Подстилка.

Следующее утро для мальчика становится довольно тяжелым. Все тело ломит от ноющей боли и выступивших за ночь синяков после длительного избиения. На тонкой шее можно заметить следы от руки альфы, что не так давно заставляла школьника задыхаться от боли, душевной, физической. Задыхаться от того, что его сердце медленно разрывается на куски... Задыхаться от того, что перед глазами все мелькает, голова раскалывается, а горло сжимает стальная хватка. Задыхаться от собственного бессилия и отчаяния, от слез и боли. Подняться с постели оказывается почти непосильной задачей. Тело хоть и привыкло к боли уже давно, но обычно еще день Тсуна мог спокойно отсыпаться, так как все грандиозные пьянки отец устраивал именно к выходным, а потому мальчику было легче. Но не сейчас, когда ему надо подниматься в срочном порядке, чтобы привести себя в порядок, чтобы растянуть губы в улыбке, заталкивая все свои страдания куда подальше, чтобы никто и ничего не заподозрил. Так надо. Ведомый лишь своим врожденный упрямством и трудолюбием, он встает на дрожащие от дикой слабости ноги, собирается сам и складывает нужное в сумку, после более или менее приведя себя в божеский вид, он, наконец, покидает стены этого дома. Свежий воздух позволяет немного расслабиться и собрать свои мысли, придумывая новые отговорки, которые могли бы объяснить появившиеся синяки. Несмотря на все попытки Тсунаёши улыбаться, растягивать потрескавшиеся и искусанные губы в улыбке было не только больно, из-за разбитой губы, но еще и неприятно. После создания этой "теплой" улыбки, становится настолько противно, от самого себя. И каждый раз после подобного чувства в мыслях всплывают слова разъяренного отца. Наверное, он прав. Все так, как он и говорит. Даже если и нет, то с этим ничего не сделаешь. Если на первом уроке Савада чувствует себя еще неплохо, то уже к третьему уроку ему становится совсем не по себе. Первыми это все замечают, как ни странно, друзья, Ямамото и Гокудера, которым приходится сказать лишь: "Думаю, вы и без объяснений понимаете". Это означает только то, что его должны сейчас оставить в покое. Несмотря на то, что в классе его считают очень слабым, да и вообще тряпкой, слишком уж добр и наивен омега, за это его, наверное, и любят. Несмотря на все это, Тсуна никогда не любил плакать, показывать кому-то свои слезы, каждый раз одаривая окружающих его людей своей беспечной улыбкой, которую все принимали за выражение глупости на лице мальчика. Ну какой дурак будет улыбаться, когда ему влепили двойку или когда в него попали мячиком, а тот чуть не свалился в обморок потом? Он смеялся, полагая, что так его будут воспринимать не как тряпку, он не хотел жалости к себе, ни в коем разе. Но почему-то все было иначе. Сейчас он почти не мог улыбаться. И все-таки, не одни друзья беспокоятся за мальчика, пару раз умудряются подойти любопытные или взволнованные одноклассники. Но это ничего, по сравнению с тем чувством, когда его поднимает с места учитель, который после, обеспокоенно смотря на него, подходит и приобнимает Тсуну. — Тсунаёши-кун, что с тобой случилось? Может, в медпункт? — признаться честно, школьник бледен как смерть, а под карими глазами, покрасневшими от слез, красуются синяки от недосыпа. Разбитая губа, странные следы на шее, которые воротник рубашки так и не может прикрыть. — Нет, со мной ничего страшного не произошло, — еле как выдавливает из себя улыбку ребенок, молясь, чтобы учитель не стал выспрашивать о том, что произошло. Но нет, видимо, его молитвы не были услышаны. — Кто же с тобой так сделал? Боже, об этом же нельзя молчать просто так. Тебе нужно куда-то обратиться, — обеспокоенно проговаривает преподаватель. И все же, как бы он не старался, а тот факт, что он омега, виден сразу. Да, все учителя должны пользоваться духами, чтобы ученики не обращали внимание на их принадлежность к альфам или же омегам, но вот характер. Этот мужчина явно не может быть альфой, судя по тому, как он любит окружать заботой каждого ученика. А уж те, кто плохо себя чувствует, получают особое внимание. — Что Вы, не стоит, это... Я просто, ну... На меня напали на улице, хотели