Тем и страшен невидимый взгляд, Что его невозможно поймать; Чуешь ты, но не можешь понять, Чьи глаза за тобою следят.
На небе разгоралось алеющее пламя. Сжирало облака, опускалось на верхушки сосен и елей. Горячий и влажный ветер резал щёки взметнувшимися песчинками и юный колдун беспомощно щурился. Перед глазами стояла мутная пелена. Спёртый воздух обжигал дыхательные пути, болезненно оседал в лёгких и чувствовался полынной горечью на языке. Влажная от пота одежда липла к телу второй кожей, но колдун не вставал с пола, чтобы её снять. Видения, чередой смазанных образов, копошились жирными мясными мухами внутри черепа. По вискам стекали крупные капли, путались в тёмных волосах. Пламя свечи танцевало…***
Андрей понял, что что-то не так только тогда, когда ткнулся лбом в мольберт. На листе, бумажным скотчем прикреплённом к деревянной поверхности, красовалась нарисованная черепушка. В аудитории было тихо, слышался только шорох карандашей, штрихующих бумагу и иногда тихие шаги преподавателя, заглядывающего в мальберты студентов. Большого окна коснулась ветка и Князь боязливо покосился в сторону звука. Обнаружив виновницу, усмехнулся и сел удобнее. Ужасно хотелось спать. Близилась середина мая, месяц выходил неприлично загруженным и долгим, будто отыгрываясь за остальной год. Андрей уставал страшно, но засыпать на парах ему ещё не приходилось. Что ж, всё когда-то бывает в первый раз. Бабушка буквально на днях была предупреждена, что единственный и горячо любимый внук, спустя столько лет снова приедет. Старушка искренне обрадовалась, узнав эту новость, заверила, что к лету в любимых князевских сенях разберётся, и помещение приобретёт прежний, дорогой сердцу облик. Андрей сердечно благодарил её и чувствовал, как за грудиной царапалась совесть. Как это обычно бывает?.. Дети вырастают, а родители, бабушки, дедушки становятся, не то чтобы не нужны, но… они перестают быть такими необходимыми. У детей появляются друзья, интересы, которые в силу возраста трудно понять старшему поколению, а уж тем более разделить или даже просто поддержать разговор. Извечная проблема отцов и детей, чтоб её. Мало кого стороной это несчастье обходит, вот и Андрея не обошло. Он не горевал из-за этого, потому что родители для него всегда оставались родителями, людьми, которые любят его, а он любит их. Может быть, проблема и крылась в том, что мать для него была именно матерью, а не подругой, а отец — отцом, но менять что-то было поздно. Для людей, в которых глубоко укоренилось советское воспитание они и так были… достаточно далеки от бытующих стереотипов, по крайней мере настолько, насколько это вообще являлось возможным.***
Страшно. Ему было страшно. Только страх этот был не собственный. Пропущенный сквозь себя, пропечатанный так точно, что можно было спутать со своим, но он не спутал. Карусель призрачных видений то издевательски замедляла свой бег, то задорно неслась вперёд. Он знал, что и половину всего увиденного вспомнить не удастся, а те обрывки, которые сохранятся в памяти, собрать воедино не получится. Фразы вырванные из контекста не имели никакого смысла, это бред бред бред…***
— Не пойдёшь? — Ренегат удивлённо вылупился, решил поинтересоваться ещё раз. — Не-а, настроение не то, — Андрей безучастно пожал плечами и ловко вскочил на полосатый бордюр. — Настроение, — весело фыркнул Саша и пошёл задом наперёд, заглядывая в сосредоточенное лицо друга. — Так это не беда! Настроение, как аппетит, появляется в процессе, — назидательно сообщил он, подняв указательный палец и едва не споткнувшись о канализационный люк. — Это понятно, но… — Князь махнул рукой, будто это всё объяснило. — Устал я. Да и не уверен, что это настроение мне вообще надо. — Понял, — Ренегат добродушно улыбнулся, но настаивать не стал, Андрей был ему благодарен.***
После таких вот «приходов», он всегда чувствовал себя паршиво. Ощущения странные, похожие чем-то на болезнь, но без других симптомов. Кости выламывало, слабость охватывала такая сильная, что и встать порой было тяжело, но вылечиться от этого было невозможно, лекарства пока не придумали. Очнулся колдун на продавленной кровати, с которой до видения и свалился, так дёргался, неосознанно войдя в транс. Волосы были ещё влажными, и, если в ближайшее время не воспользоваться расчёской, то вполне вероятно, что колтуны потом придётся выстригать. Он закашлялся, в горле было сухо, в глаза, как песка насыпали. — Что привиделось? — спросили скорее из желания нарушить гнетущую тишину, нежели действительно, что-то узнать. В руки настойчиво запихнули железную кружку с земляникой на упитанном боку, полную нагревшейся воды. Пальцы подрагивали, но жажда оказалась сильнее. Он выронил посудину прямо на постель, хорошо, что допить успел. Обессиленно опустил голову в ладони и потянул за тёмные прядки, чтобы немного придти в себя. — Совсем хреново? — кровать прогнулась чуть ли не до бревенчатого пола под весом второго тела. — Не, на самом деле нормально, — обычно звонкий голос звучит невнятно и глухо. — Сколько раз было уже, и каждый, как в первый, — кружку предусмотрительно ставят на пол. В небольшом сарайчике витает запах засушенного сена. Приятный и немного прелый из-за духоты и влажности. Дверь открыта настежь, подпёрта вилами, чтобы ветер не захлопнул и не перебудил добрую половину соседей. Духота постепенно рассеивается, уступая место ночной прохладе. — Я болото видел, лес, всё такое яркое, как настоящее, — тянется в карман заношенных штанов, достаёт сигареты и прикуривает прямо от сгоревшей почти полностью свечи. — А ещё жарко было, что пиздец, — глубокая затяжка, белёсый дым витиевато поднимается к потолку. — Пока валялся, сто потов сошло, ё-моё, — закашливается, скребёт пробивающуюся щетину, устало смотрит в открытую дверь, на темнеющий за забором лес и пустующий пока огород. — Томко мне, понимаешь, да? Предчувствие дурное.***
Андрей засыпает мгновенно, а главное — крепко. Яша больше к родителям не уезжал, а тот странный случай забылся. Осознанные сны — не самая приятная вещь. Князь вот считал, что проверил, больше проверять не собирался, слишком уж они… реалистичные какие-то.