Часть 23. Начало прежней жизни
1 июня 2021 г. в 09:44
Проводив мужа на службу, Ася пошла к детям. План на ближайший день был примерно такой же, как и на предыдущие: позаниматься с детьми, пройтись по окрестным улицам, поискать объявления о том, что нужна учительница французского, не найти их, вернуться домой. Иногда, в минуты отчаяния, Ася была готова откликнуться на объявления о гувернантке и только наличие своих детей и мужа, которых явно не стоило бросать, останавливало молодую женщину.
Тем временем, Севастьян входил в те стены, в которых не был больше года. Былого трепета, как раньше, уже не было, Севастьян видел в этих стенах только возможность служить и получать за свою службу хорошие деньги.
— Ты — первый, кто с университетским курсом здесь, — сказал Виталий, увидев Севастьяна.
— До этого прекрасно служил с военной гимназией, даже без училища, — ответил Севастьян.
— Только с военной гимназией народу тоже мало, — произнес Виталий. — Обычно военное училище или юнкерское. А так, получается, ты даже в казарме не жил.
— Не жил, — согласился Севастьян. — Но мне дежурных офицеров и без того хватило.
— Ты их не видел и днем, и ночью, — ответил Виталий. — Это уже хорошо.
Севастьян сел за стол.
— Что делать-то? — спросил молодой человек.
— Честно? — уточнил Виталий. — Если честно, твоя судьба теперь — это «принеси, подай, уйди отсюда, не мешай». Может, даже подследственных не увидишь. В ближайшее время. И за документами в оба следи, кто знает, что Иваницкий задумал? Тебе нельзя уходить со службы, пока долги не отдашь.
— С поличным не поймали — значит, все в прошлом, — тихо сказал Севастьян.
— Следи, чтобы твои документы не украли и лишнего не подкинули, — ответил Виталий.
За документами Севастьян всегда следил тщательно, однако вскоре молодой человек смог убедиться, что за ним еще тщательнее наблюдают.
— Не удивлюсь, если обо мне отчет сейчас пишут, — сказал Севастьян. — Не удивлюсь, если ты обо мне сейчас отчет пишешь.
— Я точно не пишу, — ответил Виталий. — Другие — вполне возможно.
Севастьян не знал, что именно пишут о нем и Асе, однако если бы прочитал тексты, мало бы удивился.
«Лыкова находится в состоянии сильного душевного волнения, практически каждый день ищет объявления о работе, но не находит ничего. Несколько раз Лыкову видели в слезах, по-видимому, вызванными неудачами в поисках учеников. Лыков служит ровно, не выходит с предложениями и выполняет свои обязанности четко и в срок».
Ася сидела дома и чувствовала, что погружается в пучину безысходности. Желание быть хоть кому-то нужной усиливало это чувство, однако уроки никак не искались.
— Севастьян, — однажды вечером сказала Ася. — Никогда не признавала этот метод, но не пора ли уже совершать паломничество к святым местам и бороться со всем молитвой и постом?
— В чем дело? — спросил Севастьян. — Что с тобой? Ты уже дома, муж вернулся на службу, окружающие повозмущались и перестали, дети радуют свою маму!
— Я предала взгляды, — ответила Ася. — Я — трусливое животное, которое каторги испугалось. Я на каторге, толком, не была, а уже испугалась! То, что я не могу помочь другим, уже понятно, но ведь я, Севастьян, даже учеников себе не могу найти! Объявлений почти что нет, мое объявление никому не нужно, а те два ученика, которых я с трудом нашла, тоже мне не подходят. Оказывается, в тех семьях знают, что Агнесса была на каторге и не желают такую учительницу.
— Тебе тоже нужно какое-то дело, — произнес Севастьян. — Может быть, переводы?
— Может быть, и переводы, — ответила Ася.
— Асенька… — подумав, сказал молодой человек. — Хочешь, поедем этим летом на море? Если ты готова его видеть.
— Южное море готова, — согласилась Ася.
— Ну вот и славно! — обрадованно ответил Севастьян. — Поедем с тобой на Черное море, отдохнем пару месяцев!
— На какие деньги? — спросила Ася.
— На мое жалование, — сказал Севастьян.
На следующий день Севастьян обратился к Виталию:
— Могу ли просить об отсрочке долга?
— Можешь, — ответил молодой человек. — Что случилось?
— Агнесса в таком состоянии, что хоть психиатра ей зови, — ответил Севастьян. — Еще руки на себя наложит. Хочу на море отвезти. Когда я ей про море сказал, она хоть оживилась.
— Вези, — согласился Виталий. — К осени учеников наберет и все будет по-прежнему.