отобрать деньги, но у меня нечего было красть, поэтому меня просто побили. Но сейчас со мной все хорошо, дома обо мне позаботились, — на ходу придумывает свою очередную "сказку" школьник, опуская взгляд и смотря в пол, слыша, как собственный голос дрожит от одних только воспоминаний о "хулиганах". И кажется, он вот-вот расплачется, но нет, нельзя. Он же сказал, что его просто избили, что с ним все в порядке... А одноклассники теперь смотрят на него с сожалением и сочувствием. Оставили бы они свое сочувствие!.. для кого-нибудь другого. — Об этом нужно же сообщить в полицию, Тсуна-кун, пускай там разбираются с этим делом. А вдруг ты не один стал их жертвой. Они же могли с тобой что-то сделать и пострашнее! — продолжает гнуть свою линию педагог, слишком близко к сердцу воспринимая сказанные ребенком слова. А мальчику стыдно... Ему от стыда хоть под землю провалиться, ведь... О нем беспокоятся, а он вот так поступает. Лжет и почти не сопротивляется этому проявлению теплых чувств от его сверстников и старших. Интересно, а как Хибари на это отреагирует? — И все же, я думаю, нет причин для беспокойства. Можно я просто спокойно посижу на Вашем уроке? — совсем тихо произносит Савада. Как же он хочет, чтобы сейчас все просто оставили его в покое. — Конечно-конечно, может, тебе тогда станет получше. Ямамото-кун, приоткрой окно, а то в классе душно, — просит преподаватель именно Такеши, ибо он тоже сидит на последней парте, только среднего ряда. Когда окно открывается, ветер перелистывает страницы тетради Тсуны так, что он смог увидеть один из рисунков на полях. Всего-то несколько недель назад он еще мечтал о том, чтобы когда-нибудь завести семью, чтобы у него была истинная пара... Картинка маленькая, но может напомнить о стольких разбившихся мечтах, что и не счесть. Паренька со взъерошенными волосами обнимает мужчина, образ которого нарисован так, словно это и есть та уходящая мечта, словно это призрак, неосязаемая надежда, которая греет этого мальчика. А сейчас... Как говорится, надежда умирает последней. Весь день проходит для омеги так, словно жизнь обходит его стороной. А он так. Посторонний зритель. Из мыслей его смог вырвать только голос учителя истории. И судя по всему, Саваду просят ответить параграф. Слава Богам, что он готов к этому уроку. Для Хибари же день не преподносит никаких сюрпризов, по крайней мере, он был скучен до тех пор, пока в кабинете взгляд Кёи не натыкается на шатена, медленно цепляясь за изменения в образе хрупкого омеги. Ведь невооруженным глазом видно, что тот в кошмарном состоянии, и почему-то у учителя не возникало никаких сомнений в том, что тело мальчика сейчас покрыто ссадинами и ушибами. На бледном лице не меркнет беспечная улыбка, что несколько... выводит из себя. Как можно быть настолько легкомысленным?! Все начинает выводить историка из себя. Он и сам толком не понимает, что за странное чувство просыпается в глубине его, как ему всегда казалось, черствой души. Он просто не может видеть кровь на лице Тсунаёши, это словно... Красный цвет для быка, это раздражает, это бесит. Но почему? Если б кто только мог дать ответ. Чертово чувство! Всеми силами он пытается его заглушить, но ничего не выходит. Внутри все словно разъедает от неконтролируемого гнева с примесью яда и толики боли. Брюнет сколько ни старается сконцентрироваться на уроке, все никак не мог вырвать свое сознание из уже надоевших мыслей. И вот опять он думает о Саваде. Что за черт? Он ведь даже урок вести нормально не может, и все из-за этого мальчишки. В конце концов, отвечать заданный на дом параграф он вызывает причину всех своих мыслей, чувств и еще чего-то непонятного. Эта неопределенность бесит еще больше, чем милая улыбка Тсуны. — Да, Хибари-сан, — он поднимается с места, когда преподаватель называет его фамилию. Он улыбается настолько искренне, насколько может. Он не должен падать в грязь лицом! Он же стоит сейчас перед тем, к кому питает такие теплые чувства. Да, нельзя исключать того, что его просто использует этот мужчина, может, потом его просто выкинут, как сломанную куклу или игрушку выбрасывают на свалку. Но вдруг!.. Маленький осколок