — с каждым словом я придвигаюсь к лицу Эвридики всё ближе, пока он не отодвигает меня от себя ладонью. — Слыш, — окликает меня Хиросима с другого конца ряда, — выйдем? Вскидываю бровь. Чего ей от меня надо? Аккуратно гляжу на Судью. Воспитатель смотрит куда-то в стену, всем своим видом показывая, как ему скучно. Я киваю Хиросиме в сторону выхода и, пригибаясь, пробегаю между рядами к выходу. Девушка пересаживает Нагасаки с колен на свободное место, повторяет за мной и вскоре мы оказываемся в более менее прохладном коридоре, по сравнению с душным прокуренным актовым залом. Я потягиваюсь, а Хиросима достаёт две сигареты. Одну тянет мне. — Курить будешь? Беру сигарету и зажимаю между зубов. Жду, когда наконец зажжётся старая зажигалка. Убийственно долго жду. Через пару минут удаётся добыть хоть немного пламени, чтоб зажечь одну сигарету. Вторую приходится зажигать уже от первой. Дылде Хиросиме даже пришлось нагнуться, чтоб я достал до сигареты в её обкусанном рту. — Так… — начала девушка. — Как ты всё-таки стал вожаком? От неожиданности я подавился дымом. — Чего? — прохрипел я, откашлявшись. — С чего вдруг такие вопросы? — Ну так выпуск скоро, а сам ты так и не рассказал бы. — При всём уважении, давай только без этого. Хиросима пожимает плечами и делает новую затяжку. — Ну? Так как ты вообще до этого докатился? — на секунду погружаюсь в себя. Отвечать совсем нет желания. — Да я и не хотел быть вожаком, — тоже делаю затяжку и медленно выдыхаю дым в потолок. Оттягиваю время, но Хиросима терпеливо ждёт и я наконец продолжаю. — Они сами меня выбрали. А Слепой согласился. Это была не моя инициатива. Из меня бы никогда не вышел хороший вожак. — Ну не скажи. Как по мне, — девушка давится едким дымом, — как по мне другого вожака Черти бы уже давно сожрали. А тебя они слушают. Тебя уважают. Не смейся. Оно так и есть на самом деле. — Пиздишь, — усмехаюсь я. — Нихера. Вот скажи мне, кто ещё, кроме тебя, смог бы вытерпеть этих придурков дольше недели и при этом остаться в живых? Что, никто на ум не приходит? Тогда кто из самих Чертей смог бы тебя заменить? Дионис, который квасит с утра до ночи и в итоге просто забьёт хер на стаю? Эвридика, который со своими приступами агрессии перебьёт всех в первый же день? Может Фарма с Розой, которые в ближайшие сроки превратят Котёл в долбанный наркопритон? Про Панка с Королём я вообще молчу! Есть ещё кандидаты? — Ну… — я задумался. Ведь с другой стороны она права, но признавать это я бы никогда не стал. — Ты, например. Хиросима засмеялась, а я продолжил оправдываться: — Ну а что? По-моему из тебя бы вышел отличный вожак. — Пошёл ты, — Хиросима толкнула меня в плечо, а я только улыбнулся в ответ. Мы докуриваем сигареты, тушим о стены и идём по тихому коридору. Даже слишком тихому. Сами мы тоже молчим. Я разглядываю рисунки и надписи на стенах, пытаясь игнорировать всё, что связано со змеями. Хиросима смотрит вперёд и о чём-то сосредоточенно думает. Видимо, в какой-то момент до неё всё же доходит нужная мысль, потому что девушка останавливается и сквозь толщу собственных раздумий я слышу вопрос: — А ты… Никогда не думал, что будет дальше? — В каком смысле? — я прекрасно понимаю её вопрос, но отвечать на него совершенно не хочется. — В смысле после выпуска. Что с нами будет? — Думал конечно, — отвечаю после секундной паузы. — И к чему пришёл? — Да в том-то и дело, что ни к чему. Там у нас дома нет. Куда мы пойдём? К родителям? Ага, как же… — Но ведь на Изнанку ты, вроде как, тоже не хочешь? Испуганно смотрю на Хиросиму. Откуда она вообще это знает? Неужели это так заметно? — Ты же ходок, да? — спрашивает девушка, не обращая внимания на страх и откровенное непонимание в моих глазах. Я не знаю, что делать. Отвечать или нет? Но какой смысл мне молчать, если она и так обо всё догадалась? Хиросима кто угодно, но не идиотка и мне это известно лучше остальных. — Да, — говорю в пол голоса и без особого энтузиазма, — я ходок. И большого желания обсуждать это не имею. — Но почему? — Подумай сама, дорогая. Я всегда хотел тихой и спокойной жизни. Хотел жить, как все. Как ты, как Панк с Королём, на худой конец, как какой-нибудь Фазан. Хотел просто жить и ни о чём не думать. Но теперь я только и могу, что бояться. Когда я снова окажусь Там? Когда снова не смогу отличить животную сторону от человечьей? Мне страшно, понимаешь? Страшно! А