Демоны тоже поют

Приближается выпуск и, чем он ближе, тем заметнее перемены вокруг. В столовой практически никто не ест, Логи переместились на первый и теперь даже ночуют в коридорах, Горбач поселился на дереве вместе с вороной Нанеттой из Четвёртой, народ пакует вещи. Без грустного, конечно же, не обошлось: приехали рабочие. Начался ремонт, которого все так боялись. Непонятно только, зачем его затеяли. Всем и так ясно, что долго Дом не простоит. Мы — его последний выпуск и, стоит нам только выйти за его пределы, здание тут же снесут. На самом деле, местные только этого и ждут. Спят и видят руины Дома. От осознания бессмысленности этого чёртова ремонта тошнит ещё больше. Штукатуры подготавливали стены к покраске и, когда приехали маляры, выходить в коридор стало просто невыносимо. Все надписи, все рисунки остались под слоями отвратной кремовой краски. Смотреть на этот вандализм до одури противно и поэтому все решили засесть в спальнях, дабы не видеть это уродство. Вскоре, рабочие переместились на первый и Логам пришлось вернуться в родные комнаты, от которых они уже успели отвыкнуть. Панка с Королём такая перспектива не сильно радовала, поэтому они периодически спускались вниз и всячески донимали так называемых «вандалов». Наблюдать за тем, как двое идиотов дерутся отобранными у рабочих кисточками, разбрызгивая краску во все стороны и не забывая при этом оставлять синяки и на взрослых, без смеха просто невозможно. Акула был просто вне себя от ярости, узнав, что Судья смеётся вместе с нами, а не пытается остановить «юных беспредельщиков». Но разве можно их как-то удержать? Ещё из новостей: пропала Крёстная. Воспитательница из девичьего крыла. До невозможного уродливая, как мне показалось. Мы виделись всего один раз, когда я помогал Хиросиме перетаскивать их с Нагасаки вещи в Котёл. Старуха тогда схватила меня за ворот и о чём-то долго распиналась, хотя я уже и не вспомню, о чём. Нет, она не кричала. Она орала, как бешеная. О том, что я здесь посторонний человек, о том, что девушки не имеют права никуда переезжать и о том, что я опасен для общества, хотя откуда бы ей вообще это знать. Видимо, в её глазах каждый носитель члена в Доме автоматически становится опасным для общества. Новость о её пропаже, как ни странно, принесли нам Король и Панк. Сказали, что её заявление об уходе нашли на двери директора. Казалось бы, отличная новость! Можно начинать праздновать! Вот только Хиросима тогда сообщила, что не её это стиль. Крёстная бы так не поступила. Так безвкусно, так просто, не обратив при этом на себя никакого внимания. Это и послужило началом сомнений, действительно ли она ушла по собственному желанию? После этого Чёрному Ральфу буквально снесло крышу. Забрал Слепого куда-то в Наружность, а вернул больным и искалеченным. Сам, конечно, тоже вернулся с синяком, что радовало. Куда делась Крёстная — так и осталось загадкой. *** Вечер. Все в спальне. Я дерусь с Хиросимой за майку Диониса, которую он любезно нам одолжил. Сам виновник драки лежит на своей кровати вместе с Розой, который в последнее время подозрительно часто стал там появляться. Побитый Фарма с ватой в носу играет в карты с Эвридикой, Панк учит Нагасаки играть в «ладушки», а Короля посадили на мою кровать, откуда он не может спуститься. Первые 10 минут Его Величество неистово орал, так, что все, кто проходил мимо заходили посмотреть, убиваем ли мы кого-то и, если да, то кого. Орал бы он так ещё долго, если бы Фарма не попытался залезть к нему и задушить. Благо их быстро разняли и, получив удар в нос от Эвридики, Фармацевт довольно быстро затих, как, собственно, и Король. Наша с Хиросимой драка закончилась тем, что заветная майка не досталась никому. Единогласно мы с девушкой решили предать одежды раздора вечному пламени. Дионис против не был, поэтому уже