Печеньки с изюмом

      Мастер откинулся в кресле.       — Дамблдор, разумеется, не стал бы тебе этого рассказывать… Кому нужен осведомленный герой? Верно — никому.       — Ближе к делу, если можно, — попросил Гарри.       — Можно… — Герберт обновил чай в кружке. — Гражданская война, о которой в Британии пафосно говорят не иначе, как о Первой Магической Войне, началась, как ты знаешь, в семьдесят втором году. Причин начала бойни никто толком не знает и не понимает, ведь идеи Тома Реддла были весьма популярны в магическом обществе, и он мог бы получить власть и вполне законными путями, не растрачивая для этого больших сил и средств… Но по некоторым причинам он пошел военным путем. За почти десять лет его террора Туманный Альбион, а точнее — магическая его часть, был разорен практически до основания.       — И вы, конечно, не знаете этих причин?       — Совершенно точно эти причины знает только сам Волан-де-Морт, — Герберт пожал плечами. — Но я считаю наиболее вероятной причиной влияние Тьмы и то, что его душа оказалась расколота…       — Только не говорите, что вы верите в эти сказки Дамблдора? — попросил Гарри. — Что Тьма раскалывает…       — Я этого не говорил, — остановил его Штейнбах-старший. — Я только сказал, что его душа оказалась расколота и что на него в очень большой степени влияет Тьма. Только и всего. Ты и сам уже не раз должен был ощутить, что происходит с человеком, занявшимся темной магией, не так ли?       — Но я смог взять эмоции под контроль! — не согласился Гарри. Поняв, что мастер молча просит его продолжать, он начал объясняться: — Я понимал, когда я действую не по своей воле, а под влиянием Тьмы, и старался минимизировать это воздействие! Когда я понял, что меня охватывает Безумие — я боролся и почти всегда успевал что-то сделать. Когда Безумие толкнуло меня взять Грейнджер силой — я, чувствуя, что теряю над собой контроль, успел забросить ее и себя в Чертоги. Когда Тьма толкала меня убить или покалечить кого-то — я старался выпустить пар где-нибудь в Запретном Лесу или наводил удар на недругов… Да я даже суккуба вызвал в основном не ради страстной ночи, а чтобы просто сбросить давление. Вывести накопившийся мрак, перегнав его в энергию…       — И сделал весьма разумно, смею заметить, — Штейнбах одобрительно кивнул. — Кто-то, дабы избавиться от влияния Тьмы, использует ее энергию в накопителях. Кто-то переводит ее в чистые кристаллы Аспекта Тьмы, кто-то использует ее в защитных чарах или для усиления Источников… Хотя, на самом деле, ты не первый, кто придумал использовать демониц страсти для, как ты выразился, «сброса давления», но так поступает мало кто — уж больно рискованно… А что до нашего основного вопроса с влиянием на Тома Реддла — я могу тебе сказать, что происходит. Только дослушай меня до конца, хорошо?       — Да, мастер, — потупился Гарри. Ему на секунду стало стыдно за свой срыв.       — Хорошо. Тогда я продолжу, с твоего позволения, — Герберт сделал глоток чая. — Так вот… Про расколотую душу я тоже сказал не для красного словца. Ты, Гарри, пока еще не готов к этому знанию, хоть оно и содержится в твоем Гримуаре. Душа — крайне устойчивая к магическому воздействию сущность, — Гарри кивнул, о душах он уже начал читать, когда занялся магией призыва. — Настолько устойчивая, что многие считают ее неделимой, бессмертной сущностью. — Штейнбах замолк на мгновение, словно сомневался, говорить Гарри следующие слова или нет. — Но тем не менее душу можно расколоть. И извлечь ее часть без катастрофических последствий для тела и жизни человека.       — Я не знал этого, — Гарри сглотнул. Он уже достаточно много знал о душах, чтобы примерно понимать, какие муки должен испытать человек, расколовший, по сути, саму свою сущность.       — Конечно же, ты не знал, — согласился Герберт. — Как я уже сказал, ты пока еще не добрался до этого знания. Это высшая некромантия. Настолько темная магия, от которой даже у меня порой мороз по коже, а ведь я занимаюсь темными искусствами уже почти полтора столетия и видел материи куда как более глубокие и темные… Но именно эта магия заставляет меня дрожать… — Штейнбах сглотнул. — Ритуал Крестража… Я не буду пока раскрывать тебе всей его сути, но кое-что, что ты поймешь — расскажу. Крестраж — это магический оттиск волшебника, помещенный в специальный неживой носитель. Если правильно его сотворить, то в предмет, который и называется крестражем, помещается оттиск, содержащий все знания, воспоминания, эмоции, чаяния, планы и привязанности человека на момент сотворения ритуала. И чтобы эта магия не развеялась со временем, человек закрепляет ритуал частью своей души. Как правило, отдается половина.       — Но зачем это делать? — Гарри сглотнул.       — А ты слушай внимательно — и все поймешь, — Герберт сделал еще глоток чаю. — При правильном обращении, если ритуал сделан по всем правилам и со всеми мерами предосторожности, со временем человек восстановится от столь страшных повреждений, а его душа обретет целостность, ведь все в этом мире стремится к тому, чтобы быть единым целым. Но этот процесс занимает годы, если не десятилетия. В это же время душа, привязанная к крестражу, не развивается, а наоборот — деградирует, медленно, но верно обращаясь в простую неразумную энергию. — Штейнбах почесал нос. — Суть же ритуала состоит в том, что после смерти человека его друзья или последователи могут взять крестраж и воскресить своего друга или владыку… Для этого нужно добыть для него тело — вырастить гомункула, отправить какую-нибудь жертву целоваться с дементором или просто ритуально убить кого-то не более чем за четверть часа перед подселением крестража в тело…       — Кажется, я понял, — Гарри сглотнул. — Там, на кладбище, в день возрождения Волан-де-Морта… Хвост, ну, то есть Питер Петтигрю… Он бросил в котел какое-то тело. Мне показалось, что это какой-то уродливый младенец…       — Именно так, — кивнул Штейнбах. — Этот «младенец», вероятнее всего, был гомункулом на первой стадии его роста… Ну или просто у какой-то женщины похитили младенца, прибили его и подселили туда дух Волан-де-Морта… Поступок вполне в его духе, особенно если учесть, что Волан-де-Морт создал даже не один крестраж… Лично я склонен считать, что их шесть или семь. И не факт, что все они были сотворены по всем правилам… В пользу этого говорит очень много фактов. В частности то, что он сходил с ума не за один раз. Его безумие проходило в несколько этапов. Я склонен думать, что каждый раз, как его помешательство становилось все большим, был лишь последствием сотворения очередного крестража.       Гарри похолодел. Даже не от того, о чем они говорили, а от того, каким именно тоном это было сказано. Будничным. Мастер говорил совершенно обычным, ровным тоном, таким, каким праздный зевака рассказывает друзьям или коллегам о политике или об акциях на бирже. На секунду Гарри стало страшно от осознания того, насколько жуткими знаниями обладает Штейнбах-старший, раз даже рассказы о столь темных магических манипуляциях его не слишком-то смущают. Мастер между тем продолжал:       — Да… Впрочем, сейчас речь не об этом. Речь о другом. Волан-де-Морт так опасался собственной смерти, что, дабы избежать ее, пошел не только на сотворение многочисленных крестражей. В числе прочего — он прислушался к некоему пророчеству.       — Пророчеству? — не понял Гарри.       — Да, Гарри… К пророчеству. Тому самому, после которого он явился в дом Поттеров, а его люди наведались в дом к Лонгботтомам.       — Откуда вы знаете о случившемся, — насторожился Гарри. — Вы ведь не могли этого знать…       — Разумеется, не мог, — согласился Штейнбах. — Я и не знал до определенного времени. Если быть до конца честным — не знал до того самого дня, когда Волан-де-Морт явился в ваш дом.       — И как узнали?       — У меня есть свои певчие птички в Отделе Тайн. Это такое место в Министерстве Магии Британии, где сейчас занимаются тем, чем должны, по уму, заниматься все волшебники без исключения — раскрывают тайны магии и законов мироздания, — Штейнбах сделал еще глоток чая. — В общем, одна такая птичка при очередном обходе зала, где хранятся пророчества, обнаружила, что к старым записям прибавилось новое, совершенно недавнее пророчество. Естественно, им стало любопытно, каким образом оно было произнесено и почему никто не обратил на него внимание… Мало того, от прикосновения к записи сотрудники Отдела Тайн начинали сходить с ума, что в корне отличалось от нормального положения вещей. Конечно, прочесть пророчество могут лишь те, к кому оно относится, но у бойцов Отдела Тайн тогда уже были средства, чтобы обойти это ограничение… В общем, «птички» сделали копию, которая сейчас и стоит на полке, а оригинал отдали мне — хотели разобраться, что происходит.       — И вы помните его?       — Разумеется, — Штейнбах улыбнулся. — На записи лежало довольно мощное проклятие светлой природы. Я не стал тогда говорить, кто автор проклятия, но меня об этом, впрочем, и не спрашивали…       — Дамблдор, — догадался Гарри.       — Именно, — согласился Мастер. — Он же, судя по всему, и принес пророчество в Зал. Непонятно только, зачем ему это было нужно. В общем, я снял чары, хоть это и заняло неприлично много времени. И, разумеется, услышал весь текст пророчества. Цитирую: «Грядёт тот, у кого хватит могущества победить Тёмного Лорда. Рожденный теми, кто трижды бросал ему вызов, рождённый на исходе седьмого месяца… И Тёмный Лорд отметит его как равного себе, но не будет знать всей его силы… И один из них должен погибнуть от руки другого, ибо ни один не может жить спокойно, пока жив другой». Ни на какие мысли не наталкивает?       Гарри задумался. Могли ли его родители трижды бросать вызов Темному Лорду? По идее, могли, если бы не одно «но» — Волан-де-Морт не был Темным Лордом. Такое положение нужно заслужить. И притом весьма нетривиальными поступками. Убийства и террор магглорожденных… За такое можно получить разве что срок в Азкабане и статус маньяка-психопата в магическом сообществе, но никак не титул Темного Лорда, носить который достойны лишь несколько человек, постигших магию на высочайшем уровне. Пожалуй, Герберт мог бы быть Темным Лордом… А вот безродный полукровка по имени Том Реддл… Нет, точно нет. Штейнбах, казалось, уловил его мысли.       — Да. Именно так, Гарри, — кивнул он. — Конечно же, самозванный Лорд Волан-де-Морт принял столь вовремя произнесенное пророчество на свой счет. А если учесть, что твои родители трижды отражали атаки, возглавляемые им самим… в общем, ты сам все понял. И я бы тоже думал, что так оно и есть, если бы только Волан-де-Морт действительно был Темным Лордом.       — Кто произнес это пророчество? — Гарри заскрежетал зубами. — Если вы это знаете, мастер, то умоляю — скажите. Я должен знать, кто виновен в гибели моих родителей. Истинно виновен. Волан-де-Морт лишь исполнил чужую волю, приняв этот бред на свой счет. Он тоже понесет свое наказание, но сначала… Сначала я хочу встретиться с человеком, произнесшим эти слова… Хочу увидеть ужас в глазах, когда мы встретимся…       — Ты уже встречался с этим человеком, — чуть усмехнулся Штейнбах. — Пророчество, если верить записи, было произнесено некой Сивиллой Трелони. Твоей, да простят меня боги, учительницей прорицаний. А слышали текст как минимум двое. Альбус Дамблдор и Северус Снейп, шпионивший за Дамблдором для Волан-де-Морта… Полагаю, именно он и рассказал Волан-де-Морту о содержании пророчества.       — Тварь… — процедил сквозь зубы Гарри.       — Увы и ах… В общем, услышав это пророчество, Волан-де-Морт явился в ваш дом и устранил, как он полагал, угрозу для себя. Вернее, попытался это сделать…       — Вы сказали, что пророчество не имело отношения к Волан-де-Морту, — напомнил Гарри.       — Разумеется.       — Тогда к кому оно имело отношение?       — Скажи мне, Гарри, — Штейнбах-старший стал сама серьезность, — что ты знаешь про Эурис?       Гарри вздохнул вхолостую. Он думал, что услышит имя Грин-де-Вальда или, быть может, Мерлина, Мордреда, Морганы или кого-нибудь еще из великих темных волшебников прошлого, поступки которых вполне могли тянуть на имя Темного Лорда. Черт, да он бы даже не удивился, если бы услышал имя кого-то из известных вампиров или такого человека, как Николас Фламель… Но вот услышать имя Тени он не ожидал. Гарри даже на миг не усомнился в серьезности слов Штейнбаха. О таком не шутят.       — Вы думаете, что Тень будет искать способ вернуться в этот мир?       — Я не думаю, — покачал головой мастер. — Я уверен в этом. Первые «маячки» этого уже сработали. Все больше и больше признаков указывают, что вскоре Эурис минует Ловчие Тропы и найдет проход в нашу реальность… Полагаю, ты знаешь, про что я говорю?       Гарри сглотнул. Да… Он прекрасно знал, о чем говорит Штейнбах.       Ловчие Тропы… Крошечные магические линии, что отделяют одну реальность от другой, позволяя тем же демонам проникать из своей реальности в нашу только по своеобразному «приглашению». Таким «приглашением» выступают ритуалы призыва, что, по сути, временно «прокалывают» Тропу и дают «гостю» из иной реальности возможность миновать тех самых Ловчих — могущественных сущностей, что ходят по Тропам и неусыпно следят за целостностью миров. Увы, Гарри не встречал ни одного описания этих самых Ловчих, но полагал, что это и к лучшему. Едва ли сущность, способная перекрыть дорогу даже старшим демонам, позволит кому-то из смертных описать себя. Да и вообще выжить при встрече с собой. Гарри не сомневался — Ловчие вполне в состоянии выпить жизненные силы из смертного, лишь находясь с ним рядом. Бывали, разумеется, случаи, когда демоны или Тени проникали в нашу реальность и без ритуала, но таковых были единицы, и каждый раз это не заканчивалось ничем хорошим.       — Я вижу, ты понимаешь, о чем мы с тобой говорим, — кивнул чернокнижник. — Тем лучше. Ведь если Эурис прорвется в наш мир и найдет подходящее тело… Ты хоть примерно понимаешь, чем и как именно мы рискуем?       — Всем миром…       — Именно, — Герберт поднялся с места, принялся расхаживать по комнате. — Конечно, к тебе то пророчество имело еще меньшее отношение, чем к Волан-де-Морту, но ты — талантливый маг с огромным даром и обостренным сверх всякой меры чутьем. Если тебя правильно обучить — у нас, в сочетании с остальными магами Крепости, будет хотя бы минимальный шанс если не безболезненно отразить вторжение, то хотя бы отстоять наш мир.       — Но почему я? — не понял Гарри. — Я ведь не слишком сильный волшебник.       — Потому что ты — символ. Пусть и падший, но символ для многих волшебников. У тебя есть связи как минимум с тремя волшебными школами по всему миру. За тобой пойдут, если показать ситуацию под правильным углом. В конце концов, — мастер чуть улыбнулся, — кто тебе сказал, что ты — не слишком сильный волшебник?       Гарри не нашелся, что на это ответить. Мастер Чернокнижия чуть улыбнулся.       — Времени не так уж много, но несколько дней на то, чтобы ты закончил свои дела в Хогвартсе, я могу тебе предоставить, — Штейнбах уселся обратно в кресло. — Собери самые необходимые вещи, забери свою демоническую прислужницу, сделай свои дела, какие собирался… Да, то дело с часами… Его тоже можешь исполнить, я тебя осуждать за него не буду. Словом, как закончишь — сразу же беги в трактир «Золотая подкова», что на окраине Хогсмида. Алекс будет ждать тебя там до следующих выходных включительно в любое время дня и ночи.       — А потом?       — А потом я как Мастер приму тебя на обучение, тем самым разорвав твой прежний контракт с Хогвартсом.

