История пыли

Когда небо было голубее, а парни — моложе, им очень нравилось зависать вместе в гей-клубах. Они и сейчас туда ходили, но теперь — преимущественно из-за Хенджина, которому нужно было быть в центре внимания. Раньше им нравилось танцевать ночами напролет. Нравилось напиваться вместе. Нравилось, когда Хенджин выигрывал конкурс красоты и получал купон на дополнительный коктейль. Нравилось, когда Чан выигрывал конкурс «мистер пресс». Нравилось, когда Минхо выигрывал конкурс танцев. Они были отличной командой. Свои в любом клубе. И Хенджин… Нет, он не то чтобы изменял Чанбину. Ему просто очень было нужно внимание других. До трясучки. Чанбин всегда смотрел на него одного, но Хенджину всегда этого было мало. Во всяком случае, Чан это прекрасно понимал. То, как он подначивал Минхо, то, как висел на шее у Чана — все было ради внимания с их стороны. Но Чанбин на это не реагировал — знал ведь, что Хенджин ему верен. На парнях в клубе Хенджин тоже висел. Разрешал покупать себе напитки и лапать на танцполе. Иногда давал увести себя в дальний угол, но, конечно же, давал заднюю раньше, чем что-то успевало произойти. Чанбин был не в восторге от такого. Он не устраивал сцен ревности, не злился. Просто смотрел неодобрительно и становился еще менее общительным, чем обычно. У Чана всегда за друга сердце кровью обливалось, а Хенджин то ли не видел ничего, то ли игнорировал. А может даже радовался — все ведь только ради внимания и затевалось. И да — Чан в самом деле считал, что эти два человека очень друг другу подходят. Потому что понятия не имел, кто еще смог бы так долго терпеть Хенджина. Не просто терпеть — любить. Он конечно тоже его любил, но, если бы был его парнем — удавил бы уже давно. Для него поведение Хенджина было слишком… Слишком. Хенджин был его другом. Хенджин никогда и не скрывал, как сильно зависим от внимания окружающих. Таким его воспитывали, таким он вырос. Травма это или просто особенность — кто теперь разберет, но Хенджин просто физически_не мог не быть в центре внимания. Ему нравилось быть ярким и шумным. Нравилось эффектно одеваться. Нравилось танцевать, виляя бедрами как в последний раз. На публике он вел себя как эдакий стереотипный гей, который на Прайд обязательно придет в стрингах и перьях. Он кокетничал и строил глазки. Обнимал как бы случайно и одним взглядом давал такие намеки, которые нельзя было понять неправильно. Чану от его взглядов в начале общения становилось натурально плохо, потому как последнее, чего он хотел — это вставать между Хваном и Со. Но потом он понял, что все это лишь игра. Вернее — это надо воспринимать, как игру. Хван не пойдет дальше. Он не может этого не делать, но он четко понимает границы дозволенного. Но когда Чан услышал о том, что произошло, он не то чтобы сильно удивился. Ну то есть — а разве могло быть иначе? Минхо с самого начала питал интерес к Хенджину — просто они не сошлись. Хенджину нравилось доставать Минхо. Минхо нравилось издеваться над Хенджином. Их взаимоотношения всегда были похожи на тот фокус, когда человека привязывают к крутящемуся диску и кидают в него ножи. Только вот фокус никак не заканчивался, а нож чисто по статистике однажды все-таки должен был попасть в цель. И он попал. Поэтому да — Чан совсем не удивился. И не понимал, почему Чанбин так шокирован. Ну то есть поцелуй — это ведь ничего не значит? Они друзья. Между ними есть напряжение, но они все равно друзья. Хенджин может и вел себя иногда легкомысленно, но вообще-то любил Чанбина. А Минхо, хоть и строил из себя мразь, но другом был хорошим и с Чанбином так бы не поступил. Может, кто-то из них был пьян. Может, это был странный прикол. Может, злость нашла выход в такой форме. Да может Минхо просто было скучно или грустно. В любом случае не было и не могло быть в этом поцелуе ничего такого, из-за чего стоило бы хватать пожитки и валить из квартиры. Но озвучивать мысли Чан не торопился, потому как обесценивать страдания друзей — удел мразей. А он не мразь. — Хенджин сам рассказал. Я конечно офигел… Ну, ладно. Не то чтобы я офигел, ты знаешь, какие у них отношения, но я как-то не ожидал, что это все-таки случится. Но случилось. И Хенджин рассказал. Я подвис сначала, но сказал, что это ничего, что я все понимаю, но он… Черт, у него было такое лицо… — Чанбин обессиленно