Бутылки виски и подарок.

Уже закончив свою процедуру, а точнее поедания вкусной клубники, Кнайф поднялся со стола и пошёл в комнату, где и улёгся на кровать. А курасан пошёл за ним, ведь нечего было у него делать. Он вернулся во своё обычное русло, он даже не задумывался о тех трёх желаниях, просто нет смысла. И вот, когда выпечка рассматривал комнату ножа, то заметил тот открытый подарок, где лежал ещё один, но не распакованный. Это очень удивило его, ведь тот знал, что там находится и такого пофигистического (ммм, придумывать новые слова, класс) отношения со стороны бутылочки алкоголя, где оказалась за красивыми обёртками. — удивительно, я думал ты уже всё выпил. — курасан взялся за небольшую коробку, если сравнивать её с другой, чуть побольше. — ...что там? — Кнайф поднялся, мутно, будто потерял фокус, посмотрел на курасана и на тот подарочек. — виски. Я думал ты уже выдудлил... Ты же у нас весь такой страдаешь, уж точно бы унюхал спирт и выпил бы за миг. А вдруг ты пьёшь через обёртку, а? — куря чуть трусит коробку, пытаясь услышать бультыхание жидкости. — я не пью, кретин. — нож лёг обратно, создавая огромный шум из-за своего падения на кровать, отчего та немного заскрипела. — оо, так ты видимо ссыкло? Терпишь до последнего, чтобы потом со всей тяжестью проблем умереть? Так глупо... Уж лучше раз выпить и забыть, а не резать потом вены. — и тот посмотрел именно на его руки. Кровавые пятна на бинтах сильно выделялись, напоминая последствия одного из "экспериментов" ножа. — ссыкло? Та я спокойно выпью всё твоё виски, если тебе так этого хочется! — Кнайф принял это за вызов, что развеселило курасана. — а давай докажи! Если тебя вырвет или ты вырубишся — значит ты однозначно лживое ссыкло, понял?! — кур говорил с неким огоньком, что отразилось на его речи. Кнайф забрал у выпечки коробку и мигом открыл, достав из него ту самую заветную бутылку. — неси бокалы, булка! — с громким звуком кнайфи поставил бутылку на тумбу и уже открыл крышку, собираясь налить себе и ему по стакану, на что курасан лишь засмеялся. — ты собираешься пить со мной? Да залпом пей, а то как баба какая-то. — на это Кнайф кивнул, смотря на алкоголь, где плавал в бутылке. «а не много ли?...» вдруг его мысли в голове перебила выпечка, ожидая наконец ножа, который никак не мог не выпить хоть грамм. — да пей уже, я ждать не соби— В этот миг нож поднял заветную бутылку к своим губам и громко глотал, опустошая бутылку виски. Залпом. Вскоре тот опять поставил уже пустую бутылку на тумбу, а сам громко дышал, глотая воздух. — нихуёво. осталось ждать твоего прилива, инвалид. — он уже поднялся и лёг на кровать, возле ножа, который решил подняться и походить по комнате, надеясь на то, что алкоголь улетучится, но он только приходил и накрывал того с головой. «только не это... » Мысли расплывались, прям как у глазах ножа. Всё казалось каким-то лёгким, отчего ему хотелось сделать лишь то, что ему хотелось. Он решил посмотреть в тумбочку, открыл одну из них и увидел... Наручники. Глупые мысли заполнили его мозг, мешая делать или думать о чем-то другом. Всё что он представлял — некую месть вопреки своим желаниям Курасану, который всё начал. Желания... Весь некий план был продуман у него в голове, отчего его пугало и радовало намного сильнее. А возле наручников с ключами оказалась ещё некая аптечка, где виднелись ещё презервативы. Нож расплывался в улыбке и посмотрел на курасана. — куури — в его голосе читался некая сладость, что пугала, но и возбуждала, что французкая выпечка совсем не ожидала от своего врага. Его пьяный голос не казался чем-то омерзительным, например как у пьяных огромных мужиков, от которых пахло потом. Неет, совсем иное, нечто паранормальное. — помнишь моё желания? Я решил одно из них использовать. Я хочу, чтобы ты закрыл свои глазки, булочка. — так очаровательно звучал, что тот спокойно их закрыл, будто он был совсем иным человеком, который потрапил во свои скрытые желания, мечты, переживания... В сон. Почувствовал прикосновения, тому хотелось не дышать, наслаждаясь, и будто вдыхая новый кислород, от его прикосновений, будто некий наркотик. Лёгкий запах алкоголя будто сам пьянил, будто тот был на одной волне с ним. Щелчок. — открывай свои глазки, соня — и опять бархатный голос, тот не осмелился сопротивляться именно такому, опьяневшего голоса, отчего тот увидел перед собой... Ножа, который сидел прямо на его ногах, закидывая свои руки на самого курика. — ч-чего? Ты... — он попытался пошевелить своими руками, которые были за спиной, но тот услышал лишь звон от самих наручников. — агам, ты даже слова против этого не сказал... неожиданно, особенно для твоей натуры. — некая романтика пропала, оставив курю лишь с неким страхом перед будущим и врагом. — блять, это не смешно, отпусти, а! — сопротивление лишь возбуждала своего приятеля, что пугало ещё больше. На это лишь нож глупо засмеялся, говоря своему парню о том, что ему уже не выбраться. Руки тянулись к самым возбуждающим местам, отчего он и вздрагивал. — тише, сладкий — нож так говорил, будто тогда, отчего тот будто опять попадал в ту же ловушку возбуждения и некой эйфории. Наконец тот нащупал предмет у круо тот взял его рукой и проводил, пока тот не поднялся показывая себя в полном свете. Тихие и будто хрупкие стоны слышались ножу отчётливо, что лишь возбуждало и радовало его ещё больше, хотя он ожидал совсем другого. Смазка уже стекала уже и по пальцам, которые проводили по члену (если можно так сказать), который не видно в обычном состоянии предмета, а лишь при возбуждении. Вскоре нож наклонился и не боясь прислонился губами к головке и облизывая её языком (о боже, как я это вообще пишу, я сейчас сдохну от стыда) Курасан же чуть прогнулся, что могло ему позволить его необычное тельце, сам протяжно стоная. Он уже чуть не взял полностью в рот и не водил языком по его длине, пока тому не надоело. — ахах, не думал, что ты такая сучка. В руке у ножа оказался прочный гандон, который он спокойно надел, а вскоре и смазал его дырку, вводя два пальца, а вскоре и три, прорабатывая её для хорошего входа. Курасан же никак не мог успокоиться и его тело всё ещё дрожало, то иногда тот пытался снять с себя наручники, надеясь на освобождение, ведь руки уже сами затекли, отчего была небольшая боль, а точнее лишь небольшое покалывание. — глупыш... — нож наконец перестал эту процедуру и взялся за одну их ножек и чуть отодвинул её, а потом же осторожно вошёл, надеясь ничего не повредить. На это он получил лишь стон, который был точно не из-за боли, или же может, но ножу так вовсе не считалось. Вскоре он решил чуть подождать, пока тот привыкнет, ведь даже в пьяном состоянии нож переживает за состояние курасана. — продолжай... Вскоре всё плыло сильнее, ведь нахлынула ещё волна алкоголя, отчего всё казалось ещё мутным, а забывалось всё на ходу. Лишь последний и самый развратный стон запомнился, а вскоре те оба заснули, перед этим Кнайф курасана и отпустил, оставляя наручники валяться на полу. Нож чувствовал нежное тело и рожки возле себя, радуясь тому, что сделал. то, что не сделал бы в трезвом состоянии.