***

      Хлопок портала — и вот они уже стоят неподалеку от трактира «Три Метлы». Студенты Хогвартса как раз заканчивали совершать покупки, пить сливочное пиво в пабах и просто спокойно проводить выходной, а потому Гарри, которого доставил к Хогсмиду Алекс Штейнбах, ничего не стоило, попрощавшись с провожатым, смешаться с плохо организованной толпой студентов Хогвартса и, абсолютно не привлекая внимания к своей персоне, просочиться в замок вместе с остальными. Вот только он, в отличие от остальных учеников, не спешил направляться ни на поздний в выходные дни ужин, ни в гостиную своего факультета, в которой старался не задерживаться ни на минуту больше необходимого. Вместо этого он влетел в одно из своих потайных убежищ, где оставлял суккубу.       — Рия!       — Да, мой господин? — демоница, казалось, возникла из ниоткуда, хотя Гарри прекрасно чувствовал ее невидимое присутствие с момента входа в комнату.       — Через два дня максимум мы должны покинуть стены Хогвартса, — предупредил он. — Сегодня у нас суббота, она не в счет, равно как и завтрашнее воскресенье. Никто не удивится, если я не буду никому попадаться на глаза… А вот в понедельник… В общем, мне нужно, чтобы ты выиграла для меня день без вопросов со стороны остальных студентов. А для этого…       — Мне нужно будет сыграть Кэти Белл?       — Рия… Еще раз без разрешения попытаешься скопировать мои знания — накажу.       — Мой господин хочет поиграть в хозяина и провинившуюся служанку? — похотливо мурлыкнула демоница.       — Нет пока. Однажды — может быть, но не сейчас, — Гарри щелчком пальцев заставил чайник закипеть, принялся заваривать себе растворимый кофе. — Тебе нужно будет в понедельник талантливо прикинуться Кэти Белл так, чтобы ни один ее друг или подруга не заподозрили в тебе подмену.       — Я не смогу, — покачала головой суккуб. — Ну, если опираться только на твои знания. Мне нужна память ее подруг или близких, чтобы составить целостную картинку.       — Будет, — кивнул Гарри. — Принимай внешность Кэти и стартуй в гостиную Гриффиндора. Встретишься там с Анджелиной и Алисией. Ближе них у Кэти в Хогвартсе никого нет.       — Хорошо, мой господин. А вы что собираетесь делать?       — А мне нужно немного подготовиться к уходу. Собрать вещички и унести с собой кое-что, что мне пригодится больше, чем Хогвартсу в его нынешней форме.       — Все не откажетесь от идеи выкрасть драгоценные камни в часах очков факультетов?       — Ага, точно, — Гарри почесал нос. — Сама подумай… Богатейшее сокровище, на которое можно построить второй Хогвартс и оборудовать его по последнему слову магии и технологии. И для чего оно используется?! Для подсчета очков!       — Глупое расточительство, — согласилась суккуб. — Но вы…       — Рия, мы, кажется, договаривались про переход на «ты»?       — Хорошо… Ты не думал, что там могут оказаться стекляшки? Ведь часам отсчета очков уже много столетий, едва ли за столь длительное время никто не догадался до того же, что и вы.       — Даже если и так — я буду точно знать, что хотя бы попытался. Лучше сделать и жалеть, чем не сделать и жалеть… — Гарри залпом выпил кружку кофе. Святотатство, конечно, но времени растягивать чашечку напитка на полагающиеся полчаса не было. — Собирайся. Нас ждут великие дела.       Весь субботний вечер и почти все воскресенье прошли для Гарри с Рией совершенно незаметно. Конечно, суккубу пришлось отвлекаться периодически на беседы с Анджелиной и Алисией, чтобы не вызывать подозрений, а Гарри приходилось иногда отбиваться от излишнего внимания со стороны бывших друзей, но в целом им не слишком мешали. Рия даже успела выяснить пусть и не секретные, но все же приятные сведения, приоткрывшие тайну того, как близнецы Уизли оказались в больничном крыле с травмами паховой области и целым комплексом мерзопакостных проклятий на двоих: Анджелина, стоило ей только узнать о том, что периодически в ее постели Фреда заменял Джордж, устроила рыжим бурю в пустыне. Гарри лишь улыбнулся. И правильно… нельзя таким людям, как Уизли, размножаться. Нельзя…       Гарри закончил планировать операцию, достойную статуса похищения века в магической Британии. Несколько раз он как бы случайно оказывался у гигантских песочных часов, в колбах которых скрывались настоящие драгоценные камни, прислушивался к токам магии и материи, анализировал чары, оплетающие колбы. Выводы были вполне ожидаемые. Собственно, этими выводами Гарри и делился с суккубом, пока они сидели в одном из убежищ.       — Так… Давай считать, — Гарри нарисовал на пергаменте цилиндр. — Высота каждой колбы — два с половиной метра. Радиус — чуть больше тридцати сантиметров, — он принялся быстро делать примитивные расчеты. — Семьсот шесть тысячных кубометра с копейками. Удельный вес рубина — три целых и восемьдесят пять сотых, то есть в часах почти две и три четверти тонны рубинов… Дальше… сапфиры… примерно столько же, погрешность минимальна… Почти двадцать центнеров изумрудов, у них удельный вес меньше… И, наконец, почти две с половиной тонны чистых алмазов из часов Хаффлпафф. Каждый камень строго огранен, они почти что идентичны по размерам.       — Примерно два карата каждый, при размерах часов они действительно похожи издалека на песок — добавила Рия, тоже рассматривавшая часы, хоть и не так активно, как Гарри. — Памятуя, что цена за карат изумруда стартует от пятидесяти галлеонов, а на алмазы, рубины и сапфиры — и того больше, то выходит очень и очень солидный куш. Особенно если учесть, что это натуральные камни. Ну, разумеется, если нас с тобой никто не опередил.       — Я все проверил, — покачал головой Гарри. — Колбы запаяны намертво, от содержимого веет характерной для именно этих драгоценных камней энергией.       — Страшновато все же, — озвучила его мысли Рия. — Конечно, ничего не будет стоить связать похищение камней и твое исчезновение, да и сумма такая, что едва ли даже гоблины согласятся все это купить… Почти шесть миллиардов галлеонов. За такую сумму на нас могут открыть охоту во всем магическом мире.       — Я не собираюсь вот так сразу открываться, — пожал плечами Гарри. — И уж тем более не собираюсь продавать эти драгоценности вот так разом. Драгоценные камни — это то, что никогда не падает в цене. Передержу их у себя некоторое время. Может, даже несколько лет или десятилетий. Впрочем, паника и не поднимется, потому как сокровища мы заменим подделкой.       — Ты уже приготовил замену?! — ахнула Рия. - В таких количествах?!       — Ага, точно, — Гарри поднял с пола четыре примерно одинаковых мешочка. — Стекляшки соответствующих цветов. Наколдовал, пока занимался основным планированием операции еще в самом начале сентября. Объем и огранка примерно те же. Профессиональному ювелиру сразу бросится в глаза, но среди студентов и учителей таких, разумеется, нет.       — Повторим план?       — Угу, — Гарри развернул перед собой Карту Мародеров. — Так… Операцию начинаем в час ночи ровно. К этому моменту уже даже самые поздние полуночники возвращаются в спальни, а патрули старост и дежурных учителей находятся достаточно далеко от Большого Зала. Я пользуюсь мантией-невидимкой, прохожу к часам, снимаю защитное плетение чар. На это у меня уйдет около десяти минут, не больше. Чары там примитивные. Далее я вскрываю колбу и начинаю стравливать в сумку камни. На это уйдет минут по семь на каждые факультетские «часы». Ладно, пусть полчаса в сумме. Наполнить колбы подделкой — по три минуты на каждую. Пусть четверть часа на все, чтобы с запасом… Запаять и вернуть плетение — не более двух минут.       — Почти час на всю операцию, — покачала головой Рия. — Многовато.       — Все это время ты будешь меня страховать, — продолжил Гарри. — Будешь поглядывать на Карту Мародеров, отслеживая патрульных и, случись что, «встречать гостей». Только не до смерти.       — Хорошо, господин…       — Закончив с подменой, я ухожу из Хогвартса под мантией и направляюсь к Хогсмиду, там меня ждет провожатый. А ты принимаешь мой облик и с ним находишься в Хогвартсе еще несколько дней, чтобы не так в глаза бросалось и чтобы мое исчезновение не совпало с днем подмены камней. После этого — например, в пятницу, ты уходишь из Хогвартса и прибываешь ко мне. Я позову тебя к себе по привязке. — Гарри выдохнул. — Ну, как тебе?       — Дурацкий план.       — Я знаю, — кивнул Гарри. — Так ты со мной?       — Естественно.       