Путь жандарма

      Лето Севастьян, Ася и Дима проводили на съемной даче неподалеку от города. Прекрасно понимая, что с маленьким ребенком ехать куда-то далеко неразумно, Ася чуть грустила. Все было не так: на дворе было лето, однако каких-то дальних походов даже по лесу, расположенному неподалеку, не было. Да, Ася несколько раз выходила на прогулки и одна, и с супругом, но дальше версты от дачи они не отходили.       Ася безумно хотела на море, но была вынуждена довольствоваться речкой неподалеку. Однако речка была безлюдной, во многом благодаря тому, что вода в ней была не слишком чистой, поэтому иногда Ася купалась, выбравшись на пару часов одна из дома.       Несмотря на то, что Севастьян был в отпуске, он часами работал и иногда отлучался, чтобы съездить в город, который был неподалеку. Это слишком не нравилось Асе, которая привыкла видеть рядом с собой дорогого сердцу человека, а не вечно занятого майора Лыкова.       В один из таких отъездов Ася пришла в импровизированный кабинет Севастьяна и решила посмотреть бумаги супруга.       — Какой-то кружок, — произнесла Ася, осторожно перебирая листы, заполненные убористым почерком. — Какие-то люди. Чьи-то будущие поломанные судьбы.       На душе стало еще тоскливее, нежели было раньше. Явно возникшие перед глазами амбиции Севастьяна: не оставаться на всю жизнь майором, а идти дальше, получать новое звание, были вполне понятны, но мысль о том, что новое звание будет означать трагедию некоторого количества людей, ужасала Асю.       За листами бумаги с какой-то общей информацией Ася нашла свою программу, переписанную рукой супруга. От этого известия молодой женщине стало еще более мерзко, нежели было раньше. Чувство, будто над ее взглядами не просто надругались, но еще и извозили их в грязи, не проходило.       — Севастьян, я не для того писала все это, — сама себе сказала Ася.       Возмутившись, молодая женщина оставила листы бумаги и вышла из кабинета. Умом Ася понимала, что ей стоит забыть обо всем и не поднимать эту тему. Однако, едва супруг вернулся домой, молодая женщина сказала:       — Севастьян. Нужно поговорить.       — Пойдем, — ответил Севастьян.       Ася вошла в комнату, отошла к окну, тяжело вздохнула и сказала:       — Севастьян. Я писала эти программы и отдавала их тебе… По доброте душевной, потому что нужно было их куда-то деть. Но не для того, чтобы этими программами губили жизни других людей!       — Агнесса… — начал Севастьян.       — Да, снова посмотрела твои бумаги, — уточнила Ася. — Потому что чувствовала, что там что-то не то.       — Агнесса, — снова начал Севастьян. — Не надо. Не стоит вникать в то, во что вникать не стоит.       — Севастьян, — ответила Ася. — Я так жить не могу. Не могу, Севастьян! Это не жизнь! Можно мне как-то дать иллюзию, что ты снова пугаешь гимназисток, а не занимаешься тем, чем занимаешься?       — А зачем, Ася? — спросил Севастьян. — Зачем тебе это нужно?       — Может быть, вам, Севастьян, будет небезразличны чувства своей супруги, — произнесла Ася.       — Чувства супруги мне небезразличны, — сказал Севастьян. — Но держать ее в неведении… А нужно ли это?       — Нужно, Севастьян! — воскликнула Ася. — Очень нужно! Иначе вы будете заниматься своей работой, а я — своей.       — Пожалейте сына, Агнесса, — произнес Севастьян. — Ребенку нужна мать.       — Нужна, — ответила Ася. — А еще ребенку нужно светлое будущее.       Рассердившись на Севастьяна, Ася половину вечера не разговаривала с супругом, углубившись в чтение, а потом даже захотела ночевать в другой комнате. И только мысль о том, что в другой комнате неудобный диван, а хорошая кровать на даче только одна, заставила Асю остаться с супругом.       — Агнесса, — потушив свечи, произнес Севастьян. — Не надо сердиться. У нас же семья, малая церковь. А потом ты все поймешь, когда придет время…       — Не пойму, — ответила Ася. — Многое из того, что будто бы должна была понять потом, не понимала.       