скоро пепел бывшей майки полетел вниз с окна и наблюдали за этим только мы двое: я и моя вечная головная боль в лице Хиросимы. — Есть сигарета? — спрашивает она, продолжая смотреть в окно. Туда, куда только что приземлилась чёрная кучка пепла. — А твои где? — я смотрю в том же направлении. — Кончились. — Ладно, — пожимаю плечами и, неохотно отрывая взгляд от окна, достаю из кармана подраных джинс сигарту с зажигалкой. — Последняя. — Раскурим, — понимающе кивает подруга. Мы курим молча. В комнате и без нас довольно шумно. Фарма с Эвридикой бурно комментируют каждую брошенную карту, Дионис с Розой спорят о чём-то своём, Нагасаки звонко смеётся, когда у неё всё-таки получается ударить своей ладошкой по ладони Панка и не промахнуться, а тот за это её громко хвалит, Король же от безысходности стал разговаривать сам с собой и в диалоге проклинать нас всех. Уснули все уже ближе к утру и планировали проспать до обеда, но, увы, не всем мечтам удаётся сбыться. Разбудил нас дикий шум за окном. Казалось, весь Дом собрался снаружи. Ну и, естественно, Чертята в стороне остаться не могли. Мы выбежал на улицу последние и, чтобы хоть что-то увидеть, пришлось протискиваться сквозь толпу. Да что там может быть такого интересного? Оказалось, кое-что может. За сетчатым забором прямо посреди улицы стояли четыре палатки. Непонятно, кто их поставил и для каких целей. — Это как вообще понимать?! — причитал Король, сидя на плечах Панка. — Это что ещё за восстание?! Ну ничего, вот я им устрою революцию! — Ди тихо ты, — шикнула Хиросима, когда подол одной из палаток стал отодвигаться, выпуская на свет троих. Бритые наголо, все в одинаковых рабочих комбинезонах, сначала непонятно даже кто какого пола. Все с абсолютно пустыми глазами, словно куклы. Мне наконец перестают наступать на ноги. Оглядываюсь и замечаю, что людей стало минимум в двое меньше. Один из Пустых подходит ближе и прижимается к сетке. Зубастый рот растягивается в противной улыбке, больше смахивающей на оскал. Я кривлюсь от отвращения. Смотреть на это становится особенно противно, когда ещё несколько человек убегают прочь, а Нагасаки начинает заливаться слезами и Хиросиме с сестрой приходится так же ретироваться подальше от потенциальной опасности. Пустой человек протягивает руки сквозь сетку и что-то говорит, продолжая улыбаться. Я не слушаю. Куда интереснее его речей мне сейчас кажутся только его слегка желтоватые зубы. Смотрю и не понимаю, что же в них такого противного? Может то, что, кроме Пустого человека перед сеткой, улыбаются ещё и двое других Пустых позади? Смотрю на них и вижу такие же жёлтые острые зубы. Даже не принюхиваясь, могу представить ту вонь, которая от них исходит. Зубы-клыки смотрят на меня в ответ. Словно хищные звери они будто жаждут моей крови. Будто это и не люди вовсе улыбаюстся, а зубастые рты на пустых лицах живут своей жизнью и главная их цель — запугать, довести смотрящего до истерики. Должен сказать, у них это хорошо получается. Меня потряхивает. Прихожу в себя, только когда Эвридика начинает дёргать меня за руку. Оказывается, все уже разошлись. — Ты чего? — спрашивает колясник. — Я-я нормально… — говорю, стараясь не смотреть на всё также улыбащихся Пустых людей. Строю из себя бесстрашного, но выходит не очень правдоподобно. — А о чём этот улыбашка говорил? — Ищут кого-то, — без особого энтузиазма отвечает Эвридика. — Кого-то, кто сможет их заполнить. В Дом мы возвращаемся молча. А о чём ещё говорить? Поднимать тему Пустых совсем не хочется, а больше разговаривать и не о чем. В пустых коридорах воняет краской. Смотреть противно. Словно это и не наш коридор вовсе. Не тот, к которому мы успели привыкнуть за годы блужданий здесь. В Котле тоже тишина. Только всхлипы Нагасаки нарушают всеобщее молчание. Перемены никогда не приносят ничего хорошего.