***
— Итак, Дамблдор ясно дал мне понять, что мою непокорность его воле он пока что терпит и списывает ее на подростковые взбрыки, хотя и настоятельно рекомендует мне перестать отрываться на Уизли… Ага, конечно… Гарри старался не произносить ничего вслух, лишь изредка что-то тихо бормотал себе под нос так, чтобы портреты не могли разобрать его слов. Большая же часть беседы с самим собой происходила у Гарри в голове. — Нет, господин директор… Ваше слово для меня теперь уже ничего не значит, а просьба не срываться на друзьях не равняется приказу «оставить Уизли в покое», ведь они мне больше не друзья… Так… Кроме того, старик прекрасно знает о том, что меня с Волан-де-Мортом объединяет нечто гораздо большее, чем простая «передача части его сил при смерти», — Гарри шел буквально «на автопилоте», почти все его сознание находилось в Чертоге, в котором до того изрядно покопался директор Хогвартса. Он раз за разом пересматривал реакцию Дамблдора на каждое свое слово. — И Дамблдор с самого начала это знал, он не удивился моим вопросам касательно снов, легко поверил в то, что иногда я чувствую Волан-де-Морта… Вот только чем меня «наградил» этот урод? Его размышления на мгновение прервала стайка хаффлпаффок, проскочившая с ним по одной лестнице. Гарри потряс головой, возвращаясь к прерванному ментальному монологу и тщетно пытаясь понять, какая связь существует между ним и самозванным Темным Лордом: — Для ментальной магии расстояние между мной и Томом Реддлом уж очень серьезное… Аспекты бы выветрились за столько лет, будь это «общение» на уровне Энергии или Воли — я бы понял сразу… Но что тогда? — Гарри прикрыл глаза. — Думаю, что-то на уровне души, но вот что именно? Соулмейт отпадает сразу, я бы умер уже сто раз… Отпадает также одержимость и влияние на разум — я бы не помнил, что происходит… Но тогда где связь? Где же она… Должна быть… Обязана… Гарри свернул в коридор, ведущий в сторону больничного крыла, краем глаза заметил, что кто-то отлип от стены и, судя по паре шагов, перекрыл ему путь к отступлению. Перед ним же возникла бледная фигурка старосты слизеринцев. Еще одна фигура перекрывала отход. Драко Малфой со своими товарищами… — Эй, ты, со шрамом! — Чего тебе, поганка бледная? — Гарри прислушался к магии вокруг. Ни портретов, ни призраков, ни домовиков. Никаких свидетелей происходящему. Только он и две жертвы… То есть двое слизеринцев, конечно… Малфой и — не иначе, как в качестве силового аргумента — Монтегю, семикурсник и капитан команды Слизерина по квиддичу. Такой же моральный урод, как и его пятнадцатилетний «босс»… — Эй, Потти, будь повежливее, — видимо, в компании дружков Драко чувствовал себя на порядок увереннее. — Минус пять очков Гриффиндору. — Ты староста другого факультета, если ты с первого раза не понял, — Гарри посмотрел на блондина, как на грязь под сапогами, чувствуя, как магия усиливает тело. — Я в курсе, Поттер, что старосты не могут штрафовать другие факультеты. Но вот члены инспекционной дружины… Так что… — Не части, — Гарри приподнял руки, Малфой вздрогнул от этого жеста. Впрочем, было с чего… — Три момента. Во-первых, пусть грязь засохнет и отвалится. Гарри сделал осторожное движение пальцами. Монтегю, не ожидавший от пятикурсника подобного, схлопотал заряд Аспекта Тьмы — и тут же упал на пол без сознания, явно сильно при этом ударившись. Малфой сглотнул от страха, неверящим взглядом глядя на гриффиндорца. Тот сотворил вокруг купол тишины и продолжил: — Во-вторых, прими во внимание — мне плевать и на Фаджа, и на его верную собачку в розовой кофточке, и на Дамблдора, и на твоего полукровного хозяина… Правда, мне плевать, — Гарри подошел почти в упор к блондину, тот от страха не смог даже пошевелиться. — Хотят воевать в своей песочнице под названием «Магическая Британия» — пусть воюют, а я в это время куплю себе ведро попкорна, «мохито» с ромом и буду наблюдать за происходящим откуда-нибудь с Багамских островов. Мне нет разницы, выиграет ли в этой войне кто-то или маги перебьют друг друга до последнего человека. Магической Британии так или иначе конец, раньше или позже. — Гарри сложил руки на груди. — Так что говорю тебе — заметь, пока что просто вежливо говорю — отвали от меня и тех, кто мне дорог. В противном случае последствия для тебя лично могут быть, скажем так, фатальными… — Мой отец… — Слишком далеко, Драко… — голосом Гарри, казалось, можно было убивать. — Запомни это. Он слишком далеко. А у меня после всего произошедшего начисто отсутствуют моральные «тормоза». Ты, разумеется, можешь пожаловаться папочке. Вот только пока он доберется до Хогвартса — твоя тушка внезапно упадет с вершины астрономической башни, а я буду уже далеко. И ищи меня свищи… — Ты этого не сделаешь, Поттер, — фыркнул Драко, хотя и было видно, что