***
Встреча с бабушкой выходит тоскливо-радостная, если это вообще возможно. Сплошные крайности. Старушка была рада его видеть, и, кажется, даже не заметила пролетевшие в одиночестве годы. Князю было совестно, что он в свой приезд получил столько тепла и искреннего счастья. Он мог приезжать всё это время, но не приезжал. Бабушка отправила его сразу же спать, как и обещала, сени приобрели тот же вид, что и несколько лет назад. Кто знает, может они и не менялись. По пробуждении, на столике рядом с кроватью обнаружился огарок свечи. Фитилёк и воск рядом выглядели обугленными, но это не вызвало опасения. «Видимо, бабушка вспомнила про мой детский страх». Князь улыбнулся, ощущая прилив тепла и поспешил отломить весь налипший воск с деревянной поверхности, чтобы хоть чем-то помочь старушке. Спалось ему вопреки ожиданиям очень спокойно, красочные сны не донимали. Похоже, второй день грозил стать на порядок лучше, чем первый.***
На улицу он выходит прямо как и спал, в белой рубашке, напоминающей платье, нижнем белье и босиком. Небо ещё не полностью окрасилось в ясный голубой, оно всё было в разводах синего и розового, кое-где смешиваясь в фиолетовый. На густой траве собрались капли прохладной росы, а по самой земле лёгкой дымкой струился туман, куда менее густой нежели вчера в лесу… Андрея крупно передёргивает от воспоминаний. Он чувствует, что больше не уснёт, поэтому присаживается на крылечко и устремляет мутный ото сна взгляд в сторону леса. На природу в деревне он мог смотреть очень долго, потому что было на что. Теперь деревья не казались жалкими тенями самих себя: густые кроны напоминающие шарики колыхались на ветру и выглядели почти живыми, будто сейчас взроют землю мощными корнями, встанут и пойдут. Князь отмахивается от фантазии, живо представшей в воображении и переводит взгляд на близлежащие домики. Покосившиеся и в большинстве своём убогие. Строения не выглядели отталкивающе, они просто были, и своим видом подчёркивали хрупкость и иллюзорность этой деревеньки. Не удивительно, что сюда даже транспорт общественный не ходит, дело даже не в болотах, окружающих эту местность, а в том, что это не выгодно. Возить пару-тройку человек летом, а в остальное время пустой вагон, потому что никому сюда и не нужно. Князь отчего-то думает, что если пути сюда всё-таки проложили бы, то они обязательно бы погнулись, или какая другая беда с ними приключилась, потому что чужаков деревня не жалует, Андрей убедился.***
В этот раз Миша устроился в собственном домике. Участок был поросший сорняками, а за домом и вовсе стояла высохшая яблоня, которую стоило бы вырубить да только руки никак не доходят. Его сон, сколько он себя помнит всегда отличался… отсутствием стабильности, если это можно так назвать. Огонёк магии, что теплился в подреберье, разгорался временами в жгучее пламя, и тогда становилось совсем тяжко, потому что контролировать себя было почти невозможно. Иногда он просыпался от того, что близстоящие предметы падали, а в худшем случае, если это было что-то хрупкое, то и разбивались. Сны юного колдуна отличались размытостью, границы стирались и сознание изгалялось над хозяином, как могло. Радовало только то, что видения не запоминались. Миша в основном из-за этого и не высыпался, оттого и бледность, и синяки под глазами. Самый обычный недосып из-за живого воображения, а не последствия ночных бдений над книгами с заклинаниями или варкой зелий. На кладбища он в новолуние, кстати, тоже не ходил, чёрных котов не убивал и не перетирал их кости в порошок, в общем, стереотипы о колдунах не оправдывал. Это утро выдалось спокойным и в какой-то степени ленивым, местные пусть и просыпались рано, но из домов не спешили выползать. Только скотину и домашнюю птицу кормили, не задерживаясь в утренней духоте и обратно прятались.***