поднял руки, пытаясь показать что-то непонятное, — и я вдруг понял, что надо уточнить, было ли это серьезно. Я знал, что нет, но это лицо его… И он попросил меня уйти на пару дней. Сказал, ему надо подумать. А вот это уже конечно был пиздец. — Вот скажи… — Чанбин усмехнулся, — о чем он думать собрался? О том, нужен ли я ему? Любит ли он Минхо? Потому что я нихера не понял. Чан понял только то, что ему тоже нужно пиво. И еще одна сигарета. — Он сказал, как это вышло? — спросил Чан, открыв банку и себе. Он поджег сигарету. Чанбин недовольно посмотрел на раковую палочку, но ему сейчас было не до этого. — Он пытался, но я мало чего понял. Вроде как, Минхо был пьяным и грустным… Да мне пофиг, из-за чего, понимаешь? Это же Хенджин. Я знаю, какой он. Он любит ходить по краю. Да и Минхо тоже… В смысле, я знал, что такое может произойти. И знал, что дальше они не пойдут. А теперь что? Хрень какая-то. — Хрень, — согласился Чан, — но ты все правильно сделал. — Думаешь? — неуверенно спросил Чанбин. — Может, это было то «уходи», когда надо остаться? — Не думаю. Ты бы понял, если бы это было оно. Это же Хенджин. Ты единственный его понимаешь. — Ну… Кажется, и я не слишком справляюсь. — Хочешь, я позвоню кому-нибудь из них? — предложил Чан, заранее зная ответ. — Хенджин тебе скажет то же, что и мне. А Минхо… Хрен знает, что у него сейчас в голове. Никто, блять, не понимает Минхо. Не хочу, чтобы вы с ним собачились из-за меня. И сам с ним собачиться не хочу. Хрен с ними. — Хрен, — снова поддакнул Чан и вытянул к Чанбину руку с банкой пива. Они глухо чокнулись. Какое-то время они пили молча. У Чана на языке все вертелся вопрос, но он боялся его задавать. Однако они с Чанбином не то чтобы часто разговаривали по душам. Атмосфера редко располагала. Они были скорее суровыми бро, чем трогательными. Такими, которые вместе шутят, работают и отдыхают, но о серьезном не говорят. О серьезном Чан вообще предпочитал ни с кем не говорить без крайней необходимости. — Слушай, — наконец начал он, — сейчас, может, не лучшее время, но мне всегда было интересно… Почему Хенджин выбрал тебя? Не то чтобы ты хуже Минхо, просто… Почему в итоге ты, а не он? — А, — хмыкнул Чанбин, — да тупо вышло. Я ему цветы дарил, а Минхо — шоколад. — Но он же прыщами покрывается из-за шоколада, — Чан помнил, потому что Хенджин напоминал об этом при любом удобном случае. — Это ты помнишь. И я помню. А Минхо не запомнил. А может специально выделывался, кто его знает. Но в какой-то момент Хенджина это достало, и конфеты он выкинул прям на глазах у Минхо. А потом предложил мне встречаться, — Чанбин глупо улыбнулся, но затем, вновь помрачнев, опустил голову. — Чувак, — продолжил он, — я не знаю, как без него жить. Реально не знаю. Чану такие чувства были незнакомы, но он все равно подполз ближе к другу и положил руку ему на плечо. Сказать было нечего. «Нет, сможешь»? Конечно сможет, куда он денется. Но вряд ли сейчас это было то, что нужно услышать Чанбину. «У вас созависимые отношения»? Да кто Чан такой, чтобы ставить их отношениям диагноз? Другие ответы, которые приходили ему в голову, звучали слишком сухо. — Ладно, — выдохнул Чанбин, — развел я тут нюни конечно. Прости. Ты-то тут как? — Да как… Убираюсь? — а что еще Чан мог вот так сходу рассказать? "Ловлю глюки по ночам, днем задыхаюсь"? "Вспомнил паренька, которого никогда не существовало"? — А что за парень, про которого мне Хенджин все уши прожужжал? Ох ну конечно. Куда ж без сплетен от Хенджина. За собой бы он так следил, как за окружающими. — Ну… — Чан прочистил горло, не зная, как будет уместнее объяснить. — Есть тут один парень. Красивый. И он типа… Ну, нравится мне? Не прямо чтобы совсем, но в целом я заинтересован. И мы выяснили, что играем за одну команду, так что… — Так что ты решил к нему подкатить, я надеюсь? — Чанбин на него даже не смотрел. Понятно было, что искренне пытается отвлечься, но не может. — Ты точно хочешь обсуждать мою личную жизнь сейчас? — Чан неуверенно усмехнулся. Разумеется, он считал немного неуместным говорить о себе в такой ситуации, но важно было еще и то, что он в принципе пока сам не понимал, как относится к тому, что произошло вчера ночью. И сегодня утром. Особенно после того, как Феликс просто сбежал в неизвестном направлении. Чан даже не понимал, должен ли