Путь жандарма

      Весь вечер Ася провела в размышлениях. Такая, казалось бы, складная версия, сказанная Севастьяном, мало вязалась с его взглядами в принципе.       «Он же никогда не поддерживал революционеров, — подумала Ася. — Иначе бы о жандармерии даже задумываться не стал. Или… Или посмотрел на все трезвым взглядом и резко все осознал?»       Однако другой вопрос не переставал мучить Асю: молодая женщина не понимала, как революционные взгляды могут сочетаться с насилием, против которого однозначно выступают все подобные кружки?       — Севастьян, — не выдержав, спросила Ася. — Севастьянушка… Ты же обманул меня?       — В чем и когда? — изумился молодой человек.       — В том, что ты примкнул к революционерам, — сказала Ася.       — Почему же ты так решила? — чуть удивленно спросил Севастьян.       — Я даже сейчас не буду говорить о твоих взглядах, которые были всегда, — начала Ася. — Взгляды и вправду меняются. Я о другом… Не сочетаются, Севастьян, твои новые взгляды и насилие. Люди, настрадавшись от мелкого насилия, начинают выступать против крупного, в масштабах государства. А ты сначала выступал о том, что нужен парламент, а потом, меньше чем через час, побил свою жену. Где логика, Севастьян?       Молодой человек ничего не ответил. Решив, что она права в своих подозрениях, Ася продолжила:       — Это какие-то слишком странные взгляды получаются, Севастьян. Сперва пламенные речи, потом то, против чего выступал совсем недавно. Зачем, Севастьян, было делать так?       — Ася, — ответил молодой человек. — Я просто вспомнил Зою. И то, как она закончила. Я не захотел, чтобы тебя ждало что-то подобное.       — Это бесполезно, Севастьян, — сказала Ася. — Если ты знаешь, меня били. Зою тоже били. И, знаешь, после каждого такого случая ты только укрепляешься в мысли, что насилие в государстве нужно как-то останавливать. Мол, дома — это всего лишь кусочек, а что творится за пределами дома…       — Ася, — начал Севастьян. — Тебя же судить будут… По какой статье — не знает никто. Но даже по любой — это все, конец.       — Я думаю, каждый это прекрасно понимает, Севастьян, — ответила Ася. — Простая жизнь, потом яркая вспышка — и все. Нет человека. Попасть в рудник — это тоже означает, что человека больше нет. Все, Севастьянка, это конец. И ты живешь с мыслью, что хоть как-то приблизил светлое будущее. Разумеется, если приблизил, а не просто сдох, как Владимир и Зоя.       Севастьян ничего не ответил.       — Тебе-то зачем все это, Севастьян? — спросила Ася.       — Чтобы изменить ситуацию, изменить жизнь, — ответил молодой человек. — И относительно себя я еще четче все понимаю. Помнишь процесс двадцати? Может быть, интересовалась когда.       — Помню, — сказала Ася.       — Двадцать человек было осуждено, — сказал Севастьян. — Десять из них к высшей мере. Девяти приговор поменяли, вечная каторга. Суханову не сменили. Потому что офицер, который изменил присяге. Расстреляли.       Ася не верила своим ушам: Севастьян так легко рассуждает о том, что его вполне может ждать, и понимает, что в случае чего его шансы еще ниже, нежели у нее, Аси.       — Не верю! — воскликнула молодая женщина. — Вы, Севастьян Михайлович, изволите изощренно надо мной издеваться. Желаете заставить поверить в то, что вы тоже идейный, а не подполковника себе хотите. Хотеть себе подполковника — это хорошо, но с таким усердием, да потоптавшись на чувствах жены…       — Не верите и не надо, — ответил Севастьян. — Уж вам, Агнесса, что-то доказывать я не буду.       — И дальше реки тоже не отпускаете, — уточнила Ася.       — Хотите в петлю — можете ехать, куда вам угодно, — сказал Севастьян. — Хоть куда.       — Дайте слово офицера, что больше никогда в жизни не будете меня бить, — ответила Ася.       — Боюсь давать невыполнимые обещания, — произнес Севастьян. — И нарушать слово офицера не хочу уж тем более.       — Значит, через пару месяцев будем праздновать ваше внеочередное звание, — ответила Ася. — Буду женой подполковника. Беременной, а потом еще не раз беременной. Чтобы уж точно сидеть дома с детьми. Купите американскую мануфактуру, Севастьян, что ли? [1] Хотя уже, наверное, поздно.       — Вы же сами, Агнесса, говорили, что не хотели бы считать детей и как-то задумываться на эту тему, — сказал Севастьян. — Говорили, что сколько детей нам пошлет Всевышний, столько и нужно воспитать.       — Говорила, Севастьян, — согласилась Ася. — Только говорила я это не майору, который делает себе новое звание на судьбах других людей. И говорила я это человеку, который вещал мне о том, что в приличной семье муж не бьет жену. Могу еще понять: сорвались, не выдержали… Но, знаете ли, вы не по щеке меня один раз ударили, а целенаправленно в лес потащили. Подальше от людских глаз. И били с силой. Куда сильнее, нежели отец или Геллер в свое время.       — За что уже просил прощения, — ответил Севастьян. — Я могу сказать, Агнесса, что постараюсь больше не поднимать на вас руку, но как я могу это обещать?       — Все понятно, Севастьян, подкрепляете дома мотивы будущего борца за счастье народа, — сказала Ася.       Асе было тяжело от мысли, что Севастьян так поступает с ней. Мысли молодой женщины путались, поэтому она решила попытаться не думать ни о чем, что тоже не удавалось.       «Что делать? — думала Ася. — Как поступить? Предупредить всех, не предупредить? Как предупредить? Что сказать? Как сказать?»       Эти вопросы крутились в голове молодой женщины, но найти хотя бы на один из них ответ Ася не могла.       На следующее утро Севастьян обратился к супруге.       — Ася… — начал молодой человек. — Попробуй понять меня, если сможешь… Я не хочу тебя терять, не хочу! Ты — мой дорогой и любимый человек, ты — моя радость в этой жизни. Я боюсь обещать невыполнимое хотя бы потому, что тоже не железный и могу сорваться!       — Если ты наивно полагаешь, что после рукоприкладства мне не захочется больше идти куда-то, ты ошибаешься, Севастьян, — ответила Ася. — Я могу передумать идти по каким-то личным мотивам. Но не по столь странным.       Молодая женщина тяжело вздохнула.       — Когда-то ты называл меня дремучей, — произнесла Ася. — А сейчас отделал так, что до сих пор не прошло. Ты изменился, Севастьян… Вместе с новыми званиями и новыми занятиями.       После обеда Севастьян куда-то уехал. Ася, чуть подумав, решила тоже поехать в город.       Молодая женщина уверенным шагом шла на квартиру Евдокии.       — Агнесса, — сказала Ася, постучав в дверь.       Евдокия открыла дверь.       — По какому вопросу? — спросила девушка. — Что хотела?       — Поговорить, — ответила Ася.       — Заходи, — сказала Дуся.       Ася тяжело вздохнула и прошла в комнату. Сев на диван, молодая женщина собралась с мыслями и произнесла:       — Дуська, не ходи на тот кружок. Там провокатор.       — Откуда сведения, Агнесса? — спросила Дуся. — Такими словами не разбрасываются.       — Чутье, — уклончиво ответила Ася. — Только чутье.       — Тебе чутье не помогало в свое время в гимназии, — сказала Дуся. — И с тем… Как его звали-то? Который снасильничать решил, тоже не помогло.       — Шатохин, — резко сказала Ася. — Тогда чутье не помогло, а сейчас я буквально вижу, что у вас что-то не так.       — Почему? — спросила Дуся.       — Потому что вижу, чувствую, — ответила Ася. — Догадываюсь. Понимаю, но объяснить не могу. Потому что всех судят и вас судить будут!       — Ты, Ася, просто отошла от дел, поэтому видишь то, чего нет на самом деле, — сказала Дуся. — Не хочешь — не ходи. Я никого не вправе заставлять. Но вот так говорить про провокаторов да суд… Не надо. Обвинениями без доказательств у нас другие люди грешат.       Ася понимала, что ее слова звучат крайне дико. Но сказать о том, за кем она замужем и чем уже успел прославиться ее муж, молодая женщина не могла.       — Пойдешь сегодня на кружок? — спросила Дуся. — Если в прошлый раз вы просто с Севастьяном языками сцепились, то в этот раз будет прямо обсуждение. Программ, планов, действий.       — Пойду, Дуся, — ответила Ася. [1] презервативы