он все еще дрожит от страха. — Да ну? — Гарри мило усмехнулся, а через мгновение Малфой-младший ощутил страшный удар в грудь, прямо под сердце. — Какого… Драко замолчал, но его рот все еще оставался открытым от шока и ужаса. Его тело лежало на полу, при этом сам он теперь походил на призрака или привидение. Такое же серебристое прозрачное тело, такая же золотая окантовка по контуру… И тоненькая золотистая ниточка, соединяющая его с тем местом, куда ударил Поттер. Сам гриффиндорец, к ужасу Драко, смотрел на него с абсолютной отрешенностью. — Эта ниточка — твоя жизнь, Драко, — с некоторым безразличием, таким тоном, каким объясняют детям, что такое «хорошо», сказал Гарри, наматывая эту ниточку на палец, будто кольцо. Драко плавно потащило поближе к нему. — Вернее, то, что делает жизнь полноценной. Связь души и тела. Знаешь такую фразу, как «жизнь висит на волоске»? — Что ты сделал?! — Малфой попытался кричать, но выходило лишь сдавленное гулкое бормотание. — Я? Ничего, — пожал плечами Гарри. — Пока еще ничего. Всего-лишь вышиб тебе душу из тела, а так — ничего страшного. Ты пока еще живой. Но твоя жизнь в буквальном смысле в моих руках. И ты не поверишь, как я хочу разорвать этот волосок. Отправить тебя за Грань, а потом смотреть, как рвут на голове волосы Люциус и Нарцисса Малфой, когда им отдадут то, что осталось от их сына… — Не делай этого! — из голоса слизеринца тут же убралась вся спесь. — Слушай, Поттер, ну не надо… А? Ну чего ты… — Драко-Драко… — Гарри подошел к духу слизеринца, на его пальцах засияло зеленоватое сияние. Малфой взвыл, на призрачном предплечье проступили контуры какого-то рисунка. — Ты ведь хотел себе Черную Метку, верно? Клеймо, делающее волшебника фактически рабом… Хорошо, я подарю тебе Черную Метку. Только знаешь… Череп и змея — это слишком безвкусно, как по мне… Вместо этого ты будешь носить на руке другой символ. Мой собственный герб. Новый герб семейства, которое я возглавил. Драко взвыл еще раз… Вернее, захрипел от боли. На его предплечье проступили последние линии. Слизеринец разглядел наконец символику. Злобная лисья морда… А затем, не успел Малфой что-то сказать, Гарри повел ладонью над его телом — и он, вернувшись в свое тело, завыл снова, но теперь уже от ощущения безысходности. — Добро пожаловать обратно в мир живых, мистер хорёк… — Гарри рывком поднял слизеринца на ноги. — А теперь слушай сюда… Ты никогда больше не проявишь агрессии ни ко мне, ни к Кэти Белл. Никогда и ни под каким предлогом не нанесешь вред ни мне, ни ей. Ни лично, ни опосредованно, ни действием, ни бездействием. И никому, никогда, ни словом, ни мыслью, ни воспоминанием, ни записью не расскажешь о том, что здесь произошло. Запомни, — Гарри оскалился, движением ладони скрыл магическое клеймо, — твоя душа принадлежит мне! А теперь пошел вон с глаз моих… И Гарри, оставив совершенно потерянного слизеринца стоять, открыв рот, ушел в направлении своего убежища. Конечно, убивать уже не хотелось, но окончательно сбросить накопившееся напряжение Малфой ему не поможет…***
Гарри серьезно нервничал, когда завершал начертание рунного контура на полу. Еще бы он не переживал, все же это была его первая попытка, первый опыт в магии такого рода. Да и нет никакой гарантии, что плащ теней укроет все колебания магии. Нет, разумеется, ритуальный круг был проверен и перепроверен много раз, короткая, в общем-то, фраза была заучена буква в букву… Да и составители Гримуара явно давали понять, что этот ритуал был простейшим, как будто специально составленным так, чтобы результат стимулировал учеников, занявшихся магией призыва, заниматься дальше. Впрочем, с этим Гарри мог бы поспорить, по его мнению, этот ритуал был чем-то вроде испытания — хватит ли претенденту упорства заниматься магией дальше, или он — просто обезьяна, ведомая первобытными инстинктами, которая случайно нашла волшебную палочку. Гарри осмотрел комнату. Убежище, расположенное неподалеку от больничного крыла, было почти полной копией комнаты на шестом этаже. Разве что тут не было журнального столика и кресел-диванчиков. Вместо этого посреди комнаты было пустое пространство как раз для тренировок в ритуалах и магии призыва. Если что — за помощью далеко бежать не надо, да и светлый контур госпиталя немного сгладит темные колебания, если что. Гарри осмотрел получившийся узор на полу. Октаграмма, выведенная на полу. Но ни в коем случае не обведенная по кругу, иначе призванное существо не сможет добраться до призвавшего. В большинстве случаев это наоборот — обязательное условие, ведь многие младшие дива, мелкие бесы и прочая нечисть только и ждет, как бы добраться до неосторожного экспериментатора, посмевшего разорвать ткань реальности между мирами. В этих случаях символ — будь то