вдруг я однажды всё-таки не смогу различить эти свои стороны? Вдруг я, когда-нибудь сам убью кого-то? Мне страшно, что этим «кем-то» может оказаться Эвридика. И ведь это может произойти в любой момент! Я же… Я чудовище… Я убийца… По легенде змей убивает Эвридику. А я… Я что шутка для Дома?! Я всё говорил и говорил, не затыкаясь ни на секунду, а Хиросима меня покорно слушала. Голос срывался с крика на нервный смех и наоборот. До этого мне как-то удавалось контролировать свои эмоции, но после этого «почему?» меня буквально прорвало. Я уже даже не понимал, что говорю, пока не закончилось дыхание и я наконец не заткнулся. Боги, как же я жалок. — Ты бы… — из режима самобичевания меня вытащила Хиросима. — Ты бы не сравнивал себя со мной. Я-то, на самом деле, не далеко от тебя ушла. — Что? — Ну… Я вроде как тоже там была. Прыгун это вроде называется, не знаю. В общем там дорога была. Кафе там ещё… — девушка чешет затылок. Я смотрю вниз, на её ноги, и замечаю, что правое колено странно подрагивает. На нём когда-то делали операцию и теперь подобное случается довольно часто. — Короче ты понял! И в общем я там месяца три проторчала, а когда вернулась все ещё спали. Это ночью было, понимаешь? А ты не спал. Я видела, ты тогда в ванной курил. Хотела пойти к тебе и рассказать обо всём, но не решилась. Мы с тобой, дорогой вожак, одинаково слабые. Минуту мы стоим молча. Коридор постепенно наполняется звуками. Видимо за время нашей прогулки собрание в актовом зале наконец закончилась и всех присутствующих выпустили на волю. Хиросима вздыхает. — Ладно. Пойдём уже. А то твои Чертята без вожака весь Котёл разнесут. Я киваю и плетусь за подругой в сторону спальни. По дороге никто из нас не проронил ни слова. *** В комнате практически никого нет. Дионис кормит Нагасаки бутербродами: разрывает на маленькие кусочки хлеб и колбасу и кладёт ей в рот, чтоб не подавилась. Эвридика курит на полу. Первой нас замечает малышка Нагасаки. Завидев сестру, она тут же заулыбалась и стала махать ей ручкой. — Так, — Дионис повернул лицо девочки к себе, — не отвлекайте мне ребёнка. Дайте ей спокойно поесть. — Да кто её отвлекает? — спрашивает Хиросима, проходя вглубь комнаты. — Она сама отвлекается. — Девушка потерпала сестру по волосам, села сзади и стала заплетать ей косичку. Я сажусь рядом с Эвридикой и кладу голову ему на плечо. — О чём болтали? — спрашивает колясник. — Да так. О всяком. Ну а вы? Чем там Акулья речь закончилась? — Да как обычно. — отвечает Дионис. — Все мы тупые, как пробки, и с таким уровнем развития никуда не поступим. Я улыбаюсь. Да уж, ничего другого я и не ожидал. На удивление сегодня всё как-то слишком спокойно, не считая, конечно, того разговора с Хиросимой. Как-то слишком тихо. Я заметил, что с каждым днём всё постепенно затихает. Затишье перед бурей. Да, как и говорила Хиросима, скоро выпуск. Все стараются делать вид, будто не замечают этого, но на самом деле все знают и боятся. Я тоже боюсь. Выпуск — отвратительная пора. Я боюсь её ещё со времён старших. Та ночь оставила свой след в душе каждого, кто её застал. И мне не посчастливилось. Я был там. Вместе с Дионисом. Тогда, правда, его ещё звали Француз. Мы вместе со всеми детьми сидели в той тёмной комнате и ждали, когда же старшие вспомнят про нас, когда нас освободят. Никто, конечно, про нас не вспомнил. Но, оказавшись на свободе, увидев ту страшно огромную лужу крови, что осталась на поле боя, все поняли насколько страшна пора выпуска. Я помню ту лужу. Помню, как смотрел на неё, пока взрослые пытались оттащить детей оттуда подальше. Меня в тот момент вырвало, но я всё ещё не мог отвести взгляд от той тёмной манящей жидкости, растекающейся по полу. Она притягивала к себе и я просто не мог не коснуться её. Кто-то из учителей ударил меня по руке и что-то кричал о том, чтобы я даже не думал ничего здесь трогать, но я совершенно не слушал его. Я смотрел на кровь и думал: «Так вот значит как выглядит смерть? Это красиво». Когда Француз сказал, что это была кровь Лося, я не сильно расстроился. Наоборот, я всё ещё думал, что смерть — это нечто завораживающее. Что-то невероятное. Прошлый выпуск научил меня видеть прекрасное в хаосе. Но повторить этот опыт не хотелось бы ни мне, ни кому либо ещё. Мы — последний выпуск Дома и поэтому должны запомниться всем на века. Это будет не трудно.