***
Данную идею мне подала Кошатница. Девушка с мёртвыми руками и ногами, если можно назвать «конечностями» то, чем невозможно управлять. Хиросима познакомила нас примерно месяц назад. В какой-то момент к девушке перестали приходить вообще все. Даже Крыса с Рыжей уже не могли ночевать с ней в одной комнате. Оно и неудивительно. Кошатница одним своим видом вызывала сразу бурю эмоций. Так мы и стали встречаться каждый вторник. Пока все развлекались на меняльниках, у нас была возможность поговорить в тишине. — Чего стоишь в проходе? — спрашивает она, хриплым голосом искоса поглядывая на меня из тёмного угла и трое её кошек поворачивают голову в мою сторону. — Проходи. Не стесняйся. Я не стесняюсь. Чувство стыда вообще мало у кого ещё сохранилось в Доме. Но спорить с Кошатницей не стал. Прохожу вглубь комнаты, наступая босыми ногами на всякого рода мусор, добытый котами с улицы. Сажусь напротив девушки и киваю в знак приветствия. Кошатница кивает в ответ. — Какой-то ты сегодня поникший. Что-то случилось? — Проницательна, как всегда, — усмехаюсь я. От Кошатницы тяжело что-то скрыть. Она, как и её кошки, видит всех насквозь. Чувствует чужие эмоции. Тяжело вздыхаю. — Чёрт, мне просто ужасно-преужасно скучно. Все куда-то бегают. Носятся туда-сюда по Дому, а толку? Ничего интересного не происходит, потому что все заняты чёртовым выпуском. Ждут его, а сами боятся, как огня. — А ты не боишься? — Шутишь? Да я, видимо, больше всех и боюсь. Прячусь от него, как какая-то крыса. Жалкая мелкая крыса… — А твой ненаглядный Эвридика знает, какие мысли посещают эту бренную голову, что он целует? Моё лицо моментально мрачнеет. С Эвридикой я вообще стараюсь не контактировать, пребывая в таком нервном состоянии. Он это, разумеется, заметил и теперь злиться. Ещё сильнее чем обычно. — Нет, — говорю после недолгой паузы, — не знает. Да и знать ему об этом не обязательно. Кошатница качает головой. — Как знаешь. Но от меня ты, что хочешь? Я не шут, чтоб развлекать народ, что сюда заглядывает. — Я и не жду от тебя и твоих кошечек какого-то шоу. Просто хотелось поболтать. — Из меня плохой собеседник. — Не скажи, не скажи, дорогая. С интересным человеком даже молчать интересно. Я достаю из кармана шорт самокрутку и зажигалку. Право первой затяжки достаётся Кошатнице, как знак уважения. Протягиваю ей сигару. Длинный вдох и дым выходит через нос девушки. Мы курим и с интересом молчим. Каждый молчит о своём. Кошатница, скорее всего, либо о своих любимых кошках, либо о бессмысленности бытия. Невозможно понять, что находится в её голове. А я думаю о Судье. Точнее о той прекрасной штуке на его совсем не прекрасном пальце. Золотое кольцо, уже не такое яркое от времени, но всё такое же манящее. Добровольно отдавать его воспитатель отказался, но это не значит, что оно не будет моим. Эта мысль греет душу. Постепенно самокрутка заканчивается. Пепел валяется между складок одеяла, которым укрывает свои ноги Кошатница. — А…- начинает девушка, с интересом поглядывая на зашторенное окно. — Что там снаружи? Я смотрю в том же направлении. К чему этот вопрос? Даже не выходя из комнаты, Кошатница знает всё, что творится вокруг. Возможно, она даже научилась говорить на кошачьем, чтоб узнавать от своих усатых друзей свежие новости. Но, всё же решаюсь ответить. Всё-таки это же Кошатница. По своей мудрости она не занимает Сфинксу, да и говорить с ней по приятнее будет, чем с этим верзилой. — Там сейчас настоящий ад, — отвечаю, всё так же смотря на окно. — Эти лысые уже всех достали. Народ теперь даже смотреть в сторону забора боится. — Ты тоже боишься? — Кошатница раскапывает мою душу в поисках чего-то интересного и это чувствуется. — Да. Я боюсь. Я вообще много чего боюсь. — Я заметила. Но меня больше волнует вопрос, какого чёрта ты до сих пор прячешься по углам Дома, а не идёшь к ним? — Поясни, — оборачиваюсь я к девушке. Вот тут уже становится интересно, что же она накопала. — Обычно, — начинает разъяснять она, — ты как котёнок, знаешь, что впереди опасность, боишься, но лезешь к ней поиграть. Может, тебе это и правда доставляет удовольствие. Но вот, когда появляется по истине интересная игра, ты, почему-то, сидишь здесь и ноешь о том, как тебе скучно. Понимаешь, о чём я? Естественно понимаю. Конечно, у меня уже появлялись мысли о том, чтобы «поиграть» с этими бритоголовыми. Просто я не думал, что из этого что-то выйдет, поэтому и не лез. Ну что вообще можно делать с этими сектантами? Однако после слов Кошатницы эта идея снова показалась мне интересной. Идеальный способ потрепать себе нервишки. Чёрт, да я прямо загорелся этой мыслью! Храни дьявол Кошатницу.***