найти его снова или надо просто подождать, когда он сам объявится. Он так и не взял его номер, хотя уже несколько раз обещал себе это сделать. Когда Феликс был рядом, в этом не было необходимости. Казалось, он рядом и останется, а раз так — к чему какие-то там номера и адреса? Но стоило Феликсу исчезнуть — и к Чану возвращалась его рассудительность. Возвращалась, больно била в затылок и потом еще пинала ногами. Он конечно старался быть менее мнительным и подозрительным, но все, что между ними двумя происходило, было очень подозрительно. — Ну моя-то по пизде катится, — пожал плечами Чанбин, — только и остается, что чужую обсуждать. К тому же, если Минхо уведет у меня парня, мне нужен будет хоть какой-то козырь, чтобы отомстить. — Чанбин, Минхо не уведет у тебя Хенджина. Он не настолько в нем заинтересован. Мы же встречались. Я бы заметил, будь иначе. И тут Чан был абсолютно искренен. Минхо правда проявлял к Хенджину особый интерес. Не такой, как к Чану или Чанбину. Не такой, как к Сынмину. Он говорил о Хенджине подчеркнуто прохладно, но Чан был уверен — за этим холодом он прячет не любовь, а обиду. Печаль, может быть. Или злость. Может, когда-то его чувства были светлы и прекрасны, но сейчас от них не осталось и следа. Хенджин был его вынужденным другом. Не больше и не меньше. — А хули они тогда целовались? Черт, мы опять о моей личной жизни… — Нет, все в порядке. Мне все равно больше нечего рассказать, — Чан вздохнул. — У нас тут типа… курортный роман. Даже не знаю, так еще говорят? — Не знаю. Но желаю удачи, — как и полагал Чан, Чанбину не было никакого дела до его любовной драмы, когда тут была своя такая. Да и вообще о страстях говорить лучше было бы с Хенджином, Чанбин был больше по голосу разума. — Спасибо, — ответил он просто. — А по поводу Минхо и Хенджина… Блин. Я давно думаю кое о чем, но не уверен, захочешь ли ты услышать. Алкоголь все же брал свое. Последнее, чего хотелось Чану — это обижать сейчас Хенджина у него за спиной и пытаться как-то настроить Чанбина против него, но, как он и сказал, он правда давно уже об этом думал. Кажется, даже с психотерапевтом пытался обсуждать, но тот быстро все свернул, напомнив, что говорить они должны о Чане. — Валяй. — В общем, все мы иногда ошибаемся и делаем другим больно. Но я давно заметил, что есть такая категория людей, которым типа… Надо причинять другим боль. Есть просто отморозки всякие и мудаки, которые специально играют чувствами других, но есть те, у которых просто так получается. Они будто подсознательно все всегда ведут к этому. Типа как — модель поведения, что ли. Зона комфорта. Ну или они просто всегда готовятся к тому, что больно сделают им, поэтому наносят удар первыми. Как-то так. — И ты думаешь, что Минхо из таких. — Не знаю насчет Минхо, — Чан покачал головой. — Из нас двоих скорее я вечно людям проблемы доставляю. С самого детства. Вот Хенджин… Ты не обижайся, но он ведь вечно что-то делал такое, что должно было тебя задеть. Но он тебя любит, поэтому вряд ли прямо хотел, чтобы тебе было больно. — Хочешь правду в ответ? — Чанбин наконец поднял на него взгляд. Он не выглядел злым, но ему явно было, что рассказать. — Валяй. — Я знал, что у вас ничего с Минхо не выйдет. Минхо — мой друг, но у него никогда не клеилось с отношениями. Вечно скотов каких-то выбирал. И когда вы сошлись, Хенджин сказал мне типа, ну вот, идеально же. Чан ему не навредит. А я знал, что ничего не выйдет. Ну разумеется. А как могло быть иначе? Кто угодно бы заметил, что из Чана парень никудышный. Особенно в том состоянии, в котором он пребывал на момент начала их отношений. — Потому что я… — Нет. Ты просто не любил его. Это я уже потом понял. Просто я думаю, что на самом деле у Минхо никогда не получится с кем-то быть долго. Он всегда будто особняком держится, замечал? Он вроде с нами, но всегда сам с собой. И с парнями его так всегда было. Они у него есть, но ему будто бы на них похуй. Он ничей. И не собирается это менять. Бан Чан не мог ни возразить, ни согласиться. С одной стороны, да — Минхо был именно таким. Всегда немного далеким и отстраненным. Чувств показывать не любил. Любил обидно шутить, и шутки эти из него явно почти всегда вылетали раньше, чем он успевал осмыслить, что говорит. Словно бы это был его механизм защиты. Рефлекс. Но Чан знал и другую