Разобравшись с домашними делами Андрей ловко перемахнул через забор и решил пройтись по деревне. Освежить воспоминания. Ноги сами несли его по заученным наизусть когда-то маршрутам. Вот церквушка, которая в детстве вызывала неподдельный интерес своей неприступностью, потому что не была огорожена, но никто даже не смел туда сунуться с намерением что-либо украсть. Потому что и красть было нечего, кроме, разве что, замусоленных икон с затёртыми ликами святых, да и некому было это делать. Сюда наоборот, приносили, не деньги на реставрацию, так свечи или домашнюю утварь, чтобы обеспечить немногочисленным служащим комфортные условия. Князю невольно вспомнилась церковная лавка в Петербурге. Там всё было пусть и уютно, но как-то не по-настоящему, далеко от искренней человеческой веры, Андрей не рад этим мыслям, но это действительно так. Там всё выглядело помпезно и дорого, а тут трухлявые брёвна плакали трещинами, рассохшиеся оконные рамы держались в прямом смысле на Божьем слове. Стёкла хоть и очень старые, почти что древние, выглядели чистыми, а участок рядом со строением опрятным. В Бога тут верили и за храмом ухаживали в силу своих возможностей. Тут не было дорогостоящих кадил с позолотой, здесь они были облупившиеся, или украшенных ящиков для пожертвований, они здесь были грубо сколочены вручную, едва ли приятные глазу. Пол заляпан воском, который давным давно перестали соскребать, потому что смысла никакого не было. Недалеко от храма стояла тщедушная лавочка на манер той, что располагалась у сарая Шурика, поэтому Андрей, не чувствуя в себе желания куда-либо идти дальше, грузно уселся на неё. Дерево жалостливо скрипнуло под весом, и Князь на одно мгновение решил, что заборина проломится, даже отпрыгнуть хотел, но удержался. Все товары из той церковной лавки были роскошью, а не настоящей верой. Столь очевидный контраст вызывает зудящую на периферии тревогу. Как и в Питере Андрей чувствует на себе неодобрительный взгляд икон, даже сквозь дряхлые стены и чернеющие проёмы окон. Ощущение, стоит сказать, отвратительное. Когда на его плечи не больно, но весьма ощутимо опускаются чьи-то руки, Князь невероятным усилием воли сдерживает испуганный вопль, импровизированная лавка стонет и вот тут уже возникает вопрос, каким таким чудом удерживает нового знакомого Андрея. Миша бесцеремонно ржёт и мгновенно атмосфера вокруг, из напряжённой превращается в непринуждённую. — Местной архитектурой любуешься? — Миша неловко ёрзает и едва не заваливается назад. — Интересное у тебя приветствие, — Князь тяжело сглатывает, но чувствует облегчение от того, что его одиночество скрасил странный парень. — Ага, мне тоже нравится, — беззаботно отзывается он. — Давно тут не был? — Да, прилично, — Андрей никогда не страдал чрезмерной скромностью, но сейчас диалог не клеится. — Как мы с тобой разминулись, — на недоумённый взгляд Князя он машет рукой и пытается, видимо, сформулировать то, что для него самого очевидно. — Ну, ты, видимо, перестал ездить, а я начал. Понимаешь, да? — Миша клыкасто улыбается и как-то странно поглядывает на церковь, точнее в чернеющее окно. — А, да, — Андрей вытирает влажные ладони о штаны. — Пойдём… пройдёмся? — предлагает он и Миша соглашается мгновенно, наверное, не одному ему тревожно у старого храма.***
Погода из ясной очень скоро превращается в пасмурную, тучки собираются на небе и ветерок разгоняет густой и тёплый воздух, дышать становится легче. Миша бодро шагает рядом и сбивчиво рассказывает обо всём, что видит, мастерски отвлекает от мыслей, что роились в тяжёлой голове Князя. В итоге в черепушке Андрея кроме приятной пустоты не остаётся ничего. У Миши оказывается забавная кличка — Горшок, у Князя — Князь. Они сдружатся.