Вокруг меня смыкается кольцо
Меня хватают, вовлекают в пляску
Так-так, мое нормальное лицо
Все, вероятно, приняли за маску
А что начнётся-то? Бесплотный голос звенит в ушах и не даёт покоя. Андрей не понимает ровным счётом ничего. Воспоминания его донимают и нервируют. Вот бывает приснится что-то, а потом ходишь и отойти от видения сгенерированного собственным мозгом не можешь. И казалось бы, прошло уже много времени, а бред этот до сих пор преследует. Андрея преследовал, спустя пару месяцев. Он начинал чувствовать себя параноиком, потому что убеждать себя, что всё хорошо и ничего странного в этих мыслях нет, а потом укрываться плотной хрустящей простынёй, прячась от выдуманных страшилок не говорило ни о чём хорошем. Очень по-взрослому. Князь чувствует себя действительно маленьким мальчиком, у которого не только всё время этого мира, но и ещё куча монстров из-под кровати и из тёмных углов в довесок. Сколько он себя помнит, столько и боится этой чёртовой темноты. Да, Андрей лишён глупых стереотипов по типу «Ты же мальчик, ты должен…», никому и ничего он не должен по правде. — Почему я не должен бояться темноты? — будучи ребёнком любознательным, Князь однажды решился задать этот вопрос родителям. Те переглянулись, и, тогда он увидел в их глазах непонимание. Они отвечали сами не зная что. Это было очевидно, но не потому что они могли обосновать, а потому что были безоговорочно уверены. Им не приходилось задумываться над ответами, эти ответы в них закладывало предыдущее поколение, а ему предыдущее и так далее. Тогда-то в нём и посеяли первое зерно сомнений. Он всё чаще стал сомневаться в тех истинах, которые отчего-то не подвергались осмыслению со стороны старшего поколения. Бабушка никогда до этого «ты должен, ты же мальчик» не опускалась, она всегда будто знала, видела больше и по приезду в деревню, даже по прошествии стольких лет сочла нужным об этом напомнить. По её словам присматриваться нужно было ко всему, не опасаться, конечно, это способствовало развитию паранойи, но ненавязчиво приглядываться и к темноте в комнате, и к туману, в мрачных пейзажах деревеньки выглядящего неестественно белым, и конечно же — к людям. По её рассказам плохих отличить от хороших было тяжело, больно они хорошо маскировались под масками, но их взгляды, злые и завистливые всегда жгли затылок, стоило только повернуться к ним спиной. Добрых отличить было легче, они смотрели прямо и не прятали взгляд стоило повернуться, потому что скрывать им было нечего. Андрей считал, что вот так вот разграничивать людей на плохих и хороших, мир на чёрное и белое нельзя. Существуют полутона и оттенки. Не может быть человек просто чёрным как квадрат Малевича, или белым как пустующий холст, но в целом бабушка была права. Вот Миша например, точно был добрым, но далеко не «белым». Что-то такое мелькало в глубине тёмных глаз, что-то такое же, чёрное и вязкое, как темнота по углам сеней, но было ли это так важно, когда он одним лишь присутствием дарил необъяснимое спокойствие? Балунов тоже был однозначно светлым, но создавал впечатление человека крайне скрытного, очевидно, что Саша хранил уйму тайн, что-то загадочное виднелось в нём, а сарай этот вызывал ещё больше вопросов: почему помещение, которое имело полное право выглядеть захламлённым, было прибранным, не считая, разумеется, сухого, немного подпревшего сена тонким слоем покрывающего бревенчатый пол. Его решение объявиться в любимой некогда деревне, как он уже догадался было, ну, не то чтобы опрометчивым и неверным, но… он не знал, что значит это «но». Лежал наглухо укрывшись простынью, даже «конвертик» для ног сделал, чтобы темень комнаты ни в коем случае не забралась в темноту под ней. «Бред сумасшедшего» Раздражённо думает Андрей, но стыдливо поджимает губы и раскрыться не решается, пусть ему и до тошноты жарко. Глаза медленно и неохотно к темноте привыкают, но лучше бы не привыкали вовсе. Слишком уж отчётливо виднеются очертания