— Хотелось бы в это верить… — вздохнул Севастьян. — А то психиатр… Толку-то от него. Когда Зойка второй раз решила выставить себя идиоткой — таблеток наелась — он что сказал? Сказал, что таких Зоек тысячи по стране и что все нормально. Поэтому позову я врача к Агнессе, а он скажет: «А что вы хотите, Севастьян Михайлович, ваша жена была полтора года на каторге, ей надо в себя прийти». Можно подумать, я в другом месте это время был.
— Тебе, значит, проще было, — ответил Виталий.
Севастьян, занимаясь бумагами, тоже иногда вспоминал Сахалин, однако эти воспоминания не вызывали у него такого тягостного чувства, как у супруги. Все поступки Гинце молодой человек понимал и единственное, что исправил бы, так это излишнюю мягкость к супруге в первые разы. Кроме того, по мнению Севастьяна, Ася должна была остаться еще и на шестнадцатый месяц за свое последнее нарушение режима, кроме того, первое нарушение ей должны были выписать сразу же, после первого же нарушения, а не после второго.
Единственной подследственной, которая появилась у него за все это время, была ученица одной из гимназий, некая Арина. Юную барышню пятнадцати лет задержали, когда она пыталась раздавать листовки в одном из общежитий.
Взглянув на совсем юную девушку, которая с трудом была похожа на тринадцатилетнюю, Севастьян решил попробовать начать службу чуть иначе, не так, как раньше.
— Фамилия, имя, отчество, возраст, вероисповедание, сословие, род занятий, — начал Севастьян.
— Соловьева Арина Игнатьевна, пятнадцать лет, гимназистка, дворянка, — сдерживая слезы, произнесла девушка.
Перед глазами встала Зоя.
— И зачем же, мадемуазель, вы ступили на столь скользкий путь? — спросил Севастьян.
— Я ничего не делала, — ответила Арина.
— А листовки откуда? — спросил Севастьян.
— Какие листовки? — не очень умело изобразила удивление Арина.
— Прокламации, — уточнил Севастьян.
— Я их нашла на улице и решила раздать — задняя часть же пустая, на них писать можно, — сказала Арина.
— Мадемуазель, облегчите душу признанием, — начал Севастьян. — Скажите, как есть. Вам же легче станет. Иначе вы же на каторгу поедете. Сначала на поезде, потом в кандалах пойдете. Подкандальники забудут выдать, вы себе запястья и лодыжки до крови собьете. Четыре метки на всю жизнь останутся.
— Пусть остаются, — твердо сказала Арина. — Я не виновата.
Чувствуя, что он ведет слишком неправильный диалог, Севастьян решил сменить тактику.
— Откуда листовки? — твердо спросил он.
— Не знаю, — ответила Арина.
Молодой человек со всей силы ударил Арину по лицу.
— Откуда листовки? — снова повторил Севастьян.
— На улице нашла, — ответила Арина.
Севастьян снова ударил девушку по лицу.
— А теперь правду, — сказал он, однако Арина ничего не ответила.
Подождав около минуты, Севастьян сказал:
— Молчать я могу и без тебя. Да и домой уже скоро пора. Тебя, кстати, никто не арестовывал, так что ни кормить, ни поить никто не будет — не положено. А завтра снова поговорим.
— Мы с Валей их напечатали… — сквозь едва сдерживаемые слезы ответила Арина.
— Фамилия, имя, отчество, адрес Вали, — произнес Севастьян.
Вечером, выходя из здания жандармерии, Виталий сказал сослуживцу:
— То ты с ней нянькался, то резко планы свои сменил. И вправду был готов закрыть в камере, не арестовывая?
— Нет, — ответил Севастьян. — Сначала бы арестовал.
— Действуй уже, как действовал раньше, к чему огород городить? — спросил Виталий.
— Сперва жалко стало, потом передумал, — сказал Севастьян.
— А что жалеть? — изумился Виталий. — Получат по заслугам. Сперва дома, потом узнают, что из гимназии вышибли, потом снова дома получат. За ум не возьмутся — в следующий раз в Неноксу поедут.
Незаметно для себя Севастьян дошел до дома. Молодой человек приготовился увидеть супругу в слезах или с остатками слез, однако на этот раз Ася была в радостном возбуждении.
— Севастьян, я подготовила небольшой списочек, — сказала Ася. — Перед морем нам надо будет заказать тебе летний костюм и мне платье. Наверное, придется сшить пару костюмчиков Диме — старые ему маловаты. Я себе нашла ученицу — ей нужно подготовиться к экзаменам, но, как ты понимаешь, этих денег ни на что не хватит. Посмотри, что из этого списка мы можем себе позволить, а что лучше вычеркнуть.
«Если бы не Иваницкий — все бы позволили, — подумал молодой человек. — А так придется с Виталием опять договариваться…»
— Надо будет просчитать, но я надеюсь, что ничего не придется вычеркивать, — с некоторым облегчением, что Ася возвращается в прежнее русло, ответил Севастьян.