Вот уже третий день я прихожу к бритоголовым. В первый день я не смог выдавить из себя ни слова. Их пустые глаза смотрели на меня, будто пытаясь сожрать. Я сидел там и молчал, пока меня, наконец, не вырвало от их противных морд. Бритоголовые тоже молчали. Даже когда меня вывернуло, сидели и пялились, как из меня выходит дух. На второй день я рассказал им старую сказку, которую мне когда-то рассказала мама. Это была коротенькая история о злобной вороне, которая летала над городом, подбирала непослушных детей и потом относила в гнездо, где скармливала своим вечно голодным деткам-воронятам. Пустые слушали. Как послушные детки, сидели в кругу и молча наблюдали за движениями моих вечно пересыхающих от волнения губ. Чувство тошноты и непередаваемого страха не покидает ни на секунду во время рассказа и, думаю, это заметно. Дионис даже пытался отговорить меня от этой затеи. Инстинктом самосохранения я всё равно никогда не обладал, поэтому и сейчас сижу напротив этого святого забора, который отделяет меня от монстров впереди. — Знаете, — говорю, пытаясь прикурить сигарету дрожащими руками, — сегодня я расскажу вам один миф. Мифов я знаю много, между прочим. Но этот — мой любимый. Кхе-кхе… — от слишком резкой затяжки дым больно дерёт горло, и я продолжаю, чуть хрипя. — Жил когда-то такой парень — Гиацинт. Любимчик бога Аполлона. И вот как-то решили они с Аполлоном посоревноваться в метании диска. Бог бросил диск с такой силой, что тот полетел выше облаков. Глупый Гиацинт решил, что сможет поймать диск, чтобы доказать Аполлону, типа: «Хей, смотри! Я такой же как ты! Я могу быть с тобой на равных!» Вот только диск приземлился, отскочил от земли и на полной скорости вонзился в прекрасное личико Гиацинта. Прямо вот сюда. — говорю, прикладывая ребро ладони между глаз, примерно там, где должен был быть диск. — В общем, упал парень замертво. А Аполлон в слезах бросился к нему. Положил мёртвое тело себе на колени и закричал: «Горе мне! Ты умер от моей руки! Ах, если бы мог я искупить вину свою и вместе с тобой сойти в безрадостное царство душ умерших! Зачем я бессмертен, зачем не могу последовать за тобой?!» Жаль только парня эти крики не спасли. И пожелал тогда Аполлон, чтоб на том месте, где пролилась кровь его друга вырос цветок — гиацинт, такой же прекрасный, как и человек, носивший это имя. Так и случилось. Цветок этот был алый, как кровь человеческая, а на лепестках его запечатлелся стон скорби бога Аполлона. Такая история, господа, — снова делаю затяжку и улыбаюсь сам себе. — Ну разве не прекрасны эти чувства? Убитый горем бог и убитый богом человек… Такая глупая смерть, правда же? То, что испытывал Аполлон, держа у себя на коленях истекающего кровью Гиацинта, не имея возможности умереть вместе с ним… Как же хорошо, что мы всё-таки смертны и в любой момент можем прекратить эти страдания. Вы так не считаете? Поднимаю глаза и смотрю на своих слушателей поверх очков, дабы не видеть их пугающих лиц. Но, поправив очки, замечаю, что сами бритоголовые напуганы не меньше меня. Никто не улыбается, не показывает острые жёлтые зубы. Неужели их так напугала простая история, которую малышка Нагасаки слушает перед сном? Мужчина, сидевший всё время впереди, оказался посмелее своих дружков: — Зачем вы нам это рассказываете? Я замираю. Ведь нет никакой причины. Простая скука, вот, что мной движет. Делаю последнюю затяжку и тихо посмеиваюсь. Смотрю на своих собеседников и, пожимая плечами, улыбаюсь, демонстрируя кривые не менее устрашающие зубы. — Не знаю. Попробуйте догадаться. Окурок летит за забор и одна из бритых женщин спешит убрать ногу от опасного предмета. Встаю с земли, отряхиваю затёртые джинсы, машу бритоголовым и удаляюсь. Да уж, вот это загадку я им подкинул. Да эти звери до конца дней своих думать будут, так и не догадаются, что я просто сраный скучающий мазохист, которому нравится убивать собственную нервную систему, всего-то.