надежды все еще томится в сердце мальчика. — Не "да", а отвечай параграф. У тебя и так двойка стоит, — как можно равнодушнее и пренебрежительнее чеканит каждое слово брюнет, чтобы это поганое, ранее неизведанное чувство отвязалось. Такая резкость Кёи несколько смущает омегу, а в классе воцарилась тишина. Все прекрасно видят, что учитель не в самом лучшем расположении духа, а Савада и вовсе попался под горячую руку. А если учитывать его сегодняшнее состояние, то параграф он расскажет тоже не лучшим образом, что станет последней каплей терпения историка. Уж что-что, а злого Хибари никто застать не хотел, он и спокойный-то внушает страх частенько. — Угу, — неуверенно кивает в знак согласия, далее рассказывая спрашиваемый материал. Вообще, обычно на уроке спрашивают иначе. Вызывают несколько человек, разделив ответ по пунктам. Но сегодня Хибари был явно не в духе, а козлом отпущения был избран Тсуна. Примерно такой вывод и заключает омега, понимая, что теперь-то учитель к нему уж точно никогда хорошо относиться не будет. Слава Богам, что он этот параграф еще у учителя дома чуть ли не наизусть выучил. Так что Тсунаёши отвечает даже лучше, чем он предполагал, ведь до начала урока еще успел повторить. Одноклассники благодарно на него поглядывают, во взглядах читается некое удивление. Еще бы, кто ожидал от двоечника, что тот расскажет не такой уж и маленький материал так, словно читает наизусть хайку. Хибари внимательно слушает шатена, а его губы искривляет некое подобие кривой улыбки, бесит... Бесит то, что какой-то мальчишка вызывает в нем не понятно что. Эта солнечная улыбка поднимает из глубины его сознания странное чувство. Так хочется от этого избавиться. Такое непреодолимое желание стереть улыбку с лица наглого омеги. — Три, — с упоением произносит преподаватель, наблюдая за реакцией мальчишки. Тот оглядывает класс, думая, может, одноклассники тоже заметили его ошибки. Но нет, они все удивленно хлопают глазами, изредка поглядывая в сторону Тсуны. А вот теперь уже и Савада удивлен. Почему три? Это же несправедливо! — Хибари-сан, разве я что-то не сказал? — все так же глупо улыбаясь, спрашивает Тсунаёши. Он не должен показывать вид, что что-то не так. Хотя поняли все, что что-то не так здесь только с историком. — Во-первых, ты не назвал большинство дат. Во-вторых, ты просто заучил, чуть ли не наизусть... В-третьих, ты пересказал учебник, а не оценил ситуацию в Японии в конце 19 века. Где личное мнение и взгляд со стороны? Ну, и, конечно, у меня о тебе плохое мнение, у тебя стоит двойка. Как я могу поставить тебе хорошую оценку? — на ходу придумывая аргументы, снимая их с потолка точно так же, как и оценку ответа Савады. В комнате на некоторое время воцарилась тишина, первым ее нарушает Тсуна. — Ясно, спасибо, Хибари-сан, этого достаточно, — растянув губы в горькой улыбке, проговаривает он. — Вы правы, в следующий раз постараюсь ответить лучше, — уже более бодрым тоном произносит, все же тепло улыбнувшись, садится на место. "Конечно же, я ему буду отвратителен", — мысленно усмехается шатен, прикусывая нижнюю губу. Слова отца набатом бьют по ушам, эхом разносясь в сознании. Это так больно. А он же прав, но ведь никто не должен знать, что скрывается за этой улыбкой. Так надо. — Я надеюсь, — чеканит слова, сжимая руки в кулаки. "Ты все равно улыбаешься, тварь!" — он просто в ярости. Почему его так бесит эта улыбка? Почему он так реагирует на этого мальчишку? И от этих всех мыслей становится только хуже... "Клянусь, я сегодня же сотру с тебя улыбку, рыдать заставлю, только бы это чертово чувство ушло", — в пылу чувств обещает сам себе Хибари. И он исполнит свою клятву. Тсунаёши же ничего не остается, как на перемене улыбнуться одноклассникам на слова "он просто зверь". Омега терпит еще один уже последний урок, на котором его хвалят, поставив заслуженную пятерку. В конце дня настроение все же начало понемногу подниматься, правда, опять же, это состояние становится кратковременным. Когда мальчик подходит к воротам школы, он уже знает, что его ждет дальше. Учитель лишь окидывает его презрительным взглядом... Как он и думал... Его презирают.