квадрат, треугольник, пента-, гекса-, окта- или декаграмма — нужно заключить в несколько кругов из строго определенных материалов… Но этого ни в коем случае нельзя делать в трех случаях — при вызове духа-домовика, при вызове духа близкого родственника и в еще одном, совсем особом случае… При вызове суккуба. Собственно, призывом этой мелкой демоницы и занимался теперь Гарри. Зачем? Ну, во-первых, потому, что предлагать Кэти что-либо подобное было нельзя пока. Они еще не настолько близки, чтобы она согласилась на нечто большее, чем поцелуи во время вечерней прогулки. А ведь пятнадцать — тот самый возраст, когда внутри все буквально горит от желаний и стремлений. Во-вторых, бесценный опыт призыва существа из иных реальностей, коих, как Гарри подозревал, существует практически бесконечное множество. Ну и в-третьих, конечно, личное удовольствие, совмещенное с возможностью сбросить остатки Тьмы, не причинив никому ущерба и совместив приятное с полезным… Куда без этого… Вообще христианская трактовка демонологии и призываемых существ считает, что суккубы и инкубы могут иссушить свою жертву досуха, одарив ее невероятными ощущениями в постели, но забрав за это саму душу. На деле же выходила несколько иная картина. Нет, конечно, суккубы действительно питаются сексуальной энергией своих «жертв», однако ни в коем случае не заинтересованы в их гибели, ведь каждое соитие с ними сопровождается грандиозным объемом выделяемой энергии, а тратить время на поиск и адаптацию к новому человеку намного сложнее, чем постоянно подпитывать себя от одного и того же призывателя. Магглу или сквибу, на которого «натравят» суккуба, разумеется, не поздоровится, ведь за неимением магических сил демоница начнет невольно вытягивать силы жизненные, но вот у магов древности содержание таких мелких демониц при себе было чем-то вроде показателя статуса, личного магического и сексуального могущества… А многие и вовсе пользовались демоницами в качестве телохранительниц, ведь суккубы так привязываются к призвавшим их и так привыкают к определенному волшебнику, что будут защищать его тушку, не жалея собственных призванных тел. Вообще суккубы были лишь мелкими демонами, одними из слабейших и довольно легко призываемых в реальность, где похоть и разврат если не правят бал, то являются как минимум одними из основополагающих устоев современного общества. Гарри сверился с рисунком в Гримуаре в последний раз, удостоверился, что все точно-точно сделано как надо, чуть улыбнулся, движением ладони зажег восемь свечей на краях лучей октаграммы, выведенной особым составом, приготовленным загодя для ритуальных целей. В тусклом свете блеск зеркала, исцарапанного рунами, действительно казался вратами в иные измерения. Он поднялся на ноги, направил на восьмилучевую звезду мощный поток энергии, сконцентрировал всю Волю на желании и похоти. Пути назад уже не было, а потому Гарри оставалось лишь дождаться, пока магия и Воля напитают контур, и бросить одну короткую фразу на старинном магическом языке: — Явись мне, служительница страсти и порока моего, и исполни то, что предначертано твоим естеством. Треск материи мироздания чем-то напоминал звук трансгрессии домовика. Гарри завороженно смотрел на результат сотворенного ритуала. Смотрел, как покрывается мелкими трещинами моментально почерневшее зеркальце, как из этих трещин сочится мраморного цвета дымка и как из этой дымки формируется высокая фигура молодой девушки лет семнадцати. Длинные черные волосы почти до лопаток, мраморного цвета кожа, легкая и ладная фигурка, дополненная совершенно настоящими кожистыми крыльями, будто у летучей мыши, и не менее традиционными аккуратными рожками на лбу. Постепенно тело демоницы сформировалось полностью. Временное, слабое, удерживаемое в этой реальности одной только магией, но совершенно точно настоящее и материальное. Демоница сделала шаг из октаграммы, аккуратная ладошка легла Гарри на грудь, суккуб толкнула его в сторону кровати, с воистину кошачьей грацией прошествовала к нему, скользнула к магу в постель, остренький язычок лизнул Гарри шею. Тот вздрогнул. Ощущение было необычным, но от того не менее приятным. Острые коготочки царапнули Гарри по груди, располосовали рубашку, но и на волосок не рассекли ему кожу. Легкая, в общем-то, царапинка заставила волшебника вздрогнуть от нахлынувшей на него волны магии суккуба. Демоница между тем потянула вниз брюки его формы, одновременно с этим выводя Гарри на груди царапинку в форме весьма искусно украшенного сердца. Наконец, чуть поиздевавшись над своим призывателем, суккуб потянулась, расправив ненадолго крылья, уселась на Гарри сверху и удивительно нежным голосом, хоть и чуть коверкая слова, произнесла, склонившись к его уху: — Наслаждайтесь, мой господин… И Гарри прислушался к ее совету.