Весь день перед началом операции Гарри не находил себе места. План похищения почти одиннадцати тонн драгоценных камней был шит гнилыми белыми нитками, слишком многое было банально завязано на удачу и на то, что никто сразу не определит подделку. Собственно, за размышлениями и дополнительными разведывательными действиями и прошел весь день. Основная часть вещей — книги, инструменты, вещи и небольшой запас растворимого кофе — была передана с Кикимером в дом на площади Гриммо, а то немногое, что пока еще оставалось с Гарри, в дальнейшем полагалось либо уничтожить как улики, либо забрать с собой. Единственное, в чем он был уверен — так это в том, что Рия справится с имитацией его личности просто на «ура». Относительно Кэти же думать особенно не пришлось. Рия пообещала, что сумеет навести фантом, не отличимый от девушки внешне и морально.       Как бы там ни было, это был едва ли не последний шанс завладеть подобным сокровищем, и упускать его Гарри не собирался.       Как только часы указали на половину первого ночи, он в компании Рии покинул гостиную Гриффиндора, предусмотрительно завернувшись не только в мантию-невидимку, но и на всякий случай оградив их еще и «плащом теней». Шли осторожно, постоянно сверяясь с Картой и вращая головой на все триста шестьдесят градусов, дабы высмотреть малейшее расхождение с привычной картиной, услышать даже минимальный звук в ночной тишине замка Хогвартс. Впрочем, пока все было тихо. Ровно за минуту до того, как склянки пробили час ночи, они уже стояли у дверей Большого Зала.       — Начинаем, — шепнул Гарри своей спутнице — и через мгновение припал к плетению чар, распутывая его, будто запутанный клубок ниток.       При желании он мог бы и просто разрушить эту защиту, но так грубо поступать было нельзя. Конечно, это было бы быстрее, но тогда о происшествии тут же узнал бы Дамблдор, а уж как директор поведет себя, получив сообщение о повреждении защитных чар замка, Гарри не хотел даже думать. Да и думать, собственно, было не о чем, вариант был всего один… Так что приходилось действовать хитрее и образовывать в хитросплетении чар вокруг часов своего рода проем или арку, в которую спокойно пролезет и рука похитителя, и сумка, и еще что-нибудь.       Почти через десять минут последняя линия защитных чар пала. Гарри выдохнул и потянулся к безразмерной сумке. Счет времени пошел на минуты. Такое снятие чар не выдать за академический интерес, это уже реально классифицируется как попытка совершить преступление. Щелчок пальцев, казалось, эхом прошел по всему замку, стекло первой колбы обзавелось отверстиями именно там, где Гарри и планировал. Драгоценные камни песком посыпались прямо в сумку с незримым расширением. Первая колба пересыпалась, подделки заняли место настоящих изумрудов, а Гарри перешел ко второй колбе, на сей раз — с сапфирами. Вторая колба. Третья. Четвертая… Все еще не веря в собственную удачу и в успех столь дерзкого похищения, он сверился с часами. Более семи минут на восстановление колб и возврат плетений.       Наконец вся работа была закончена. Гарри выдохнул, быстро пошел к суккубе, что ожидала его, прикрывшись «плащом теней» и чарами невидимости, у входа в Большой Зал.       — Все, сворачиваемся, — объявил Гарри. — Я — в Хогсмид, ты — в гостиную Гриффиндора. Если поднимется шум — ты ничего не знаешь, не видела.       — Хорошо, господин, — поклонилась ему Рия.       — Тогда — удачи.       — И вам удачи, мой господин.       Рия сделала реверанс — и абсолютно бесшумно, как будто шествуя по воздуху, растворилась на лестницах. Гарри же направился к коридору на третьем этаже, где располагался тайный ход из Хогвартса в подвал «Сладкого Королевства», кондитерской Хогсмида. Выходить через главные ворота он не собирался, уж больно много следящих чар было на них навешано, в том числе и чары, отмечающие, кто из студентов и когда покидал школу и когда возвращался в нее, так что он решил уходить по одному из тайных ходов. Гарри не сомневался — уж если Фред и Джордж Уизли в свое время обошли сигнальные чары и спокойно таскали со склада всякие сладости, то и ему не составит труда аккуратно выскользнуть из заведения. В худшем случае он пересидит на складе до открытия лавки и улизнет, растворившись среди посетителей.       — Прости-прощай, дорогой Хогвартс, — проговорил он, спрыгивая в тайный ход. — Едва ли мы еще увидимся, но, может быть, однажды нас ждет новая встреча. Если так — пусть она произойдет в более приятных условиях.       Гарри замолчал на пару секунд, прислушался и, удостоверившись, что все в порядке, пошел вперед. Лишь перед самым выходом из тайного хода он остановился и, не оборачиваясь, проговорил снова:       — Прощай, Хогвартс…