Первое, что пришло на ум Асе, была мысль о том, что после рождения ребенка она должна будет забыть о том, что можно зарабатывать деньги. Однако даже после рождения Димы такая идея отказалась посещать голову Аси. Еще Ася так и не смогла понять, почему ребенок должен ходить в шапочке, заботливо и с любовью связанной матерью, а не прислугой, которой заплатили за эту шапочку добавку к жалованию. В чем необходимость пользоваться исключительно собственноручно вышитыми носовыми платками и почему нужно обеспечить ими супруга, Ася тоже так и не поняла. Конечно, ради любопытства Ася сделала парочку таких платков, но оставила их больше как памятник собственному умению, а не вещь, которой можно постоянно пользоваться.       Севастьян аккуратно поцеловал супругу в щеку, а потом губы. Понимая, на что ей намекают, Ася и не была против, однако тоже не понимала, к чему такая как будто спешка. Постоянные ласки, будто бы с целью как можно скорее зачать второго ребенка, только намекали Асе на то, что когда она будет беременной, ей будет не до кружков, а с двумя детьми уж вообще преступно думать о счастье народа, а не собственной семьи.       Ася ничего не имела против еще одного ребенка, в мыслях не ставила ограничение, что хотела бы иметь не более скольки-то детей, тем более, что финансовый вопрос легко позволял вырастить хоть десятерых детей. Не чиня никаких препятствий супругу, уже потом, перед тем, как заснуть, молодая женщина сказала:       — Такое чувство, что ты хочешь усадить меня посреди детей, чтобы больше ни о чем не думалось.       — Ты обязательно обо всем поймешь, — произнес Севастьян. — Когда придет время.       Утром Севастьян снова уехал в город. Подумав, что скоро ей явно будет не до подобного, Ася велела прислуге следить за Димой и тоже решила поехать и разведать ситуацию.       Спустя столько лет фактического отсутствия в революционной жизни, Ася не могла никого вспомнить, кроме неких «синеочкастых стриженых дур». Все явки уже на тысячу раз поменялись, «синеочкастые стриженые дуры» могли отрастить волосы и стать примерными семьянинками, отправиться на каторгу, уехать в столицу или за границу, могли просто сменить место жительства, но другого варианта Ася для себя не видела.       Уверенным шагом Ася пошла к нужному дому.       «Я же, в конце концов, могла быть просто подругой детства Дуськи, — подумала Ася. — Могла просто прийти, чтобы справиться о здоровье и поболтать о девичьем».       Молодая женщина постучала в нужную дверь. Услышав шаги в квартире, Ася, не дожидаясь вопроса, произнесла:       — Агнесса.       Дверь отворилась. «Синеочкастая стриженая дура» была без очков и с непривычно короткой стрижкой.       — Агнесса, — изумилась Дуся. — Какими судьбами?       — Поговорить хочется, — ответила Ася.       — Раз хочется — заходи, — произнесла Дуся.       Ася прошла в комнату, села на диван, на котором сколько-то лет назад плакалась о несправедливости жизни, жестокой классной даме, которая посмела нарушить устав, недовольном отце и вообще, невеселой жизни юной барышни, которая решила бороться за счастье народа. Снова почувствовав себя юной барышней, которой непременно влетит дома, если отец узнает о том, где она сегодня была, Ася сказала:       — Как жизнь, Дуся?       — Тяжеловата, — честно ответила девушка. — Лучше бы в тюрьму на полгода пошла.       — У тебя был выбор? — изумилась Ася.       — Был, Агнесса, — сказала Дуся. — Можно было помолчать на следствии, на суде и пойти на полгода в тюрьму. А я решила обольстить следователя. Три месяца тюрьмы и уже пятый месяц страданий и походов по врачам: бабка пузырь не так проколола. Агнесса, я была настолько зла, что хотела донести на эту бабку! Пусть бы решала сама вопросы со следствием да судом. А потом подумала… Меня же тоже будут судить… В общем, решила, что пусть лучше мне будет хорошо и бабке хорошо, нежели бабку затаскают по судам и меня тоже. Столько денег извела на врачей! Вроде, начинает проходить, но теперь уж точно никаких обольщений до замужества. Которого у меня не будет — не хочу. На себя стирать надоело.       — Синие очки решила сменить на очень короткую стрижку? — спросила Ася.       — Нет, Агнесса, у меня просто волосы после тюрьмы отрастают, — ответила Дуся. — Подцепила вшей, пришлось обривать все. Долго жалела волосы, никак не могла решиться. Но все равно спасти не удалось.       Девушка вздохнула и спросила:       — Что же нового у Агнессы?       — Замужем, — ответила Ася. — Родился ребенок, сын. Дима.       — Сидеть дома скучно, поэтому вспомнилось счастье народа, а не только свое личное, — сказала Дуся. — У мужа взяла разрешение на поход сюда?       — Не совсем так, — произнесла Ася. — Просто захотелось побороться за счастье народа. Сама понимаешь, беременной особенно никуда не побегаешь.       — Муж разрешил? — не унималась Дуся. — А то под домашний арест за своеволие посадит.       — Евдокия! — выругалась Ася. — Выйти замуж — это не всегда означает стать личной вещью своего мужа. Правила приличия я хочу и соблюдаю. Волосы стричь никогда не стану, разве что если вшей случайно где-то подцеплю. И то, тогда буду в платке везде ходить. Вместо синих очков я себе лучше пирожков куплю. Но спрашивать разрешение у мужа на то, чтобы чихнуть — это уже перебор. А почему же тогда ты не в брюках? Говорят, за границей женщины так ходят.       — Лень шить, — ответила Дуся. — И выкройки нет. И вообще, для меня одежда — дело двадцатое, сама видишь, в своих девичьих платьях хожу и не вижу в этом ничего плохого.       — Что нового в движениях? — Ася решила перевести в другое русло разговор.       — Судили много, — произнесла Дуся. — Провокаторы были. Кто именно — сказать трудно. Я бы так сказала: кто знал или хотя бы догадывался, уже давным-давно в Сибири. В рудниках. А всякие Евдокии только знают о том, что кто-то кого-то выдал.       Ася чуть напряглась, но, услышав, что на Севастьяна вроде бы никто не думает, успокоилась.       — Что сейчас есть из кружков? — спросила Ася.       — Не боитесь, что вас снова классная дама розгами высечет, а потом отец добавит? — усмехнулась Дуся. — Или теперь тебе по положению мужа бояться надо?       — Выйти замуж — это не означает стать вещью мужа, — повторила Ася. — Что сейчас есть из кружков?       — С серьезными намерениями только в бывшей квартире Ивана Водянского, — ответила Дуся. — Сводить?       — Сводить, — подтвердила Ася. — Желательно сегодня.       — Потому что завтра муж из дома не выпустит, — сказала Дуся. — Когда узнает обо всем.       — Нет, потому что мы отдыхаем за городом и мне лень каждый день сюда ездить, — ответила Ася.       — Богатая будет бороться против богатых, — рассмеялась Дуся. — Пчелы против меда. Жандармерия против насилия. За тебя муж, если что, заступится или бросит на произвол судьбы? Иногда, как сама прекрасно знаешь, можно дать на лапку кому-нибудь и дело замнут. Если до жандармерии еще не дошло.       «До жандармерии дойдет в любом случае», — подумала Ася.       Буквально через десять минут Ася уже входила в бывшую квартиру Ивана Водянского, человека, которого молодая женщина никогда не знала, но слышала, что он уехал за границу, а квартиру оставил на благо революции.       — Товарищи, хочу представить вам Агнессу, — произнесла Дуся. — Начинающий боец, хоть и с небольшим опытом. До замужества была очень активной, а потом была вынуждена взять паузу.       Ася оглядела помещение. Два человека из присутствующих были ей хорошо знакомы и их молодая женщина могла бы назвать хорошими опытными бойцами. Еще один человек был совершенно новым.       — Еще на кухне двое беседуют, — услышала Ася. — Их бы тоже позвать. А то причитали, хуже баб, что народу мало.       На оживленный разговор из кухни вышел Сергей, которого Ася раньше знала как спокойного и рассудительного человека, успевшего побывать в ссылке где-то в сутках езды от столицы на север. Вторым человеком, который вышел практически сразу за Сергеем, был Севастьян.       Увидев супруга, Ася почувствовала, что ей не хватает воздуха. Ноги начали подкашиваться, молодая женщина взялась рукой за спинку стула, чтобы уж точно не упасть.       — Севастьян, вот эта барышня точно будет хорошим товарищем, — произнесла Дуся. — Еще с гимназии верна своим взглядам.       — Упорная, — сказал Севастьян то ли Дусе, то ли Асе.