предметов. Терпкий запах, как назло не успокаивает, а просто присутствует, как довесок к уродливой тени берёзовой ветки. Как только они расстались с Горшком у калитки князевского домика, спокойствие покинуло его так же стремительно, как и тёмная макушка. В темноте он чувствовал себя слепым котёнком. Не знал в какую сторону ползти, где скрываться от пронизывающего насквозь ужаса. Чернота вокруг сгущается, липкая и горячая, навязчиво липнет к коже, совсем как смоль. Андрей выставил вперёд руки, как слепец шарит ими в темноте, пытается найти хоть какую-нибудь опору, хоть что-то почувствовать помимо расстилающегося мрака и ускользающего между пальцев спёртого воздуха, но ни одного дерева, только пни под голыми ступнями, только сухие еловые иголки и должно быть, ребристые шишки. К пальцам что-то липнет, что-то тягучее и гадкое на ощупь, отчего-то сильно пахнущее смолой и чем-то гнилостным. Все ощущения теряются на фоне парализующего ужаса, по вискам струится горячий пот, но сейчас это последнее, что его волнует. Во мраке ночи Андрей без каких-либо проблем видит огонёк. Он не дрожащий, а статичный, шевелится, только если самую малость и буквально манит его к себе тёплым оранжевым светом. Постепенно, по мере его приближения становятся видны скачущие тени. Они кружатся в диком, имеющим какой-то странный ритм хороводе. Андрей не знает, что конкретно, но его эта картина пугает до трясущихся поджилок. Ох хочет убежать, скрыться в темноте, но единственное на что он способен — просто смотреть.Что делать мне — бежать, да поскорей?
А может, вместе с ними веселиться?
Надеюсь я — под масками зверей
Бывают человеческие лица
Чем дольше Князь смотрит на разгорающееся всё сильнее и сильнее пламя, тем больше он способен разглядеть: тени пляшут в масках животных. У кого-то это маска свиньи, у кого-то кошки или собаки, но все эти маски, как одна, реалистичные до тошноты, в отблесках костра и вздымающихся искр Андрей в состоянии разглядеть почти всё, но сами тени от взгляда ускользают. Он вроде бы и смотрит пристально, глаз почти не отводя, но взгляд соскальзывает, не задерживается нисколько. И вдруг, Андрей делает шаг в сторону, одна из ребристых шишек хрустко ломается и тени сбиваются с отточенного ритма, замирают как вкопанные и одаривают Андрея неприятно оцепеневшим взглядом. Его охватывает безысходность, но её быстро сменяет нездоровое возбуждение. Некто в маске совы с жуткой силой вцепляется тёмными, будто обугленными пальцами в запястье и против воли затягивает в хоровод.Я в хоровод вступаю, хохоча
И все-таки мне неспокойно с ними
А вдруг кому-то маска палача
Понравится — и он её не снимет?
С «совой» соседствует «козёл», его прозрачно-льдистые глаза с прямоугольным зрачком немигающе устремляются вперёд, никто даже не смотрит на незваного гостя, все просто по инерции движутся вперёд… а может и назад, Князь не знает, ему не дают и секунды, чтобы сориентироваться. Его тело словно онемело, а ноги сами решили в какую сторону шагать и как. Пламя отражается стеклянных глазах теней-масок, на лице растягивается дикая улыбка, а пламя всё разрастается, захватывая жухлую траву и сухие еловые иголки, в лицо Князю пышет жаром, светлые волосы влажно липнут ко лбу…Как доброго лица не прозевать
Как честных отличить наверняка мне?
Все научились маски надевать
Чтоб не разбить свое лицо о камни
Андрей подрывается на постели и спросонья путается в мокрой насквозь простыне. Он хрипло и тяжело дышит, поначалу даже сил в себе не находит чтобы встать, поэтому мешком валится на пол. За ним тенью тянется белая тряпка. Привычной свечки сегодня нет, видать старушка забыла, но Князь не сильно зацикливает на этом своё внимание, потому что, когда край простыни безвольно оказывается на полу, следом слышатся тихие щелчки. Звуки едва различимые и короткие, но Андрей замирает и тяжело сглатывает, медленно тянется к краю тряпки и опасливо отгибает уголок. На бревенчатом полу валяется несколько еловых иголок.