его сторону. Ту, которую, вероятно, не знал даже Чанбин. Минхо был рядом тогда, когда это было нужно. Когда Чан закрывался в себе, не желая никого подпускать, Минхо выносил дверь с ноги и вторгался в личное пространство, рассеивая весь мрак души Бана. Он его не боялся. Он его любил. Он был предан и старался отдать все, что только мог. Просто было у него, очевидно, не так много. Недостаточно для того, чтобы полюбить его в ответ так же сильно. И пускай Минхо никогда не говорил, что любит его — у Чана никогда не было особых сомнений на этот счет. Он не приносил ему по утрам кофе в постель — но это Ли вышиб дверь в ванной и вытащил его из воды, когда он пытался утопиться. И это он не бросил его после, а сделал все для того, чтобы вернуть крышу Чана на прежнее место. Он будил его, когда Чану снились кошмары. Он терпел его заскоки. Он тормозил его, когда Чана заносило на мнительной волне. Возможно, если бы Минхо не было с ним все это время, у него бы и друзей сейчас не осталось. «Ничей» на такое был бы не способен. «Ничей» не проявлял бы к жизни Чана никакого интереса. И Минхо заслуживал кого-то получше, чем Чан. Или Хенджин. Чан почувствовал, что хочет ему написать. Прямо сейчас взять и написать. Просто поздороваться, узнать как дела. А потом извиниться. И расспросить о всем, что у него на душе. И снова извиниться. Дать ему на себя наорать или типа того. А потом, черт возьми, спросить, что они с Хенджином там такое учудили. Но он выпил недостаточно для того, чтобы это сделать — поэтому пока просто думал. — Ну… — вздохнул Чан, — в одном мы можем быть уверены точно. Если они сойдутся, долго они вместе не протянут. — Полностью согласен. Вот такие они с Чанбином друзья. Вот такие они бывший и нынешний парни. — Пойду еще принесу, — Чан щелкнул пальцем по пустой бутылке и поднялся. Ноги были слегка ватными, но в целом сильного опьянения он все еще не ощущал. Хотя вообще тенденция к распитию алкогольных напитков в таком количестве определенно могла начать настораживать. Впрочем, он даже винить себя ни в чем не мог — жизнь внезапно стала какой-то странной и слишком насыщенной. После рассказа Чанбина Чану началось казаться, что вот хоть еще одно событие произойдет — и он точно поедет крышей. На этот раз совсем. Он тупо не успевал обрабатывать информацию. Пыль, что осела в легких и преследовала днем. Бабушкины вещи, что заставляли думать о собственной смертности. Ночные кошмары. Енбок. Феликс, который вроде бы был здесь, но на самом деле никогда не был рядом. Он преследовал Чана, как солнечный зайчик — стоило лишь немного шевельнуться, и он пропадал. А теперь еще и Чанбин с этими двумя. И все это за какой-то ничтожный срок. Все начало сыпаться, когда он уехал из Сеула. Он думал, что все вернется в норму, когда вернется и он. Но такими темпами возвращаться будет некуда. Точнее — не к кому. Или думать об этом было преждевременно? Чан уже ни в чем не был уверен, кроме того, что эта поездка явно удачи ему не принесла. Хотя конечно здесь он встретил Феликса. Которого утром трахал прямо на этой кухне. Чан улыбнулся воспоминаниям. Не хотелось себе в этом признаваться, но на Феликса за побег он вообще не злился. Гордость не имела никакого значения — Чан без раздумий примет его, когда тот снова придет. Примет. И выебет. А потом еще раз. И так, пока он не свалит со своим дипломом в Сеул. А там они уже что-нибудь придумают. Чан придумает. И, вот уж фокус, стоило ему так подумать, как за забором возник Феликс. Ну, не возник конечно, но заметил его Чан совершенно внезапно — было уже достаточно темно, так что, пока он не подошел ближе к освещенному дому, его было не видно. Он заметил Чана в окне и помахал ему. Чан улыбнулся и помахал в ответ. — Чанбин! — крикнул он. — Ты не будешь против гостя? — Так твой дом же, — Чанбин тоже вышел на кухню, — а кто у нас гость? — Вон тот парень, — с улыбкой сказал Чан и кивнул в сторону двора. Он ощутил странную гордость. Чанбину Феликс точно понравится — он ведь всегда любил красивых. Хенджина, конечно, больше всех, но в целом он и не скрывал, что такие, как Феликс, очень даже в его вкусе. Только вот Феликс не его. Феликс сейчас с Чаном. Может, чувство зависти спасет его от этой тупой хандры. Чанбин выглянул в окно. Побродил взглядом по двору. И, нахмурившись, выдал: — Какой парень?